Кн. 1, Ч. 2, Гл. 27

               
  Серафима спешила домой – к своему аду, который – она это чувствовала – был совсем близко.  Странные люди,  без жалости, с больными, напуганными душами, на службе у Женщины Без Лица – но идут они не за помощью, идут, чтобы забрать то, что им не принадлежит. Что ж, она сделала, что могла, удерживая и этих, и тех. Сил осталось совсем мало, но она попробует их задержать. А пока надо срочно вызвать Вареника и позвонить в районное отделение Коленьке Сурядкину, доброму другу – пусть высылает своих ребят. Огонь близится. Может, успеют…

Она не вошла – влетела в дом, подозвала собаку, сначала сунула за ошейник записку для Коленьки, затем сунула собаке под мокрый нос куртку Вареника: - Беги, Дарушка, к Коленьке, потом найди Вареника, приведи сюда.

Дарушка тявкнула, потом жалобно взвизгнула, лизнула ей руку. Она не хотела покидать хозяйку, она готова была её защищать! Серафима покачала головой – чует ад собачье сердце. Сама вывела за ворота, подтолкнула. Дарушка жалобно оглянулась – и понеслась чёрной тенью вдоль улицы – она была надёжнее любой телеграммы, любого звонка.

Серафима вернулась в дом – ну что ж, она готова, и звать на помощь не будет.

… Рёв мотоциклов взорвал мирную тишину посёлка. Серафима внимательно смотрела в окно. Одна единственная дорожка к дому витиевато кружила по участку, тщательно огибая гряды, завивалась спиралью, делала петли – эта дорожка была для гостей, сама Серафима передвигалась иначе, ступая меж гряд на строго определённые участки, каждый раз новые и ведомые лишь ей.

Но двое, молодой парень и красивая девушка с холодным лицом, не обращая внимания на ровные ухоженные гряды, шли по ним напрямик к дому, чертыхаясь, спотыкаясь о специально разложенные камни, топча душицу, шалфей, календулу, готовый к сбору дурман, стрелы отцветшего ятрышника… Третий остался стоять у калитки.

Стук в дверь.

- Не заперто, - отозвалась Серафима.

Вошли. Знала, зачем пришли, не смотрела, берегла силы.

- Говорят, у вас в лесу ягод да грибов полно, - начал парень.

- Много, - согласилась Серафима. – Опята да волнушки, за болотом свинушки, лисички были – да сплыли, белых дождёмся – тогда и посмеёмся.

- К вам тут двое наших ребятишек за грибами не забредали? Давно ушли – боимся, не заблудились ли… - перебил её парень.

- Не знаешь дорог – зачем ноги волок? Голова дурная – почто ноги страдают?

- Ты мозги не пудри, старая, - девушка, казалось, начала терять терпение. – Знаем – общие друзья рассказали – есть тут у вас в лесу сторожка…

- Если такие умные – зачем ко мне пришли? – Серафима поджала губы, не поднимая глаз, её руки продолжали привычно лущить горох.

- Да неохота по лесу таскаться, старая. Ты уж пожалей наши молодые ноги, покажи дорогу в сторожку, а наши железные кони дом посторожат.

- В каждом лесу своя сторожка. К каждой сторожке своя дорожка. Дорожек в лесу много – сторожка одна. Иди по любой – куда-нибудь да выйдешь.

- Шутка шутке рознь. Бывают такие – голова и тело поврозь. Ладно, пошутили – и хватит. Так где, говоришь, сторожка Димычева?

- На что вам сторожка – пустая одёжка? Жить в гостинице приятней – и обнова, и занятие.

- Да не пустая одёжка. Девица там живёт с ненормальным братцем – не слыхала, что ли?

- Что слыхала, то не видала. А девица если и живёт – то, как водица, с пальцев сойдёт. Кто же нынче нормальный? Только Бог – да он дальний.

- Кончай зубы заговаривать, старая. Терпение моё не железное. Обойтись-то и без тебя можем.

- А ежели без меня дорогу знаете – почто старую терзаете?

- А то, что знаешь слишком много, а молчание-то золото, - и парень медленно достал из кармана пистолет с глушителем, повертел в руках, вытянул вперед, с прищуром, словно любуясь.

- Молчание золотом купишь, а серебро за бриллиант не добудешь.

- А мы не бриллиантом – а макаром. Знаешь такую игрушку?

- Я много знаю игрушек, и матрёшек, и погремушек, только среди железа нет моих подружек.

- Сейчас будут, - пообещал парень, зеленея от злости, и щелкнул затвором.

Тогда Серафима вскинула голову и направила взор прямо в его глаза. Парень вдруг закашлялся, захрипел, схватился за горло, словно свитер вдруг начал его душить.

- Ниса, стреляй в неё, - просипел он, корчась, кашляя и сгибаясь в три погибели.

- Придурок ты, Живчик! – прошипела презрительно девушка, но не сдвинулась с места. – Отходи к двери. Бабка, отпусти его. Я могу ведь и без железки обойтись – и никто не поймет, отчего подохла!

Тем временем задыхающийся Живчик судорожно пытался направить оружие в сторону знахарки. Рука его ходила ходуном – Серафима ослабила нажим и перевела взгляд на руку. Кисть Живчика онемела – но было уже поздно.  Глухо щёлкнул слепой выстрел, Серафима схватилась за грудь и упала.

- Ублюдок, ты всё испортил! – Ниса вскинула свой маленький изящный глок, и Живчик рухнул рядом с Серафимой. Следующую пулю она всадила в старенький телефонный аппарат.

 Не теряя времени даром, Ниса выскользнула за дверь, на ходу надевая шлем. Через минуту её Харлей рванул к лесу. Следом мчался Корда.
Когда-то отец Нисы охотился в этих лесах и жил у приятеля-лесника в сторожке. Ниса уже не помнила мест, но ничего, память детства не подведёт, она не заблудится.
…

Вареник не слышал выстрела, но успел увидеть сизый мотоциклетный дым, стелющийся по дороге, ощутить его удушливую вонь. Мыча и воя, Вареник подполз к лежащей Серафиме, ткнулся носом в грудь, как собачонка – Серафима открыла глаза.

- Беги в сторожку! – четко и раздельно произнесла Серафима. – Спасай детей!
 
Вареник замотал головой и снова застонал, приподнял её голову.

- Со мной всё в порядке! Беги! Ты им нужнее. Быстро! – прикрикнула она сурово. -  А я  Коленьку дождусь.  Брось меня – и беги…

И Вареник подчинился. Если Серафима говорит – так нужно! Он сделает всё, что сможет.

Вареник бежал через просеку – своим любимым кратчайшим путём, перепрыгивая пни и проваливаясь в ямки, словно мячик на игрушечном футбольном поле. Он знал здесь каждый камушек и каждую веточку. Он спешил изо всех сил, он  обязан был выполнить задание.

…
Лео сумел добраться до ручья, и теперь, отбросив костыли, отдыхал, сидя на пне. Рядом стояла кастрюля с пригоревшей кашей, которую он пытался отскрести ветками и песком. Все было бы прекрасно, если бы не комары и мошки, они ему приелись более всего прочего. Когда же наконец это закончится, и они покинут избушку? Лео мечтал очутиться с Еленкой в уютной теплой комнате, и чтобы ей не приходилось так надрываться. Он привык к бытию в лесу, но теперь знал, что есть другая жизнь, и стремился встать на ноги, чтобы вернуться к ней, не обременяя собой любимую.

Кажется, он всё-таки не совсем справился с заданием… Странные звуки в лесу, от которых он успел отвыкнуть, будоражили и настораживали. Может, туристы? Елена скоро вернётся, и всё расскажет.

Лео счастливо улыбался, представляя её тёплые заботливые руки, нежные губы, грядущую ночь, полную сладостного ожидания чуда. Силы тогда, казалось, переполняли его, он долго не отпускал девушку, оттягивая тот момент, когда она скажет: «Тебе пора спать!» - и ускользнёт.

Вареник выскочил прямо перед ним, разрушив чары, как чёртик из табакерки, всклокоченный, возбуждённый, он тяжело дышал, широко раскрывая рот – и почти сразу за домом послышались голоса: - Обыщи дом, я постою у двери! – Говорил девичий голос, незнакомый и резкий.

Лео даже не успел испугаться. Вареник, не объясняя ничего, сдёрнул его с пня, и они вместе покатились в овражек, в который по жёлобу стекала вода из родничка. Потом заставил ползти по нему, выкарабкиваться наверх, подгоняя мычанием и  хлопками по спине, пока сам не запнулся и не рухнул без сил. Лео отлетел в сторону, ударился головой о пень и потерял сознание.

Тогда Вареник, не умея плакать, завыл протяжно и отчаянно, от бессилия и страха, что не сумеет исполнить то, что обещал Серафиме.

Вареник утер  пот, оттащил Лео подальше, под корни большого дерева, укрыл своей курткой, потом поднялся и побежал к избе. Где же девочка? Он должен отыскать её, он вцепится в глотку этим собакам, он не позволит её увести! Он… он их растерзает! Небывалая ярость и гнев, давно забытые, завладели им. Он выбежал на поляну, взвыл – Ниса, обернувшись, послала с мотоцикла ещё одну пулю. Вареник успел добежать только до колодца – и рухнул там, скорчившись, словно большой корявый корень…

А сзади огонь уже пожирал избу лесника.