Где жопа у жука?

"Пигидий (пигидиум, лат. Pygidium) — задний отдел брюшка ракообразных, насекомых, кольчецов и вымерших трилобитов[1]. Он включает анальное отверстие, а у самок может также включать яйцеклад. У муравьёв и ос пигидиум — это тергит 7-го абдоминального сегмента". Википедия

Будни красной журналистики

Я давал себе слово не приходить в штат газеты «Ленинградская правда». За долгие годы внештатника изучил я эту компанию монстров вдоль и поперек.


Восемь лет я верой и правдой служил в доблестной пожарной охране Ленинграда. И – публиковался везде, где мог. И допубликовался – пригласили на работу старшим литсотрудником детского журнала с инквизиторским, как писал Сергей Довлатов названием «Костёр». В отделе оформления, над головой главного художника Саши Аземши висела развеселая цитата из «Рабфаковки» Михаила Светлова: «Жанна д'Арк отдает костру. Молодое тугое тело…»


Отслужил я в детском журнале всего ничего – четыре года, как и в нем разгорелась пламя гражданской войны. И пошли мы –стенка на стенку. Только кости хрустели! В результате монстр Сахарнов, главный редактор, он мастерски притворялся детским писателем – маринистом, разжаловал меня из старших литсотрудников в учетчики писем. И даже устроил в фотомастерской, которую я завел, обыск, в котором участвовал целый ментовский капитан. При нем был главным понятым заведующий отделом прозы Олег Орлов. Искали антисоветчину и порнуху. Нашли дурака – держать такую компру в лоне детского журнала!


И тут мне позвонила давняя знакомая Галя Сапунова.


-Терёшкин, а ты не хочешь прийти работать в нашу контору? Знаю, все знаю, что у тебя рвота на нее. Но Игорь Чурин уходит в секретариат, меня ставят на его место – завотделом информации. И кому я смогу передать рубрику «Человек и природа»? Кто еще будет биться не щадя живота своего, с шашкой наголо за береги природу – мать твою?


И участь моя была решена. Главным мучением была манера ленправдистов править тексты своих же журналистов и авторов. Крысиным чутьем они чуяли всякую инакомыслящую букву, и херили ее. Злобно. Истово. Как их правили, так и они вздергивали на дыбу. И сколько раз я обливался невидимыми миру слезами, когда выходил мой выстраданный, с любовью написанный репортаж, от которого не оставалось даже рожек и ножек! Это была даже не кастрация, это была лоботомия. Пердимонокль! И главное для меня было – держать флаг, не поддаваться сучьему страху – да не пиши ты этого, все равно вычеркнут…


Но было и еще одно издевательство – столь же извращенное. Ответы на письма трудящихся. Их приносили в редакцию мешками. Я получал по 100 – 150 писем в месяц. Уважаемая редакция, пишут вам жильцы домов, которые задыхаются от дикой вони кожевенного комбината «Марксист» на Косой линии Васильевского острова. Сделайте с ними хоть что - ни будь! Наши трудящиеся свято верили, что со всем совковым дерьмом, в котором они живут, должны разбираться кто угодно, только не они сами. Над поступающим потоком корпел целый отдел писем. Каждое письмо получало входящий номер и вносилось в толстенный кондуит. И горе было тому корреспонденту, который затягивал с ответами. Каждый месяц злобная толстуха завотделом писем подавала списки грешников Самому. Сам обитал в кабинете. Прокуренным как вохровская казарма. У него была вертушка, связь со Смольным, персональная черная «Волга» и секретарша Роза Ивановна. Андрей Константинович Варсобин был журналистом. Иногда он ездил за бугор и привозил оттуда крепкое такое… Система партийной печати была отстроена еще кудрявым дедушкой, потом укреплена рябым уродом и была она такая костоломная, что самого главного редактора «Ленинградской правды»  хозяин Смольного частенько вызывал на цугундер. И там вставлял партийный фитиль. Редактор приезжал из Смольного вздрученный, и начиналось… Мне почему – то казалось, что все ебуки достаются мне.


И вот однажды, пакость всегда подкрадывается незаметно, пришло письмо в рубрику, которую я вел – «Человек и природа». Какая-то пенсионерка писала из санатория: дорогая редакция, гуляючи, я нашла жука. И никак не могу определить, где у него головка, а где жопка. Помогите, пожалуйста…Мне нужно было ответить еще на сто просроченных писем, и я уже сам не мог определить, где у меня голова, а где жопа. Кажется, голова была там, где дымилась трубка. Я накатал коротенький, и вежливый ответ. Дорогая Марь Иванна! Вам следует сохранить жучка, положить его в спичечный коробок, и как только Вы приедете в город, Вам надо пойти в районную библиотеку, взять там энтомологический справочник и по нему определить название жучка и особенности его телосложения. С уважением, ведущий рубрики имярек.


Гром грянул через неделю. Позвонил внутренний телефон. Сердце мое ушло в пятки.


- Терешкин,- раздался расстроенный голос Розы Ивановны. –Давай по – быстрому на ковер. Рвет и мечет!


Иду я к кабинету Варсобина и бешено кручу факты. Наврал в публикации? Бухал в отделе промышленности? Рассказал анекдот про Горбачева – как у него волосы дыбом вставали от слова перестройка? А кто мог стукнуть?


Захожу к главному, он сидит злой как сатана. Смолит. Перед ним на зеленом сукне письмо. Все почерканное красным карандашом.


- Это что? - завибрировал голос главного. При этом он двумя пальцами как дохлую мышь, как уши Троцкого держал письмо. – Корреспондент партийной газеты, где сам Мироныч печатался, Крупская, советует старой большевичке, участнице штурма Перекопа, идти в районную библиотеку и там определять, где у жука жопа? Да мне в Смольном так голову намылили, что до сих пор дым из жопы идет!

PS. В ответ на вопрос Мейсона о тратах и приходно-расходных книгах,он послал редактору телеграмму, которая принесет Хемингуэю бессмертную любовь журналистов по всему миру: «ПРЕДЛАГАЮ ТЕБЕ ЗАСУНУТЬ КНИГИ В ЗАДНИЦУ ХЕМИНГУЭЙ».