Вопреки прогнозам, через 2 месяца Майя выписалась из больницы. Её телохранители к тому времени слиняли, устав скрываться от расспросов полиции, ибо версии пожара были различны, а наполовину сгоревший труп, не поддающийся опознанию, наводил на размышления. У Майи была сломана рука, ребра, было сильное сотрясение мозга – но все это в прошлом. В прошлом остались и допросы – к счастью, местная полиция была ленива и нерадива. Старый, дряхлый дом, тьма рухляди, испорченная проводка – и все дела! Ну а труп… ммм… да вор это, алкаш заезжий, чего там. Дело закрыли, про девицу забыли.
Но было кое-что похуже допросов и сломанных ребер. Когда мотоцикл резко тормознул, его развернуло, и он влетел на тротуар, разбив витрину магазинчика с напитками. Парень отделался синяками и расквашенным носом, а также придавленной ногой и легким испугом. Автобус поддал в бок фургон, пытавшийся выбрать их двух зол наименьшее, а фургон сшиб Майю. Её перебросило через мотоцикл и, перевернув в воздухе, впечатало лицом в разбитую витрину.
«Родилась в рубашке!» - говорили про неё врачи: её глаза остались целы, отделавшись лишь кровоизлияниями, но губы, щеки, скулы и подбородок были порваны в клочья…
Те деньги, что были при ней, ушли на лекарства, на пластику денег не было. Ей спасли жизнь – и спасибо небу, о чём еще мечтать? Королева сброшена с пьедестала, королева умерла – да здравствует королева! Ей оставалось жить мечтами о мести – и она была в своём праве. Мстить всю оставшуюся жизнь.
… Майя долго стояла на пороге больницы, не решаясь снова выйти в этот мир – занавес опять раздвинулся, но на сцене ей уже не бывать. Шрамы на выбритой голове скрывала белая косынка, шрамы на лице скрыть было невозможно. Они все еще болели, навсегда лишив её улыбки и смеха, стягивая лицо в одну неподвижную маску.
Майя зашла в бар, сторонясь и пряча лицо, получила причитавшийся ей остаток у кассира, забрала из туалета сверток, благополучно переждавший все катаклизмы. В баре в ней больше не нуждались, и она пошла на вокзал, купила на оставшиеся форинты поесть и билет настолько далеко, насколько позволяла сумма – куда угодно, лишь бы подальше от ненавистной Пиколды…
… На площади, где она сошла, было ни пусто и ни людно, ни шумно и ни тихо – а так-сяк. Ярко светило солнце, ранняя сухая весна слепила и поджаривала. Одинокие деревца не давали ни тени, ни прохлады. На Майе были черные брюки, подаренная в больнице желтая трикотажная майка взамен рваного и окровавленного свитера, и джинсовая куртка с плеч завхоза. Она задыхалась в тяжелой одежде. Майя отошла от площади и присела на бетонную тумбу. Единственное, что у неё осталось – это оружие. Она лучше умрёт с голоду, чем расстанется с ним. Надо искать работу – а на что она годится теперь? Только если мыть туалеты… Но и там, небось, вакансии заняты всякими горемыками. Сзади взревел мотоцикл – и Майя вздрогнула.
Мотоцикл утих, раздались шаги, и приятный голос произнес: - Девушка, вы не меня ждете?
Майя не шелохнулась. Тогда парень обошел тумбу, присел перед ней на корточки – и присвистнул.
- Ба! Вот это да! Кто это тебя так? Или сама, ради прикола?
Майя с силой толкнула парня в грудь – тот, не удержавшись, уселся на асфальт, но тут же вскочил. Майя встала, чтобы уйти.
- Ну ладно тебе, не обижайся, я же не со зла, – он снова забежал вперед и так и пятился задом, пока она шагала вдоль ограды парка.
- Слушай, ты сюда по делу или просто так?
- А тебе что за дело? – Майя остановилась.
- Да просто познакомиться. Фигурка у тебя – класс! Не хочешь со мной на байке покататься?
Он разглядывал её с любопытством, но без отвращения, просто как нечто иное.
– Надо же, ведь и не поймешь, красивая или нет… Одни глаза. Меня зовут Гаркуша, а тебя? – Он протянул руку. Гаркуша был длинный, патлатый, кареглазый и востроносый, и чем-то неуловимо напоминал большую грустную ворону.
- Это имя или кличка? – презрительно спросила Майя.
- И то, и другое. Ну, как? Садишься?
И Майя сдалась. Она вкратце рассказала о своей ситуации и спросила, не поможет ли он устроиться на работу.
- Слушай, если тебе деваться некуда – айда к нам в общину!
- Религиозная секта? – скривилась Майя.
- Что-то вроде! – ухмыльнулся Гаркуша. – Про Серых Орлов слыхала? Байкерская долина. Ну а мы – Кроты, живем в катакомбах, на старых выработках. Не слыхала? Ну, ты даешь! От нас весь район тащится! Я тебя Кроту представлю – он добрый, когда хрустики есть и выпивон, примет. Мы люди мирные. Если нам жить не мешают. У тебя хрустики есть? Деньги, значит? Нет? Не страшно. На дело пойдешь – добудешь…
И Майя села на байк. Долиной Орлов была каменистая степь, лежащая перед отрогами гор и усеянная одинокими сопками, торчащими, как фурункулы на плоской роже. Сопки прикрывали древние катакомбы с монорельсами, заброшенными вагонетками и колодцами, укрепленными штреками с аномальными зонами, куда Кроты уходили, спасаясь от погонь – полиция и прочие банды туда не совались: Кроты могли их там похоронить заживо. Там же, под землей, находился и гараж, и ремонтная база, и хранилище горючего. Кроты постоянно жили на пороховой бочке, и привыкли к этому. Они совершали набеги на мелкие лавочки и деревенские магазинчики, когда кончалась жратва и деньги, по вечерам, сидя у костра, передавали по кругу «трубку мира» или накручивали косячки, жили парами.
Некоторые имели богатых родителей, которые от них периодически откупались, и деньги шли на заправку горючим.
Поначалу Майя была поварихой вдвоем с хромым Куклошем, готовила варево на всех в огромном котле. А во время набегов их на несколько дней оставляли в долине одних – они ремонтировали убежища, выгребали осыпающуюся сквозь старые балки землю. За эти дни она хорошо изучила все ходы-выходы, запомнила родники, обвалы, ямы, скопления муравьев и намагниченного железняка – рядом с ним проходили её головные боли, запомнила все раны и шрамы земли. В катакомбах было холодно, но душно, а зимой, говорили, здесь дуют пронизывающие, свирепые ветра. Как же они согреваются?
Однажды Гаркуша ей сказал: - Я недавно потерял подружку. Хочешь её заменить?
И Майя стала подружкой Гаркуши. Теперь она ездила с ним на промысел. Майя спала с Гаркушей, иногда – в знак дружбы – с другими кротами: они не забивали себе головы понятием «однолюб». И грезила о мести, мечтала увидеть испуганные глаза Живаго под дулом её ствола, упершегося ему в лоб. Слова Переса о том, что у Хозяина есть невеста, красивая и моложе её, сводили с ума.
Однажды во время разборки с другой бандой Майя вовремя выхватила кольт и выстрелила – отнюдь не в воздух – и этим спасла Кротов от полного разгрома. Байк убитого главаря достался по праву ей. Это был крутой Харлей 92 года, видавший виды и не утративший обаяния мощи.
Новая стычка с той же бандой закончилась смертью главного Крота. И главарем стала Майя.
Она теперь носила черную кожаную маску-шлем с прорезями для ушей и глаз, всегда горевших яростью и неистовством, и уже никогда её не снимала.
Но для своих она оставалась мягкой и заботливой, и продолжала делить кров, пищу и ложе с братьями и сестрами. Мелкое воровство было ей не по душе, и однажды она повела кротов на дело посерьёзней.
После удачного ограбления небольшого банка последовала очередная облава. Многие погибали у неё на глазах, разбился о камни и был пристрелен Гаркуша.
Майя пришла в ярость – она не для того осталась жива, чтобы гибнуть сейчас так глупо! Она ещё не осуществила свою главную цель – месть!
Нет, Долина Орлов больше не годится как убежище. И она увела своих уцелевших людей в тоннели и вышла к предгорьям.
Выбиваясь из сил, срываясь и голодая, они, подбадриваемые Кротом-женщиной, перешли через границу в Гростию… Теперь они были не Кроты. Они превратились в Летучих Мышей.