Улыбки детства - Книга 2

               

                Николай Матвеев

               


                Улыбки детства




   Воспоминания разных лет  о моём детстве, детстве  наших детей и внуков










               





                Любимым детям моим Диме, Саше,   
                Уле, Андрюше, а также внучкам
                Лене, Еве и Вике посвящаю
               
               




   Однажды в Венгрии попалась мне на глаза уникальная книга Домокоша Варги «Радости родительских забот», где автор делится опытом воспитания  своих семерых детей. Притом описывает он всё это с мягким юмором и лиризмом.
   У меня – всего лишь четверо детей и три внучки, и в этой книге я пытаюсь идти по его стопам….









                Улыбки детства*
   Наш первенец в детстве был очень забавным, речь его и поведение того времени запомнились нам с женою на всю жизнь.
   Когда Дима был совсем ещё грудничком, жена моя Наташа меняла ему подгузник, а он, лёжа в кроватке, написал ей в рот. Потом, смеясь, она рассказывала об этом, а я всё не мог поверить – до тех пор, пока сам не увидел над лежащим сыном фонтанчик, как над китом.
   В другой раз как-то Наташа вошла в комнату, где сын спал в кроватке у стены, и всплеснула руками: стена, кроватка, пододеяльник, подушка – всё было в какашках. Сам же «виновник торжества», весь испачканный ими, абсолютно голый (и как это он умудрился снять ползунки?) стоял в кроватке, счастливо улыбаясь, смотрел на маму и засовывал себе в рот этот интересный продукт. Наташа долго плакала, пытаясь уничтожить следы этого происшествия.
   В двухлетнем возрасте вместо звука «ш» Дима говорил «ф»: шапка у него была «фапка». Вместо «с»  –  долго произносил «т»: сосочка у него была «тоточка». А так как детство у него прошло в военном городке в Венгрии, дядя солдатик долго ещё звучал как «дядя толдатик». Для молока он придумал совсем необычное слово «тэкам».
   Жена с тёщей рассказывали, что когда я долго оставался в Венгрии, а они уже полтора-два месяца жили в Пушкине, он очень скучал за мной и в каждом мужчине видел отца.
   Однажды во время прогулки по Пушкину их обогнал молодой негр. Наш голубоглазый и белокурый Димка бросился за ним с криками «Папа, папа!». Негр остановился, улыбнувшись, погладил его по головке и пошёл дальше.
   Как-то в канун Рождества в Венгрии я купил маску в виде красных толстых очков, носа, больших чёрных усов и бороды. Как только я надевал эту маску, он очень пугался, плакал и кричал:
   – Дядя болёдатый!
   И со слезами настойчиво требовал снять её. Потом долго ещё не успокаивался, даже когда я снимал эту маску.
   Вёз я его в горизонтальной колясочке по мебельному магазину «Домуш» в Со;льноке, а он тогда во время прогулок уже не спал, не хотел лежать и садился в колясочке. Восхищённые мадьяры – смуглые, кареглазые и черноволосые  – останавливались, улыбались и, провожая ласковыми взглядами необычного для них светлого младенца, говорили: «А;раньош, а;раньош!» (прилагательное от венгерского слова «а;рань» – «золото»).
   Когда я вечером забирал его из мадьярского детского садика, на пути домой покупал ему вкусное мороженое или «ту;ро ру;ди» (творожный глазированный сырок в шоколаде), – он всё это съедал, а дома не хотел есть борщи, супы. В лучшем случае ложечкой выбирал жиденькое и пил, а гущу не ел.
   Больших трудов стоило научить его есть всё это. Я брал его правую ручку с ложечкой в свою руку, насильно набирал гущу, давая задание съесть это, и выходил из кухни. Возвращаясь, видел я удивительную картину: жидкости в ложечке опять не было, а на пальцах и ладошке левой руки рядами были разложены кусочки картошки, свёклы, моркови. Я возмущался и заставлял съедать всё это постепенно. Глотая слёзы и сопли, он делал это.
   Так я приучил его ещё есть кашу, пить молоко. С тремя другими детьми я так уже не возился – меньше оставалось времени. А Димка и сейчас, в тридцать четыре года с удовольствием ест борщи, супы, каши.
   Во время отпуска в Пушкине я нередко приезжал с ним на Привокзальную площадь, садился на скамейку в сквере, а он игрался на дорожках у кустов зелени. Но, заслышав гул каждой проходящей электрички, он бросался к ней через проезжую часть, крича:
   – Палявозики, вагонцики!
      Я бежал за ним, спасая от проезжавших здесь автомобилей. А он всё вырывался и смотрел сияющими от восторга глазами на несущиеся мимо него зелёные вагоны…
   Решив отучить Димку от соски, жена спрятала все соски в доме. Он же всё время безуспешно искал их. На прогулке однажды увидел он в кустах на земле чью-то утерянную грязную соску, бросился к ней, сунул её  – грязную – в рот, радостно приговаривая:
   – Моя тоточка, моя тоточка.
   Сколько слёз он пролил, когда Наташа с трудом забрала у него эту соску!
   Когда я задерживался на службе, из яслей-сада Диму забирала Наташа. Возвращаясь домой и поднимаясь на пятый этаж, уже на площадке я слышал, как Наташа безуспешно уговаривает Диму лежать в кроватке и спать. Он никак не хотел этого  делать. Но стоило мне войти в прихожую и сказать ему твёрдо через дверь: «Дима, спать!», как ребёнок, точно в гипнозе, опускался на кроватку (всё это было хорошо слышно) и тут же засыпал.
   Когда наступало время сна Димы, на спинку его кроватки мы вешали покрывало или одеяло, чтобы он не отвлекался на посторонние предметы и быстрее засыпал. Он же тихонько вставал в кроватке и, как суслик, выставлял любопытную головку над спинкой занавешенной кровати. Увидев нас, он успокаивался и тут же засыпал.
   После двух лет жизни в Венгрии мы увезли сына в Карелию, затем – в Мурманскую область. Однажды во время отпуска я привёз пятилетнего сына на Украину к своему брату, где вырос и я. Идя по селу, я объяснял сыну, какие деревья растут на обочине дороги:
   – Вот – шелковица, это – вишня, а здесь – орех.
   Продолжая идти дальше, через некоторое время  почувствовал я, что нет рядом сына. Обернувшись, увидел его в изумлении стоящим у дерева метрах в двадцати позади меня. Я безуспешно звал его, потом возвратился и спросил, что его так удивило.
   – Папа, повтори, что растёт на этом дереве, – попросил Дима.
   – Орехи, – удивлённо ответил я. – А почему ты спрашиваешь?
   – Да я думал, что их делают, – ответил сын.
   Теперь остолбенел я:
   – Как это – делают? Где?
   – Как конфеты, на фабрике, – серьёзно сказал сын.
   Я долго ещё смеялся. А он – обиделся. И я понял, что ему надо больше рассказывать, показывать, бывать с ним больше, ездить по стране, ведь то, что мне было на юге знакомо с детства, ему, выросшему на севере, было в диковину.
   Поэтому мы с Наташей и начали возить детей на море: сначала в Бердянск на Азовское море – одного Диму, следующим летом – пятилетнего Диму и трёхлетних Сашу и Улю на Чёрное море сначала в Севастополь, а дальше – их троих с двухлетним Андрюшей в Приморск под Одессой.
   …Обычно дети помнят своё детство лет с четырёх-пяти. А какими они были до этого – только мы, родители, видели и можем рассказать им. Правда, интересно и временами смешно? А как было у ваших детей?
   *5.03.2017 г. этот рассказ прозвучал на KBS World Radio (Сеул) в рубрике «Мини-театр: прекрасный мир».

                ***
   Во время отпуска ежедневно, а в другое время – в выходные дни, катался я с маленьким  Димой в колясочке, а после – и с другими детьми – по улицам и паркам Пушкина. Выезжая с детьми из дома, всегда я получал у Наташи задания: кое-что купить в магазине, получить бельё в прачечной, заказать на почте разговор с дедушкой и бабушкой.
   Коляску я оставлял под окнами магазина, периодически выглядывая в окно – не плачут ли мои дети? Оставлять детей в колясочке в те годы было более безопасно, чем теперь. Но и тогда надо было «держать ухо востро» – мало ли что могло произойти? Поэтому контроль за детьми был постоянным.
   И за прогулку с детьми я успевал сделать кучу дел. Для сравнения: когда я был холостяком, я выходил из дома с необходимостью сделать одно дело. Теперь же – у меня был довольно большой и внушительный список дел, которые я выполнял за одну прогулку.
   Этому научили меня Наташа, жизнь и необходимость… Так проходили дни, месяцы, годы «выращивания» наших деточек. Теперь мы очень сожалеем, что не родили пятого ребёнка, а ведь вначале мы хотели родить даже десять детей. Уже многие годы Наташе снится по ночам, что она – снова беременна…

                Забавные игры*
    Хочу поделиться с вами  наблюдениями моими над «братьями нашими меньшими».               
   Войдя однажды в детскую комнату, где дочь делала уроки, я увидел её стоящей у окна и что-то внимательно рассматривающей.
   – Подойди сюда, папа, – попросила она.
   Я подошёл к ней, взглянул в окно и увидел необычную и сразу же привлёкшую к себе внимание сценку: две крупных вороны с разных сторон наступали на лежавшую в траве чёрную кошку. Рядом с нею в траве ярко выделялся серебристый полиэтиленовый пакет, на который кошка не обращала никакого внимания.
   – Послушай, папа, как громко каркают эти воро;ны, – рассмеялась дочь.
   – Они ещё пытаются ущипнуть кошку и отогнать её подальше от пакета, –  заметил я.
   Сценка была довольно забавной. Когда вороны приближались к лежавшему зверьку почти вплотную, кошка лениво вскакивала, делая вид, что хочет наброситься на них и схватить зубами. Вороны же с громким карканьем отскакивали от неё на несколько метров. Тогда кошка снова ложилась на прежнее место у пакета.
    – Папа, взгляни, воронам никак не удаётся отогнать кошку от этого пакета, – сказала дочь.
   Минут пять вороны упорно делали одну попытку за другой, пытаясь согнать кошку с места. Но все попытки были безуспешными.
   И вдруг по пешеходной дорожке к ним стал приближаться случайный прохожий.  Кошка тут же бросилась наутёк, вороны взлетели. Обратно они уже не возвратились.
   Мы с дочерью долго ещё потом обсуждали это событие.
   … Прошло года три, я уже забыл было об этом, как вдруг подобный случай заставил вспомнить всё снова.
   Произошло это тоже в Пушкине, метрах в восьмистах от первого места. Как-то на работе я поливал цветы на подоконнике и увидел под окном белого цвета кошку, лежавшую в траве и лениво помахивающую большим пушистым белым хвостом.
   Две крупных вороны тоже с разных сторон, громко каркая, по очереди наступали на кошку и пытались ущипнуть её за хвост.
   Когда одна ворона наступала, другая в это время наблюдала, стоя на месте и ожидая результата. И когда одна ворона уже почти щипала кошку за хвост, кошка вскакивала, лениво делала вид, что гонится за вороной, и снова ложилась в траву.
   Всё это напоминало какую-то игру. Как только кошка ложилась, в наступление шла вторая ворона. И даже если кошка ложилась на новое место, воронам всё равно не давал покоя  её большой пушистый белый хвост, которым кошка всё время лениво помахивала.
   Вдруг минут через пять вороны резко потеряли интерес к кошке, ушли по траве от неё подальше, затем – улетели.
   Я читал, что  вороны живут даже до сорока девяти лет. И до сих пор я теряюсь в догадках: это были те же вороны или другие?
   Оба случая были похожи. Это была или месть за что-то, что кошки сделали для них раньше и чего я не видел, или игра, в которую играют они не впервые, или попытка схватить что-то, заинтересовавшее их: в первом случае – блестящий яркий пакет, во втором – пушистый белый хвост.         
   Но сам факт совместной игры птиц и зверей довольно любопытен. Встречалось ли вам что-либо подобное?
   *12.10.2014 г. этот рассказ тоже прозвучал на KBS World Radio (Сеул) в рубрике «Мини-театр: прекрасный мир».               


                Из воспоминаний Наташи:
                ***
   Рано утром она что-то готовила на кухне в день 8 марта. Сонный, с закрытыми глазами вошёл заспанный маленький Андрюша, он ничего не успел приготовить маме на праздник. К пижаме на груди у него булавкой был приколот лист из школьной тетради с неровными кривыми печатными буквами карандашом:
   – Поздравляю тебя МАМА
      Я твой лутший подарок.

                ***
   Маленький Андрюша:
   – Я женюсь в девятнадцать лет.
   – Почему так?
   – А мне уже можно жениться: папа – окулист, мама – гинеколог.
   – А какая у тебя будет жена?
   – Добрая, умная, красивая…

                ***
   Когда у мамы Наташи была тяжёлая ситуация на работе, она побывала на исповеди у священника. После исповеди Наташа, успокоившаяся и умиротворённая, возвратилась домой. Вид у неё был такой, как будто камень у неё с души свалился.
   Чуткий Андрюша, заметивший эти изменения, спросил её:
   – Мама, тебя боженька простил?

                ***
   По утрам папа уходил на службу, Дима – в школу, Наташа оставалась с двойняшками одна. Едва научившихся ходить, она выпускала их на расстеленный на полу ковёр, и они изучали все предметы вокруг. Очень быстро им понравились розетки, которые двойняшки научились вырывать из стены своими цепкими руками. Поэтому приходилось держать ухо востро в этом плане, чтобы их не ударило током.
   Как-то они попросили есть, и Наташа отрезала им по кружочку докторской колбасы. Уля, как более активная и боевая, сразу же проглотила свою порцию. Саша же взял своё колечко колбасы в руку, тут же забыл о нём и, подойдя к какой-то игрушке, взял её в руки и стал рассматривать, уронив колбасу и наступив на неё своей сандалетой. 
   Уля, как хищный зверёк, всё это время наблюдавшая за кусочком Сашиной колбасы, заметила её падение, подошла к Саше, дёрнула его за ногу. Он упал, расплакавшись. Уля, не обращая внимания на его крики, сопли и слёзы, приподняла его ногу, сняв прилипшую колбасу с сандалеты, бросила его ногу на пол и невозмутимо плашмя поднесла колечко Сашиной колбасы к своему рту, надавила на колбасу, и та моментально исчезла в её ротике.
   Обиженный Саша уже рыдал. Не обращая внимания на это, Уля отошла в сторону, заинтересовавшись какой-то игрушкой…

                С Новым годом!
   Маленький Саша решил поздравить маму с Новым годом. Сложив несколько раз лист бумаги в виде узкой полосы, он склеил его и написал:
   – С Новым годом!  От Саши Матвеева маме Наталье Леоновне. Мама, поздравляю тебя с Новым годом! Желаю успеха  в работе счастья в жизни Саша! Роспись Роспись Матв Леонардо, до – нотелло, микки-лянджело, рафаэль говорят тебе здравствуй!
   Эта открытка хранится у нас до сих пор…
               
                ***
   По вечерам купали мы детей и укладывали спать. Но всегда оказывалось, что они вместо своих кроваток ложились на кровать родителей.
   Я им сказал тогда:
   – Дети, папа с мамой учились в школе на хорошо и отлично и закончили школу мама с золотой, а папа – с серебряной медалью,  поэтому они спят вместе. Спать на нашей кровати ещё надо заслужить!
   … Прошла неделя, и в субботу вечером все четверо наших детей – Дима, Саша, Уля и Андрюша – лежали на нашей с Наташей кровати: в руках у них были дневники с одними только пятёрками за всю неделю.
   Мы так с Наташей смеялись!

                ***
   А Саша в конце учебного года принёс дневник с одними только пятёрками за весь год и, показав дневник маме, на полном серьёзе заметил:
   – Ты ещё столько должна мне ночей отоспать!
               
                Чудачества наших детей
                ***
   Когда мы из коммунальной квартиры переезжали в новую трёхкомнатную квартиру в другом доме, дети вместе со мною пошли на старую квартиру выносить оставшийся мусор, Уля с мальчиками где-то нашли дохлых мышей и закопали их во дворе под деревьями, сделали над ними подобие могилки и захоронили их.
   – И собирались установить фотографии мышек над их могилкой, – рассказывала Уля.

                ***
   Прогуливаем мы с Наташей в колясочке недавно родившегося четвёртого ребёнка Андрюшу вдоль  нашего дома в Кандалакше. Остальные более старшие дети бегают вокруг нас. Навстречу нам шли несколько прохожих. Четырёхлетний сын Саша, расставив широко руки, бросился впереди коляски навстречу прохожим с криками:
   – Разойдитеся, расступитеся, маленького Орушу* везём!
   *Так тогда маленький Саша называл Андрюшу.

                ***
   Вышли мы как-то на прогулку с детьми и повстречали знакомых. Остановились, разговорились.    
   – Сколько же у вас детей? – спрашивают они.
   – Четверо, – отвечаем мы с Наташей.
   – Какие вы молодцы, – восхищаются наши знакомые.
   – Вообще-то, мы планировали, что у нас будет десять детей, – хвастаюсь я, – но потом остановились.
   – А что, папа, семена уже старые? – спросил бегавший вокруг нас, занятый чем-то своим и, вроде бы, совсем (как нам казалось) не слушавший нас четырёхлетний сын наш Саша.
   У нас с Наташей и у наших знакомых челюсти отвисли от изумления.

                ***
   Как-то на другой прогулке с детьми по городу я встретил коллегу по народному театру. Мы с нею расцеловались, обнявшись.
   Поговорив некоторое время, мы с нею распрощались. Мой 5-летний сын Саша тут же спросил:
   – Папа, теперь вы с этой тётей поже;нитесь? И у вас будут дети?   

                ***
   Когда Андрюша был ещё маленьким, он много мечтал. Видя, что мы с Наташей (его родители) очень устаём, он пообещал нам как-то:
   – Когда я вырасту большой, стану инженером или великим учёным. Я построю для вас под водой подземную лабораторию. Папа и мама, вы будете лежать в ней на дне глубоко под землёй, и вам совсем не надо будет работать, вы ничего не будете делать, вы будете отдыхать.
   Мы с Наташей долго смеялись:
   – Да, Андрюша, твоя правда: когда ты вырастешь большой, мы точно уже будем лежать «в подземной лаборатории», и нам уже ничего не надо будет делать…

                ***
   Зашёл как-то к нам домой мой коллега лор-врач Роман Семчишин, живший через подъезд от нас. А дома были в тот момент только я и маленький наш сыночек Дима. Мы с Романом сели на стулья и начали о чём-то беседовать, Дима в это время играл в соседней комнате.
   Димуля немедленно перешёл в эту же комнату и начал отвлекать меня какими-то вопросами. Я попросил его подождать и поиграть пока в соседней комнате, Дима не захотел оставаться там. Взяв свой горшочек, он пришёл в комнату, где я беседовал с гостем. Сопя, он молча поставил горшок между нами, опустил штанишки и, сев на горшочек, начал какать.
   Ужасно брезгливый гость наш Роман тут же встал, поморщился и, сказав, что придёт в другой раз, ушёл восвояси.
   Рассказал я об этом эпизоде возвратившейся домой жене моей Наташе. Мы с нею долго смеялись:
   – Выжил-таки ребёнок наш брезгливого Романа!

                ***
   Шли мы с 4-5-летней Улей из железнодорожного санаторного детского сада домой в Кандалакше мимо магазина через поле за ним. Была весна, распускались цветы одуванчиков, красиво выглядящие на свежей зелени поля.
   Любуясь красотой цветка, присела Уля у жёлтого одуванчика, на который только что села пчела, и стала ту уговаривать:
   – Уета;й, цея;! Уета;й, цея;!
   Боялась Уля, что пчела нарушит красоту и гармонию этого божественного цветка…

                ***
   Уже живя в Пушкине, мы много ездили с детьми в леса; к югу от Пушкина электричками, собирая грибы и ягоды, – чернику, голубику, бруснику и морошку. Идя на обратном пути по дороге вдоль железнодорожной линии к станции, чтобы ехать домой, увидели мы мёртвую мышку на этой дороге. Удивившись, как она погибла здесь, мы пошли дальше.
   Я даже не обратил внимания, что Уля после этого стала как-то отставать и прихрамывать на одну ногу. Электричкой возвратились мы в Пушкин. Идя по платформе, заметил я, что Уля стала очень прихрамывать. Обеспокоенный, я спросил у неё:
   – Что случилось? И не натёрла ли ты мозоль или уколола ногу гвоздём?
   Уля отнекивалась. Ситуацию разрядил на два года старший наш сын Дима:
   – Папа, пусть она снимет сапог, в нём она прячет мёртвую мышку.
   Снять сапог Уля долго отказывалась, но я настоял на этом. В сапоге действительно под пяткой лежала мёртвая мышка, поэтому Уля и не наступала на пятку.
   С трудом уговорил я её расстаться с мышкой и не нести её в дом…
                ***
   Саша рано начал выговаривать звук «р», он даже любил подчёркивать это. Мы просили его:
   – Саша, скажи «р».
   И он с удовольствием рычал нам:
  – Ррр-ррр-ррр-ррр…
   У Ули звук «р» не получался, она произносила его чаще как «р-р-л-л». И только после долгих тренировок стала произносить «рль-рль-рль» с каким-то французским прононсом. Может, поэтому в школе ей довольно легко давался французский язык…
               
                ***
   Саше не всегда удавалось «ухватить» правильное звучание слов. Например, слово «расчёска» произносил он как «рачёска» и очень злился, если я его поправлял, говоря:
    – Я говорю всё правильно, а ты, папа, произносишь неправильно.
   Тогда я спрашивал его:
   – Сашенька, а что ты делаешь расчёской?
   – Как что? Рачёсываюсь, – отвечал мне Саша.
   – Нет, сыночек, правильно говорить «расчёсываюсь» – учил я его.
   Он же снова возражал:
   – Нет, папа, я рачёсываюсь!
   Со временем у него появилось правильное произношение этих слов. Они с Улей посещали логопедический детский сад в Пушкине – занятия с логопедом очень помогли.

               
                ***
   Саша в свои несколько лет был уже таким цепким, как обезьянка. Я брал в руки палку, он ухватывался за неё руками, а я крутился на одном месте с этой палкой. Он же держался за неё так крепко, что мы с Наташей поражались крепости его рук и кистей. Можно было несколько раз крутиться на одном месте, но он не расцеплял рук и не отпускал палку. Так же он держался, схватившись за мои запястья или руки, когда я крутился на одном месте.
   Его хватка была «мёртвой» и напоминала хватку овчарки, схватившей зубами палку, которую хозяин крутил вокруг себя, стоя на одном месте…

                ***
   А как маленькие наши дети учились ходить – это было забавно!
   Первенца нашего Диму учила мама Наташа. Мне запомнилось и до сих пор стоит перед глазами, как она, держа его за ручки впереди себя, шагала вперёд, увлекая так впереди семенящего Диму, платье её пузырём окружало на ветру их обоих. Это было интересно и забавно, их две фигуры были наклонены вперёд.
   Средний наш сын Саша очень боялся идти к нам, когда мы в одном-двух шагах от него звали его к себе. Если я сидел на диване у какой-то стены комнаты и звал его, стоящего у стены напротив, он не решался идти прямо ко мне, а, держась за стену, шёл вдоль стены. Затем через открытую дверь он уходил в коридор, продолжая держаться за стену… И только через несколько минут, обойдя по стенам все комнаты, он вдруг появлялся из-за двери, продолжая перебирать по стене ладошками, и доходил, наконец, до меня.
   
                Проходите, проходите, не стесняйтесь!
   Однажды в Севастополе, идя впереди нас всех вдоль берега по склону горы над морем, подошёл Саша к более опасному и крутому участку, свернул резко в сторону и остановился, пропуская нас вперёд со словами:
   – Проходите, проходите, не стесняйтесь!
   Всё это было смешно и забавно. Когда я и дети прошли этот участок, он, убедившись, что место это не такое опасное, как ему показалось вначале, легко прошёл его вслед за нами.
   Подобный случай был и в Кандалакше Мурманской области, когда мы с детьми на майские праздники пошли прогуляться по городу и посмотреть тюленей…
   Идём мы вдоль залива по крутому склону. Саша шёл впереди. В каком-то крутом месте тропа свернула резко вниз.  Саша испугался этого крутого спуска, и, не подав вида, отошёл в сторону от тропы и тут же предложил остальным детям:
   – Проходите, проходите, не стесняйтесь!
   Я только и мог подивиться его находчивости…
   
                Дима, погладь тюлёня*!
   Мы с детьми подходили к заливу, взобравшись на крутой склон. Поднявшись на пригорок над лагуной залива, увидел я внизу на песке дремлющего и греющегося под неясным теплом от солнца за облаками большого тюленя. Ветра в лагуне не было, солнце сквозь тучи всё-таки слегка грело песок и дремлющего на нём тюленя. Дети мои шли позади.
   – Дети, идите тихонько ко мне – тюлень греется внизу на песке, – тихо позвал их я.               
   Они подошли и, замерев, стали за ним наблюдать. Раскинув ласты, тюлень безмятежно лежал на песке.
   – Дима, – позвал я старшего шестилетнего Диму, – тихонько спустись вниз и погладь тюлёня, а я тебя сфотографирую.
   Дима посмотрел на меня, как на сумасшедшего,  отрицательно покачал головой и отступил назад.   
   Тюлень услышал что-то или почувствовал, приподнял голову, взглянув на нас, и, шлёпая по песку своими ластами, посеменил в воду залива, вошёл в неё и уплыл.
   *Так дети наши почему-то называли в то время тюленя.

                Тюлени развлекаются
    Очень бурная и каменистая река Нива перед её впадением в Кандалакшский залив Белого моря проходит через бетонный жёлоб. Воды реки с рёвом неслись по этому жёлобу в залив. Когда мы с детьми пришли на залив, увидели мы несколько тюленей в заливе в районе впадения реки Нивы.
   Интересную мы наблюдали картину: один-два тюленя ныряют и, проплыв под водой вверх до верхней границы воды в жёлобе, вдруг резко выныривают на поверхность, ложатся на спины, вода быстро и стремительно, как на салазках, несёт их вниз по жёлобу в залив. Затем они повторяют этот свой путь снова и снова. Это напоминало детей, поднимавшихся на горку и затем скатывающихся на санках вниз…
   Мы с детьми долго любовались этим зрелищем. Выходит, находчивые тюлени тоже любят развлечения и игры...

                ***
   Маленький Саша очень боялся купаться. Когда перед сном я вёл его в ванную комнату, он сопротивлялся всем своим телом, кричал, орал:
   – Не хочу, не буду!!!
   Он хватался руками за все предметы на пути, цеплялся за косяки дверей, дверную ручку. Больших усилий стоило искупать его. Всегда это было целое событие…

                ***
   Когда родился у нас младший сын Андрюша, двойняшки Саша с Улей ходили в детский сад, а старший сын Дима был на осень, зиму и весну увезён  бабушкой с дедушкой в Инту Коми-республики. Двойняшки часто простывали и почти не вылезали из детского инфекционного отделения железнодорожной больницы Кандалакши.
   Нам дали направление на оздоровление Саши с Улей в железнодорожный санаторный детский сад. Преимущества были там большими: шесть суток дети были в саду, домой их не отпускали, им не надо было утром и вечером идти пешком  или ехать на санках по холоду и морозу в сад и обратно, то есть возможностей простыть у них было меньше.
   Да и на прогулки в саду они выходили ближе к обеду или после тихого часа, когда на улице уже становилось теплее. А ещё – закаливание у них в саду и физиопроцедуры были поставлены хорошо. Наши двойняшки там почти не простывали и окрепли.
   Забирали мы их домой в субботу во второй половине дня, вечером купали, а утром к восьми часам воскресенья возвращали их в детсад. Они по улицам так громко плакали и кричали:
   – Не хочу в сад!!! Хочу домой!!!
   У нас с Наташей от этих воплей сердце кровью обливалось. Наташа не могла это переносить и не водила их туда. Миссию эту скрепя сердце должен был выполнять я.
   Ревели они, как белуги, на весь городок. Когда я вёз их мимо госпиталя, дежурные водитель и медсестра приёмного отделения выходили на площадку у приёмного отделения и журили меня:
   – Что же вы, отец, так издеваетесь над детьми?
   А в детском саду, переодетые мною, они, как по команде, успокаивались, когда их забирала в группу дежурная воспитательница…

                ***
   Нас с Наташей этот санаторный детсад очень выручал в то время, потому что меня с раннего утра до глубокой ночи не было дома (армейская служба), а одной Наташе трудно было справиться с грудным  новорождённым Андрюшей и с двойняшками.
   В знак благодарности я даже несколько раз приходил в санаторный детсад по выходным дням убирать снег на дорожках в саду, куда дети днём выходили на прогулки. Сне;га в ту зиму было очень много, и я удивлялся, что другие папы не помогают детсаду (так утверждали воспитательницы).
   Нам очень хотелось посмотреть на своих детей в садике, но так, чтобы они нас не видели: мы с Наташей очень скучали за двойняшками. Иногда воспитательницы предоставляли нам эту возможность, частично приоткрывая шторы на окнах. Тогда мы с Наташей видели, как играют наши Саша с Улей, как они обедают…
   Однажды наблюдали мы такую картину: Уля, как более крепенькая, быстро съела свою порцию на тарелке и выпила компот. Саша же был более слабеньким, не торопился есть, засматривался на что-то. Тогда Уля быстро меняла свою пустую тарелку на его полную и съедала его пищу. Затем – быстро меняла местами свою пустую чашечку на его полную и выпивала его компот. Саша, рассматривая какую-нибудь игрушку, видел пустые тарелку и чашку, и, думая, что это он уже всё съел, похоже, совсем не расстраивался…

                ***
   Средний наш сын Саша в детстве очень боялся качелей. Как-то, ещё в Кандалакше, ведя детей из садика домой, недалеко от дома офицеров увидели мы детские качели – круг, вращая который, доставлял я большое удовольствие стоящим или сидящим на нём по кругу детям нашим.
   Дети мои, увидев ещё издали качели, бросились к ним. Младшие Саша и Уля забрались на качели, а старший Дима принялся как можно быстрее вращать этот круг. Вдруг Саша побелел как полотно, присел и попытался соскочить с круга, умоляя Диму остановить качели. Дима же вращал всё быстрее и быстрее. Саша начал плакать, я остановил качели, поняв, что у Саши кружится голова и его тошнит. Такое же повторялось у Саши и в Пушкине, куда мы приехали летом в отпуск. Не мог Саша переносить никакие  качели, быструю езду в автомобиле, поездки в метро.
   Саше передались те же проблемы с мозжечком (болезнь Меньера), которые были у его мамы – моей жены Наташи. Она и сейчас, уже будучи взрослой, тяжело переносит езду на эскалаторе в метро или быструю езду в автомобиле, притом там она должна стоять или сидеть лицом вперёд.
   Саше же удалось преодолеть это состояние – сейчас он водит автомобиль, и притом очень быстро, говоря, что не испытывает уже тех неприятных ощущений, которые были у него в детстве. И у двух его детей пока это не замечено (старшей дочери его 12 лет, младшей – 3 года) …
               
                На ночь глядя…          
   По вечерам Наташа, как и всегда, была очень занята – стирала бельё, гладила его, готовила пищу. Мы кормили детей ужином, затем усаживали их перед телевизором, и они смотрели передачу для детей «Спокойной ночи, малыши». Затем мы перед сном купали детей, нередко этим занимался я, чтобы хоть немного освободить мою жену Наташу, и так бесконечно устающую с ними.
   Поскольку они в это время уже были в одних ночнушках или трусиках, я стал называть эту передачу «Спокойной ночи, трузера». После передачи мы выключали телевизор, и звучала команда:
   – А теперь – по горшкам и спать!
   Спать, конечно же, дети не хотели, поэтому нам с Наташей – кто в тот момент был из нас более свободен – приходилось укладывать их в постели: Улю внизу на 2-ярусной кровати, Сашу – вверху. Уже большой и более старший Дима и маленький Андрюша спали каждый на своём диванчике. Дима был старше Саши с Улей на 2 года 3 месяца, а младший Андрюша – на 2 года 8 месяцев был моложе двойняшек. Я садился к кому-то из них на диванчик, а позже, устав, даже ложился рядом.
   Детям мы с Наташей читали перед сном самые разные сказки, у нас их было много: русские народные сказки и сказки других народов – карельские, немецкие, французские… Нередко дети сами выбирали книгу, из которой мы им читали.
   А после выключался свет и начинались разговоры. Теперь они просили рассказать сказки. Мы с Наташей вспоминали сказки, которые мы знали, и рассказывали их детям. А они всё просили ещё и ещё… Когда уже мы не могли вспомнить ничего нового, мы начали сочинять свои сказки. Договорились придумывать и рассказывать по очереди: сначала – я, потом – дети. Они, конечно же, рассказывали мало, больше слушали.
   Но самым неутомимым выдумщиком и рассказчиком на удивление был самый маленький – Андрюша. Уже все дети уснули, сопели и похрапывали, а он заплетающимся голосом всё рассказывал свои фантастические сказочные истории. Потом и он засыпал на полуслове…
   Нередко у меня, когда я рассказывал, голос мой тоже обрывался  на полуслове, я засыпал, тогда кто-то из детей будил меня словами:
   – Папа, не спи! Говори, что было дальше!
      Я просыпался, с удивлением обнаружив себя уснувшим, рассказывал или читал детям ещё какое-то время. Услышав и убедившись, что все дети уже спят, я прикрывал их одеяльцами и тихонько выходил из детской…
               
                Поливитамины во рту ребёнка
   Наташа лежала в детском отделении госпиталя с грудничком Димой на лечении. Там же в палате были ещё несколько молодых мам со своими детьми.
   Послеобеденное время «тихий час». Чтобы ребёнок не баловался и не кричал, мама напротив Наташиной койки дала в руки своему ребёнку флакончик с аскорбинкой. Ребёнок с любопытством начал вертеть его в руках и перестал плакать.
   Мамы в палатах тихонько о чём-то говорили, потом всех их сморил послеобеденный сон. Вздремнула и Наташа…
   Но вдруг она подскочила и открыла глаза, словно что-то её толкнуло. Она взглянула вокруг – все спали, только ребёнок напротив хрипел и задыхался, а мама его безмятежно спала.
   Наташа бросилась к ребёнку. На его коечке лежали разбросанные крупные округлые таблетки аскорбинки из раскрытого ребёнком флакона. Наташа подбежала к малышу, заглянула в рот и увидела такую же таблетку, закрывавшую вход в гортань. Она быстро сунула пальцы в рот ребёнку, каким-то чудом поддела таблетку и вынула её. Ребёнок сразу же успокоился и стал дышать ровнее. Толкнув маму ребёнка и отдав ей таблетку, она посоветовала женщине убрать подальше от ребёнка все эти таблетки.
   И тут у Наташи подкосились ноги, появилась слабость, и только сейчас она испугалась: а, если бы ей не удалось вынуть таблетку, и та проскочила бы глубже в гортань? Не имела она право так делать, она ведь была здесь на правах пациентки. А, если бы ребёнок задохнулся? Суда тогда бы было не избежать.
   Но не могла она поступить иначе, это ведь всё произошло инстинктивно, и спасибо ей за это, ведь всё тогда решали доли секунды…

          Саша терялся в Кандалакше и Севастополе
   Зима за Полярным кругом. Долгая полярная ночь. Кандалакша. Мы называли этот город – Сочи Заполярья, поскольку он был на самом юге Кольского полуострова.
   Вечером после службы я вышел из госпиталя, забрал из детского сада Диму, Улю и Сашу, и мы пошли домой, в пути о чём-то болтая. Подойдя к нашему подъезду, я обернулся и увидел, что Саши с нами нет. Было ему тогда где-то года четыре-пять.
   – Дети, – когда и куда он исчез? – спросил я их.
   Но никто не мог мне ответить. Мы подумали, что Саша как-то раньше нас прибежал домой. Поднявшись на третий этаж, я напугал жену Наташу вопросом:
   – Саша уже дома?
   Встревоженная Наташа и мы с детьми пошли обратно тем же путём, спрашивая у окружающих:
   – Не видел ли кто из них нашего мальчика?
   И вот, когда мы подошли к забору части, мимо которого мы проходили, идя домой, мы увидели Сашу, залезшего на столб забора и с интересом рассматривающего окрестности с этой высоты.
   Оказывается, когда мы шли домой мимо этого забора, он захотел подняться наверх, а, поскольку был он молчун и тихоня, он и остался молча здесь, чтобы совершить это восхождение. Трудно передать словами нашу радость от этой встречи с сыном…
   Такая же история случилась и в Севастополе на турбазе Министерства Обороны «Севастополь». В том же составе мы отдыхали здесь летом вчетвером. Питались мы на втором этаже столовой. Дети, конечно же, ели очень мало, им не нравились супы, борщи, макароны и котлеты, да и вся эта «взрослая» пища.
   Они питались здесь по принципу «лизь-лизь»: попробовали всё это, лизнув, выпивали сладкий компот, заедая его булочкой или ватрушкой и убегали играть во дворе – первыми, раньше меня. Закончив обед, я спускался вниз и находил их играющими у входа в столовую, во дворе.
   Спустившись вниз однажды, я обнаружил Диму с Улей, но Саши нигде не было: он вышел во двор раньше других детей. Мы бросились искать его, пробежали первый этаж, поднялись на второй, прошли по всем рядам и мимо нашего столика в надежде, что он вернётся к нашему столу. Спрашивали по пути окружающих:
   – Не видел ли кто нашего мальчика?
   Некоторые отвечали, что он пробегал по этажам в поисках родных. Так бегали мы два-три раза, не встретив его.
   Отчаявшись его найти, вышли мы на территорию турбазы.
   – Дети, вспомните, где ему было интересно на турбазе? – спросил я их.
   – Саше очень понравился «живой уголок» в одном из корпусов, – сказал кто-то из детей.
   Пришли туда мы и увидели Сашу, наблюдающего за попугайчиками в клетке и рыбками в аквариуме. У меня как будто камень с души свалился, и мы тоже долго ещё стояли здесь, любуясь чудом живой природы…
               
                Поездка на турбазу «Севастополь»
   Всю осень, долгую полярную зиму и позднюю затяжную весну в Кандалакше мы с Наташей мечтали о летнем отпуске на берегу тёплого Чёрного моря. Через отдел туризма округа раздобыл я путёвки для нас с Наташей и троих детей на турбазу МО «Севастополь».
   Наташа с четырьмя детьми ещё в конце мая уехала в Пушкин. Туда же приехали в это время и её родители из Коми-республики – отдохнуть и повидать внуков. В конце июня родители возвратились  в Инту, взяв с собой на время нашей предстоящей поездки нашего годовалого сына Андрюшу.
   А я – в конце июля получил, наконец, долгожданный отпуск и уехал в Ленинград. Ещё с Московского вокзала позвонил я Наташе в Пушкин – узнать обстановку.
   Оказалось, у матери Наташи Любови Дмитриевны в Инте усилились боли в позвоночнике (у неё давно уже был компрессионный перелом трёх-четырёх позвонков). Она слегла, не может даже искупать маленького Андрюшу и ухаживать за ним. А муж её – давно уже был дряхлым и его хватало только лишь на то, чтобы подойти к лежащему ребёнку и сказать ему:
   – Тю-тю-тю-тю-тю…
   И провести ему по животику пальчиком.
   Наташа решила срочно лететь в Инту – ухаживать за больными матерью, отчимом и Андрюшей, которого после собиралась привезти в Пушкин, ведь здесь всё-таки южнее и теплее, чем в Кандалакше или в Инте.
   Наташа предложила мне решить:
   – Поеду ли я один с тремя маленькими детьми на море в Севастополь или останусь в Пушкине на время моего отпуска?
   Решать надо было немедленно, и я решил всё-таки ехать. Наташа собрала нам одежду для детей и обувь, купила на дорогу пакетик конфет-карамелек и пачку печенья, сказав, чтобы там, в Севастополе мы докупили сластей ещё.
   У детей же был такой жуткий диатез от всего сладкого, что я решил по возможности не баловать детей сластями, положил эти два пакетика на дно чемодана и забыл о них на время отпуска.               
   Наташа проводила нас на поезд, а сама тут же улетела в Инту. Поездом мы благополучно добрались до Севастополя и разместились на турбазе. В однодневные и в семидневный походы мы не уходили, а всё время пропадали на пляже – прекрасном песчаном пляже, куда все мы очень любили ходить.
   Жили мы в деревянном домике напротив молодой алычи, плодами которой все мы с удовольствием угощались. Ели мы иногда и абрикосы – несколько старых деревьев было на территории – упавшие от ветра зрелые абрикосы часто находили дети под деревьями.
   А местные мальчишки нередко приносили нам под крыльцо целыми рюкзаками спелую черешню (жёлтую и тёмно-вишнёвую), которой было полно в здешних садах. Ну, и объедались мы этой черешней каждый день…
   В комнате нашей были три койки: на одной из них спал я, вторую занимал более старший сын Дима, на третьей койке спали «валетом» совсем ещё маленькие двойняшки Уля и Саша.
   На пляже мне было трудно уследить за тремя малыми ещё детьми – Диме тогда было пять с половиной лет, двойняшкам Саше с Улей – по три с половиной. Рядом с нами на пляже расположилась семья из трёх человек: муж (полковник, главный редактор окружной газеты «Суворовский натиск» из Хабаровска) с женой и дочерью лет четырнадцати-пятнадцати. Мы познакомились и на пляже часто располагались рядом.
   Я купался с детьми у берега: они были ещё маленькими и глубоко заходить в воду не могли. Мне же хотелось поплавать дальше от берега и глубже. Соседи мои предложили присмотреть за моими детьми, чтобы я в это время мог поплавать в более глубокой воде.
   Выйдя на берег, я услышал от них:
   – Мы пытались угостить ваших детей конфетами, а они отворачиваются от них и говорят, что папа запретил им брать у кого-нибудь сласти, называя их побирушками или цыганчатами. Пожалуйста, разрешите им взять хотя бы по одной конфете.
   Я объяснил моим соседям по пляжу ситуацию с диатезом и разрешил детям взять только по одной конфете…
   И за время поездки я не купил им ни разу сластей. Дети хорошо загорели, окрепли, диатез у них полностью исчез.
   Идя однажды с пляжа, увидели мы молодую сливу, все ветки и листья которой были заполнены массой огромных шершавых гусениц. Мне пришлось уничтожать этих врагов сливового дерева. Мальчишки не захотели в этом участвовать, одна только  Уля активно помогала мне, беспощадно давя руками этих прожорливых хищниц.
   Мы ездили на экскурсии по городу, были в музее истории Севастополя, побывали на Малаховом кургане, видели Панораму и Диораму обороны Севастополя, проводили время весело и интересно.
   Соседи по пляжу дали мне прозвище «отец-герой», поскольку я рискнул один, без жены привезти на море троих (!) маленьких детей.
   Однажды, уже поздней ночью, когда дети уснули, услышал я, как во сне с трудом дышит и хрипит маленький Саша. Он был горячим наощупь. Домик наш находился  вдалеке от основного корпуса, где был телефон и можно было вызвать врача.
   Мы занимали полдомика, а за стеной у нас весь вечер веселились молодые люди, отмечая какое-то событие. Я попытался достучаться до них, чтобы они вызвали «скорую помощь», но они или уже были пьяны и спали или ушли куда-то. Я был в отчаянии…
   В ложечке я раздавил в порошок по трети таблеток супрастина и аспирина, развёл их водичкой и дал выпить сонному Саше, затем –  вынес его по ступеням на улицу...
   Стояла глубокая южная ночь. Ветер клонил крону деревьев. Где-то внизу шумело  море. Нести куда-то сына, оставив двух маленьких детей ночью одних в домике я не решался. Как заведённый, ходил я с сыном на руках перед ступенями дома взад и вперёд, моля бога о помощи…
   Постепенно Саша стал дышать легче и спокойнее. Я занёс его в домик, положил на свою кровать и сел в ногах у него, наблюдая за ним и прислушиваясь к его дыханию. Дыхание Саши становилось всё ровнее и спокойнее, он крепко спал. Спали и остальные дети. Через какое-то время уснул и я полусидя.
   Проснувшись утром, мы умылись, позавтракали и через бухту на катере уплыли в город – в поликлинику к ЛОР-врачу.  ЛОР-врач осмотрел Сашу, сказав, что у него – проявления ларингита. И добавил, что этой ночью я мог потерять ребёнка – такой серьёзной была ситуация. Запретил он Саше временно купаться в море и пить холодную воду, назначил лечение.
   Теперь у нас было два режима: обычный – нам троим и лечебный – для Саши. Приходилось соблюдать его, хоть это было и нелегко во время летней жары.
   Представьте ситуацию: папа и двое детей едят мороженое, пьют прохладную газированную воду и купаются в море, а Саша в это время находится рядом с нами, и ему всё это – нельзя.
   И, надо отдать ему должное, Саша стойко и мужественно выдержал всё это и выздоровел: несколько раз мы приезжали к доктору, он осматривал Сашу, делал какие-то орошения…
   Настал последний день нашего пребывания на турбазе. Искупавшись в море, мы бросили в волны несколько монеток, чтобы возвратиться сюда ещё и ещё. Взойдя на пригорок, я обернулся и крикнул:
   – До свидания, море! Мы уезжаем сегодня, но мы снова вернёмся к тебе!
   Автобусом из Севастополя уехали мы в моё родное село под Николаевом – навестить моего старшего брата, его семью, других родственников и знакомых.
   До этой поездки жизнь на селе мои дети не знали. Зашли мы как-то к родственникам на соседней улице. Вроде бы, все вошли во двор, но Димы во дворе я не увидел. Выйдя на улицу, увидел я остолбеневшего Диму у колодца. Поднявшись по ступенькам, открыл он крышку колодца и заглянул туда: где-то глубоко внизу блестела вода.
   Ребёнок замер и, слегка наклонившись, перегнулся над колодцем, на мой зов не откликался. Лицо его было белым, как полотно, он смотрел вниз и покачивался. Я тихонько подошёл к нему и отвёл его за плечи от опасности. Он потом, не сразу пришёл в себя…
   Дней через пять мы ехали в полупустом плацкартном вагоне поезда в Ленинград. Я спал на нижней полке, напротив меня внизу «валетом» лежали Саша с Улей, наверху над ними спал Дима. Несколько раз ночью накрывал я одеялом загоревшие раскрывающиеся во сне тела моих детей. Вдруг среди ночи раздался звук, напоминающий «шмяк» – это упал на пол и продолжал спать закутанный в одеяло Дима. Я бережно перенёс его на нижнюю полку, подоткнув сбоку одеяло и подушки. Больше он не падал.
   В шесть часов утра я проснулся от холода – был уже конец августа. Мы ехали, а за окнами у нас с обеих сторон стелился холодный туман, в вагоне тоже было очень холодно.
   – Как хорошо, что нам удалось оздоровить детей у тёплого моря! – подумал я и снова укутал загорелые тела моих детишек, в одних трусиках лежащие на полках этого плацкарта…
   Приехали в Ленинград, добрались электричкой в Пушкин. А вот – и наш дом, здравствуй, родной!
   Наташа за время нашего отсутствия побывала в Инте, у своих родителей, помогла вылечить свою маму и недели через две уехала с Андрюшей в Ленинград.
   – Боже мой, как вы все выросли, загорели и поправились, кожа тел чистенькая, диатеза нет совсем! – радовалась она. – Дети, к вашему приезду я купила вам торт, печенье и конфеты – ешьте!
   Я пытался остановить Наташу, но это было бесполезно, дети уже набросились на сласти… Результат не заставил себя ждать – уже к вечеру все наши дети снова «зацвели»: диатез за ушами, на щеках, локтевых сгибах и щиколотках.
   Разбирая наши чемоданчики, Наташа наткнулась на дне моего чемодана на сплющенные слипшиеся конфеты и печенье, которыми она снабдила нас в дорогу: за время отпуска я даже не вспомнил о них – это и было причиной отсутствия диатеза у наших детей! И не купил я им ни одной конфеты и печенюшки. Зато мы питались свежими овощами и фруктами!

                Дядя Коля, я; умею есть бананы!
   Было это в те далёкие девяностые годы, когда распалась страна, когда рухнул рубль, когда нам с Наташей надо было хоть как-то прокормить себя и четверых маленьких детей, и мы только переехали в Пушкин из Кандалакши Мурманской области после моего увольнения на пенсию из Вооружённых Сил.
   Наташа во-всю работала где только можно было – и в Пушкине в больнице и женской консультации и даже в Колпино ездила в больницу, пытаясь заработать хоть какую-то лишнюю копейку, а я безуспешно пытался получать урожай с участка земли за Павловском, переданного нам Наташиной знакомой.
   Рыскал я тогда по всем магазинам Пушкина, покупая что-то дешевле в одном, а что-то – в другом магазине. Один-два раза в неделю с двумя огромными сумками ездил я на Сенную площадь в Петербург, где в ларьках на площади продавали чуть дешевле просроченные или с истекающими сроками годности кру;пы и консервы.
   Трудное было время! Мы только что приехали с Севера, и многого мы с детьми ещё не знали. А здесь уже продавали разные заморские фрукты.
   Если я покупал три яблока, то делил каждое на две части, и одному ребёнку или взрослому в нашей семье доставалось пол-яблока. Маленький Саша даже нередко просил дать ему яблоко «большое, круглое, целое».
   А, если ему вдруг выпадало счастье лакомиться кусочком торта, и он не съедал его за один раз, он оставлял на блюдце этот кусочек, ставил блюдце в холодильник, подписав его: «Са;шено» печатными буквами, нарисовав здесь же череп со скрещёнными костями.
   И вот однажды, в такие дни купил я четыре банана и выложил их на столе. Дети в это время играли во дворе.  Позвал я их на обед домой. С ними увязалась и более старшая девочка из дома через дорогу напротив, игравшая с ними, – попросилась она зайти к нам выпить воды.
   Зашла девочка с ними на кухню. Дал я ей выпить воды и думал, что она уйдёт к себе домой. В это время наши дети, впервые в жизни увидевшие  бананы, спросили меня:
   – Папа, а это что?
   – Бананы, – ответил я.
   – А что с ними делать? – спросили они.
   – Есть их надо, – был мой ответ.
   – Но как их едят? Мы не умеем, – сказал мне кто-то из наших детей.
   Тогда соседская – более старшая – девочка не растерялась и сказала мне:
   – Дядя Коля, я; умею есть бананы! Давайте, я покажу.
   Она быстро схватила со стола банан, очистила кожуру и быстро съела его на глазах у растерявшихся нас всех: дети знали, что она съела чей-то банан!
   В тот день мне пришлось тогда делить три банана на четыре части, отрезая от каждого банана по кусочку. Дети мои в это время внимательно следили за каждым движением моего ножа.
   Много лет прошло с тех пор, но дети наши, да и мы с Наташей нет-нет, да и вспоминаем этот эпизод, ведь та девочка в своей семье, видимо, тоже недоедала…

                Как мы спасали Улю
   Однажды зимним вечером в Кандалакше простывшая Уля начала хрипеть и задыхаться. Домашние полоскания и прогревания не помогали. Глубокой ночью ей стало совсем плохо. Мы с Наташей подносили её к открытой форточке, чтобы она стала  легче дышать, но и это не помогало.
   Я сбегал в приёмное отделение госпиталя и попросил дежурную санитарную машину. Наташа осталась дома с другими детьми, а я с Улей на руках спустился вниз с третьего этажа, и на санитарной машине привёз Улю в реанимацию районной больницы города Кандалакша. Улю сразу же приняли.
   Я подождал полчаса-час, ко мне вышел дежурный реаниматолог и сообщил мне, что Уле стало легче, она уже нормально дышит. И предложил мне уехать домой. Дома я успокоил Наташу.
   Уля пролежала в реанимации два-три дня, а после её перевели в детское отделение железнодорожной больницы, в которой работала Наташа.
   Похоже, у Ули такая же чувствительная к простудам носоглотка, как и у Саши, ведь они – двойняшки.
   
  Уля ревела белугой перед первомайской трибуной
   Мы с Наташей решили взять своих маленьких детей на первомайский парад в Кандалакше. Идти было далеко нашим маленьким детям, но они (Дима, Саша и Уля) стойко держались и шли пешком.
   В какой-то момент, как раз когда мы поравнялись с трибуной, идя в одной из колонн, уставшая Уля села на асфальт и стала выть белугой. Пытались мы с Наташей уговорить её и поднять – всё было безрезультатно: отбиваясь от нас, она продолжала сидеть на асфальте и громко выть. Первомайские красочные колонны обходили её и нас с двух сторон…
   Кое-как удалось всё-таки её поднять и – громко рыдающую – увести в сторону. Это был первый парад в её маленькой трёхлетней жизни…
 
               «Подпольные» клички  наших детей
   О, какие только клички не придумывали мы с Наташей четверым нашим детям, когда они были маленькими!
   Взять хотя бы нашего первенца Диму. Он был у нас Димик, Димуля, Димуленька, Митя, Митенька, Бобо;ка, Бо;кочка, а ещё  –  бабка Мане;фа, дядя Ди;мик, Димико;… Бабушка наша, услышав это, изумлённо изрекла:
   – Да он – не просто  Димико;, он ещё – Димико; белобрысый! (Дима в то время был блондином.)
   Когда он повзрослел (да и сейчас – нередко) называем его Ву;йко з Полоны;ны (что в переводе с украинского означает что-то вроде Дядька из поляны Карпатских гор).
   А  Уля была у нас Улико;шка, Кошечка, Кошечка Уля, Кошечка Ву;ля (так называл её двойняшка маленький Саша). Но, когда он был недоволен ею, он называл её резко: Кошка!
   Саша был у нас Котиком Са;лли, Сулико; (он очень любил петь во младенчестве), Сашенька, Сашутка, Бо;ло.
   А каких только имён мы не давали младшему Андрею – Дю;ша, Дю;шечка, Дюша;н, Дюша;ня, Дю;ня, Дюдю;, Дюдю;ка, Дю;кочка, Ко;чечка, Ко;чечка  Дюдю;,  а, когда были им недовольны, – Ко;чка. Бабушка Люба ласково называла его Дю;ка. А сестрёнка Уля до сих пор называет его Ко;лобом, Колобко;м, Коло;бушком, Колобо;чком. Даже сейчас,  и он спокойно  отзывается  на это имя… А ещё он был Гудз или Гу;дзык (по-украински – Пуговица), даже Гудзо;н.               
               
                Уходи прочь, тигр!
   – Уходи, тигр, уходи! – кричала в азарте пятилетняя Уля, ползая на коленях вместе со своим двойняшкой Сашей навстречу наступающему на них и рычащему старшему на два года брату Диме, изображавшему тигра.
   Мама Наташа в это время была занята; на кухне какими-то бесконечными домашними хлопотами многодетной семьи.
   «Тигр» наступал очень активно и так устрашающе рычал, что Уля схватила ремень и начала стегать им «тигра». Удары пришлись на голову, лицо и глаза, «тигру» стало очень больно, и игра прекратилась.
   Когда папа пришёл с работы, мама рассказала ему, что Дима стал хуже видеть одним глазом. Папа осмотрел Диму и увидел ссадины на лбу и веках, а в передней камере глаза была кровь.
   Пришлось Улю поругать и сказать, что бить по глазу нельзя. Диму срочно госпитализировали в глазное отделение госпиталя, и у него начался; необычный и нелёгкий для него период.
   При осмотре глаза оказалось, что видит он на несколько строчек таблицы Сивцева-Головина меньше, чем обычно. Кровь была только в передней камере глаза (гифема), излившаяся из повреждённых сосудов радужной оболочки. На глазном дне – «Бе;рлиновское» помутнение сетчатки.
   Дима был переведён на строгий постельный режим с бинокулярной (на оба глаза) повязкой и вертикальным положением головы. В таком положении надо было лежать в постели до тех пор, пока не рассосётся кровь. Спать, есть тоже надо было в таком положении; писать и какать – так же.
   Помогал Диме один солдатик из команды выздоравливающих. Тот во время ухода за Димой сплёл из использованных капельниц сувенирного человечка, из спичек сложил церквушку, всячески развлекал мальчишку, поэтому Диме было с ним легче выдержать этот период.
   В глаз закапывались рассасывающие кровь капли. Прошло дней десять-двенадцать, кровь из угла передней камеры рассосалась, «Бе;рлиновское» помутнение сетчатки исчезло.  Дима был переведён на полупостельный, а затем – и на общий режим  и выписан домой. Зрение к нему возвратилось полностью.
   Уже после он в своей записной книжке записал, что у него  в этом году «была травма глаза, очень серьёзная».

                У нас – украли коляску!
   Была холодная северная зима в Кандалакше. И длинная полярная ночь. Снежный вечер. Мы с Наташей подвезли в горизонтальной двухместной коляске двойняшек Сашу с Улей к подъезду, занесли двойняшек на третий этаж, и я спустился за коляской. Снял верхнюю часть и занёс её домой. Спустился за нижней частью с колёсами – её у подъезда не было.
   Я бросился искать: забежал за дом, заскочил в каждый подъезд – коляски не было. Побегал в округе, вокруг других домов – нет коляски.
   Была зима, дети уже были годовалые. Нас спасло то, что зима была снежная, и мы начали возить детей в санках. А весной – перешли уже на вертикальную коляску, да и начали учить детей ходить.
   И только уже к осени кто-то посоветовал спуститься в котельную под соседним домом – вроде бы, там видели похожую на нашу коляску.
   Зайдя в котельную, я действительно увидел нижнюю часть нашей коляски, на ней стоял ящик с углём – приспособили кочегары её для своих нужд...

                Мы видели северное сияние!
   Житель юга Украины, я только читал и слышал о северном сиянии, но видеть его там – на Украине, Дальнем Востоке и Забайкалье, в Венгрии  – мне не приходилось. И вот я приехал в Мурманскую область, в Сочи Заполярья – Кандалакшу.
   Однажды зимой, забрав детей вечером из детского сада, вышел я с ними во двор. И вдруг, взглянув в небо, увидел я замечательную картину – зеленоватые причудливые завесы в небе, они переливались, вибрировали, постоянно меняя свою форму и размеры, и казались где-то рядом, совсем близко. Они совсем не стояли на месте, беспрестанно двигались и висели в воздухе, казалось, прямо перед тобой…
   – Смотрите на небо, дети! – крикнул я им. – Это, похоже, северное сияние!
   Мы остановились и долго любовались этим чудом природы. А, придя домой, рассказали об этом маме.   
   В Пушкине – намного южнее, но всё-таки однажды я тоже видел северное сияние.
   – Ура, ура, ура! – так и хочется крикнуть. – Люди, почаще смотрите в небо, и когда-нибудь вам тоже повезёт увидеть это чудо!

              Мы с Димой испугались медведя в лесу
   Как-то в выходной день осенью была объявлена в госпитале поездка в лес за грибами и ягодами. Никогда до этого я, выросший в степях на юге Украины, по лесу ещё не ходил, грибы и ягоды лесные не собирал, да и вообще они мне были неизвестны.
   Расспросив об экипировке у сослуживцев, я тоже поехал в лес, взяв с собой пятилетнего сына Диму, чтобы и он приучался к лесным путешествиям.
   Автобус завёз нас на окраину леса, все мы вышли из автобуса, и народ тут же бросился в лес. Все куда-то разбежались и быстро исчезли. Мы с Димой медленно, боясь заблудиться, пошли за ними.
   Нас догнал какой-то мужчина (я его видел впервые):
   – А вы что; – никуда не торо;питесь?
   – Да мы ещё здесь ничего не знаем – впервые в жизни мы в лесу, – ответил я.
   Он осмотрел нас и по моей просьбе начал рассказывать о грибах, лесных ягодах и показывать нам их, находя на нашем пути. Так мы постепенно углубились в лес…
   В одном месте он остановился, увидев под деревом примятую траву, и показал нам:
   – Здесь лежал медведь, и совсем недавно. Видите эти какашки? Они ещё тёплые, от них поднимается пар. Видимо, первые ваши грибники его вспугнули, он встал и ушёл с этого места. А вот на ветках, видите, шерсть его – здесь он чесал свою спину.
   Мы с Димой начали испуганно озираться вокруг – за каждым кустом теперь нам виделся медведь.
   – Не бойтесь, он уже ушёл отсюда: ваша большая и шумная группа ему не нужна, он сам обходит вас стороной.
   И наш «учитель» ушёл дальше, сказав:
   – В первые секреты грибника и ягодника я вас посвятил, теперь начинайте познавать всё сами, тем более, что у вас даже есть книга по грибам.
   Перед поездкой я действительно купил в книжном магазине книгу «Тебе, грибник» и взял её в лес, её у меня в руках и увидел наш «учитель».
   По этой книге мы с Димой в том году, а в последующие годы и с Сашей и Улей нередко сверялись, что за гриб мы нашли. А с медведем в лесу за несколько лет после этого случая мы ни разу так и не повстречались...

                Наш микроклимат в поезде
   Во время отъезда в отпуск и возвращения из него мы всегда ездили поездом – в купейном или плацкартном вагоне, занимали целое купе, где размещались Наташа с четырьмя детьми, а я  – брал верхнюю полку в соседнем купе.
   Наташа с маленьким Андрюшей спали на одной полке, Дима с Сашей – на верхних полках, а Уля на нижней, напротив мамы с Андрюшей. А, когда Уля с Сашей были совсем маленькими, они спали вдвоём «валетом» на нижней полке под присмотром Наташи.
   Тот микроклимат, который был у детей у нас дома, они переносили и в купе поезда. Мы брали с собой немного игрушек в дорогу, и дети продолжали играть друг с другом так же, как они это делали дома. В купе у нас целый день было весело и интересно.
   Одинокие дети, ехавшие в других купе в семьях, где было чаще по одному ребёнку, подходили к нашему купе и с любопытством и интересом, стоя в дверях, наблюдали за играми наших детей.
   Наши же дети делали вид, что они не видят тех – других детей, гордые, что за ними наблюдают, продолжали ещё более увлечённо играть друг с другом.
   Тогда мы с Наташей, видя, как скучно детям из других купе одним и что им интересен этот дружный коллектив, приглашали их зайти к нам. Те робко наблюдали, иногда несмело присоединяясь к играм наших сорванцов.
   Не менее интересная ситуация была, когда мы начинали кормить наших детей. Соседские дети с жадным интересом провожали взглядом каждый кусок пищи, ведь у нас всё это было вкуснее по их представлениям, поэтому мы угощали и этих детей, если они соглашались.
   Родители тех детей пытались временами оттащить своих от нашего купе, говоря, что у них тоже есть вкусная пища, но там их детям было всё это не так интересно.
   А вечером, когда мы укладывали детей спать и рассказывали им сказки, соседские дети тоже любили их слушать у нашего купе.
   В общем, купе наше в поезде напоминало пчелиный рой – из наших детей и деток из других купе…

                Дети, тише, белочка, зайчик!
   Идём мы по лесу с детьми в окрестностях Кандалакши. Они обычно дурачатся и бесятся нередко друг с другом, шумят, галдят, беснуются.
   Я иду вперёд, находя тропку, шагая между кустами и деревьями, находя всё новые интересные моменты.
   Вдруг буквально из-под ног моих выскочил из кустов заяц и прыжками «рванул» от меня. Я тихонько зову детей:
   – Дети, тише, вот зайчик!
   Они бегут вперёд по кустам, громко крича:
   – Где? Что? Какой заяц? Где он?
   Зайчик, конечно же, быстро скрылся из виду, припустившись бежать от этого шума и крика.
   – Папа, ты говорил о зайце, – требуют дети. – Где же он?
   – Поздно смотреть, дети, – отвечаю я им. – Он испугался нас и убежал уже далеко.
   Не менее интересный случай был и в Александровском парке в Пушкине. Шли мы, шли с детьми по этому парку. Дети приотстали слегка, а я – ушёл вперёд, выхожу на поляну.
   По лесу вокруг сосны бегает белочка. Увидела меня, подбежала и, остановившись, глядит на меня. Затем – взбирается по ботинку моему и штанине на колено, поднимает мордочку и смотрит на меня, ожидая угощение. У меня же такового, к сожалению, не оказалось.
   – Белочка, дети, тихо, – почти шепчу я детям.
   Все четверо выскакивают шумной ватагой на поляну и орут:
   – Где белочка, папа?
   И, поражённые увиденным, замолкают. Увидев их, белочка спрыгивает с моего колена и быстро взбирается на сосну.
   – Папа, как это произошло? Что ты сделал, чтобы она сидела на твоём колене? – спрашивали дети.
   – А ничего, родные мои. Белочка очень хотела, чтобы я угостил её чем-нибудь вкусненьким, но у меня, к сожалению, ничего не оказалось, – ответил я.
   – А как сделать, чтобы и к нам она взобралась на колени? – спрашивали меня дети.
   – Надо не пугать белочку, а предложить ей лакомство. Не шуметь в лесу, дети, – звери не любят шума. И никогда не обижать их. Ходи;те по лесу тихо, и тогда он будет открывать вам свои тайны…

                Уля и русская роспись
   Когда мы в сентябре-октябре привели детей в ЦГИ* в Пушкине, директор Юрий Михайлович Федоренко определил Сашу на баян, Андрюшу на аккордеон, Диму на литературное отделение, а Улю – на виолончель. Но занятия музыкой и сольфеджио Уле оказались неинтересными, её больше заинтересовали занятия рисованием, что и отметила её преподаватель.
   И Уля начала заниматься русской росписью, притом – с удовольствием, и у неё всё это неплохо получалось. Успехи Ули по этому предмету отмечала и её преподаватель Зинаида Владимировна Голубева. Она так увлечённо вела свой предмет, что Уле, да и другим ребятам нравилось заниматься здесь.
   Работы Ули даже после успешного – в числе лучших – окончания ЦГИ несколько лет демонстрировались на выставках детского творчества в Санкт-Петербурге и в ЦГИ.
   Приходя с Наташей на концерты в ЦГИ, мы до сих пор с удовольствием показываем нашим друзьям и знакомым работы Ули, периодически выставляющиеся на выставках работ учащихся в фойе ЦГИ.
 Это такие тонкие интересные работы, от которых невозможно оторвать взгляд. И все их Уля делала одной кисточкой, даже трудно в это поверить, что такие тончайшие мазки можно делать одной и той же кистью.
   Мой хороший друг – офтальмолог из Кандалакши Мурманской области Николай Стахович Милевский – заядлый грибник и охотник даже по моей и Улиной просьбе привозил Уле несколько беличьих хвостиков, чтобы Уля делала из них кисточки. Кисточки эти хранились у нас довольно долго…
   *ЦГИ – Царскосельская гимназия искусств
               
                Дима делал планеры в ДТЮ*
   Маленький Дима, пойдя в школу, параллельно по вечерам ходил в ДТЮ в кружок авиамоделирования.  Ему это нравилось, и он приносил домой свои планеры, показывал их нам с Наташей и своим меньшим братьям Саше и Андрею и сестре Уле. С ребятами в кружке этом занимался дедушка-педагог.
   К планеру надо было прикрепить моторчик, и тогда планер даже летал.
   Кружковцы периодически выходили в парк и выпускали свои де;тища полетать. Дома на шкафу у нас всегда стоял один из его планеров. Дима его сделал самостоятельно: чертил, выреза;л, клеил, пилил, здесь в кружке он научился работать с паяльником.
   Хороший был кружок, да и педагог у Димы был неплохой.
   А у педагога и его жены был единственный сын, несколько лет назад уехавший в Америку. Родители за ним очень скучали, особенно мама:
   – Как там сыночек наш? Некому теперь готовить ему супы, борщи, котлеты с кашами…
   Мать так тосковала за сыном, что уехала в США даже одна. А папа – дедушка-педагог по планерному делу оставался один в Пушкине и жил холостяком, без жены. Она же и сын постоянно звали его к себе. Наконец, он не выдержал: раздал мебель и вещи, а что удалось продать – про;дал; сдал свою квартиру и уехал летом в США к своей семье.
   Когда осенью Дима пришёл в ДТЮ, кружок его уже не работал, поскольку педагог уехал из страны. Как я ни пытался пристроить Диму в соседний кружок – автомоделирования (по моей инициативе мы с ним даже зашли туда «на экскурсию»), он не заинтересовался этим кружком и больше в ДТЮ не ходил.
   Года через два-три зашёл я в ДТЮ и спросил об этом преподавателе. И там рассказали мне, что дедушка этот, живя в США, очень тосковал по Родине и там совсем не прижился. Оставив  в США жену и сына, возвратился в Россию, в Пушкин.
   Некоторое время жил у своих старых друзей, заходил в ДТЮ, но ставки там все уже были заняты. Начал он хлопотать о восстановлении российского гражданства, получении жилья.
   Такие вот интересные повороты судьбы случаются в нашем королевстве…
*ДТЮ – Дворец творчества юных
               
                Эх, поскаку;!
   Маленький Саша, насмотревшись, как играют другие дети, брал в руки веник или какую-нибудь палочку, продевал их между ног, имея в виду, что он мчится на удалом коне, хлестал себя сзади ладошкой и скакал вперёд, приговаривая:
   – Эх, поскаку;, поскаку;, поскаку;!

                Гла;зки на ножках
   Наш Саша был такой маленький и тоненький, что, казалось, попы у него совсем не было. Когда на него надевали колготки, те спада;ли вниз, так как не за что им было зацепиться.
   Наташа даже придумала Саше прозвище «Гла;зки на ножках», которое очень ему подходило…
   
Маленький Саша прибегал с острова «водички попить»
   Наташа привезла на лето троих маленьких детей в Инту к своим родителям. Однажды родители её собрались с внуками на прогулку, Наташа же – осталась дома и занялась приготовлением обеда, стиркой и уборкой квартиры, ей теперь никто не мешал.
   Бабушка Люба с дедушкой Гришей решили сводить внучат на остров в городе на реке Интинка. Пришли они к берегу, по мосту перешли на остров и начали знакомиться с ним. В какой-то момент все вдруг заметили, что четырёхлетнего внука Саши нет с ними. Все растерялись, переполошились и в панике стали кричать, звать Сашу и бегать по острову.
   А в это время мама Наташа стирала дома бельё. Вдруг открылась дверь (а двери там они никогда не закрывали), на пороге появился маленький Саша и попросил у мамы водички. Мама подумала, что все они возвратились с прогулки и уже во дворе. Она дала Саше чашечку воды, он выпил, сказал «спасибо» и убежал за дверь. Наташа снова посчитала, что они все – во дворе, и он присоединился к ним там…
   А в это время на острове была настоящая паника: обессилевшие и отчаявшиеся дедушка Гриша, бабушка Люба и Дима с Улей носились по острову в поисках пропавшего ребёнка. Когда Саша прибежал к ним, все набросились на него:
   – Где ты был?
   А Саша спокойно ответил:
   – Бегал домой к нам – водички попить…

                Киса, включи гла;зки!
   У дедушки с бабушкой была светлая пушистая  кошка. Маленькому Андрюше очень хотелось играть с нею, но кошка довольно часто лениво спала, мурлыча, глаза её были закрыты.
   Андрюше же очень хотелось посмотреть, какие у неё глаза. Он начал приставать к кошке:
   – Киса, включи гла;зки!
   Но кошка не обращала никакого внимания на его просьбы. Тогда Андрюша осмелел, начал теребить её, требуя:
   – Киса, киса, ну включи же гла;зки!
   Разозлившаяся киса вскочила и поцарапала Андрюшу. Обиженный мальчик начал рыдать…

                Вася с Авангардной
   История эта произошла уже более двадцати лет назад, я стал уже забывать все подробности, но жена моя Наташа помогла мне своим рассказом «освежить» события тех далёких лет…
   Нашему младшему шестилетнему сыну Андрюше  в хирургическом отделении детской больницы на Авангардной улице тогда произвели плановую операцию, и мы с Наташей по очереди навещали его, привозя ему «гостинцы» и;з дому.
   Андрюша рассказал, что он подружился здесь с мальчиком Васей в этой же палате. Васю, со слов Андрюши, никто не проведывает, он сирота. И, когда я был у Андрюши в палате, Вася забирался под одеяло и лежал, отвернувшись к стенке, он плакал.
   Васе было лет шестнадцать, но выглядел он намного меньше этих лет. Позже выяснилось, что он – из детского дома, родителей своих не знает. Родился слабым, недоношенным, с пороками развития: дефектом передней брюшной стенки, хроническим воспалением почек и другими тяжёлыми дефектами.
   Молодым его родителям было по восемнадцать лет, им в роддоме сказали, что он не выживет у них, предложили оставить ребёнка и отказаться от него. Они и отказались от ребёнка.
   Ребёнок был помещён в детский дом, за эти годы перенёс десятки операций  и остался жить. Было ему уже лет шестнадцать, когда мы его увидели.
   В последнее время он находился в детском доме в Петергофе, оттуда и привезли его на очередную операцию в Санкт-Петербург в детскую больницу на Авангардной.
   Андрюша делился с этим мальчиком своими игрушками и угощениями. Мы с Наташей делали то же самое. Вася был добрым мальчиком, но очень слабым и болезненным.
   Когда Андрюшу выписали, мы привезли его домой, но сердца; Наташи и моё вспоминали бедного сиротку Васю. Наташа попросила меня съездить в Санкт-Петербург и навестить Васю.
   Накупив гостинцев, я приехал в больницу и зашёл в палату Васи. Увидев меня, Вася удивился:
   – Дядя Коля, вы приехали к Андрюше? Но он ведь уже выписался.
   – Я приехал к тебе, – сказал я.
   Вася долго не мог поверить, расширившимися от изумления и радости глазами он смотрел на меня:
   – Меня ещё никогда не проведывали, вы первый!
   Всем входящим в палату – и детям, и медсёстрам – он радостно сообщал:   
   – Смотрите, меня приехал навестить дядя Коля!
   Я передал ему пакет с гостинцами, а он смущённо отказывался и благодарил со слезами на глазах:
   – Знаете, ко всем ребятам в палате приезжают родители, а ко мне никто, никогда. Мне так обидно, я забираюсь под одеяло с головой, отворачиваюсь к стенке и тихо плачу… Спасибо вам, спасибо!
   Вася всё ещё долго не мог поверить в то, что я приехал именно к нему. Мне было так жаль мальчика. Он попросил номер нашего телефона и иногда по вечерам, когда дежурила добрая медсестра, разрешавшая ему звонить, он звонил нам, и Наташа долго говорила с Васей, он делился своими новостями. Мы успокаивали и поддерживали его.
   После его выписали, и он уехал в детский дом в Петергоф, откуда изредка звонил нам.
   В восемнадцать лет над ним взял опекунство какой-то конюх, которому был нужен помощник – работник. Вася изредка звонил нам оттуда и делился своими горькими мыслями: у конюха он был на правах раба.
   Вася рассказал нам, что, когда он был в детдоме (а он всю жизнь хотел найти своих родителей), однажды удалось ему увидеть свои документы. Он запомнил адрес, написал родителям, они жили в Тольятти.
   Его отец и мать тут же приехали к нему, получив его письмо. Они плакали, на коленях стояли перед ним, прося прощения за то, что тогда отказались от сына, ведь их убеждали, что он – не жилец и погибнет.
   – Родители уехали оформлять документы, они в ближайшее время приедут и заберут меня к себе, – говорил нам счастливый Вася. – У меня там ещё есть два брата.
   – Тётя Наташа, – говорил в трубку счастливый плачущий Вася, – я там буду работать, я не буду для них обузой!
  Мы с Наташей обрадовались Васиному счастью. Больше Вася нам не звонил…

                Каята; поете;я!
   Увидел маленький Саша как-то таракана и, удивлённый, стал наблюдать за ним.
   – Что называется? – спросил он нас с Наташей.
   – Таракан это, – ответили мы.
   Саша переделал это название, и у него оно теперь было «карата;».
   Маленькая Уля увидела муху, которая при попытке Ули подойти к ней поближе, взлетела в воздух.
   Изумлённая Уля закричала:
– Каята; поете;я!*
   *Таракан полетел! (Муху она приняла за таракана, но никогда ещё до этого не видела, чтобы таракан летал.)

                Мальчик проглотил язычок!
   Взяли у меня кровь на анализ в поликлинике, выхожу из кабинета. За дверью – молодая женщина с мальчишкой, говорит она ему:
   – Ты подожди здесь, я сейчас выйду.
   Мальчик плачет, пытается зайти за мамой.
   Я говорю ему:
   – У меня только что взяли кровь на анализ. Видишь, тётя забинтовала мне руку. Сейчас мама выйдет, у неё – тоже будет забинтована рука. Как тебя зовут?
   Мальчик ничего не отвечает, но плакать перестал и стоит в углу за дверью. В это время выходит из кабинета его мама, он бросается к ней.
   – Видишь, ручка у мамы тоже забинтована, – продолжаю я. – Так как же тебя всё-таки зовут? Вова?
   Мальчик отрицательно качает головой.
   – Миша? Серёжа? – интересуются бабушки из очереди.
   Мальчик не отвечает.
   – А, у него, наверное, нет язычка? Или ты его проглотил? – спрашиваю.
   Мальчик показывает нам кончик своего язычка.
   – Ну, скажи дедушке, что тебя зовут Владик, – предлагает ему мама.
   – Не сказу, – наконец, отвечает малыш.
   Все в очереди улыбаются…

                Дима на бальных танцах
   Дима в детстве, да и всегда – очень стройный. Я спросил у преподавателя бальных танцев ДТЮ:
   – Вам мальчики не нужны?
   Он мне ответил:
   – Нужны, очень нужны.
   У них всегда был перебор девочек и дефицит мальчиков.
   С согласия Наташи привёл я Диму на урок к этому преподавателю. Тот поставил на свободное место в одном из рядов репетирующих детей и сказал ему делать то же, что и другие дети. А мне преподаватель предложил прийти через два часа к концу занятий и забрать Диму.
   Часа через два поднимаюсь я по ступеням в ДТЮ. Спускающийся мне навстречу мальчишка говорит:
   – А Димы нет, он убежал.
   Я не мог поверить в это и подошёл к преподавателю. Тот, увидев меня, сказал:
   – Вы ушли, занятие продолжалось. Когда я повернулся к своему магнитофону, чтобы сменить музыку, услышал стук двери. Обернувшись, я увидел, что сына вашего нет.
   Придя домой, я спросил у Димы:
   – Почему ты ушёл?
   Он объяснил мне:
   Ребята те уже давно занимаются с преподавателем, они многое умеют. Я же – не мог выполнять то, что требовалось.
   Я понял, что Дима всегда и везде хотел быть первым, поэтому ставить его надо было тогда только с начинающими, вот и весь ответ.
               
                Ой, повезло вам, повезло!
   Маму Наташу с четырьмя детьми знакомые пригласили на дачу. Наш четырёхлетний Андрюша ходит по дому, по двору и спрашивает, увидев коз:
    – А у вас, значит, и козочки есть?
   – Есть, – отвечают ему.
   – Ой, повезло вам, повезло.
   Идёт он дальше по двору:
   – И курочки эти ваши?
   – Наши, – говорят ему.
   – Ну, повезло вам, повезло, – говорит Андрюша. – А кролики тоже ваши?
   – Наши.
   – Повезло вам, повезло.
   Входит Андрюша в дом, а там дедушка играет на гармошке.
   Ребёнок останавливается в полнейшем ступоре:
   – Как, у вас ещё и дедушка есть? И гармошка? А он ещё и играть на ней умеет?
   – Умеет, – отвечают ему. – Он ещё и на балалайке умеет, и на свирели. Дедушка наш – тот ещё мастер.
   – Вот это повезло вам, так повезло, – изумляется маленький философ…

                ***
   Маленького грудничка Диму во время моего отпуска в дождливых сентябре-октябре привозил я в колясочке в детскую поликлинику на кварцевание , чтобы закалить его, с улицы Глинки  к автобусному кольцу на Оранжерейной, освобождая Наташу для других дел, которых было всегда много в нашей семье (стирка, уборка, глажка, готовка).
   Колясочку ставил я у входа в поликлинику, маленького Диму вносил в поликлинику, шёл к кабинету кварцевания и занимал очередь. В нужный момент вносил его туда, распеленовывал, и он проходил кварцевание. Когда эта процедура заканчивалась, я снова пеленал его и выносил из кабинета.
   У кабинета всегда была очередь из мам или бабушек с детьми. Из мужчин я был один, и это вызывало постоянное удивление женщин:
   – Впервые видим мы папу у этого кабинета, да вы ещё и пеленать ребёнка умеете!
   Искусству этому, обучила меня тогда жена моя Наташа, у неё это так естественно и мастерски; получалось…
             
                Двойняшки перепутали день с ночью
   Наши новорождённые двойняшки Саша с Улей, как только немного пришли в себя после рождения, вдруг выработали ужасный для нас режим: целый день они спали, и их совсем не было слышно. Наступал поздний вечер, я после службы возвращался домой. Мы с Наташей вечером стирали бельё (его было в среднем 100-120 наименований ежедневно), готовили пищу, гладили бельё.
   И, где-то в один-два часа ночи, когда мы с Наташей – обессиленные – валились с ног и пытались поспать, двойняшки наши, как по команде, просыпались и орали, как сумасшедшие всю ночь. Пытаясь успокоить их, мы брали по ребёнку на; руки и ходили по комнате общежития или по коридору, пытаясь усыпить их…
   Но это обычно не помогало. Приходилось выносить среди ночи коляску во двор и возить их в коляске среди сугробов по двору. Иногда это помогало, но тоже ненадолго.
   И, как только наступало время восемь-восемь тридцать утра, дети наши закрывали свои глазки и ротики и начинали мирно спать… До следующей ночи.
   Засыпали они в то время, когда мне снова надо было идти на службу. Наташа днём, хоть иногда, могла прикорнуть ненадо;лго, а мне – днём на службе это было невозможно, мне всё время отчаянно хотелось спать.
   И, когда я что-то делал (смотрел больных на приёме в поликлинике или осматривал их в отделении, или оперировал больных), я совсем не спал.
   Но, стоило мне сесть в учебном классе на совещании, где обычно замполит зачитывал массу приказов и распоряжений, я сразу же засыпал. Чтобы это было незаметно начальству, я садился в последнем ряду, стараясь спрятаться за впереди сидящими, клал локти на стол, руками подпирая голову, и старался таращить свои глаза.
   Но неутомимый Морфей тут же забирал меня в свои объятия, глаза мои закрывались, руки размыкались, голова падала вниз, и я «ловил» её уже на пути к столу или к своим коленям.
   В одно из таких мгновений увидел я, как начальник госпиталя, не отрывая от меня внимательно-изумлённого взгляда, наклонился к начмеду и что-то сказал ему. Взглянув на меня, тот что-то ответил, и они оба при этом улыбнулись.
   Иногда ещё, когда я засыпал и, вероятно, начинал похрапывать, кто-то из моих соседей слева или справа дружески толкал меня в бок: все в госпитале знали о бессонных ночах наших двойняшек и сочувствовали нам.
   Через несколько месяцев двойняшки, наконец, «поняли», что ночью надо всё-таки спать, и тогда нам с Наташей уже стало легче…
               
                Наташа уехала в театр
   Когда родился наш первенец Дима, у Наташи совсем не было времени отдохнуть: все двадцать четыре часа она проводила с ребёнком.
   И вот, однажды мы с нею решили, что она съездит в театр в Ленинград из Пушкина на спектакль – мне захотелось сделать ей подарок и дать отдохнуть. Она сцедила молоко из груди, уверив меня, что его хватит до её возвращения.
   Но – не тут-то было: она, видимо, даже не дошла до электрички, как наш малыш проснулся и затребовал молоко. Я дал ему его из сосочки.
   Маленький Дима выпил всю бутылочку сцеженного молока и громким рыданием затребовал ещё. А у меня молока больше не было. Взяв Диму на; руки, я начал ходить по комнате, пытаясь укачать его.
   Но Дима властно требовал молока материнской груди. Этот рёв казался мне бесконечным, пустую соску он тут же выплёвывал изо рта.
   Иногда он замолкал ненадолго, но быстро просыпался и начинал снова кричать. Похоже, он, привыкший к маме и теплу её груди, сразу же заметил её отсутствие и звал её своим криком. Ему даже не молока, похоже, надо было, а привычного тепла материнской груди.
   Время тянулось медленно. Прошло пять-шесть часов.
   … Наташа вышла из электрички и почти бегом помчалась к дому. Ещё издали, выйдя из-за поворота, услышала она Димин крик.
   Вбежав в квартиру, она схватила сына и прижала его к груди. Почувствовав привычное родное тепло и материнское молоко, малыш быстро успокоился и уснул у неё на руках…
   Теперь я уже знаю, что надо бы для ребёнка держать про запас ещё и смесь детского питания. Возможно, тогда бы Дима спокойнее перенёс отсутствие материнского молока.
   Но всё это дошло до меня уже позже, в Кандалакше, –  через два с лишним года, когда надо было кормить наших двойняшек…
       
                Накормил я двойняшек смесью
   Привычная к тому, что молока у неё много и его всегда хватало с лихвой нашему первенцу Диме, что  даже приходилось его сцеживать, Наташа, когда родились двойняшки, по-прежнему жила в уверенности, что у неё молока хватает и нашим двойняшкам Саше с Улей.
   Однако они у нас часто кричали, а мы не могли понять – отчего. Люди иногда спрашивали:
   – Может, молока им не хватает?
   Наташа же в полной уверенности отвечала:
   – Нет, молока у меня много, им хватает.
   Насмотревшись на поведение детей, я решил тайком от Наташи провести эксперимент. Купив в магазине детскую смесь, я спрятал её от Наташи.
   Однажды она ушла в магазин, оставив двойню на меня. Её сцеженное молоко они выпили за несколько минут. И затребовали ещё.
   Колеблясь и переживая, правильно ли я делаю, приготовил я детскую смесь и дал её детям. Они с удовольствием выпили смесь и уснули.
   Возвратившаяся домой Наташа, ещё со двора не слышавшая  детского крика, вбежала в дом и тревожным голосом спросила меня:
   – Где дети?
   Она решила уже, что с детьми плохо и «скорая помощь» увезла их в больницу.
   Увидев меня, спокойно в тишине читающим книгу, и мирно сопящих в кроватке детей, она успокоилась и – удивлённая – спросила:
   – Моего молока им хватило? А я так волновалась, что его не хватит.
   В ответ я показал ей детскую смесь и пустой флакончик из-под её сцеженного молока.
   С тех пор мы с Наташей смело прикармливали детей детской смесью, и в доме у нас уже была тишина…
               
                Здравствуй, И;я!
   Идёт мне навстречу наш ЛОР-врач Женя Зинуров с маленькой дочкой, ведёт её за ручку.
   Поздоровались мы с ним. Я спросил у девочки:
   – А зовут тебя как, ребёнок?
   – И-и-и-я, – ответила малышка.
   – Какое редкое имя, – подумал я.
   Поговорив о чём-то с Женей, мы разошлись.
   … Прошло время. Идут они как-то снова мне навстречу.
   – Здравствуй, И;я! – говорю я девочке, решив блеснуть своей памятью.
   – Как ты сказал? И;я? – удивился Женя. – Ты кому это говоришь?
   – Дочери твоей, – отвечаю. – Ведь это её зовут И;я.
   – Дочь мою зовут Лера, – смеётся изумлённый Женя.
   – Надо же, – удивляюсь. – А ведь когда-то она назвалась «И;я».
   – Быть такого не может, – отвечает мне Женя. – Наша дочь от рождения была Лерой. Ты, видимо, тогда не понял её «прононса»…
               
                Какая ты на вкус, земля?
   Была холодная весна, снег и лёд в Кандалакше во-всю; ещё царствовали на улицах города. Спасаясь от пронизывающего ветра, завёз я двойняшек во двор квартала, где несколько меньше дул холодный северный ветер. Вдоль палисадников здесь кое-где уже подтаивали снег и лёд, и была видна земля.
   Выпущенные из коляски мои двойняшки Саша с Улей медленно брели вдоль ограды палисадников, изучая всё, что им попадалось на пути. Здесь было тихо и намного теплее, чем вдоль улицы.
   Я вынул книгу, взятую на прогулку, и попытался читать, периодически наблюдая за моими детьми. Им здесь было спокойно: никакого движения транспорта, куда-то спешили единичные прохожие, изредка  перебегали двор кошки и собаки. Постепенно дети забредали по двору всё дальше от меня.
   И вдруг они присели у штакетника, где что-то их заинтересовало – сначала Улю, а потом – и Сашу. Подъехав с коляской к ним ближе, увидел я, что Уля выковыривает пальцами мёрзлую землю, открывшуюся в этом месте между снегом и льдом, и засовывает её себе в рот, а Саша – следует её примеру.
   – Дети, это кака, не ешьте землю! – бросился я к ним, оттаскивая малышей от штакетника.
   Не;хотя подняли;сь на; ноги мои двойняшки и, периодически оглядываясь, с сожалением отошли от этой привлекательной пищи…
               
                Опрос в школе
   Последним местом службы у меня был город Кандалакша Мурманской области, где мы про;жили пять лет. Уволившись из Вооружённых Сил, я со всей семьёй переехал в город Пушкин, а дети начали ходить в 403 школу.
   У маленького Андрюши с первого по четвёртый классы была одна и та же учительница – заслуженный работник культуры Нина Васильевна Масевич, которую дети очень любили и помнят Андрюша с одноклассниками до сих пор.
   Мы с Наташей познакомились с Ниной Васильевной, как и все родители, и всегда держали с ней контакт, узнавая об учёбе Андрея, о том, на что нужно обратить внимание, чтобы повышался уровень его знаний.
   Как-то в четвёртом классе Нина Васильевна проводила опрос у своих учеников:
   – Дети, у кого родители пьют, поднимите руку.
   Весь класс молчит, только Андрюша наш по;днял руку.
   – Андрюша, твои родители пьют? – не поверила изумлённая Нина Васильевна.
   – Да, пьют, – отвечает Андрюша.
   – Расскажи, пожалуйста, как они пьют, – просит учительница.
   – А вот, когда мы все ложимся спать, они приходят на кухню, закрываются, достают из холодильника бутылку пива, открывают её и пьют, – мы это подсмотрели однажды…
   Во время другого опроса* Нина Васильевна спрашивает у детей:
   – Дети, кого родители бьют – поднимите руку.
   И только один наш Андрюша снова по;днял руку. Изумлённая Нина Васильевна снова уточняет у Андрюши:
   – Как же они тебя бьют, Андрюша?
   – А, когда мы нашкодим в чём-то, мама берёт полотенце и замахивается на нас со словами:
   – Ах вы, негодники, бесстыдники, вот я вас!..
   Смеясь, Нина Васильевна рассказывала всё это нам, его родителям. Так получилось, что у неё не было семьи, и она всю себя отдавала детям, своим ученикам, очень любила их, заботилась о них. Они были для неё, как родные, и делились с нею всеми своими радостями и горестями, а она по мере возможности помогала им стать настоящими людьми.
   И, когда её не стало, дети из её класса, которых она выпустила, пришли на её похороны и почтили её память. Такой вот она была любящей и любимой…
   *Опрос этот Нина Васильевна проводила в то время, когда начали поднимать вопрос о правах ребёнка в масштабах всей страны.

          С детьми в лесах вокруг Кандалакши и Пушкина
   Времена были трудные и голодные, когда наши дети росли. Ещё и поэтому мы с ними начали ещё в Кандалакше ездить и ходить по окрестным лесам, собирая ягоды и грибы. До этого мне, выросшему в саду на юге Украины, не приходилось этого делать.
   Подробно о том, какие целебные свойства у северных ягод – черники, голубики, брусники, лесной малины, морошки и ши;кши – я не знал и выписывал себе в тетрадь подробное описание их из Большой советской энциклопедии в библиотеке.
   Вместе с детьми я изучал на практике, какая эта ягода, как она выглядит и где произрастает. Даже шикшу мы собирали «между делом». В итоге за время поездок в лес в выходные дни в конце лета и осенью мы набирали ведро шикши, которую Наташа закатывала в банки, делая компоты на; зиму из яблок и шикши.
   А как аппетитно съедали дети чашечку шикши с сахаром, придя из детского сада домой вечером!
   Большое ведро брусники собирали мы с детьми каждый раз за день поездки в лес. И как хорошо нам было в осеннем лесу дышать свежим лесным воздухом! Как аппетитно поедали мы наши бутерброды с сыром и колбасой, запивая их горячим чаем из термоса и заедая яблоками!
   Вставали мы в выходные дни часов в семь утра, быстро умывались и завтракали и уходили или уезжали в лес, возвращаясь оттуда в девятнадцать – двадцать два часа. Уставшие и довольные, все дети «валились с ног», но уже через полчаса-час они начинали беситься, баловаться, играть. Откуда только силы у них появлялись?
   Вечером, конечно, мы все быстро ужинали, купались и укладывались спать. Обязательно читали мы им или рассказывали на ночь сказки…
               
                Как мы блуждали по лесу
   Бывало, что мы плутали по лесу, но всегда нам удавалось найти дорогу домой. В окрестных лесах вокруг Кандалакши я бывал сам, с одним своим старшим сыном Димой, а, нередко – по выходным – и с тремя старшими детьми. В последующие годы с уже подросшим Андрюшей мы тоже бывали в лесу, собирая лесную малину в окрестностях Семрино.
   Конечно, бывали случаи, когда мы теряли дорогу домой, но нам после недолгих попыток всё-таки удавалось выйти на дорогу домой.
   А вот один случай – уже во время жизни в Пушкине врезался мне в память.
   Утром со средним шести-семилетним сыном Сашей поехали мы вдвоём по знакомому мне маршруту – электричкой до Новолисино, оттуда – дизелем, идущим на Новгород, до 46 км, где на пересечении маршрута поезда с автострадой дизель остановился. Мы с Сашей и ещё четырьмя такими же грибниками-ягодниками сошли с поезда и углубились направо в лес, прошли мимо заброшенного фермерского хозяйства немного дальше и оказались на знакомом мне болотистом редколесье, где было довольно много клюквы.
   Был пасмурный осенний день, всё время слегка накрапывал мелкий дождь. Солнце в тот день даже сквозь облака мы не видели. Единственный поезд, проходящий по этому маршруту, привёз нас утром, а обратно он будет ехать из Новгорода где-то вечером. Автострада тоже была здесь безлюдна, гудков паровоза или автомобиля не было слышно.
   Это было почти поле с редкими деревцами и кустарниками. За день мы набрали с Сашей большое ведро клюквы и немного грибов в корзинке (сыроежки и горькушки), от дождя спасали нас с Сашей дождевики.
   Днём мы сделали перерыв и пообедали бутербродами с сыром и колбасой, напились горячего чаю из китайского термоса, съели по яблоку и банану. Довольные и счастливые, совсем ничего не подозревающие и безмятежные, продолжали мы собирать ягоды и грибы.
   Дело уже было к вечеру, по времени пора было уже и собираться в обратный путь – к нашему дизелю-подкидышу, который должен был довезти нас до Новолисино.
   На этом поле мы с Наташей и детьми бывали уже в последние два года несколько раз, поэтому я был совершенно спокоен, что мы не можем заблудиться. Остальные наши попутчики трудились в поле видимости, поэтому в обратный путь все решили идти вместе.
   В полной уверенности в своей правоте я указал им направление выхода на дорогу, но все они показывали ещё несколько разных направлений. И, что самое интересное, каждый из нас считал, что только он прав, а ориентиров – ни солнца, ни звуковых сигналов ни с одной из сторон у нас не было.
   Везде всё было одинаковым – мокрое, дождливое и туманное марево висело над нашим болотом. Пошли мы в одном направлении, шли долго, может быть, с полчаса, но выйти на дорогу нам не удалось.
   Пошли в другом направлении, и тоже безрезультатно.
   Пошли в третьем, увидев какую-то тропку, в надежде, что она хоть выведет нас из этого ужасного болота, но после долгого движения по тропке тропа вывела нас в какое-то другое, совсем незнакомое нам болото между остатками чахлых деревьев по бокам, а затем – и совсем затерялась в этом болоте наша тропа.
   Стало темнеть, все уже были в отчаянии.
   – Сашенька, ты не запомнил, как мы шли? – спросил я ребёнка.
   Но маленький Саша посмотрел на меня печально и спросил сквозь слёзы:
   – Папа, мы заблудились?
   Чем я мог его успокоить? Мы двинулись в обратном направлении по той же тропинке, чтобы хоть куда-то идти и, пройдя ещё какое-то время, увидели вдруг в кустах столб с телефонными проводами. Решили идти вдоль телефонных проводов в надежде, что куда-то они нас всё-таки приведут. Уже совсем стало темно.
   А перед этим мною овладело такое отчаяние, что я хотел было уже выбросить и ведро с клюквой и корзинку с грибами, но что-то удержало меня.
   … Так шли мы вдоль проводов от столба к столбу, едва различая их в темноте, и вдруг увидели вдалеке какой-то домик.
   Поспешили к нему, это оказалась железнодорожная будка на разъезде, сюда подходила под косым углом к железнодорожным путям эта телефонная линия.
   – Мы должны были выйти к 46 км. А это – какой километр? – спросили мы у дежурного.
   – Вы отмахали километров пять, это 51-й км, – сказал нам дежурный. – И ваш дизель на Новолисино вот-вот подойдёт, вы во;-время успели.
   Все мы ужасно обрадовались этому известию. Минут через пять подошёл наш дизель. Довольные, радостные и счастливые, мы забрались вверх по ступеням в вагон и благополучно добрались до Новолисино, оттуда ближайшей электричкой – в Пушкин.
   Наташе и детям я рассказал дома о наших приключениях и о чудесном выходе к нашему дизелю.
   Больше на то поле мы уже никогда не ездили…

                Подарок сына*
   Иван Иванович вошёл в дом  после трудового дня. У двери его встретила тёща:
   – Радость у нас: внук Лёша получил деньги за работу в июле.
   После  двухнедельной школьной практики пятнадцатилетние двойняшки Лёша и Маша уже полтора месяца работали в Екатерининском парке, убирая скошенную траву, – зарабатывали себе деньги на «карманные расходы».
   Маша собиралась купить что-то из одежды, а Лёша хотел приобрести какие-то очень нужные комплектующие для усовершенствования компьютера, когда-то подаренного их многодетной семье более состоятельными друзьями. Об этих деталях Лёшка мечтал уже целый год, но скопить деньги во время учёбы ему не удавалось.
   – Ну, и что же он приобрёл? – заинтересовался Иван Иванович, снимая обувь.
   – Детали к компьютеру он возьмёт в сентябре. А сейчас купил модный бадлон, шапочку и куртку для себя. А маме – платье, – произнесла сияющая тёща. 
   – Платье – маме? – был поражён отец. – Не может быть!
   В это время из комнаты вышел и сам «виновник торжества», втайне наслаждаясь реакцией отца.
   – Это правда, Лёша? – спросил Иван Иванович сына, ещё до конца не веря услышанному.
   – Правда, – ответил сын.
   – Надень же свои обновы, я посмотрю, – сказал Иван Иванович, присев на сиденье у входа.
   Лёша оделся. Обновы были красивы, изящны и удивительно гармонировали с его юными мордашкой и телом.
   Прошлым летом, впервые работая по линии Молодёжной биржи труда в Екатерининском парке, Лёшка ничего не купил никому из домашних, только себе что-то из одежды и обуви да детали для компьютера.
   – Но как же ты решился истратить на маму такие большие деньги? С тобой ведь так ещё никогда не было? – удивился отец.
   Сын молчал, потупившись: похвала эта в душе была ему очень приятна.
   – Но покажите же мне наконец это платье, – росло нетерпение отца.
   – Да я его сейчас сама и надену, – сказала возвратившаяся в это время мать.
   Она надела платье, сияя от радости: сын в пятнадцать лет впервые в жизни из своих «кровных» заработанных денег подарил ей платье. Отец тоже сиял. Его супруга и тёща не смогли удержаться от слёз радости.
   Поражённый сын остолбенел: такими счастливыми он их видел впервые. И причиной этому был его поступок. Лёшка понял, что он сегодня сделал что-то очень важное, значительное. 
   – Ты, конечно же, расскажешь об этом коллегам по работе да и подругам сообщишь? – предположил Иван Иванович.
   – Непременно, – ответила растроганная жена.
   А тёща подумала, что, возвратившись к себе домой осенью, расскажет прихожанам в церкви, какой у неё замечательный внук.
   И долго ещё мечтали Иван Иванович с супругой и тёщей, и радовались, что сын их и внук взрослеет… 
   *Рассказ этот тоже звучал на KBS World Radio (Сеул) в рубрике «Мини-театр: прекрасный мир» 15.02.2015 г.

                Нечаянная радость*
   О, как хотели Иван Иванович с женой Ниной, чтобы все дети их на старости  лет стали для них опорой и помощью! Но медленно, очень медленно те созревали в нужном направлении… Хотя Ивану Ивановичу уже «стукнуло» семьдесят пять, а Нине –шестьдесят пять, они всё ещё продолжали работать, не надеясь пока ещё на помощь детей.
   Сегодня оба они работали в утреннюю смену. Возвратившись домой уставшими во второй половине дня, увидели они на кухне пакеты с картошкой и луком на полу у окна, на столе лежали вкусная выпечка и связка бананов. От младшего сына они узнали, что приезжал старший сын и привёз эти продукты.
   Иван Иванович вспомнил, как недели две назад во время своего приезда к ним старший сын Володя спросил, что; бы он мог привозить из продуктов в свои приезды к ним. Отец, слегка отнекиваясь, предложил кое-какой список овощей. Остальное  сын мог бы  согласовать с мамой, позвонив ей.
   …Старики очень обрадовались, что сегодня после работы больше не надо идти в магазин и на рынок.   
   Пообедав остатками вчерашних заготовок, они прилегли отдохнуть. Отец уснул сразу и проспал часа три. За это время к ним в гости зашли средняя невестка Наташа  с внучкой Леной и снова подъехал старший сын Володя.
   Нина усадила гостей за стол и накормила всем, что было у неё – она поджарила Володину картошку с колбасой, напоила всех чаем с выпечкой, так удачно принесё;нной старшим сыном Володей.
   Когда проснулся Иван Иванович и вошёл на кухню, он увидел родных за столом, уже сытых и весело о чём-то болтающих. Володя подошёл к отцу, о;бнял его. Счастливый Иван Иванович сказал сыну:
   – Спасибо, Володя! Ты даже перевыполнил программу на сто процентов.
   Довольный похвалой, Володя улыбнулся.
   Счастливая  Нина, глядя на нас с Володей, заметила:
   – Ну вот, отец, теперь мы можем, наверное, уже и не работать!
   *13.12.2015 г. И этот рассказ звучал на KBS World Radio (Сеул) в рубрике «Мини-театр: прекрасный мир».

                Моё знакомство с компьютером
   Лет двадцать назад наши более состоятельные друзья, купившие себе в каждую комнату по плоскому компьютеру и имевшие на работе в кабинетах точно такие же, привезли нам в дом свой старенький компьютер со всей гарнитурой к нему и соответствующей литературой, помогли установить его в детской комнате и включили в сеть. Сколько радости было в глазах и сердцах наших четверых детей! Компьютер был ещё большой и громоздкий, как старый телевизор, но это уже был НАШ компьютер!
   Дети наши сразу же его оккупировали и всё свободное и несвободное время проводили за ним. Конечно же, они быстро освоили компьютерные игры, научились находить сказки и фильмы и с удовольствием наслаждались тем, что он им давал. По вечерам после школы, а в выходные дни – и целыми днями напролёт они сидели за этим ящиком, и оттащить их от него было целой проблемой!
   Когда-то на лекциях мне давали сведения о вреде на здоровье при многочасовой работе за компьютером, поэтому я поехал на Моховую, 38 в городской офтальмологический центр №7, где прослушал и подробно законспектировал лекцию об отрицательном влиянии компьютера на организм человека, и мы с женою пытались донести всё это до наших детей. Но было это практически невозможно. На наши просьбы и уговоры они не реагировали, тогда мы просто отключали компьютер от питания, поскольку как правильно выключить его мы ещё не знали, а дети специально не показывали, как это делать. Они же ещё и пугали нас тем, что так мы выводим из строя компьютер и будем виновны в его поломке. Так продолжалось довольно долго. Мы с женой Наташей чувствовали, что отстали от своих детей и не знали, как восполнить этот пробел.
   В школе у детей наших были занятия по обучению работе с компьютером, нам же, взрослым было даже страшно подступиться к нему. Мы ведь не знали даже, как его включить или выключить. А чтобы что-то там найти в интернете – об этом не могло быть и речи!
   В клубе «Интеллект» детей дополнительно обучали работе с компьютером, и я записал наших детей туда. А вот о нас с женой Наташей даже и речь не шла тогда, мы не могли даже и мечтать об этом.
   Постепенно дети стали с компьютером «на ты», а нам с женой моей Наташей было очень обидно, что отстаём мы с нею от детей.
   Мне очень хотелось не отставать от детей, поэтому я стал периодически просить своих детей показать мне сначала, как включается компьютер и как выключается, как создать страницу для печати на нём. Ведь само;й технике печати я давно уже научился, работая на нашей югославской пишущей машинке «Unis TBM De Lux», клавиатура там была точно такая же, как и клавиатура на компьютере.
   И постепенно дети, все четверо научили меня, как включить и выключить компьютер, как приготовить его к работе, как найти что-то интересующее меня в интернете, помогли открыть мне странички вконтакте, в e-mail, в фэйсбук, помогли начать общаться в скайпе с моими друзьями и однокашниками. Всему этому я научился не сразу: под диктовку я записывал алгоритм действий в каждом варианте, чтобы после самому, уже без помощи детей им пользоваться.
   Правда, нередко эти мои листочки где-то терялись, и мне приходилось снова и снова обращаться к детям. Они, бывало,  возмущались:
   – Мы тебе уже не раз это диктовали, папа! Найди свои записи и не приставай к нам по одному и тому же вопросу!
   Помогали мне и старший сын Дима, и средний сын Саша. А, когда они поступили в военное училище, и их теперь редко можно было увидеть дома, разве только в увольнении, мне стали помогать дочь Уля и младший сын Андрюша. И вот как раз Андрюша помогал мне больше всех, он ведь учился в Политехническом институте компьютерному программированию. Очень я благодарен всем детям за помощь в освоении компьютера, особенно младшему – Андрею.
   Правда, периодически, когда Андрея нет или ему некогда, мне помогают живущие отдельно и заходящие теперь в гости сыновья Саша и Дима, чаще – Саша.
   Но всё-таки львиную долю помощи в этом вопросе оказывал мне младший Андрюша.
   Так, благодаря своим детям, мне не понадобилось посещать компьютерные курсы, которые появились в более поздние времена и для взрослых в нашей стране.
   В последнее время мы с Наташей ещё побывали на компьютерных курсах в Досуговом центре в Пушкине уже после того, как Наташа освоила работу на компьютере у себя на работе в женской консультации.
   Но самыми главными учителями в компьютерном деле были у нас наши дети, – спасибо им за это и низкий поклон!
   Идут годы, время стремительно летит вперёд, компьютер наш физически и морально устаревает, начинает хуже работать. И мальчики наши Дима, Саша и Андрюша помогают улучшить его работу, усовершенствуют программы, ставят более современные детали. Предлагают они также освоить теперь уже ноутбук и персональный компьютер в кармане. Думаю, что помощь детей в этом вопросе тоже понадобится!

                Дима-2
   На нашей площадке жила медсестра гинекологии со своим сыном Димой. Было ему столько же лет, сколько и нашим двойняшкам. Наши дети играли вместе с Димой во дворе на детской площадке, нередко играли у нас дома,  вместе ходили в школу, в общем – дружили.
   Как-то зимой в декабре мама Димы взяла в профкоме путёвку «Мать и дитя» на зимние каникулы в санаторий Зеленогорска и предложила Наташе тоже взять такую путёвку. Наташе это удалось.
   И вот, за несколько дней до Нового года Наташа с нашими четырьмя детьми и наша соседка Галя со своим сыном Димой уехали вместе в этот зимний санаторий-профилакторий. Была снежная зима, и они взяли туда санки и лыжики…
   Весело и хорошо было им там на природе, на берегу Финского залива.
   Наташа с детьми были в одном санатории, а Галя с Димой – в другом, неподалёку. Мама Димы нередко попивала, такое случалось иногда с нею и в этом санатории.
   Наташа с детьми днём заходила за Галей с Димой, чтобы вместе поиграть на природе, но Дима на стук слегка приоткрывал дверь и говорил, что «мама отдыхает» (это означало, что мама спит пьяная) и закрывал дверь перед их носом. Так было несколько раз…
   Настало время возвращения домой, это было воскресенье 10 января, а завтра, в понедельник начинались занятия в школе после зимних каникул. Собравшись ехать на вокзал вместе, они рассчитались в своих санаториях и, сдав номера, Наташа и Галя с детьми приехали автобусом на вокзал в Зеленогорске и расположились на скамейке в зале ожидания.
   Галя подошла к расписанию на стене – посмотреть ближайшую электричку на Санкт-Петербург. Зал был заполнен народом. И вот здесь, в толпе Галя вдруг упала на пол. Наташа подбежала к ней, проверила пульс – пульса не было, и Галя не дышала. Наташа здесь же, на кафельном полу зала среди толпы людей делала Гале непрямой массаж сердца и искусственное дыхание, но оживить Галю было невозможно. Вызванная «скорая помощь» констатировала смерть.
   Трагедия эта разыгралась на глазах у Галиного сына Димы и наших детей. Все они были в шоке и потрясены случившимся. Наташа позвонила мне в Пушкин из комнаты милиции на домашний телефон и рассказала в двух словах о происшедшем. И попросила приехать на Финляндский вокзал, куда они должны были приехать после составления  протокола.
   Носилки с умершей Галей поставили в одном тамбуре вагона электрички, а Наташа с пятью детьми прошла в вагон через другой тамбур. Дети были очень напуганы всем происшедшим. Дима внешне казался молчаливым и спокойным, он всё это переживал внутри…
   Приехав на Финляндский вокзал, я нашёл их в детской комнате милиции. Наташа сообщила мне, что ей надо будет побыть там ещё какое-то время, у неё будут брать показания свидетеля. А мне с нашими четырьмя детьми предстояло ехать домой в Пушкин.
   Пригласив меня в кабинет, инспектор по делам несовершеннолетних расспросил меня, знаю ли я Диму и его родителей. Я ответил, что знаю Диму и маму его несколько лет, поскольку мы живём на одной площадке, и я слышал, что у Димы есть папа, он живёт в Пушкине, его я никогда не видел, его фио и адрес я не знаю.
   Тогда инспектор позвал Диму, который рассказал, что его папа живёт в Пушкине, назвал его фио, но адрес и телефон папы он тоже не знал. Со слов Димы, папа бывал у них в дни рождения Димы и в крупные праздники, дарил Диме подарки. Дима сообщил, что у папы сейчас – другая семья.
   Инспектор позвонил куда-то по телефону, назвал фио папы Димы и попросил срочно сообщить ему адрес этого человека и его домашний телефон. Через несколько минут раздался телефонный звонок, и следователь записал адрес и домашний телефон папы Димы. Я был тогда удивлён: насколько быстро в то время наши службы могли определить координаты человека.
   Инспектор тут же позвонил по этому телефону:
   – Добрый вечер! Знаете ли вы, что у вас есть сын Дмитрий? У него сегодня умерла мама при … (описал) обстоятельствах. Он сейчас находится в детской комнате милиции Финляндского вокзала. Соседи хотят забрать Диму к себе, но официально мы можем отдать ребёнка только родственникам.
   Из этого разговора я понял, что отец Димы намеревался быстро приехать на Финляндский вокзал. Жену мою Наташу оставили пока на вокзале для оформления необходимых документов, да и чтобы побыла с Димой, а я с четырьмя своими детьми – уставшими и перепуганными – уехал домой в Пушкин.
   Дети всё время обсуждали случившееся и очень жалели Диму. Приехав домой, я вы;купал детей, накормил их и уложил спать.
   Уже довольно поздно возвратились к нам Наташа, папа Димы и Дима, тогда я и увидел впервые папу Димы. Отец Димы попросил приютить Диму у нас, так как у него нет возможности забрать Диму к себе: у него теперь – другая семья, которая не готова принять Диму. Да и он не может начать жизнь заново.
   Мы накормили Диму и уложили его спать. А утром мы всех пятерых детей отправили в школу, учились ведь они в одной школе. Перед этим Дима заскочил к себе домой, взяв необходимые для школы рюкзак, книги, тетради, одежду и сменную обувь.
   Так Дима стал пятым ребёнком в нашей семье. Папа Димы заходил к нам после работы по вечерам, говоря:
   – Я не готов в третий раз менять свою жизнь. Дима привязался к вам, дружит с вашими детьми. Если вы не против, можете взять его к себе навсегда. Я же не могу в очередной раз начать жизнь заново.
   Наташа много плакала, ей и мне было жаль мальчика. Как-то, придя с работы, она сказала мне:
   – Поступай, как тебе покажется правильным, а я хочу взять опекунство над Димой.
   Мне тоже было очень жаль ребёнка, от которого отказывается родной его отец, и я согласился. Наташа сходила в СОБЕС, узнала, как это всё делается, собрала необходимые документы, и скоро мы стали опекунами Димы.
   Дети наши сначала очень жалели Диму, отдавали ему свои игрушки, играли с ним, помогали ему, как могли. Мы с Наташей тоже, как могли помогали ему, оберегая его от мрачных мыслей.
   Но, видимо, где-то мы с Наташей переборщили. Через какое-то время НАШИ дети стали обходить нас с Наташей стороной, перестали разговаривать с нами. Когда мы о чём-то говорили с ними, они, игнорируя нас, прекращали нас слушать, уходили в другую комнату и демонстративно хлопали дверьми. Наш старший сын Дима тоже постоянно стал ходить за новеньким Димой, замечая малейшие недочёты в его поведении, и говорил нам:
   – Вот, вы его хвалите, а он плохо вымыл посуду,   – посмотри;те! А ещё – он не так придвинул стул к столу! Да, и ещё…
   Другие дети тоже делали новенькому замечания и находили промахи в его поведении. Похоже, мы с Наташей слишком много стали уделять внимания этому ребёнку, а наши дети обиделись и начали ревновать нас к Диме.
   Дима же стойко держался, и внешне было не заметно, что это его больно ранит. Он всё время ждал своего папу, ведь тот был единственной родной душой у мальчика. Он часто смотрел в окна, ожидая папу, прислушивался к звонку в дверь. И, когда, наконец, раздавался этот долгожданный звонок, он опрометью бросался к двери:
   – Я сам открою, это мой папа приехал!!!
   И не отходил от отца до тех пор, пока тот не уходил. Мы стали говорить Диминому папе, заведя его в другую комнату и прикрыв хорошо дверь:
   – Что бы мы ни делали для Димы, он всегда нам говорит только «дядя Коля» и «тётя Наташа». Вас же – он боготворит. Вы для него – это свет в окошке. Он мечтает, грезит постоянно только о вас, о встрече с вами. Мы бы вам ничего не говорили, но сейчас НАШИ дети приревновали нас к Диме, устроили нам обструкцию и бойкот. Наша семья раскололась на три лагеря: наши дети, Дима и мы. Мы не знаем, что делать, как быть: у нас в семье теперь сложилась тяжёлая обстановка, и как разрешить эту нездоровую ситуацию – мы не знаем. Ваш же Дима живёт встречами с вами, он любит вас, только вас! Вы для него – ЕДИНСТВЕННЫЙ РОДНОЙ человек, усынови;те его!
   Долго не решался Димин папа сделать это. Тяжёлая и нездоровая обстановка в нашей семье продолжалась. Дети наши совсем не хотели идти на контакт с нами.
   И вот, однажды, папа Димы – сияющий от радости – пришёл к нам:
   – Можете меня поздравить – я усыновил Диму, теперь он официально МОЙ сын!
   И с гордостью показал нам документы об усыновлении Димы. Мы с Наташей от души поздравили его. Он попросил нас:
   – Пожалуйста, оставьте Диму у себя ещё на два-три дня, пока мы дома приготовим ему комнату и подготовимся к его переезду. И спасибо вам обоим, а особенно – Наталье Леоновне за всё, что вы сделали для моего сына. Можно, мы к вам будем приходить?
   – Конечно же, – ответили мы, – мы будем вам всегда рады. Дима стал для нас родным…
   Папа перевёз Диму в свою квартиру. Дима бывал у нас и после этого ещё не раз…
   Как-то я привёл своих детей Андрюшу и Сашу с Улей в музыкальную школу. Они переоделись и убежали на занятия, а я остался ждать их.
   И вот в дверь вошла уставшая женщина с Димой. Дима подбежал ко мне:
   – Дядя Коля, здравствуйте!
   Он переоделся и убежал на занятия, а женщина, как и я, осталась ждать…
   – Мы, наверное, заочно знаем друг друга? – спросил я.
   – Вы – Николай Петрович?
   – Да. А вы – новая мама Димы? – спросил я.
   – Верно, – ответила она.
   Мы разговорились о Диме, о наших семьях. Она вырастила сына, воспитывала дочь. И старалась стать хорошей мамой для Димы, создать ему доброжелательную атмосферу дома.
   Возвратившись из музыкальной школы,  я рассказал Наташе об этой встрече…
   Квартира, в которой жили Дима с мамой, осталась за Димой. Дима жил теперь у отца, а в своей квартире он разрешил жить  старшему сводному брату.
   … Шло время. Дима взрослел, учился, у него появились новые друзья, а к нам постепенно он стал приходить всё реже.
   Однажды нам сообщили, что вторая мама из их семьи ушла. Сложная и непростая, однако, штука эта по имени жизнь…
   И вот, как гром среди ясного неба, сообщение в интернете:
  «12 августа 2018 года в дорожной аварии в Подмосковье погибли два замечательных, удивительных человека Оксана Владимировна Прокопенко (Панина) и Дмитрий Леонидович Прокопенко. Эти люди избрали для себя самую светлую профессию на Земле – учитель. Оксана Владимировна работала в 403-й школе  учителем и завучем по воспитательной работе, Дмитрий Леонидович был учителем истории в 403-й, позднее – в 407-й школах. Оксана Владимировна – всегда приветливая, жизнерадостная, весёлая. Дмитрий Леонидович был увлечён историей и археологией, возил старшеклассников и студентов летом в археологические экспедиции. Многие жители Пушкина знакомы с ними. Прекрасные, светлые люди. В июне этого года они стали мужем и женой. И вот теперь вместе, словно держась за руку, ушли от нас вдаль. Светлая память!  У Оксаны Владимировны остался сын школьного возраста».
   На отпевании и похоронах Дмитрия и Оксаны Прокопенко 17.08.2018 г. на Казанском кладбище Пушкина в Церкви во имя Казанской иконы Божией Матери и вокруг неё собралось несколько сотен пушкинцев и петербуржцев, школьников, студентов, преподавателей, – всех тех, с кем соприкоснулись в своих пламенных дерзаниях два этих ярких человека. Светлая им память!

           Чтобы стать мужчиной, надо посадить дерево…
   Когда наш дом в Пушкине поставили на капремонт, нас переселили в другой дом, недавно отреставрированный после десятилетнего забвения за забором…
   Перед домом была пустая коробка-клумба в виде трапеции, как раз под нашим балконом; позади дома – тоже клумба с несколькими ещё довольно молодыми сохранившимися после ремонта липами вдалеке от дома.
   Соседи наши были настроены использовать клумбы эти под стоянки для своих автомобилей. Нам же с Наташей – очень не нравилась перспектива дышать выхлопными газами и слушать рёв разогреваемых моторов зимой и летом…
   Надо было что-то срочно делать. Во время прогулок  летом и осенью по  Нижнему парку я присмотрел в зарослях самосева по два симпатичных саженца красноплодной рябины и черёмухи, приметив их цветными ленточками.
   Уже весной со средним сыном Сашей, взяв лопату, пришли мы в Нижний парк, нашли две примеченные прошлой осенью рябины. Выкопав их, перенесли их к нашему дому и посадили по одному деревцу на этих клумбах – впереди и позади дома под нашими окнами. Окна у нас выходят на три стороны света – на запад, север и восток, так как квартира у нас – угловая.
   Первое время, пока саженцы не окрепли, я поливал их ежедневно. Постепенно деревца набрали силу и начали расти.
   Следующей весной, уже с младшим сыном Андрюшей мы пересадили из Нижнего парка два деревца черёмухи по разные стороны дома, они тоже прижились после моих ежедневных поливов.
   В клумбе перед фасадом дома посадил я чистотел и медуницу, окружив их «частоколом» из срезанных кем-то веток ивы. Одна ветка вдруг дала листья и стала расти, превратившись постепенно в мощное дерево. Произошло это в год, когда у среднего сына Саши родилась старшая дочь Лена. Мы с женой и       назвали поэтому иву эту Леной.
   Шли годы… Черёмуха и рябина превратились в большие взрослые деревья впереди и позади дома, поднявшись своими вершинами до уровня третьего этажа, а ива Лена – даже опередила их в высоту, дойдя до крыши дома…
   Войдя во вкус, на этих клумбах я посадил кусты сирени, которые тоже разрослись. А жена моя Наташа – высадила там спирею хамадрифолию.
   Дальше – больше: перед домом посадил я по кустику жасмина и барбариса, которые сначала «чахли» в тени мощных деревьев. По моей просьбе младший наш сын Андрюша пересадил их в клумбу за домом, где им было больше света и простора, там они стали расти «веселее».
   Так общими усилиями нам удалось озеленить обе клумбы у дома, и теперь никто уже не решается ставить машины на этих клумбах.
   Сейчас эти мощные черёмухи и красноплодные рябины обильно цветут весной и плодоносят, каждый год в конце лета к ним прилетают теперь дрозды-рябинники, которые с удовольствием лакомятся их плодами. Сначала они объели черёмуху, а после – взялись за красноплодные рябины.
   Мне удалось заснять одного из дроздов за этим занятием. Этот дрозд постоянно с раннего утра уже «пасётся» на наших деревьях. А к вечеру – улетает куда-то.
   … Так что интуитивно мы с детьми выбрали деревья, дающие нам кислород, красоту, а птицам – корм осенью и зимой.
   И, должен сказать вам – это такая красота, когда прямо на балкон и перед окнами свисают полные, налившиеся соком янтарные ягоды рябины и ягоды черёмухи, а перед другим балконом – зелёные листья огромного дерева ивы по прозвищу Лена, поднявшего свою вершину выше третьего этажа, прямо на уровень крыши!
   А зимой приятно видеть из окон красные гроздья рябины, покрытые снегом. Ветки рябины клонятся вниз под тяжестью налившихся соком ягод рябины, это такая неповторимая красота! Иногда их прилетают клевать даже красивые птицы с розовой грудью – наши знаменитые снегири…
   Наши деревья радуют нас в любое время года. И особенно приятно, что их посадили и вырастили мы с детьми.
   Заметили мы с Наташей недавно, что в конце августа садятся и клюют плоды черёмухи и рябины не только дрозды, а и вороны чёрного цвета, как галки и чёрные с серым шеями. Видимо, они тоже любят лакомиться этими дарами осени, они им – тоже по душе...
   К марту совсем исчезают ягоды на наших деревьях, и деревья теперь редко посещают наши пернатые птицы… А ведь осенью и зимой, когда на деревьях ещё были ягоды, насытившийся дрозд-рябинник нередко любил подремать на ветвях их. Нередко и в марте чёрный дрозд прилетает и дремлет на толстых ветвях рябины, вспоминая былое…
   Ждём следующих весны и лета, ждём мы и птицы…  До свидания, птицы, до новых встреч!

                Что он передал тебе? Мороженое?
   Это произошло, когда наш старший сын Дима учился на первом курсе Военного инженерного технического университета в г. Пушкине. Каждое утро в шесть часов двадцать-тридцать минут курсанты выбегали через проходную – у них был кросс по Нижнему парку. Мальчишки тогда уже перезнакомились друг с другом.
   И сын наш рассказал нам такой случай… Один парень очень слабо был подготовлен по школьным предметам и отставал, не понимая, о чём говорят на лекциях. А надо было решать задачи по химии, математике и другим предметам.
   Его отец и мать пытались подтянуть своего сына, каждый вечер приходили к нему, узнавали, что было задано на завтра и по ночам писали ему ответы на заданные темы. Это был самоотверженный труд с их стороны.
   Каждое утро отец подъезжал к университету и стоял у ворот, из которых выбегали строем взводы первокурсников, ожидая «свой» взвод, чтобы передать сыну найденные решения.
   Сын его бежал не останавливаясь, поэтому отец, начав бежать рядом с ним от ворот, передавал сыну пакет с ответами.
   Заметившие эту передачу ребята спросили потом у парня:
   – Что он тебе передал? Мороженое?
   Одуревшие от тяжёлой и непривычной для них нагрузки первокурсники спросили то, о чём они постоянно мечтали в эти нелёгкие и жаркие для них дни – о мороженом…
   А парня этого в конце первого курса всё-таки отчислили за неуспеваемость.

                Зарисовки сельской жизни прошлых лет
                Мои первые детские воспоминания
   Я – совсем маленький. Помню конец огорода перед домом, я стою у высокой стены из камня – границы нашего огорода. Что за стеной – мне не видно. Лето, ласковое тёплое солнышко на небе и жёлтые ноготки календулы в огороде.
                ***
   Я уже – чуть старше. Следующее видение:
   Один. Сижу у окна, папа и мама – в го;роде, их нет дома. За окном пасмурно, начинается дождь. В палисаднике перед окном – туя. Вода с улицы течёт под калиткой, заливая верхний палисадник с абрикосом, ручеёк начинает перетекать в нижний палисадник  с другим абрикосом и подбирается к туе…
                ***
   Я – ещё старше. Вдоль забора в огороде насажены несколько кустов крыжовника. Мне показали, как его рассаживать. Я стал присыпать землёй отдельные ветки, через некоторое время они пустили корни.
   Лопатой я перебивал ветку с корнями, отделяя её от куста, и пересаживал на новое место вдоль забора. Так заполнил я многие участки вдоль забора, создавая колючую изгородь.
   Крыжовник быстро разрастался и давал хороший урожай. Так приятно было лакомиться его сладкими спелыми ягодами!
                ***
   Мама моя была глубоко верующим человеком и, несмотря на большую занятость дома огородом и животными, готовкой и стиркой, постоянно ходила на службу в церковь.
   Наша Воскресенская церковь в войну была взорвана, и я смутно помню, как мама приводила меня на службу в эту разрушенную церковь. Упавшие кирпичи и камни были вынесены из церкви и аккуратно сложены вдоль стен. Уцелевшие стены были довольно высокими, выше человеческого роста. Мы с мамой входили в пространство между стенами, и там проходила служба.
   Но чаще мама водила меня в сохранившуюся церковь соседнего села Калиновка, там чаще бывали службы. Находившись между людьми, садился я на скамейку где-нибудь у стены, мама усаживала меня там, а сама пела в церковном хоре.
   Бабушка Зюра, когда я засыпал на скамейке, уводила меня к себе домой на окраину Калиновки, ближнюю к нашему селу, и укладывала меня спать вместе с нею на кровати. Проснувшись утром, она сетовала:
   – Что же ты ночью пустил корабли? У меня все мои многочисленные юбки теперь мокрые.
   Причитая, вывешивала она их во двор сушить.
   А я изучал её огород, который был на склоне холма. С нею вместе выводили мы козу и привязывали её к колышку пастись. А ещё – на улице перед её домом был колодец, и я со страхом заглядывал в него, когда бабушка Зюра не видела меня.
   Потом приходила сестра моя Шура и уводила меня через глубокие овраги домой, в наше соседнее село…
                ***
   Помню ещё, как с сестрой Шурой шли мы зачем-то в Харчатовку и под горой видели, как растёт большое дерево с грецкими орехами. Орехи были ещё зелёными, мы снимали с них кожуру, руки у нас становились коричневыми от ореха.  Как мы ни били орехи о камни, орехи не разбивались, да и незрелые плоды их были совсем невкусными!
                ***
   Зато какими вкусными и зрелыми орехами угощал меня мой крёстный дядя Костя! Мне, как ребёнку, запомнилось это очень хорошо. Орехи эти росли у него на высоких деревьях во дворе и на огороде…
                ***
   Помню – в детстве папа рано утром приходил с дежурства и клал мне на одеяло несколько небольших, но очень вкусных полуспелых грушек, которые росли на территории лагеря, со словами:
   – От зайчика.
   Эти груши «от зайчика» казались мне, ещё сонному, ну очень вкусными…
                ***
   Где только не вили ласточки свои гнёзда – в сарае, в комо;ре, в погре;бице, в комнате, где я спал. В последнем случае им надо было пролететь через сени и преодолеть две двери!
   Как интересно было лежать на настиле у печки и видеть ласточку, сидящую у сво;лока в гнезде, высиживающую своих птенцов. Какашки от ласточек  падали на земляной пол. А из гнезда выглядывали чёрные головки этих певуний. Птенцы звонко и весело щебетали о чём-то в гнезде.
   А, когда они уже начинали летать, они в ряд садились на электрических проводах, выводя свои прекрасные мелодии …
   Из речного ила лепили они свои гнёзда, принося этот ил в своём клюве. Сколько же раз надо было слетать к реке и обратно, чтобы слепить себе уютное гнёздышко под потолком!
                ***
   Зимой, бывало, просыпался я на настиле у печки и видел внизу, как на подложенной соломе пытается встать на дрожащие ножки новорождённый телёнок, ещё мокрый, недавно принесённый из сарая мамой или папой. Он подсыхал и учился вставать на все свои четыре ножки. И это было очень забавно!
                Прощай, Зю;лька!
   У нас была собака Зюлька, по виду – дворняжка. Папа как-то принёс её из города совсем ещё маленьким щенком. У нас Зюлька подросла и окрепла. Она всегда была свободна, мы её никогда не привязывали, но спала; она в будке во дворе.
   У нас ещё был и Шарик, живший в другой будке и бегавший на цепи по двору. Зюлька же у нас, повторяю, всегда была свободна.
   Если кто-то приходил к нам и стучал в калитку, Зюлька яростно бросалась к калитке и начинала громко лаять, пытаясь выгрызть угол в деревянной калитке. Постепенно ей удалось выгрызть довольно большую щель, через которую она могла вылезать на улицу.
   Мы выходили к посетителям на улицу, прикрыв калитку, и о чём-то с ними разговаривали. Зюлька молча тихонько вылезала в «свою» щель в калитке на улицу, обходила нас и неожиданно, с громким лаем набрасывалась на нашего собеседника, кусая и пугая его. Больших трудов стоило загнать её обратно.
   Она с удовольствием ездила со мной в лодке, хотя воды боялась. Помогала пасти корову на нашем и другом берегах реки.
   Когда я уходил в школу, она запрыгивала на низкую крышу крольчатника, оттуда – на стену забора, а со стены – на крышу сарая, ползком долезая наверх до конька и оттуда наблюдала, как я скрываюсь за поворотом на перекрёстке у балки-оврага.
   У Зюльки было какое-то чутьё на мой приход из школы домой. Выйдя из-за поворота на нашу улицу, ещё издали видел я голову Зюльки на крыше сарая, радостно повизгивающую при моём приближении. И как только она узнавала о моём приходе – до сих пор не знаю.
 Прожила; у нас Зюлька более десяти-пятнадцати лет. Даже в письмах маме я спрашивал:
   – Как там Зюлька?
   С каждым моим приездом с сожалением  замечал я, что она дряхлеет. И вот, приехав однажды, я заметил, что Зюлька меня не встречает. На мой вопрос о ней мама сказала:
   – Да, Коля, нет у нас теперь нашей верной и преданной Зюльки, нашего колокольчика.
   Прощай, Зюлька, прощай, моя верная и надёжная спутница детства и нашего двора!
                ***
   Ещё вспоминаю, что у реки на стадионе каждое лето у нас проходил фестиваль в День молодёжи.  Днём был футбольный матч (когда я был уже старшеклассником, там блистал мой одноклассник Ваня Овчаренко, он умел забивать красивые голы), а вечером – традиционный костёр, собиравший вокруг себя детей и взрослых, разгонявший мошкару и комаров.
   Вокруг этого костра мы, детишки, так любили прыгать и бегать. Здесь, перед костром и проходил концерт с песнями и танцами.
   А в переулке была выездная торговля – продавали мороженое, книги. Мне понравилась там книжечка «Из глубины веков», родители дали мне деньги, и я купил её.
   Там же, в переулке работала выездная фотография с натянутой на тросике простынёй, служившей фоном. До сих пор помню я эту свою первую детскую фотографию: я стою рядом со стулом, прижимая к себе сложенную газету. Дома со временем фотография эта где-то затерялась, а вот у дяди Вани в Кривом Роге, куда я начал заезжать студентом из Днепропетровска на пути домой, она висела у них на стене.
   Лет пятнадцать-двадцать назад ностальгические воспоминания заставили меня написать туда письмо к детям дяди Вани с просьбой прислать мне это моё фото. Но, видимо, оно у них – тоже затерялось, поскольку его от них получить мне не удалось…
                ***
   В детстве мне очень трудно было из букв сложить слоги, а из слогов – слова, поэтому начинать читать мне долго не удавалось. И вдруг, в какой-то момент дело сдвинулось с мёртвой точки, и я зачитал! Боже, какая это была радость и какое наслаждение, счастье! Передо мною вдруг открылся удивительный мир книжных тайн и секретов. До сих пор помню я свою первую книжку, которую мне удалось прочитать: это небольшая тоненькая книжечка из серии «Мои первые книжки», удивительная  сказка Мамина-Сибиряка «Серая Шейка»…
               
                В корыте через Ингу;л
   Однажды принёс я большую круглую миску на речку в нашу ко;панку, чтобы хорошо вымыть. Вымыл, а после решил покататься в ней по нашей ко;панке: сел, поджав ноги, руками начал грести вместо вёсел.
   Поплавал довольно легко по ко;панке (здесь волн не было), а после – решил выплыть за кусты рогозы и камыша на глубину. Получилось, моё «судёнышко» не перевернулось и здесь. Волны здесь были, но мне удалось их преодолевать.
   Осмелев, я переплыл через всю реку поперёк и приплыл к папе в пионерский лагерь. Он, конечно же, очень удивился этому моему способу плавания.
   Обратно добираться через реку домой мне уже было привычнее…

                Илья-пророк в воду написал…
   Всё лето в Ингуле вода была пресной. А вот в первых числах августа она становилась солоноватой и начинала «цвести», появлялись водоросли на воде. Это было как раз на Ильин день.
   В народе говорили, что купаться уже нельзя, так как «Илья-пророк в воду написал».
   Этому было довольно простое объяснение: в эти дни усиливался южный ветер, который гнал воду с Чёрного моря в Днепро-Бугский лиман, оттуда нагоняло этим ветром солёную морскую воду и в наш пресный Ингул…

                ***
   Питьевую пресную воду домой с детства я носил в вёдрах на коромысле с «ветрогона» (водонапорной башни) в центре села, научившись носить на коромысле, но и любил носить на руках, периодически ставя вёдра на траву вдоль дороги, когда уставал.

                ***
   Недалеко от «ветрогона» был дом с хмелем во дворе, там жила одна бабушка, готовившая из хмеля вкусные дрожжи. Мама нередко пекла пироги и тогда, дав мне чашечку и 20-30 копеек, отправляла меня к этой бабушке за дрожжами.
   Они у неё были в глиняном большом жбане в погребе, куда она спускалась за ними. Иногда она доверяла мне спуститься в погреб за дрожжами.
   Обратно нёс я дрожжи, стараясь не разлить их. Но таким наслаждением было для меня язычком несколько раз за дорогу лизнуть эти сладковато-кисловатые пенные дрожжи! Вкус их я помню до сих пор…

                ***
Нередко мы приносили вёдрами воду с другой стороны села – из «Вале;ткина колодца». В нём была тоже пресная вода, но колодец этот не был ограждён срубом с крышкой.
   Мама принесла воду на коромы;сле в вёдрах из «Вале;ткина колодца», из одного ведра перелила воду в казан в сенцах, другое ведро поставила рядом, накрыв крышками казан и ведро.
   Когда через некоторое время она сняла крышку с казана, чтобы набрать воды, она с ужасом увидела плавающую в казане змею! Змея выползла из казана на подставку, а оттуда – на пол.
   В ужасе мама схватила лопату и лопатой отрубила голову змее! И долго ещё переживала и удивлялась, как она могла не заметить змею в ведре, когда набирала воду…
               
                Женька первая научилась плавать!
   Наша неразлучная троица (Женька, Алка и я) всё лето проводила на пляже «Поповка», до него у нас было – рукой подать! Плавать мы не умели, и с завистью наблюдали, как более взрослые старшие дети плавали на середине реки. Хотя мы тоже делали вид, что плаваем – перебирая руками и ногами, двигались  параллельно берегу, чувствуя ногами песок.
   И вдруг однажды мы с Алкой увидели, что Женька поплыла на глубину – за ти;ну, за кусты! Она первая из нашей троицы научилась плавать, нам она говорила, что это очень легко. Мы с Алкой пробовали, но нам не удавалось.
   Как мы завидовали Женьке! И вдруг Алка тоже поплыла за кусты, за ти;ну. Мне было очень обидно – девчонки плавают, а я – нет.
   И только после девчонок с трудом удалось выплыть за ти;ну и мне, наконец. Это была большая радость для меня. Теперь уже вся наша троица смело выплывала за тину, за кусты, на середину реки!
               
                ***
   А ещё – в воде, ныряя, мы открывали глаза и видели через воду ти;ну и друг друга как бы «в тумане». Это было вредно для глаз, но разве тогда мы об этом думали?

                На Варваровском мосту;
   Вспоминается мне, когда мы купались в детстве, взявшись за руки в круг, то кричали «На Варваровском мосту; мухи танцевали, увидали комара в обморок упали!» После этого все дети падали назад в обморок и ныряли в воду! Была так классно!!!

                ***
   Я часто пас нашу и других коров в плавнях на другой стороне Ингу;ла. Набирал дома продуктов и книжек и уезжал на целый день – пас там коров и зачитывался книгами из библиотеки…

         Самый первый и  самый дорогой  мне подарок
   Рос я в селе под Николаевом после войны. Жили мы бедно, о днях рождения, а тем более  о подарках никогда даже и речи не заходило.
   Иду я однажды по двору, а наша соседка тётя Наташа стоит у заборчика между огородами и подзывает меня. Я подошёл к ней, она сказала:
   – Поздравляю тебя, Коля, с днём рождения! – И вручила мне небольшой букет колючих бодяков.
   Я не знал, что ей ответить, ведь впервые в жизни меня поздравили с днём рождения и вручили букет из колючек.
   Всё-таки я поблагодарил тётю Наташу. А мама угостила её рюмкой домашнего вина, которое мама делала из абрикосов, крыжовника и яблок. Тётя Наташа осталась  очень довольна.
   С тех пор прошло  много лет, но я до сих пор помню этот случай – мой день рождения, с которым соседка тётя Наташа поздравила меня букетом колючек!

                ***
   Шура взяла в библиотеке книгу «Четвёртая высота» Елены Ильиной о Гуле Королёвой. Я был тогда ещё маленьким, а она – старше меня на четыре года, и уже ходила в школу.
   Мне было всё интересно, что у сестры. И, когда её не было дома, я взял у неё эту книгу, полистал её (читать тогда ещё я не мог), посмотрел картинки. В это время возвратилась домой моя сестра. Я не успел положить книгу на прежнее место. А, поскольку я сидел у печки, я быстро вынул конфорки и спрятал книгу, положив её на духовку.
   Придя домой, Шура быстро растопила печь. И тут же кинулась искать книгу:
   – Это ты её взял? Где она?
   – На духовке, – ответил я.
   Шура кинулась к плите, сняла горячие конфорки и сквозь пламя достала начавшую уже тлеть книгу.
   – Как же я теперь сдам её? – плакала она.
   А меня отругала. Был я ещё несмышлёныш и даже не догадался, что в печь книгу прятать было нельзя.
   С тех пор прошло уже много лет, уже и Шуры нет в живых, а мне до сих пор неловко и стыдно перед ней за мой глупый поступок… 

                ***
   У нас дома было два утюга – тяжёлых, литых. Их ставили на конфорки сверху на печь, грели их таким способом. После – горячие и грязные – брали толстыми тряпками и начинали гладить бельё. Конечно же, они были в саже и пачкали белые рубашки и кофты. Мы пытались оттереть горячие утюги от сажи и копоти, но это удавалось с трудом. Гладили мы на столе, подстелив снизу тонкое одеяльце…

                ***
   Несколько лет, когда я уже подрос, спал я уже не на настиле за печкой, а на длинной лавке (скамейке) у окна. Спать ложились рано, а мне очень хотелось почитать какую-нибудь интересную книгу. Я брал фонарик и под одеялом с фонариком ещё долго читал. Родители мои, тоже спавшие в этой комнате, даже не догадывались об этом… 

                ***
   В начале лета  мы с папой брали корову и на верёвке вели её к самому узкому месту нашей реки – к пригорку под Харчатовкой. Лодку из нашей ко;панки я перегонял туда же. Я сидел на вёслах, а папа – на заднем сиденье («сиду;шке), на корме и держал верёвку, за которую была привязана корова. Я начинал потихоньку грести к другому берегу.
   Корова наша постепенно входила в воду (папа держал её за налы;гач*) и плыла за нашей лодкой. Так мы её переправляли на всё лето на пастбище в плавни на другом берегу Ингула.
   А осенью – тем же способом возвращали её домой. До этого я и не знал, что коровы умеют плавать!
*Ремень или верёвка, надеваемая на рога коровы и служащая поводом.

                ***
   Каждое лето на берегу недалеко от нашего дома останавливался цыганский табор. А я – на летние каникулы приезжал к родителям домой. Сельская жизнь, в которую я окунался по приезду сюда, проходила на виду у цыган, хоть они и жили по своим, скрытым от нас законам.
   Как-то, когда мы с отцом везли через луг на тачке снопы с камышом или сеном, молодая, рано созревшая красавица цыганка Роза уговаривала моего отца:
   – Дядя Петя, жени;те на мне вашего сына!
   Мы с отцом только удивлялись её смелости. Я же о женитьбе в свои семнадцать-восемнадцать лет даже ещё и не думал…

                ***
   Жили мы очень бедно, хлеб ели только чёрный, батоны и булки до окончания школы я в глаза не видел. Мама приносила к обеду из города в большом грязном мешке сухари из объедков чёрного хлеба, которые городские хозяйки давали ей в обмен на молоко, продаваемое моей мамой в городе. Я любил рыться в её мешке, иногда находя там даже засохшие куски батона, булочки или «франзо;льки» – это были «мико;ти» (вкусняшки»). Они казались мне неземным лакомством вместе с кусочками маку;хи (жмыха), которые мама моя в этом же мешке приносила из города.
   В более поздние, уже лучшие годы нашей послевоенной жизни, она приносила мне и ещё одно лакомство – бумажный или вафельный стаканчик мороженого, это было наслаждение – получить мороженое в виде гостинца в нашем селе…
                Моя землистая рубаха
   В мои школьные годы жили мы очень бедно, я постоянно носил одну и ту же серую рубаху землистого цвета, на ней никогда не было видно – чистая она или грязная. А спать нам приходилось на тёмных тюфяках, укрывались мы одними и теми же одеялами.
   Однажды, идя вечером домой мимо дома в центре села, который снимала наша учительница, недавно приехавшая из города, дви;жимый любопытством, я заглянул в их освещённые окна и увидел, как она купает на; ночь своих детей в большом корыте, вытирает их чистыми полотенцами и укладывает спать на постели с белого цвета простынями с белыми наволочками на подушках и белыми пододеяльниками на одеяльцах.
   Такое я видел впервые в жизни и смотрел на всё это широко раскрытыми глазами. Мне, простому деревенскому пареньку, тогда казалось, что живут они – на другой планете…
                Я потерялся в Николаеве
   Учительница вывезла наш класс на экскурсию в Николаев. Нам, семи-восьмилетним сельским ребятишкам в городе было всё ново и необычно. Побывав в разных интересных местах, зашли мы и в книжный магазин на углу центральной улицы Советской.
   Меня поразило разнообразие и обилие книг в этом магазине, я с удовольствием рассматривал их, переходя от прилавка к прилавку. На стеллажах и полках  их было бесконечное число.
   Увлёкшись книгами, я вдруг заметил, что в магазине ни моих одноклассников, ни нашего преподавателя уже нет. Пометавшись по магазину, я начал плакать.
   Сразу же вокруг меня образовалась группа людей, желающих помочь мне:
   – Откуда ты, мальчик? Чей ты? Как тебя зовут? С кем пришёл ты сюда?
   Сквозь слёзы, рыдая, бессвязно отвечал я на их вопросы.
   – Мы видели детей, их было много, – сказал кто-то. – И были здесь они совсем недавно.
   – Оставайся здесь, они тебя найдут, – советовали люди.
   В это время в магазине раздались чьи-то крики:
   – Он здесь, здесь!
   В зал вбежала наша учительница с несколькими моими одноклассниками.
   Оказалось, они только вышли из магазина и заметили, что меня нет. Тут же начали выяснять, когда и где я исчез. Кто-то из детей сказал, что я остался в магазине, очарованный множеством книг.
   – Держись теперь возле меня, Коля, и не отходи от меня ни на шаг, – приказала мне учительница.
   Обрадованный, что я нашёлся, я быстро успокоился и уже дальше старался не отставать от ребят и учителя.  А домой возвратились мы на пароходе…

                Писи;на ю;бенькая Ванина!
   Когда я уже был подростком, на нашей улице был у меня потешный маленький сосед Ваня Шишкин, мы его называли Ваня Ши;ша. Папа его работал водителем на грузовой машине – самосвале синего цвета.
   Папа Вани обычно каждый рабочий день приезжал на этой машине домой пообедать. Мне, да и всем ребятишкам нашей улицы,  интересно было посмотреть эту машину, – она у нас тогда была редкость. Машина так интересно пахла бензином. И её хотелось потрогать, погладить.
   Но  Ваня зорко следил за тем, чтобы никто даже мимо не проходил мимо машины, он считал её своей собственностью. И, даже, когда я шёл мимо по своим делам, он выскакивал из калитки, выбегал впереди машины, расставлял широко руки и громко кричал, отгоняя от предмета своего восхищения:
   – Отойди, не подходи! Писи;на ю;бенькая Ванина!
   Видимо, на его детском наречии это означало, что «Машина голубенькая ВАНИНА!» Только Ванина, и больше – ничья!

                «Урожай» в мамином мешке
   Мама рано утром, когда я ещё спал, уезжала в город с молоком – разносила его там по домам и квартирам. За многие годы у неё была уже установившаяся «клиентура» покупателей. Литр молока тогда стоил двадцать – тридцать копеек. На обратном пути, распродав всё молоко, на вырученные деньги мама покупала один-два круга маку;хи*, несколько кирпичиков чёрного хлеба – для нас и для нашей кормилицы коровы.
   Некоторые бабушки вместо монеток за молоко давали маме сухари из чёрного хлеба и булок. Для меня было большой радостью рыться в её мешке, отламывая кусочки макухи и смакуя ими, а также искать среди чёрных сухарей чьи-то надкушенные и недоеденные кусочки «франзо;лек»**, батонов и бубликов. В те годы это казалось мне неземным лакомством, ведь белый хлеб, булочки и батоны никогда не присутствовали на нашем столе в те ранние послевоенные годы!
   Помню до сих пор приятный сладкий вкус их, иногда со следами высохшего повидла или варенья. Макуха тоже была приятным лакомством, хоть и предназначалась она для нашей коровы…
   *Маку;ха – жмых, концентрированный корм для животных.
**Франзо;ля – старинное название французской 5-ти копеечной булки продолговатой формы.

      Язык прилип на морозе к ручке коловорота колодца
   Как-то зимой пошли мы с мамой на соседнюю улицу к маминой дальней родственнице тёте Наташе. Зашли в хату, сели. Они начали говорить о чём-то, а мне – мальчишке – на одном месте было не усидеть, хотелось всё у них в доме рассмотреть, ведь там всегда можно было найти что-то интересное.
   Я вышел во двор.  Собака сидела, закрытая в будке, – тётя Наташа, когда мы пришли, загнала лающую на нас собаку в будку и закрыла щитом, чтобы та не выскочила из будки и не покусала нас.
   Во дворе и на собачьей будке, на деревьях лежал пушистый снег. Я походил по двору, изучив всё, что там было, попробовал снег на вкус, начал выходить в огород. На границе двора и огорода был колодец. Я заглянул в него, обошёл вокруг колодца.
   Очень уж понравилась мне блестящая отполированная множеством рук ручка коловорота, сверкавшая на солнце. Сначала я пощупал её – она была холодной от мороза.
   Мне так захотелось её облизнуть, и я сделал это! В одно мгновение язык мой примёрз к этой блестящей красивой ручке. Я попытался оторваться от ручки, это было больно, и мне это не удавалось. Попытки мои закричать, чтобы позвать на помощь маму и тётю Наташу, оказались безрезультатными.
   – Э-э-э-э-э-э, – вот и всё, что тихо прозвучало в морозном воздухе.
   Увлечённые разговором, мама и тётя Наташа, конечно же, это не услышали. На глазах у меня выступили слёзы. Я снова и снова пытался оторвать примёрзший язык мой от этой проклятой ручки, но это не удавалось.
   Не помню, как я резко «рванул» в сторону от колодца, оторвал свой язык, оставив слой эпителия на блестящей ручке. Дикая боль и облегчение пронзили мой язык, из которого обильно начала бежать кровь.
   Я заскочил в хату – к маме. Испуганные женщины сначала не могли понять, что произошло. Узнав причину, они начали останавливать кровотечение свежим холодным снегом…
   Больше замёрзшие ручки коловоротов я никогда не лизал. И вам – не советую!

                Как я ел у тёти Наташи Ко;рзун
   В первые послевоенные годы мы (трое детей и мама) жили очень бедно. Но возвратился из Германии отец, и постепенно жизнь нашей семьи стала налаживаться, как и жизнь страны. Со временем родители даже купили корову – кормилицу нашу.
   Мы стали питаться лучше – наш огород и корова делали своё дело. Мне же трудно было переносить вкусную жирную пищу – то борщ был слишком наваристым и плавали в нём шкварки, то в молоке была пенка, которую я не любил в детстве.
   Мои более старшие брат и сестра уже выросли, работали, и родители старались накормить меня – младшенького.
   Но мне так не нравилась наша домашняя пища. Зато нравилось то, что готовила тётя Наташа Ко;рзун – соседка наша. Там было четверо детей – Юрка, Вовка, Колька и Алка. Огород у них был маленький, коровы не было, и жили они очень бедно.
   Ещё весной тётя Наташа подкапывала сбоку на огороде кусты картошки и вынимала оттуда совсем ещё маленькие клубни для постного борща или супа. Поэтому осенью на огороде у них совсем не было урожая, поскольку к середине лета всё на нём уже было съедено.
   Но мне всегда нравилось у них есть – там ведь садились за стол сразу все дети, и тётя Наташа спрашивала меня:
   – Колька, будешь у нас обедать?
   – Да, – с готовностью отвечал я.
      Мне было интересно у них. И мы все быстро «уплетали», даже пожирали всё, что она приготовила: и пустой суп и пустую кашу. По её предложению мы даже соревновались, кто быстрее съест всё в тарелке. И нередко побеждал в этом соревновании я.
   Но со временем борщи, супы, котлеты и каши у неё тоже стали вкусными, калорийными и наваристыми. Я не обращал на это внимания и с удовольствием «за компанию» ел то, на что дома даже смотреть не хотел.
   Тётя Наташа, улыбаясь, нередко спрашивала:
   – Ну что, Колька, у кого обед вкуснее – у твоей матки или у меня? Кто из нас лучше готовит?
   И я отвечал ей:
   – У вас, тётя Наташа, вкуснее. И готовите вы лучше. Моя матка не умеет так вкусно готовить.
   Довольная тётя Наташа в ответ горделиво улыбалась…
   Мама моя жаловалась своей соседке тёте Наташе:
   – Дома мой Колька ничего не ест – всё ему жирное и наваристое.
   – А у меня он «за компанию» с моей оравой ест пустую похлёбку и нахваливает, – смеётся тетя Наташа.
   Тогда и договорились две соседки провести эксперимент, о котором я узнал от них через много лет.
   Мама приготовит дома первое, второе и третье, тихонько принесёт к забору по огороду кастрюли с пищей, а тётя Наташа перенесёт их к себе на кухню так, чтобы я с её детьми, играя у них во дворе, ничего не заметил.
   – Ты приди, Ульяна, и посмотри, как твой Колька будет у меня вылизывать тарелки, – предложила маме соседка.
   У тёти Наташи, теперь я вспоминаю, оконце в двери из коридора в кухню специально было не до конца прикрыто занавеской, и мама моя, стоя в коридоре, всё видела и слышала.
   Там я нередко ел мамины жирные борщи и наваристые каши с мясом или котлетами, пил мамины компоты, нахваливал и  благодарил соседку тётю Наташу за её вкусную, «не в пример маминой» стряпню…

                В ночь под Старый Новый год…
   Я вспоминаю своё детство, проведённое в русском селе на Украине под Николаевом, где в пятидесятые-шестидесятые  годы двадцатого века ещё сохранялись старинные народные обычаи.
   Шести-семи-десятилетними ребятишками вечером 13 января, под Старый Новый год, набрав полные карманы или сумочки пшеницы, мы шли к соседям на своей улице, родственникам и знакомым, стучались и просились «посева;ть».
   Нас впускали в дом. Мы входили в комнату. В восточном углу обычно висела икона  в вышитых «рушника;х» с зажжённой лампадой под нею.
   Сняв шапки, мы дружно пели:
   –  Се;ю-вею;, по;севаю;, c Но;вым годо;м по;здравляю;!
     Зара;ди, божи;, жи;та-пшеницу;, жи;та пшеницу;, вся;ку пашницу;.
     Ту;ды махну;, сю;ды сыпну;. А в по;ле зерно;, а в до;ме – добро;.
     Здра;вствуйте Ва;м!
   Хозяева стояли сбоку или позади нас, умиляясь и радуясь, улыбаясь нам. На словах «Ту;ды махну;, сю;ды сыпну;»  мы набирали  ладошками из карманов зерно и несколько раз бросали его в угол с иконой и на хозяев. В ответ они благодарили нас, говоря:
   –  Спасибо, ребята, молодцы!
   Затем – одаривали нас пирогами, конфетами, пряниками, монетками, иногда – даже рублём.
   Довольные и счастливые, уплетая пироги, конфеты и пряники,  весь вечер весело бродили мы по селу – от хаты к хате…
   C тех пор – прошло много лет. Жизнь наша стремительно ушла вперёд, отбросив эти милые традиции. И мало кто теперь помнит о них. А жаль…

                Спичка в моём ухе
   Лет в четырнадцать, когда я был в восьмом классе, к нам в школу приехала от РВК медицинская комиссия, чтобы проверить здоровье мальчиков и поставить их на учёт. И здесь произошёл такой вот интересный случай. ЛОР-врач, заглянув мне в правую ушную раковину, спросил меня:
   – Что это у тебя?
   – Где? – удивился я.
   – Ты что-нибудь засовывал себе в ухо?
   – Нет, – ответил я: я действительно не мог припомнить такой случай, и был изумлён его вопросом.
   Тогда доктор взял пинцет и после нескольких попыток вынул большой обломок спички, окутанный высохшей серой.
   Дарю тебе на память, – сказал мне ЛОР-врач. – И – мой тебе совет: никогда не ковыряйся в ушах спичками.
   В тот день, придя домой после школы, я показал маме находку ЛОР-врача. Она тоже не могла вспомнить, как этот обломок спички оказался в моём ухе.
   И только пару дней спустя мне вдруг вспомнилось, что давным-давно, в раннем детстве я ковырялся спичкой в своих ушах, вынимая серу, и как спичка вдруг сломалась, и кусок её остался в ухе. Как я ни пытался вынуть его, ничего не получалось, а обломок ещё дальше проскочил внутрь, глубже.
   По детской забывчивости через несколько дней я уже и не помнил об этом…
   Прошли годы, и теперь вот эта потеря была, наконец, извлечена из плена.

                Прополз между полыньями
   Папа работал по охране пионерского лагеря с начала осени до лета по неделе, меняясь со своим сменщиком. Весной, летом и осенью было легче – или мы с мамой, или он сам приезжал к нам домой на лодке раз в два-три дня за сменой одежды и за продуктами.
   Зимой было тяжелее, особенно в периоды, когда река ещё замерзала или лёд уже начинал таять. По толстому льду в сильные морозы ходить было ему просто. Но так было не всегда.
   Однажды вечером в начале зимы отец к вечеру пришёл к нам по льду, поел. Мама собрала ему одежду и продукты на  завтра. Я делал уроки. Стемнело, зима была ещё тёплой. Мама доила корову в сарае, кормила её.
   Когда папа ушёл, она долго стояла на пригорке в нашем огороде и долго прислушивалась к темноте. Затем она продолжила заниматься коровой и курами.
   И вот, когда она шла через двор в дом, ей послышался далёкий тихий окрик со стороны реки. Она прибежала ко мне, рассказала об этом, и мы, набросив пальто, бросились к реке напротив нашего дома.
   Здесь всё было тихо. Но левее, за зарослями рогозы; и камышей, на соседней стоянке лодок слышался гул голосов. Я за кустами по тонкому льду перешёл туда; там уже была и мама, прибежавшая туда по берегу. Десятка полтора-два наших односельчан из нижних улиц у речки собрались здесь – они тоже услышали неясный крик от реки.
   Все они были взрослыми, идти на другой берег реки по тонкому льду они не могли: лёд тут же ломался, и они проваливались под лёд даже у берега.
   Я был подростком, был легче и решился перейти на другой берег искать отца… Медленно вышел я по льду за заросли кустов рогозы; и камышей и начал звать отца:
   – Папа, папа, ты где?
   Но ответа не было. Дойдя почти до середины реки, увидел я в сумерках две огромные полыньи, путь на другой берег у меня был только между ними.
   Что делать? Я лёг на этот тонкий лёд и по перемычке между полыньями ползком переполз к отцовскому берегу. Уже у кустов противоположного берега лёд стал толще, да и там было уже легче. Я осторожно приподнялся и пошёл к берегу.
   Лёд иногда слегка ломался, но здесь уже это было не страшно. Отца на реке я не нашёл. Пройдя по территории лагеря к домику, где обычно ночевал папа, обрадованный, увидел я свет керосиновой лампы в окне.
   Войдя в домик, увидел я полураздетого отца – он сидел у печки-буржуйки и грелся. Вокруг были развешаны его мокрые одежда и обувь.
   – Папа, ты провалился… Это ты кричал? – спросил я. –  Там, на берегу стоят человек пятнадцать-двадцать, и мама там. Они, кажется, слышали твои крики от реки.
   – Я уже дошёл до середины реки, – сказал папа, – и начал подходить к своему берегу. И, уже вблизи него я провалился. Лёд вокруг ломался, и вылезти на лёд не удавалось. Помогла длинная жердь, с которой я шёл, она и спасла меня. С большим трудом, не сразу, ломая лёд, добрался я до участка, где я нащупал дно ногами. А дальше было уже легче… А, в тот момент, когда я провалился, я и закричал:
   – Караул!
   Отец переоделся в сухое, проводил меня до берега и стоял в темноте до тех пор, пока я снова не прополз между полыньями, до противоположного берега, где меня нетерпеливо ждали мама и односельчане.
   Я крикнул отцу, что уже переполз на другой берег и рассказал маме и односельчанам, что я видел в лагере.  Мы с мамой поблагодарили людей за отзывчивость и участие.
   Все мы долго ещё не могли разойтись, обсуждая случившееся…

            Бабы, синька, тряпки, кости! Дед Еку;т и сова-«пугу;ч»
   На соседней улице моего детства жил у балки-оврага одинокий старик. Часто он ездил на телеге по улицам нашего села, голосом и колокольчиком призывая женщин выменивать у него за вторсырьё дефицитную после войны синьку для побелки домов.
    Заслышав на нашей улице звон его колокольчика, мы, детишки выскакивали из всех домов на улицу и видели его приземистую, слегка сгорбленную фигуру с косматой головой на телеге, он погонял лошадь и кричал на всю улицу:
   – Бабы, синька, тряпки, кости! Бабы, синька, тряпки, кости!
   Баба – так в селе на Украине называли женщину. Синька в те годы была большим дефицитом. На телеге у него были ручные весы с гирьками, ими он взвешивал ветошь, которую сдавали женщины, или кости (в домах ведь были коровы, козы, кролики, куры и другие домашние животные, которых иногда забивали хозяева на мясо) – он сдавал ветошь и кости в пункты приёма, из костей затем изготовлялось хозяйственное мыло.
   Мама иногда выносила ему какую-то старую ветошь в обмен на синьку.
   Мы, ребятишки по балкам-оврагам  тоже собирали валявшиеся там кости и ветошь, за них дед Еку;т давал нам конфетки или монетки – приятный подарок для нас.
   Дед Еку;т был одинокий, угрюмый, косматый старик с нечёсаной седой бородой. Мы, детишки слегка побаивались его.
   Иногда он разрешал нам войти к нему в хату – посмотреть на беркута-ястреба и сову-«пугуча;», живших у него в доме. Всё это было так загадочно и интересно для нас, ребятишек.
   Когда мы стали подрастать, мы видели иногда летом, что к нему из города приезжал и какое-то время жил у него его внук – молодой, стройный, красивый, атлетически сложённый парень, улыбчивый и весёлый. Играючи, он нёс в руках вёдра с питьевой водой с ветрогона домой дедушке Еку;ту.
   Мы, подростки тогда впервые видели культуриста и восхищённо любовались бицепсами, трицепсами и другими мышцами его молодого тренированного тела…
   Прошли годы, десятилетия. В доме этом живут теперь уже другие люди. И, приезжая иногда в своё родное село и идя вдоль давно уже засыпанной балки-оврага мимо этого дома, мне с грустью вспоминается этот таинственный и косматый дед Еку;т, звон колокольчика, скрип  телеги и его голос, проникающий во все дворы и хаты:
   – Бабы, синька, тряпки, кости! Бабы, синька, тряпки, кости…

                Вовка вырвал лист и сделал кораблик
   С первого по четвёртый классы я учился в «маленькой» школе в центре нашего села. Там было только два класса и между ними – крохотный кабинет (учительская). Учились мы тогда в две смены.
   Начиная с пятого класса, мы ходили уже в «большую» школу  «на горе;» в верхней части нашего села – это были два одноэтажных здания, и там уже было много классов, больша;я  учительская и даже зал для собраний и вечеров художественной самодеятельности – в дни праздников из двух соседних классов выносили парты, деревянная перегородка между этими классами распахивалась.  Один из классов становился импровизированной сценой, а второй класс – залом, туда вносили скамейки из коридора, стулья и табуретки.
   В первом классе «маленькой» школы я сидел за партой с мальчиком Вовкой Базовкиным, это был шустрый и шебутной мальчик. Однажды я увидел на нашей парте кораблик из бумаги.
   – Где ты взял лист бумаги? – спросил я у Вовки.
   – А вот здесь, – беспечно показал он Букварь.
   В те годы каждый учебник начинался с фото Иосифа Виссарионовича Сталина на всю первую страницу. В его книжке этот лист был вырван.
   – Спрячь быстро этот кораблик и никогда никому не показывай, – сказал я ему. – И даже учительнице, и вообще – никому! Разверни потом дома этот лист, разровняй и вклей обратно, а то беды не миновать.
   Вовка вклеил дома этот лист на прежнее место.
   Прошло время, и разнеслась весть по селу, что Сталин умер. Навстречу мне шли люди и плакали:
   – Как же нам жить теперь дальше?
    И я плакал…

                Игра закончилась кровью
   Зимой после занятий во вторую смену мы с мальчиком вышли из школы, перед школой была волейбольная площадка. Сетки на ней в тот момент не было, но были два столба и куча каких-то камней, битого кирпича в конце площадки.
   Мы бросили портфели на площадку. Я «спрятался» в полутьме за столбом, а приятель мой подбежал к этой куче и приготовился «пулять» в меня камнями.
   Я выглянул в одну сторону из-за столбика и крикнул ему:
   – Ку-ку!
   И спрятал голову за столб. Он бросил в меня камень, тот пролетел мимо.
   Я радостно выглянул в другую сторону и снова закричал:
      – Ку-ку!
   И снова спрятался. Камень снова пролетел мимо. Так было несколько раз. Сгущались сумерки. Игра нравилась, мы с ним начали ускорять темп. И вот в сумерках я не заметил летящий камень, и тот рассёк мне бровь. Я взялся за бровь, и кровь начала мне капать в рукав пальто. Было больно.
   Мы с моим приятелем прибежали в амбулаторию в соседнем доме, там мне рану брови обработали, остановили кровотечение и наложили повязку.
   Больше в тот день мы не играли. Дома мама, конечно же, испугалась, увидев меня таким, и пожурила: ведь камень мог влететь в меня на полтора-два сантиметра ниже, и что было бы тогда с моим глазом?
   Та груда камней ещё долго лежала у края площадки. Об этой истории всё время я вспоминаю, взглянув на рубец брови…
               
                Колька-Цы;ган «бастует»
   В «большой» школе двоюродный мой брат Колька-Цы;ган сидел со мной за одной партой. Он очень не любил ходить в школу и часто сбегал с уроков. Убегал он вверх за школу на балки-овраги, которых было немало в окру;ге, разжигал там костёр, пёк картошку на прутиках (её он «тырил» в ближайших огородах) и ел её. Меня он тоже угощал. Здесь, на свежем воздухе она была очень и очень вкусной.
   После занятий я приходил к нему на «балки», он просил не говорить о его приключениях  никому – ни учителям, ни его маме, ни ребятам. Я рассказывал ему, что было на уроках и что задано на завтра, иногда я помогал ему приготовить уроки. Часто я пытался уговорить его учиться, но его свободолюбивый цыганский характер не позволял ему долго усидеть за партой в школе, и его новые «забастовки» (так он их называл) продолжались. Мама у него была русская (сестра моего отца тётя Дуня), а папа – чистокровный венгерский цыга;н, его в семье называли Лёня.
   Больше семи-восьми классов школы Колька не выдержал – ушёл в школу ФЗО и начал работать…
               
                Летние приключения на воде и на суше
   Летом в детстве хорошо и вольготно. Ко мне приходил Колька-Цы;ган, мы садились в лодку и катались по реке, купались, где хотели – на середине речки, на Попо;вке (соседнем пляже), или у пионерского лагеря, загорали на лодке, ловили рыбу и раков.
   Продукты я брал с собой – помидоры, огурцы и абрикосы, которых у нас было много, хлеб, компот или воду, поэтому можно было уезжать надолго.
   Когда мы садились в лодку, Колька, как более хитрый, говорил мне:
   – Ты гребёшь на ту сторону речки, а я – обратно.
   Я послушно грёб. На другой стороне мы находили ближе к берегу ко;панку* и, почти на мелководье, завидев под лодкой жирных бычков, останавливались и прямо под лодкой, забросив удочки, видели, как ленивые бычки проглатывали крючки с червяками, тогда мы быстро вытаскивали свои трофеи в лодку.
   Когда наступало время возвращаться домой (мама, бывало, выходила на пригорок на огороде и звала нас), я предлагал Кольке:
   – Теперь твоя очередь грести домой.
   – А я не буду грести, – вдруг говорил Колька.
   – Но сейчас – твоя очередь, – возмущался я.
   –Ну, и что? А я – не хочу, – демонстративно отвечал Колька. – Моя матка меня не зовёт. Это тебе надо ехать, тебя зовут.
   Мы с ним после этого, надувшись друг на друга, долго сидели не разговаривая. Один из нас швырял одно весло в воду, второй – другое. Вёсла уплывали от нас в разные стороны, лодка – ещё куда-то.
   Тогда, совсем обидевшись на Кольку, не выдержав маминых призывов, я начинал руками подгребать к вёслам, догонял их и уже на вёслах, дуясь на строптивого брата, ехал в нашу ко;панку. Колька убегал к себе домой, а я – к себе.
   Проходили день-другой, мы с ним снова мирились и  начинали дружить.
   В другой раз на заброшенном участке огорода на склоне к реке в зарослях колючей дерезы; мы делали «халабу;ды» – домики-шалашики, наклоняя и связывая ветки дерезы; и отгоняя спасающихся в зарослях дерезы; от летнего зноя кур.
   Туда можно было принести какую-нибудь интересную книгу и читать её в прохладе и уединении. Это были наши с Колькой тайные места, о которых не знал никто.
   Бывало, залезал я на чердаки на крыше дома или сарая, забираясь туда по расщелинам между камнями на стенах. Оттуда я видел сквозь окошко или щели в досках, что делается у нас во дворе, на нашей улице, на речке, на пляже Попо;вка.
   А как хорошо было забраться на высокую акацию между нашим и соседним огородами, сидеть в зарослях веток и наблюдать, что делается в соседнем огороде или дворе.
   Любил я часто сидеть на высокой акации у палисадника, забравшись в её заросли над улицей и читать там книжку, сидя на развилке. Снизу меня не было видно. Проходившие внизу по улице взрослые и дети бывали в недоумении, когда вдруг прямо с неба раздавалось моё громкое кваканье.
   Квакать меня научил мой старший брат Жора, но он квакал чуть-чуть. Я же, наслушавшись летом по ночам, лёжа на раскладушке под грушей, сонм кваканья и концерт многочисленного лягушачьего хора в плавнях Ингу;ла, научился петь мелодии песен кваканьем, мог квакать громко одной половиной рта и тихо – другой. Превзойти это кваканье у нас в селе никто не мог. Да и брата Жору я давно тогда «переплюнул» в этом вопросе.
   По краям огорода у нас было несколько высоких акаций, и на трёх из них я точно сиживал с книжкой в руках…
   Как-то я с соседскими девочками Женькой и Алкой играли у нас на запущенном участке огорода в «дыр-дыра;». Я закрыл глаза и громко считал, прижавшись к дереву:
   – Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! Кто не заховался, я не виноват!
   Девочки за это время разбежались по огороду и спрятались. Шум шагов и бег их затихли, и я бросился их искать. Алку я нашёл довольно быстро, но Женьки – нигде не было. Мы с Алкой удивились – куда же она могла спрятаться?
   Снова и снова оббежали мы весь огород и все заросли – Женьки нигде не было. Я очень удивился ведь мне были знакомы здесь все закоулки.
   И вдруг в ответ на наши окрики, когда мы были в нижней части огорода, услышали мы приглушённый голос Женьки, как бы из-под земли. Там, в зарослях травы, у дорожки был колодец с солёной водой – верховодкой, в нём часто я видел лягушек.
   Мы с Алкой осторожно заглянули в колодец: Женька была там, голова её была над водой. Она держалась руками за камни, которыми был выстлан колодец изнутри.
   Я рванул домой, вбежал в хату и крикнул папе с мамой:
   – Женька в колодце!
   Папа схватил вилы и побежал к колодцу, мы – за ним. Папа лёг на землю, протянул Женьке вилы и предложил ей крепко схватиться за них. Цепкая Женька ухватилась за орудие своего спасения, папа встал и осторожно вытянул Женьку на вилах.
   Операция по спасению Женьки завершилась.  Мокрая Женька побежала домой – переодеться, просохнуть и получить от родителей нахлобучку. Такую же нахлобучку получил и я от папы с мамой…
   Как-то однажды я услышал, что студенты из Николаева, по каким-то делам оказавшиеся на другой стороне речки, забрались в совхозный сад, сторож гонял их, стрелял даже вверх. Возможно, кому-то попало от его палки по спине или голове.
   Убегая от него, они прыгнули в речку и уплыли на другой берег, но один из них, вроде бы, утонул. Они искали его и не нашли. Вроде бы, вызывали даже водолаза, но утонувшего нигде обнаружить не удалось.
   Прошло несколько дней. Идя из школы домой, я услышал, что труп этого студента всплыл за поворотом реки, что там ждут милицию и следователей, и что многие из нашего села уже там были. Одни школьники решили сбегать туда по берегу. А я – прибежал домой и рванул на речку, на лодке я приплыл до Харчатовки на изгибе реки и поплыл дальше, за поворот.
   Ещё издали увидел я толпу людей на берегу, а в камышах в воде – плавающий в одежде лицом вниз колыхавшийся на волнах труп. Говорили, что его объели раки за эти дни, но я ничего этого не увидел.
   Осторожно приблизившись к нему на лодке, я рассмотрел его. Меня поразила вздувшаяся набухшая рука, на запястье её глубоко были видны часы на ремешке, они были как бы в углублении – так вздулось его тело от пребывания в воде. Помню эту руку его до сих пор…
   *Ко;панка – вырытое на берегу; реки углубление в виде залива, бухты, в котором ставились лодки.

            Крольчатник, дыры под забором и в грядках с картофелем
   Было время, когда папа увлекался кролиководством. Между домом и комо;рой (амбаром) у стенки во дворе он построил вместительный небольшой крольчатник и начал разводить в нём кролей.
   Плодились кроли очень быстро – так, что мы сбились со счёту, сколько же их там было. Весной, летом и осенью в мою задачу входило нарвать им зелёной и сочной травы, которой везде было полно, и накормить их. Особенно любили кроли листья пырея, одуванчика, лопуха и подорожника.
   Довольно быстро у нас стало несколько десятков кролей. Довольно скоро соседи наши стали жаловаться, что кролики бродят по улице, в палисадниках и в огородах соседей. Сначала мы им не поверили, а после увидели за каменным забором несколько дыр в палисаднике, через которые и вылезают эти предприимчивые любители путешествий. Они даже прорыли тоннель из крольчатника под коморой в огород, отверстие было в грядках с картошкой.
   Папа периодически забивал кролей, снимал с них шкуры, сушил их на специальных растяжках, а высушенные  шкуры сдавал в пункты приёма. Мясом кролей питалась вся наша семья, кроличье мясо было очень вкусным!
   Кролями папа увлекался несколько лет. Со временем это ему надоело, и крольчатник у нас исчез...

                Последнее увлечение папы – голуби
   Был период, когда мужики нашего села увлекались голубями, и мой папа – не отставал от них. Во дворе он построил двухэтажную голубятню, первый этаж был каменным, а второй – из дерева, крыша его напоминала крутую крышу дома, в виде башенки.
   На второй этаж голубятни мы забирались по лесенке со двора. К забору и голубятне была прибита высокая палка с горизонтальной планкой на уровне конька крыши дома, на которую любили садиться, полетав над нашим двором, голуби.
   Голубей он приносил из города, покупая их на базаре. Были они разной масти и расцветки.
   Голуби у нас довольно быстро расплодились, и даже подсчитать их было довольно трудно, так как всё время вылуплялись у них новые детки. Штук пятьдесят-шестьдесят их точно было на двух этажах голубятни.
   Мама кормила их зерном, рассыпая его по двору перед голубятней. Во дворе была и поилка для голубей.
   У папы вдруг появился юношеский азарт, ему всё время хотелось, чтобы его голуби были красивее других и летали выше соседских. Если кто-то из односельчан-голубятников поднимал своих голубей в воздух и это видел папа, он тут же бежал к голубятне, выпускал своих голубей, поднимая их длинной бамбуковой удочкой с привязанной к концу её старой клетчатой рубашкой. Нехотя полетав над двором, они садились снова на голубятню, на крышу дома, сарая и коморы, не желая высоко подниматься.
   Папа нервничал и ругался, снова и снова пытаясь поднять своих голубей в воздух выше голубей соседа.
   И вдруг несколько его голубей, поднявшись высоко-высоко в небе, начинали уноситься ветром и улетать далеко от дома. Тогда он, сломя голову, бежал по чужим огородам на соседние улицы нашего села, стараясь не потерять голубей из виду: вдруг какой-то азартный владелец голубей приманит голубей отца и те залетят в чужую голубятню, – тогда папа заберёт их домой. А вдруг тот голубятник спрячет голубей и не отдаст их отцу?
   Хотя эта слабость была и у нашего отца. Когда он видел красивого, с хорошими лётными качествами чужого голубя, летающего недалеко от нашего дома, он выпускал красивую голубку на крышу, чужой голубь садился к голубке рядом. Затем отец, подсыпая зерно перед голубятней и в голубятне, увлекал эту парочку вниз на землю. Воркуя и клюя зёрна, голубка входила в голубятню, а за нею – и её новый «жених».
   Отец тихонько подкрадывался туда, закрывал дверь в голубятню, ловил нового голубя и прятал его где-нибудь в сарае или подвале.
   Прибежавший хозяин голубя клялся, что видел, как его голубь сел у нас. Отец мой с невинным видом заявлял, что никакого чужого голубя он не видел – можете посмотреть. Конечно же, гость ничего не находил. А нам отец приказывал молчать и ничего не рассказывать. Со временем чужой голубь привыкал к нашему дому, и отец уже выпускал его вместе с другими нашими голубями. Хотя, бывало, новый голубь не приживался и возвращался в прежний старый дом свой.
   Эти невинные шутки голубятники нашего села постоянно проделывали друг с другом, поэтому веры у них друг к другу никогда не было. И переманивать голубей один у другого было для них делом привычным.
   Если же голуби наши не хотели летать высоко и всё время садились на крышу, раздосадованный папа кричал моей маме:
   – Ишь ты, как раскормила их, Ульяна, – они даже попы не могут поднять в воздух. Неси-ка быстро мне ружьё!
   Мама выносила ему во двор ружьё. Звучали выстрелы, и пара голубей сваливалась с крыши.
   – Бери их, – говорил отец матери, – и приготовь с ними вкусный борщ!
   Поскольку голубей у нас было много, и мама регулярно кормила их зерном, вкусные борщи с голубиным мясом ели мы довольно часто…

                Поход в Марьину рощу
   Как-то нашей школе в начале лета был организован поход в Марьину рощу. Я был тогда ещё в младших классах школы. Папа с мамой отпустили меня в поход.
   Но они, да и я совсем не представляли, как меня надо экипирова;ть туда, поэтому я был не совсем подготовлен к этому походу.
   Марьина роща или заповедное урочище Марьевское – это насаждения дуба, ясеня, береста (вяза) на юго-запад от села Марьевка в Вознесенском районе Николаевской области на берегу реки Ингу;л в 35 км  от Николаева. Удивительные и сказочные места!
   Путь туда преодолели мы довольно легко – молодые выносливые и сильные дети и подростки играючи шли весь этот маршрут вдоль живописной извилистой реки Ингу;л.
   Для ночёвки выбрали мы красивый участок на окраине рощи. Жаркий костёр помог нам привыкнуть к мысли, что мы – в походе, а не дома. Ночь была тёмная, но здесь оказалось довольно много светлячков, за которыми мы весело и безуспешно гонялись…
   Было довольно холодно ночью, и я замёрз. Старший мальчик Витя Демченко поделился со мной своим одеялом, это помогло мне быстро уснуть… На другой день купались мы в Ингу;ле, продолжали экскурсию по Марьиной роще. Роскошные заросли дуба создавали густую мощную тень, и дневная жара переносилась нами довольно легко.
   Уже подзабыл я подробности посещения Резиденции Николая Первого – небольшого Дворца в глубине Марьиной рощи и Царской ротонды, построенных в 1837 году специально к приезду императора Николая Первого.
   Школьные походы в Марьину рощу, а позднее – и в античную греческую колонию Ольвия (первой четверти VI века до н. э. на правом берегу Днепро-Бугского лимана к югу от города Николаева и села Парутино Очаковского района Николаевской области) вспоминаю до сих пор…

                Сочинение о Бахчисарайском фонтане
   Учитель украинского языка и литературы Хрущ Анна Гордеевна весной дала нашему классу задание на лето: написать сочинение о своих впечатлениях лета. А как раз в начале лета у нас была поездка от школы в Крым. Нам, конечно же, всё там очень  понравилось.
   Колхоз выделил нам грузовой автомобиль, в кузове которого было несколько рядов скамеек. Брезент впереди закрывал нас от ветра.
   До этого мы никогда не видели моря. Проехали Николаев, Херсон, Перекоп. И вот, наконец, оно показалось – слева и справа. В радостном порыве юности мы все дружно запели: «Самое синее в мире Чёрное море моё, Чёрное море моё». Тёплый ветер овевал наши возбуждённые лица…
   Помню нашу первую ночёвку в одной из школ Симферополя. А после мы посетили Ялту, Ласточкино гнездо, Никитский ботанический сад, Севастополь с его Графской пристанью, Мамаевым курганом, Панорамой и Диорамой обороны Севастополя.
   Приехали мы и в древний Бахчисарай с его знаменитым Ханским дворцом. Осмотрели его с большим интересом. Всё здесь было необычно, всё очень понравилось.
   Впечатлений была масса. Наш директор школы Гассий Пётр Иванович сделал кучу фотографий, некоторые из них достались и мне.
   На одном из фото – экскурсовод по Бахчисарайскому дворцу рассказывает нам историю этого замечательного фонтана.
   После поездки мне захотелось получить подробную историю этого фонтана. Я написал письмо в Бахчисарайский музей, выслал фото с экскурсоводом, попросил найти её, поблагодарил за экскурсию и попросил прислать мне историю Бахчисарайского фонтана.
   Довольно скоро я получил письмо из Бахчисарая – экскурсовод Елена Попова благодарила меня за фото и память об экскурсии. В ответ она прислала рассказ об истории фонтана.
   Вы не можете представить, как я был рад этому письму. Я поблагодарил её за помощь. А сам – написал сочинение, в котором на украинском языке описал наше путешествие в начале лета в Крым, свои впечатления о поразивших меня достопримечательностях и об интересной истории Бахчисарайского фонтана.
   За это сочинение я получил тогда «5»…
               
                Мочалка вместо бороды
   Соседка Лариса с мужем Ваней приготовили подарки дочкам своим, принесли их к нам домой и попросили меня в роли Деда Мороза вечером 31 декабря вручить подарки их дочерям.
   Вечером после 23 часов жена моя Наташа начала одевать меня «под Деда Мороза»: надел я Наташин халат, шапку, вместо бороды приспособили мы мочалку, в руку я взял швабру вместо посоха, в сумку вложили подарки.
   Вооружённый всем этим, вышел я за несколько минут до Нового Года на площадку и позвонил в их дверь. За дверью засуетились и распахнули дверь. Лариса с Ваней и две девочки удивлённо и радостно взирали на меня.
   Изменённым голосом я заговорил с детьми, не давая им опомниться:
  – Здравствуйте, дети и родители! Я очень спешил к вам через горы и моря и всё-таки успел. Очень устал Дедушка Мороз, я присяду на стульчик и отдохну. А вы, дети, развлекайте Дедушку Мороза, порадуйте его. Вы, наверное, приготовили для меня свои подарки и подарите мне их сейчас. А я для вас приготовил свои подарки. Кто мне расскажет стихотворение или споёт для меня? Тебя, девочка, как зовут?
   – Лена, – ответила, запинаясь, старшенькая девочка. Я приготовила для Дедушки Мороза стихотворение.
   – Расскажи мне его, Леночка, – попросил Дедушка Мороз. – А я послушаю его и отдохну.
   Лена, волнуясь, рассказала стихотворение о ёлочке.
   – Молодец, Лена, порадовала Дедушку. А песенку ты тоже мне споёшь?
   Осмелевшая девочка спела песенку Дедушке Морозу.
   – Очень хорошо, Лена, – вижу, ты неплохо приготовилась к приходу Дедушки, – сказал я и, вынув из сумки приготовленный родителями подарок, передал девочке.
   Ошеломлённая Леночка радостно схватила своими ручками куклу, о которой она мечтала и которую хотела получить на Новый Год, рассказав о своей мечте маме.
   – А тебя как зовут, малышка? – обратился к младшей девочке гость.
   – И-и-и-р-р-а-а, – еле выдавил из себя младший ребёнок.
   – Станцуешь Дедушке? – спросил её я.
   Девочка кивнула утвердительно, и удивлённые родители вместе с Дедушкой Морозом вдруг увидели, что  осмелевший ребёнок, как по мановению волшебной палочки, начал танцевать…
   – Молодец, Ирочка, – похвалил её Дедушка. – Вот тебе мой подарок.
   Он достал из сумки давно желанную и долгожданную другую куклу и передал её девочке. Малышка просто онемела от счастья.
   – Ну что же, дорогие мои, – подытожил Дедушка, – понравились мне ваши детки. Всех вас я поздравляю с Новым Годом, желаю здоровья, счастья и успехов. А мне надо спешить к другим деткам и взрослым, много их ещё ждут меня в своих домах. Прощайте, дорогие ребята и взрослые!
   – Девочки, а что надо сказать Дедушке Морозу? – спросили Ваня с Ларисой.
   – Спасибо, Дедушка Мороз! И до свидания! – сказали дети на прощанье.
   Я вышел за дверь, достал из кармана ключи, открыл свою дверь и вошёл в квартиру.
   Наташа и дети спросили меня:
   – Папочка, как всё прошло?
   – Великолепно, – ответил я, раздеваясь. – Они меня даже не узнали. И поверили. Теперь и я даже верю, что Дед Мороз существует…

                Новый год –  каким я его помню
   Родился я на юге Украины в селе под Николаевом за шесть дней до начала войны. Жили мы очень бедно и Новый год, как я помню, в детстве наша семья никогда не отмечала. Позднее в школе, где я учился, и в нашем сельском клубе начали устанавливать красивые Новогодние ёлки. Мы их наряжали разными игрушками, многие делали своими руками, в этом преуспевали девочки, создавая интересные  ёлочные украшения из конфет, мандаринов и ваты, и увешивали ими зелёные лесные красавицы. Всё это было для меня и моих сверстников необычно, свежо и интересно.
   Были в школе и клубе Новогодние концерты и карнавалы, которые проходили весело и забавно. Сначала я только наблюдал за всем со стороны, а после – и сам в них участвовал. Однажды девушка моя одела костюм своего брата-капитана, лётчика, меня же – одели в женский костюм (обувь только пришлось одеть свою из-за отсутствия женской обуви моего размера). У брата её было несколько медалей, все они так и остались на военном кителе моей спутницы, но одна из них украсила и мою грудь. Я стал знаменитой в те годы ткачихой Героем Социалистического труда Валентиной Гагановой, а мой «спутник» – первым космонавтом планеты  Юрием Гагариным …
   Потом наступили мои шестидесятые студенческие годы. Новый год ежегодно встречали мы во Дворце культуры студентов им. Ю. А. Гагарина – бывшей резиденции князя Григория Потёмкина, где проходили шикарные новогодние балы для студентов г. Днепропетровска. Я, как и в школьные годы, продолжал участвовать в художественной самодеятельности, поэтому постоянно старался принимать в них деятельное участие.
   Отмечали мы Новый год и своей студенческой группой. Две девочки из нашей группы снимали комнату у пожилой четы, которая ушла встречать Новый год к своим детям до утра и разрешила собраться в их квартире всей нашей группе. Был тёплый дождливый вечер, я был в шляпе и осеннем пальто. Мальчишкам поручили закупить спиртное и продукты, а девочки готовили праздничный стол. Какое же было горе, когда, выйдя из гастронома на проспекте Карла Маркса в эту сырую мокрую погоду, уронил я бутылку шампанского у входа в магазин, и она разбилась… А ведь это были наши общие деньги вечно голодных и бедных студентов! Меня тогда ребята прилично пожурили за мою оплошность.
   К вечеру собрались мы в этой трёхкомнатной квартире, было очень весело и интересно. Песни, танцы, тосты. До этого я  ещё не употреблял спиртные напитки, поэтому старался пить лимонад, но мальчишки, решив подшутить, сделали «ёрш», добавив туда водки и вина, и заставили меня выпить. Конечно же, я почти сразу «окосел» и, выйдя на проспект напротив окон этой квартиры, попытался устранить качание предметов, встав  в стойку на голове (я в то время увлекался йогой). Мимо проходили какие-то взрослые люди, они удивлённо смотрели на меня и никак не комментировали увиденное, а я смотрел на них снизу вверх… Один из наших студентов стоял рядом – на всякий случай, чтобы я не упал.
   Когда я возвратился к ребятам, голова у меня продолжала кружиться, шутники уложили меня на диван, дали в сложенные на груди руки зажжённую свечу, диван поставили посреди комнаты, выключили свет и стали водить хоровод вокруг дивана. Я за всем этим наблюдал, но приподнять даже голову не мог.
   Потом стало плохо ещё одной нашей девчонке Галке Масевич. Со смехом её положили ко мне на диван «валетом», продолжая снова веселиться и танцевать.
   Настало утро, мы начали расходиться по домам. Но за ночь выпало много снега, и было очень морозно. Я шёл домой по первому снегу, оставляя глубокие следы. Мои мокрые с вечера пальто и шляпа, конечно же, сразу замёрзли…
   Приехал я как-то студентом на Новогодне-Рождественские праздники в своё родное село под Николаевом. Сидим как-то с мамой под Рождество дома при керосиновой лампе. Закусок особых и выпечки у нас не было.
   И вдруг – залаяла собака, раздался стук в калитку. Я вышел во двор, открыл калитку. Весёлая гурьба «ряженых» ввалилась в наш дом. Никого из них я не узнал, но меня они знали, называя по имени. Мне кажется, одной из них была подруга моих детских лет Женя Цвятко, хотя я не уверен на все сто…
   Они весело и громко колядовали. Угостить их у нас было нечем. Мы поблагодарили «ряженых», они звали меня с собой, но я только приехал к маме,  оставлять её одну мне не хотелось, я считал, что это было бы неправильно. «Ряженые» с песнями и прибаутками покатились дальше по нашей улице…
   Ну, а после института участие в Новогодних концертах у меня продолжались везде, где я жил в те годы: на Дальнем Востоке и в Забайкалье, в Венгрии, Карелии и в Мурманской области…
   Когда появились у меня жена и четверо детей, мы ежегодно устанавливали сначала «живые» ели в квартире на радость себе и детям, но со временем мы стали жалеть  лесные красавицы, и мы теперь в конце декабря устанавливаем к Новому году искусственную ёлку, всячески наряжая её. Рядом с нею – всегда стоят дед Мороз с мешком подарков и Снегурочка.   
   Когда дети были маленькими, подарки им запросто вмещались в мешке деда Мороза, но с каждым годом  в нём становилось всё меньше места, и подарки мы укладываем теперь просто под ёлку. Даже совсем маленькие наши дети не хотели ложиться спать, пока дедушка Мороз не подарит им подарки. Мы тогда выводили детей в другую комнату и открывали форточку, «чтобы дедушка Мороз мог влететь в комнату и привезти подарки». Детей увлекали какими-то рассказами, а в это время жена или я входили в комнату и выкладывали подарки в мешочек или под ёлку. Дети всё время удивлялись, как это дедушка Мороз знает, кому что подарить и даже подписывает подарки.
   Нередко я выступал в роли деда Мороза, звонящего в квартиру и поздравляющего детей наших с Новым годом. Маленькие – они даже не догадывались, что это был я. Но постепенно, по мере их взросления, мне пришлось от этой роли отказаться.
   Однажды соседи тоже попросили меня поздравить двух их девочек с Новым годом. Как всегда, я нахлобучил  на голову шапку, привязал мочалку вместо бороды, одел какую-то шубу и перчатки, взял в руку швабру и с заранее приготовленными их родителями подарками в мешке позвонил в их квартиру. Дети были в шоке, увидев меня, ведь они не ожидали, что дедушка Мороз придёт именно к ним в этот вечер. Меня они совсем не узнали, ведь я накрасил щёки и нос красной губной помадой жены, подрисовали мне усы, и я слегка изменил голос. Дети по моей просьбе пели и танцевали, рассказывали стихи, которые они приготовили для дедушки Мороза. И они никак не могли понять, откуда я знаю их имена.
   А ещё – пять лет  я был дедом Морозом на Новогодних спектаклях  –  три года во Дворце творчества юных и  два года – в Пушкинском доме культуры. Это были захватывающие спектакли на 1-1,5 часа, где участвуют традиционные новогодние персонажи – дед Мороз и Снегурочка, баба Яга, Кащей Бессмертный, Бармалей, Чучело-мяучело и другие сказочные персонажи. Как и в жизни, здесь идёт постоянная борьба Добра со Злом, в итоге всегда торжествует Добро. Это так приятно – участвовать в новогодних спектаклях перед такими непосредственными доверчивыми  и открытыми зрителями – детьми. Они всегда живо и с интересом участвуют в этих спектаклях, всё замечают  и не прощают промаха… 
   А после мы – все участники представления –  выходили вместе с детьми в фойе и водили хоровод вокруг ёлки, дети рассказывали стихи, пели песенки и танцевали, получая подарки от деда Мороза и Снегурочки, родители в это время фотографировали их, снимали на видео. После этих представлений заряжаешься добротой, оптимизмом, верой во всё прекрасное…
   Теперь, когда дети наши выросли и часть их живёт уже отдельно со своими семьями, мы с женой всё-таки постоянно наряжаем в доме Новогоднюю ёлку, готовим подарки друг другу и своим детям. В Новогодний вечер кому удаётся, собираемся мы в нашей квартире за праздничным Новогодним столом, смотрим по телевизору Новогодний огонёк и Поздравление Президента России, дарим друг другу новогодние подарки и желаем друг другу счастливого Нового года. Мы, старики остаёмся дома у телевизионного Голубого Огонька, дети иногда идут веселиться и танцевать, встретить своих друзей  к Новогодней ёлке у Гостиного двора в Пушкине. После полночи пушкинская молодёжь перемещается на Новогоднюю дискотеку в Пушкинский дом культуры.
   Некоторые наши дети проводят Новогодний вечер в кругу своих новых семей, заходя к нам накануне Нового года или после него, чтобы поздравить родителей с этим самым волшебным праздником года…

                Внучка Ева снова приедет!
   Время летит неумолимо быстро, годы идут, почти все наши дети выпорхнули уже из родительского гнезда, в нём стало тише, спокойнее.  Но  время от времени  хочется, чтобы снова в доме нашем зазвучал беззаботный и весёлый детский смех, был шум и гам, хоть ненадолго…
   У нас с Наташей есть уже внучки – Лена, Вика и Ева. Лена и Вика живут близко, в Пушкине, а вот Ева далеко  – в Москве. Лену с Викой мы периодически видим, а вот с москвичкой Евой видимся очень редко. Нередко в разговоре сетует мне Наташа, что скучает за Евой и хочет её видеть.
   Наш старший сын Дима как раз на днях собирался в Москву на своём автомобиле и на обратном пути планировал привезти Еву к нам, в Пушкин. Все мы, и старшая внучка Лена – в ожидании приезда средней внучки Евы. Сейчас Еве – девять лет, но уже довольно скоро, 4 декабря – ей будет уже десять!
   Ждём приезда Евы!
   И вдруг – форс-мажор!  Дима, приехав в Москву, собирался возвращаться в Петербург ночью на своей машине и привезти Еву, но мама Евы Катя не разрешила везти Еву ночью.
   Я сказал Наташе, что  поддерживаю Диму: ночью ехать по дорогам свободнее и спокойнее, нет пробок и препятствий. Но Наташа, как и Катя, тоже боится, что ночью за рулём легко можно уснуть.
   Тогда Наташа предложила Кате: Наташа сама съездит за Евой в Москву и привезёт её в Пушкин.
   Я подобрал Наташе в интернете удобные по времени поезда туда и обратно, а Катя купила электронные билеты на эти поезда для Наташи и Евы. 
   …Бабушка с Евой в дороге смогли отдохнуть и выспаться, у них были  нижние полки в купейном вагоне, поэтому больших проблем с суставами у Наташи не было.    
    И вот Наташа звонит мне на работу:
   – Мы уже в Пушкине, из Питера добрались  метро и маршруткой.
   После работы пришёл я домой. Мы с Евой  обрадовались встрече,  я заметил, что за полгода её отсутствия она подросла. И напомнил ей, что 4 декабря ей уже будет десять!
   Вечером появились Дима с женой Региной, Ева бурно радовалась встрече с папой, она буквально повисла на нём, обнимая. Дима с Региной  привезли Еве кучу подарков. Наташа приготовила вкусный ужин, и все мы дружно поужинали.
   Дима с Региной решили взять Еву к себе на несколько дней. Еву собрали в дорогу, и они втроём уехали к Диме с Региной. Надо было видеть радость Евы  – ведь она ехала к папе, которого видит так редко…
   Через три  дня Регина привезла нам Еву.  Мы очень обрадовались им. На другой день вторая наша внучка Лена (дочь нашего среднего сына Саши) пришла к нам в гости и несколько часов  общалась с Евой. Жаль, что не было с ними младшей сестрёнки Лены – весёлой озорной трёхлетней Вики, им втроём было бы ещё более весело и интересно…
   Мама Евы Катя разрешила Еве задержаться у нас на вторую неделю, пропустить первую неделю школьных занятий, чтобы ребёнок отоспался и окреп, чему Ева очень обрадовалась.
   Бабушка Наташа устроила Еве интересные поездки и экскурсии по Петербургу, стараясь развить внучку духовно. Им удалось побывать на экскурсии в Музейном комплексе «Вселенная воды», на спектакле в Театре клоунады «Лицедеи» в Петербурге и на концерте уникального ансамбля русских народных инструментов «Терем-квартет» в доме молодёжи «Царскосельский» в Пушкине. Еве это было особенно интересно, так как она учится игре на фортепиано и виолончели.
   Через несколько дней папа Евы – Дима спросил у меня:
   – Папа, как Ева ведёт себя у вас?
   – Прекрасно, Дима, – сказал я ему. – Ева очень изменилась за те полгода, что мы не виделись. И – в лучшую сторону: она уже не капризничает, не замыкается в себе, стала более общительной. Помогает по дому: вчера, например, захожу в зал, где бабушка Наташа с Евой смотрели по телевизору сериал «Годунов», и вижу, что Ева помогает бабушке, гладя бельё.
   Приехавшая на другой день мама Евы Катя тоже поинтересовалась:
   – Не надоела ли вам Ева?
   – Что вы, наоборот, – ответил я и пересказал то, что уже говорил Диме.– Плюс – она и посуду начала мыть.
   Сама Ева, присутствовавшая при этом разговоре, добавила:
   – Вчера, мама, во время уборки квартиры перед твоим приездом я пропылесосила детскую комнату и комнату бабушки. И протёрла подоконники на окнах.
    – Молодец, доченька, – похвалила Еву мама.
   … Настало утро отъезда. Катя с Евой встали очень-очень рано, умылись, позавтракали и собрались в дорогу.
   – Когда теперь, Ева, надо будет вставать в школу? – спросил я.
   – Каждый день в полседьмого утра, – с грустью ответила Ева.
   Жена моя Наташа решила поехать с ними на Московский вокзал.
   Я проводил всех до такси, о;бнял их:
   – Приезжайте ещё, мы вас ждём!
   – Обязательно приедем, – прозвучало в ответ…
   Я помахал им вслед:
   – Счастливого пути, дорогие наши!

                Футбол – он объединяет!
   Вступив в возраст тинейджера, младший наш сын стал от нас удаляться, у него появились новые друзья и новые интересы, он стал более скрытным и не особенно впускал нас с Наташей в свой мир.  Снова увлёкся футболом, которым он как-то в младших классах вместе с ребятами нашего двора занимался в детской спортивной школе в Пушкине.
   Стал он вдруг заядлым болельщиком футбольного клуба «Зенит», купил себе шарф с символикой «Зенита». Дома, одев шарф, не пропускал по телевизору ни одной трансляции матча с участием «Зенита». Лежал он на ковре перед телевизором  во время трансляции матча, громко «болея» за свою любимую команду.
   Старался теперь ездить из Пушкина в Питер на матчи с участием «Зенита», выучил все «кричалки» болельщиков, их гимн. Если «Зенит» играл в Москве, сын выбирался туда на матчи любимой команды.
   Кроме футбола, он начал жить своей, другой, временами непонятной для нас с Наташей, жизнью.
   Первой опомнилась Наташа:
   – Понимаешь, отец, чтобы не потерять контакт с сыном, надо начать жить его интересами, чтобы не отстать от него.
   В дни матчей «Зенита» она теперь садилась перед телевизором  (сын в это время лежал на полу), и они вдвоём уже смотрели трансляции матчей. Со временем Наташа  узнала всех игроков команды «Зенит», тренеров. Знала, кто из какой команды перешёл, за какие суммы. Знала игроков и тренеров других команд. Она стала ярой болельщицей «Зенита».
   Со временем и я приобщился к их тандему. Теперь уже комментарии наши звучали из трёх уст. У нас появилась общая тема для разговоров с нашим сыном.
   Постепенно мы с Наташей так увлеклись футболом, что с удовольствием смотрели не только матчи «Зенита» но и других команд, особенно игры сборной России.
   Жизнь закрутила нашего Андрея, и следить за игрой «Зенита» ему не всегда удавалось.
   Приходя домой, он уже спрашивал у нас с Наташей:
   – Как прошла игра? Какой счёт? Кто забивал мячи? Какие интересные моменты были в игре?
   И мы ему с удовольствием отвечали.
   Постепенно я заметил, что у каждого комментатора свой стиль и манера ведения репортажа. Временами репортажи эти были забавными и интересными. Я стал записывать эти «перлы», и вот что у меня получилось…

               
                Шутки нашего футбола
   Одни люди играют в футбол, другие – его смотрят. А третьи – смотрят и комментируют. Нередко – довольно талантливо.
   Несколько лет назад  я записал комментарии нескольких футбольных матчей нашего питерского «Зенита» и сборной России. По ним живо и отчётливо можно представить ту атмосферу, которая царила на матчах…
   
      20 сентября 2010 г. Игра футбольных клубов «Зенит» и «Терек» (телеканал «100ТВ», комментаторы Кирилл Набутов и Алексей Стрепетов).
   - «Андерлехт» в первом тайме был «разорван на части» в игре с «Зенитом» (вспоминая игру этих команд  в Брюсселе 16.09.2010 г. со счётом 3:1, когда Александр Кержаков «всадил» три мяча в ворота противника в первом тайме).
   - Очень плотно играет «Терек».
   - Георгиев всю половину игры «цементировал» в «Тереке».
   - Показ некачественный: всё время камера попадает в пустое место.
   - «Терек» чуть-чуть «подсел» в конце первого тайма.
   - Алвеш, как и Семак, очень «ко двору пришлись» «Зениту».
   - Лазович борется – все ноги «общипали» ему.
   - «ЦСКА» сейчас «на хорошем ходу».
   - Такое ощущение, что у Данни два сердца.
   - Игорь Денисов, играя в мяч, попал в ноги.
   - Белые футболки «заполонили» футбольное поле «Зенита».
   - Футбольный бог награждает таких трудяг, как Данни.
   - Футболисты играют с низко опущенными щитками.
   - Данни, как бабочка, прямо «порхает» над полем.
   - Эдиев прямо «на закорках сидит» у Ломбертса.
   - Большую часть первого тайма мяч «гостил» на половине футбольного поля «Зенита».
   - «На носовом платке» сумели зенитовцы создать игру.
   - У нас в запасе – на любой вкус игроки.
   - «По-игроцки» всё было сыграно…
       А теперь посмотрите шутки комментаторов телеканала «НТВ» 30 сентября 2010 г. (Лига Европы «УЕФА». «Зенит» Россия – «АЕК» Греция).
   - Ай, да Губочан! Ай, да молодец! Пробил, как пробивают кирпичи руками!
   - Главный врач выдаёт футболистам какое-то «секретное» лекарство.
   - «Зенит» сейчас напоминает осторожного охотника.
   - Игра идёт неторопливо, с аритмией: то быстро, то спокойствие.
   - Бухаров «был на коньках», а греческий игрок – «в валенках».
   - Уронили Джеббура – штрафной!
   - Бухаров мчался, как курьерский поезд, а греческий игрок – как пригородный.
   - Скокко пытался послать мяч «за шиворот» Малафееву.
   - Как гвоздь, забивал сейчас Бухаров мяч в ворота.
   - Канунников как легко «поймал мяч на ногу»!
   - Удар на дальнюю штангу! Но вратарь – «прочитал»!
   - Для этого и нужен комментатор у бровки – он должен «дышать» игрой!
   
     Или – вот игра 12 октября 2010 г. сборной  Македонии со Сборной России, проходившая в столице Македонии Скопье на стадионе «Градски» (телеканал «Россия – 1», комментатор Владимир Стогниенко).
   - Сейчас македонец очень недурно ударил по ногам Алану Дзагоеву.
   - Врачи довольно быстро поставили обоих футболистов на ноги.
   - Швед недрогнувшей рукой останавливает игру.
   - Македонцы довольно вяло отнеслись к игре своей сборной.
   - Футболист считается в Македонии талантливым игроком со сложным характером.
   - Пока из угловых как-то «выжимается» не очень много.
   - Может, мы сейчас увидим оживление со стороны сборной России?
   - Поле как-то не очень сегодня, как будто его лопатой перекопали.
   - Если у нас не очень получается к концу тайма, то и македонцы как-то «подкисли».
   - Поле сегодня какого-то сомнительного качества.
   - Македонцы ещё и «нахально владеют мячом» на нашей половине поля.
   - Шведский арбитр вышел на матч даже не в бутсах, а в банальных кроссовках.
   - Мы играем эту игру неважно – «серединка на половинку».
   - Свистков дикое количество судья Юханессон дал сегодня – щёки у него будут болеть неделю.
   - Мы опять совершили ошибку – фактически на ровном месте.
   - И снова неприятный эпизод – «ложимся» под мяч.
   - Сборная России не без труда и не в самом выразительном матче победила сборную Македонии.

      А вот – ещё одна интересная встреча питерского «Зенита» с пермским «Амкаром» 16 октября 2010 г. на «Петровском» (телеканал «100 ТВ», комментаторы Кирилл Набутов и Алексей Стрепетов).
   - Очень активно начал «Амкар» игру на нашем поле – стеснения не видно.
   - А «Зенит» как-то «вальяжно»  начал свою игру – шагом как-то, полушагом.
   - Рашид Рахимов – второе пришествие в «Амкар».
   - В середине игры игра «замёрзла».
   - Белоруков – это несостоявшийся зенитовец.
   - Положение вне игры – помощник главного «зажигает» флаг.
   - Ну, ладно, - «заиграно».
   - Не каждый клуб в нашем городе осмелится играть в футбол.
   - Да, «Зениту» не удалось забить быстрый гол, да и медленный – тоже – в первом тайме.
   - «Не идёт» сегодня игра.
   - «Зенит» «включает» скорость!
   - Так нужен гол «в раздевалку»!
   - «Амкар» под конец первого тайма «наиграл» себе проблему.
   - Защитники «зевнули» этот момент.
   - Я говорил, что Кержаков в первом тайме «терзает» защитников.
   - Можно сказать, что Роман Широков сам себе забил гол в «раздевалку», уходя с поля (его сейчас заменяют).
   - «Амкару» нужны очки, как воздух.
   - Бухаров никак не встретился с мячом – ни вверху, ни внизу.
   - Футбольная фортуна проверяла Кержакова на крепость.
   - Да, игра закончилась. На трибунах «бушует радость»!

     Сколько доброго и тонкого юмора в этих комментариях. Они даже не нуждаются в пояснениях!
   
    21 октября 2010 г. Матч Лиги Европы: «Зенит» (Россия) – «Хайдук» (Хорватия). Телеканал «НТВ», комментатор Геннадий Орлов.
   - Бухаров! Они его уронили – штрафной!
   - Когда говорят «легкоатлет» футболист – это обидно.
   - Да, манера арбитра этого матча – противоречивая.
   - Виктор Файзулин сейчас ищет, к кому «прикрепиться» из соперников.
   - С трудом голкипер сейчас «снял мяч» с головы Бухарова.
   - Создаётся впечатление, что зенитовцы, получив мяч, не знают, что с ним сегодня делать.
   - Подустали футболисты «Хайдука». Что же будет с ними на восьмидесятой минуте? На носилках носить будут!
   - Мячи, как булыжники, летят. Как их укротить?
   - Сегодня Крижанац – свой среди чужих. Нет, чужой среди своих в штрафной хорватов.
   - Сейчас в игре у нас будет техническая пауза – всё в дыму, ничего не видно: зажгли флайеры.
   - Как плотно зенитовцы начали «разбирать» футболистов «Хайдука»!
   - Да, но лучшего бомбардира Кержакова сегодня поберёг Спалетти…

      А вот – снова телеканал «100 ТВ»: 24 октября 2010 г. Телевизионный клуб «Зенит» и матч «Анжи» (Махачкала) – «Зенит» (Санкт-Петербург). Комментаторы Алексей Стрепетов и Кирилл Набутов.
   - Всё «по-игроцки», и такие голы смотреть приятно.
   - Это уже Быстров и Али Гаджибеков, которого Быстров «терзает» сегодня.
   - Судья Колобаев показывает упавшему в штрафной игроку: «Поднимайтесь – простудитесь!»
   - Немножко «проснулись» футболисты – пошли первые стычки.
   - Нельзя играть в такой футбол, как на рапирах: один укол, второй укол.

     Эти незабываемые «перлы» нашёл я у Кирилла Набутова и Алексея Стрепетова  31 октября 2010 г. Телеканал «100 ТВ»: «Зенит» (Санкт-Петербург)  – «Алания» (Владикавказ).
   - Всё-таки Данни левой ногой хуже работает, чем правой.
   - Алвеш – главное орудие наших стандартов.
   - Миша, Миша, помоги брату! – скандировал вираж «Зенита» вратарю «Алании» Михаилу Кержакову.
   - Очень приятно, когда рефери улыбается.
   - Лукович никак не может «попасть» в игру.
   - Хотелось бы, чтобы «Зенит» «смял» сегодня «Аланию».
   - После беседы в перерыве с тренером Габулов «проснулся».
   - Несмотря на то, что счёт 0:2 , «Алания» не выглядит смятой, раздавленной командой.
   - Александр Кержаков только что «наказал» своего брата Мишу.
   - Говорят же, что Данни – это «Моцарт футбола».
   - «Зенит» забил три мяча, и потом «Сатурн» «посыпался» (вспоминая предыдущий матч «Зенит» - «Сатурн»).
   - Все мячи, которые «валятся» за спину вратаря, ужасно противны.
   - «Алания» как-то обречённо выглядела во втором тайме.

     4 ноября 2010 г. «Зенит» (Санкт-Петербург)  в рамках чемпионата Лиги Европы встречался с командой «Хайдук» (Хорватия»). Вот как интересно комментирует эту встречу Геннадий Орлов.
   - Хозяева медленно, с оглядкой на свои ворота, начали игру.
   - Репортаж мы ведём во имя футбола – кто хорошо играет, тот и молодец!
   - Да, «Зенит» научился держать мяч!
 
     И ещё одна встреча питерского «Зенита» с командой «Ростов» (Ростов-на-Дону) 14 ноября 2010 г. (телеканал «100 ТВ», комментаторы Алексей Стрепетов и Фёдор Погорелов).
   - Только что Данни очень здорово «оставил в дураках» своего визави (игрока «Ростова»).
   - Блатняк действительно «наелся» в первом тайме, и его заменяют.
   - Кольцо омоновцев «опоясывает» все беговые дорожки «Петровского».
   - Игра превратилась в набор эпизодов.
   - «Зенит» «смял» сегодня катком «Ростов».
   - Александр Кержаков «срывает» сейчас фантастическую овацию стадиона «Петровский».

     20 ноября 2010 г. в рамках чемпионата России по футболу казанский «Рубин» встречался с питерским «Зенитом». Хочу сказать «браво!» комментаторам Фёдору Погорелову и Алексею Стрепетову. Судите сами.
   - Алвеш «выиграл воздух».
   - Любое стандартное исполнение у «Зенита» - это маленький спектакль.
   - У Наваса высокие ноги, как некоторые футболисты.
   - Это – удар для статистики Александра Кержакова.
   - Футболисты шутят, что самое короткое стихотворение в футболе – Гёкдениз Карадениз.
   - Здесь Шаронов немного «подзакипел».
   - Мейра «надпочечниками» посылает мяч в сетку ворот.
   - «Провалился» левый фланг у «Зенита».
   - Самая романтическая фамилия в футболе – это Гёкдениз Карадениз. По-турецки Гёкдениз – это Лазурное море, а Карадениз – Чёрное море.
   - Бородин «дирижирует» стенкой, а у «Рубина» - «совет в Филях».
   - Мы полностью «отдали» «Рубину» середину поля.
   - Зырянов «на носовом платке раскачивает» противника.
   - Гёкдениз – вместе пишется.
   - Непозволительная роскошь – быть одноногим футболистом.
   - Хотели мы «гол в раздевалку», а получили «гол из раздевалки» - на пятьдесят четвёртой минуте.
   - Падая в штрафной, Файзулин ещё в прыжке искал глазами судью Колобаева.
   - «Зенит» сейчас в нокдаун отправил «Рубин».
   - Данни сегодня «в игру не попал», поэтому  покидает поле.
   - Голевую передачу Навас «снял с ноги» Кержакова.
   - Вратарь Арлаускас тоже «по мячу соскучился».
   - У нас сегодня – «трагедия  в центральной зоне».
   - Офсайт! Офсайт! Железобетонный офсайт! Двухметровый!

     И в завершение – вот вам выдержки из комментария Алексея Стрепетова, Фёдора Погорелова и Ивана Лосева 28 ноября 2010 г. («Зенит» Санкт-Петербург – «Крылья Советов» Самара, телеканал «100 ТВ»).
   - Мы просто «потеряли» мяч на ровном месте.
   - Правильно говорят, что португалец – это европейский бразилец.
   - Яковлев «пятую передачу свою включил» и всё бежит, бежит, бежит…
   - Тренер Тарханов сейчас что-то покрикивает своим футболистам.                «Иван, «снимите с губ!» (обращение из комментаторской кабины к Ивану  Лосеву – комментатору у бровки).
   - Игра успокоилась: «Крылья» «не просыпаются», а «Зенит» играет в своё удовольствие.
   - Сейчас пошли врачи «колдовать» над Семаком.
   - Во втором тайме поле «поехало» у нас: потеплело, похоже.
   - Иванов и Мейра получили по «горчичнику» - за игру в баскетбол на поле.
   - Хусти «уронил» на газон Соснин.
   - Эпизод, в котором даже никто не вспотел.
   - Глаза «на затылке» у профессионального футболиста.
   - Ткачёва «уронили» немножечко.
   - Мейра вот уже двоих «посадил на горчичник».
   - Тренер Тарханов понимает, что нельзя выиграть этот матч не бегая.
   - «Плотно обосновались» «Крылья» в последние десять минут на нашей половине поля.
   - Знаменитые ноги Лучано Спалетти! – Показали только что, как он отбивает чечётку.
   - Пока только активны на стадионе наши болельщики.
   - Совсем «не завязывая шнурков» играть нельзя!

     Вы познакомились с работой комментаторов нашего футбола в нескольких матчах. Как видите – они не уступают известным и легендарным футбольным комментаторам прошлых лет – Николаю Озерову и Вадиму Синявскому, Котэ Махарадзе и Владимиру Маслаченко, чьи эмоциональные, полные страсти радио- и телерепортажи  с футбольных сражений, затаив дыхание, слушала вся страна.
     И я рад, что новые, пришедшие им на смену комментаторы наших дней переняли лучшие традиции своих предшественников.









               




                Об авторе
   Уроженец юга Украины. Окончил среднюю школу с серебряной медалью в 1960 году, лечебный факультет Днепропетровского медицинского института – в 1966 году, факультет усовершенствования врачей Ленинградской Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова – в 1975 году.
   Двадцать семь лет служил в Вооружённых Силах СССР. С 1993 года – военный пенсионер, ветеран Вооружённых Сил Российской Федерации. В настоящее время работает врачом-офтальмологом больницы.
   В 2017 году в Санкт-Петербургском издательстве «Серебряный век» вышла первая книга Николая Матвеева «О медицине и не только…» – сборник рассказов, очерков, эссе.






               





                Содержание
Улыбки детства   …………………………………………………………………………………………   3
Забавные игры   …………………………………………………………………………………………    7
Из воспоминаний Наташи   …………………………………………………………………………  9
С Новым годом!  10
Чудачества наших детей   ………………………………………………………………………..    11
Проходите, проходите, не стесняйтесь!  .....................................................  16
Дима, погладь тюлёня!  17
Тюлени развлекаются   …………………………………………………………………………….   18
На ночь глядя…   ……………………………………………………………………………………….    21
Поливитамины во рту ребёнка   ………………………………………………………………   22
Саша терялся в Кандалакше и Севастополе   ………………………………………….   23
Поездка на турбазу «Севастополь»   ………………………………………………………    24
Дядя Коля, я; умею есть бананы!    29
Как мы спасали Улю   ………………………………………………………………………………    31
Уля ревела белугой перед первомайской трибуной   ……………………………    32
«Подпольные» клички наших детей   ……………………………………………………     32
Уходи прочь, тигр!    33
У нас – украли коляску!    34
Мы видели северное сияние!    35
Мы с Димой испугались медведя в лесу   ………………………………………………     35
Наш микроклимат в поезде   ……………………………………………………………………    36
Дети, тише, белочка, зайчик!    37
Уля и русская роспись   …………………………………………………………………………….    39
Дима делал планеры в ДТЮ   ……………………………………………………………….     40
Эх, поскаку;!    41
Гла;зки на ножках   ………………………………………………………………………………….    41
Маленький Саша прибегал с острова «водички попить»   …………………..    41
Киса, включи гла;зки!     42
Вася с Авангардной   ……………………………………………………………………………….   43
Каята; поете;я!   45
Мальчик проглотил язычок!   45
Дима на бальных танцах   ………………………………………………………………………..  46
Ой, повезло вам, повезло!   47
Двойняшки перепутали день с ночью   …………………………………………………..   49
Наташа уехала в театр   …………………………………………………………………………….  50
Накормил я двойняшек смесью   …………………………………………………………….   51
Здравствуй, И;я!    52
Какая ты на вкус, земля?    53
Опрос в школе   ………………………………………………………………………………………..    53
С детьми в лесах вокруг Кандалакши и Пушкина   …………………………………    55
Как мы блуждали по лесу   ………………………………………………………………………    56
Подарок сына   …………………………………………………………………………………………     58
Нечаянная радость   …………………………………………………………………………………     60
Моё знакомство с компьютером   ……………………………………………………………    61
Дима-2   ……………………………………………………………………………………………………..    64
Чтобы стать мужчиной, надо посадить дерево…  ……………………………………    69
Что он передал тебе? Мороженое?   ……………………………………………………….    72
Зарисовки сельской жизни прошлых лет
Мои первые детские воспоминания   ……………………………………………………..   73
Прощай, Зю;лька!   ……………………………………………………………………………………   75
В корыте через Ингу;л   …………………………………………………………………………….   77
Илья-пророк в воду написал…    ……………………………………………………………..   78
Женька первая научилась плавать!   ……………………………………………………    79
На Варваровском мосту;   ………………………………………………………………………    80
Самый первый и  самый дорогой  мне подарок    .………………………………    80
Моя землистая рубаха    .………………………………………………………………………     83
Я потерялся в Николаеве   …………………………………………………………………….    84
Писи;на ю;бенькая Ванина!   …………………………………………………………………..    85
«Урожай» в мамином мешке    …………………………………………………………….     85
Язык прилип на морозе к ручке коловорота колодца    ………………………     86
Как я ел у тёти Наташи Ко;рзун    ……………………………………………………………     87
В ночь под Старый Новый год…    ………………………………………………………….     89
Спичка в моём ухе     ………………………………………………………………………………     90
Прополз между полыньями     ……………………………………………………………….    91
Бабы, синька, тряпки, кости! Дед Еку;т и сова-«пугу;ч»     ………………………    93
Вовка вырвал лист и сделал кораблик    ……………………………………………….     94
Игра закончилась кровью     ……………………………………………………………………    95
Колька-Цы;ган «бастует»     ………………………………………………………………………    96
Летние приключения на воде и на суше     …………………………………………….    96
Крольчатник, дыры под забором и в грядках с картофелем     …………..     100
Последнее увлечение папы – голуби     ………………………………………………    100
Поход в Марьину рощу     …………………………………………………………………….    102
Сочинение о Бахчисарайском фонтане     ……………………………………………    103
Мочалка вместо бороды     …………………………………………………………………..    105
Новый год –  каким я его помню     ………………………………………………………    106
Внучка Ева снова приедет!      ……………………………………………………………….   110
Об авторе     ……………………………………………………………………………………………   113