http://proza.ru/2023/10/29/1236
Булат Окуджава – маленький, щуплый, - учился в 9-м классе, когда началась война. Целой ватагой мальчишки пришли в военкомат – рвались на фронт. Но их отправили домой, сказав: хватит ходить, малолетки, если будет надо, сами вызовем.
Большинство школьников оставили свои попытки. Но только не Булат. Он в буквальном смысле осаждал капитана, ведающего отправкой на фронт, каждый день перед ним появлялся и продолжал упорно проситься на войну. При этом парень уже устроился работать на завод (там готовили стволы для огнеметов) и работал добросовестно, учеником токаря, по 12-14 часов в сутки. Он вытачивал детали оружия – и представлял себе, как с этим оружием в руках будет воевать с врагом.
В конце концов он взял капитана «измором», и тот махнул рукой и направил упорного парня на фронт. Тетка наотрез отказалась отпускать племянника, на что тот спокойно ответил: «Значит, убегу. Я уже взрослый».
Романтичный, с лирическим складом ума, склонный к стихосложению, худенький юноша смотрелся на войне, надо полагать, странно. Позднее Булат Окуджава написал: «На войне был не я – там был юноша с моим именем и фамилией…». Оглядываясь назад, он не мог поверить, что действительно прошел через этот ад.
Окуджава признавался: чуть ли не главным побуждающим моментом для отправки на фронт стало для него сознание, что он – не совсем такой, как все, что он – сын «врагов народа». Ему во что бы то ни стало нужно было доказать: он любит Родину и готов отдать за нее жизнь!
Скоро юный Булат попал на передовую. Каждый день на его глазах гибли товарищи. Ему самому каким-то чудом удавалось пока избежать пули, хотя рисковал жизнью точно так же, как и остальные. Окуджава всегда провозглашал свои атеистические убеждения.
Но фронтовики, прошедшие войну, часто повторяли: «В окопах атеистов не было». Каждый верил – кто во что, каждый по-своему. Верил и Окуджава – в вечные ценности, из которых складывалась его религия.
В 1943 году все-таки и его догнала пуля – он получил ранение и лечился в госпитале.
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли,
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили
и ушли за солдатом солдат…
До свидания, мальчики! Мальчики,
постарайтесь вернуться назад.
Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
не жалейте ни пуль, ни гранат
и себя не щадите вы… И все-таки
постарайтесь вернуться назад.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Вместо свадеб — разлуки и дым!
Наши девочки платьица белые
Раздарили сестренкам своим.
Сапоги… Ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон…
Вы наплюйте на сплетников, девочки!
Мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идете войной наугад…
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад!
Но все же война однажды окончилась, как оканчивается все – и хорошее, и плохое.
Окуджава вернулся в Тбилиси и поступил в университет – на педагогический факультет, где познакомился со своей первой женой Галиной.
Жил он в комнате, которую оставила ему тетя. Вот, как он вспоминает о встрече с мамой.
«Ужасная мысль, что я не узнаю маму, преследовала меня, пока я стремительно преодолевал Верийскии спуск и летел дальше по улице Жореса к вокзалу, и я старался представить себя среди вагонов и толпы, и там, в самом бурном ее водовороте, мелькала седенькая старушка, и мы бросались друг к другу. Потом мы ехали домой на десятом трамвае, мы ужинали, и я отчетливо видел, как приятны ей цивилизация, и покой, и новые времена, и новые окрестности, и все, что я буду ей рассказывать, и все, что я покажу, о чем она забыла, успела забыть, отвыкнуть, плача над моими редкими письмами…»
Отношения Булата Окуджавы с матерью были непростыми. Между ними произошла ссора, о которой они никому ничего так и не рассказали.
Письмо к маме...
Ты сидишь на нарах посреди Москвы.
Голова кружится от слепой тоски.
На окне - намордник, воля - за стеной,
Ниточка порвалась меж тобой и мной.
В 1947 году поэт женится на однокурснице Галине Смольяниновой. После свадьбы переезжает в её семью. Галина, дочь кадрового военного. Тесть, серьезный человек, полковник, к поэтическим опытам Булата относился скептически. Булат не скрывал, что хотел бы увлечение поэзией сделать профессией, а этого Василий Харитонович одобрить не мог. В 1950 году по распределению они оказались в деревенской школе под Калугой, где на протяжении нескольких лет работали учителями средней школы в Калужской области. Там, в областном издательстве, и вышла его первая книжка стихов – «Лирика».
Будущий бард рано потерял родителей, и супруга подарила ему заботу и домашний уют.
Уроки Булата Шалвовича почти никто не прогуливал – детям было интересно с ним, а после уроков они часто оставались, чтобы послушать его стихи или поговорить о книгах.
Галина обладала хорошим слухом и поставленным голосом. Благодаря ее просьбам Окуджава впервые попробовал переложить стихи на музыку.
Первая дочь барда умерла в раннем младенчестве, и вскоре у пары появился сын Игорь.
В 1959 году бард с семьей переехал в Москву, где начал выступать со своими песнями и завел много поклонниц. Они снимали тогда квартиру в Москве на Фрунзенской набережной….
Родителей – «врагов народа» - наконец-то реабилитировали, Окуджава стал жить там, где прошло его раннее детство, - на Арбате. К тому времени калужские издания уже давно печатали его стихи и прозу, вышел даже сборник его стихов.
А в Москве эти стихи стали превращаться в песни. Булат брал в руки гитару и пел – сначала для друзей, потом на концертах. Первыми его песнями стали «Сентиментальный марш», «Московский муравей» «Песенка о полночном троллейбусе»… Его тихий голос, исполняющий лирические стихи под гитару, стал кочевать по магнитофонным пленкам, многократно переписывался, пленки передавали из рук в руки, вслушиваясь в странноватые, ни на что не похожие строчки.
В 60-х годов в их семье начался разлад. Причиной была другая женщина — Ольга Арцимович, которая стала потом второй женой Булата
Разлад с первой женой Галиной многим тогда, в том числе и самому Булату, казался каким-то недоразумением. На долю этой весёлой и доброй женщины выпали самые трудные, неустроенные годы жизни с Окуджавой, годы ожиданий и надежд, и её мягкий спокойный характер помог ему преодолеть все невзгоды. Этот разрыв дался ему очень тяжело. Когда-то он не мог даже представить, что такое может случиться.
Всякое может статься.
(В жизни чему не быть?)
Вдруг захочу расстаться,
вдруг разучусь любить.
Вдруг погляжу с порога
за семь морей и рек:
«Вон, где моя дорога,
глупый я человек!»
И соберусь проститься,
лишь оглянусь назад:
две молчаливых птицы
из-под бровей глядят,
будто бы говорят мне:
«Останови свой бег,
это же невероятно,
глупый ты человек!
Булат ещё долго колебался, прежде чем уйти из семьи. Но, получив резкую отповедь от Галины, решился: взыграла армяно-грузинская кровь.
Глаза, словно неба осеннего свод,
и нет в этом небе огня.
И давит меня это небо и гнёт —
вот так она любит меня.
Прощай. Расстаёмся. Пощады не жди!
Всё явственней день ото дня,
что пусто в груди, что темно впереди —
вот так она любит меня.
Ах, мне бы уйти на дорогу свою,
достоинство молча храня,
но, старый солдат, я стою, как в строю…
Вот так она любит меня.
Вскоре у Ольги родился от Булата сын Булат. Через полтора месяца после его рождения Окуджава развёлся с Галиной. Она и сын Игорь восприняли его уход очень болезненно. Игорь так и не простил его, не общался с ним, не признавал в нём отца. Галина тяжело переживала их разрыв и через год скончалась от сердечного приступа в подъезде своего дома. Ей было всего тридцать девять.
Булат не хотел идти на похороны. Он боялся, что если на них явится, все будут осуждающе глядеть на него как на главного виновника случившейся трагедии и перешёптываться: вот ведь, мол, хватило наглости, явился как ни в чём не бывало, да что, ему всё как с гуся вода… Писательница Зоя Крахмальникова, друг Окуджавы, уговорила его всё-таки прийти на них. И в продолжении всей этой долгой душераздирающей кладбищенской процедуры она стояла рядом с еле держащимся на ногах Булатом, изо всех сил сжимая его ладонь. Потом он посвятит Галине стихотворение «Прощание с новогодней ёлкой», где будут такие строки:
Ель моя, ель, уходящий олень,
зря ты, наверно, старалась:
женщины той осторожная тень
в хвое твоей затерялась!
Ель моя, ель, словно Спас на Крови,
твой силуэт отдалённый,
будто бы свет удивлённой любви,
вспыхнувшей, неутолённой.
Боль от этой нелепой трагической смерти, в которой косвенно был повинен он сам, сопровождала его всю жизнь.
Он написал песню, пожалуй, самую пронзительную, названную "Молитва". Это стихотворение ни в одной из публикаций при жизни поэта не имело посвящений, но многие близкие ему люди, в том числе его родной брат, утверждали, что оно посвящено его первой жене Галине Смольяниновой. И даже говорили, что под словами "зеленоглазый мой" подразумевается зеленоглазая Галина".
"Пока Земля ещё вертится, – Господи, твоя власть! –
Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
Дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье… И не забудь про меня.
Я знаю – ты всё умеешь, я верую в мудрость твою,
Как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
Как верит каждое ухо тихим речам твоим,
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим.
Господи, мой боже, зеленоглазый мой!
Пока Земля ещё вертится, и это ей странно самой,
Пока ей ещё хватает времени и огня,
Дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня".
На фото Окуджава с женой Галиной
http://proza.ru/2023/11/04/363