Новый год стал для Елены шоком...
К хорошему быстро привыкаешь. Елена деловито перебирала подарки в раздумье, что надеть на новогодний ужин с Живаго.
Вопрос в том, чего ждет от неё Живаго, и чего ждет она сама от Нового года? Каких чудес в этом безбожном доме? Если они, чудеса, бывают.
Этот апельсиновый костюм? Нет, она в нем горит, как Жанна Д’Арк на костре.
Кремовое до пола? Нет, она в нём точно растает как пломбир, да ещё плюс эти дурацкие рюши!
Тёмно-синее? Ужас! В синем костюме неизменно приходил её мучитель – математик. Она превратится в синий чулок, не хватает только очков.
В красном эластике она просто как натуральная шлюха – добавить красную помаду – и готово! Дурновкусие, пошлость – сказала бы мама.
В золотой чешуе она будет выглядеть как золотой божок, или золотая рыбка: «Как взмолится золотая рыбка: отпусти ты, старче, меня в море, дорогой за себя дам откуп…» - ой-ёй-ёй! Елена поёжилась. Да оно ей и маловато, в груди тянет, и талия высоко – не тот рост, и кажется она в нем какой-то потускневшей.
Это маленькое черное прелестно – но, напротив, великовато, висит мешком, зато Славе будет самое то.
А это слоновой кости, балахончиком, с золотыми разливами, почти как у ангелов на елке! А Елене не хочется быть ангелочком!
Зато вот это – просто убойное! У Елены захватило дух.
Ей вспомнился давнишний, любимый до сих пор мультик – там черный маг и чародей преследовал и хотел выжить из леса двух лесных колдуний, умевших превращаться в кошек – черную и рыжую. Они жили в придорожной харчевне и давали приют и пищу усталым путникам.
И этот маг однажды решил их уничтожить, и начал насылать огненные стрелы на их избушку – две кошки выбежали оттуда, на бегу оборачиваясь в двух прекрасных девушек – рыжую и черноволосую, в тех самых платьях, в которых они пели вечерами для своих гостей.
Оба платья были черные, длинные и узкие, как вторая кожа, но одно – в широких поперечных золотисто-оранжевых полосах, и длинным разрезом сбоку, а второе – спиралью, с широкой красной каймой ниже колен и огромным красным цветком сбоку, и резким расширением книзу, от каймы, вроде оборки…
И вот они мечутся по лесу – а вокруг летают огненные стрелы, змеятся, извиваются, поджигают лес, и он полыхает, страшно, жарко, ослепительно!
Потом, правда, они снова превратились в кошек и спаслись, и маг даже влюбился одновременно в обеих и продолжал преследовать именно по этой причине…
Решено – она наденет именно это платье лесной колдуньи из мультика!
Может, оно и не совсем подходит. Может, Живаго это и не понравится. Может, он ждет её именно в роли ангела, распутницы или сливочного пломбира, который можно облизывать!
А может, он просто ходил по бутику и сгребал в охапку все подряд. Эх, дали бы ей возможность выбирать – она бы прошлась по магазинам как королева, выбирая самое-самое… Единственное и неповторимое!
Простите меня, пожалуйста, Господи и мамочка, о чем я думаю, неужели я хочу понравиться ему? Или же – только себе?
Она надела узкое длинное черное платье с открытой спиной, с юбкой-годе и широкой желтой каймой понизу, усыпанной переливчатым бисером.
А украшения? Пожалуй, хватит длинных, до плеч, прозрачных подвесок на ушах, похожих на гроздья ледяных крупинок.
А волосы? Они, как разметанный ветром мусор, разлетелись по плечам и голым лопаткам – их надо поднять и закрепить в хвост. Вот так! Теперь она похожа на какую-то французскую актрису… А ей хотелось быть похожей на девушку из мультфильма! «Увы, нет в мире совершенства!» – как говорил Лис из «Маленького принца».
Она надела черные туфли на высоком каблуке и, волнуясь и злясь на себя за это, в назначенное время спустилась вниз по лестнице в сопровождении Славы – та молча подняла вверх большой палец, похожий на пистолет, - в знак одобрения, и сморщила нос: шикарно! Сказать, что Елена боялась – значит, не сказать ничего.
Марта приглашена не была, Елена жалела мать, но чувствовала, что этот вечер для двоих, что сейчас лучше без неё… Что-то сейчас, в Новый Год, должно проясниться!
В знакомой гостиной царил полумрак, гирлянды цветных лампочек над письменным столом и над музыкальным центром хитро перемаргивались, тихо звучал Монтеверди. Золотистый абажур был спущен с потолка, соблазнительно лаская тёплым светом стол с яствами и напитками. Поначалу Елена не увидела Живаго и застыла, сделав несколько шагов, в испуге – вдруг он сейчас спустится с потолка, как тот черный маг-чародей?
И вдруг музыка заиграла громче, со всех сторон вспыхнул яркий свет, и Елена даже зажмурилась.
- Ну, входите, входите! – прозвучал насмешливый голос. – Я посмотрю на вас… Не бойтесь!
Живаго сидел в кресле с высокой спинкой, откинувшись вальяжно, издевательски закинув ногу на ногу, словно работорговец, выбирающий рабыню. Он даже не встал, чтобы встретить даму! Хороши манеры!
Живаго был в неизменном черном костюме и черной рубашке, расстегнутой на груди. В её вырезе, на гладкой, бледной коже, поблескивала массивная золотая цепь с вкраплениями изумительных крупных жемчужин. Роскошный роллекс с камнями дополнял картину.
Пока возмущенная Елена стояла, не зная, куда деваться – или вовсе разозлиться и убежать, Живаго в упор разглядывал её, потом сжалился, встал, подошёл и взял за локоть.
- Вы поистине великолепны сегодня! У вас тонкий вкус. Смею надеяться, что это ради меня?
- Нет, ради себя! – отрезала Елена. Что он о себе воображает?
- Тогда зачем вы пришли? – удивился Живаго.
- А зачем вы пригласили?
- Так ведь Новый Год! А я совсем одинок, как и вы. Так давайте составим друг другу компанию. Идемте к столу. – И он повёл её вглубь гостиной, усадил на свой сумасшедший диван; у стены, за диваном, неподвижно, как статуя, стоял слуга.
- Для начала – давайте на брудершафт, а то наше общение несколько… гм… странное. Может, именно от этого дружеского слияния… ммм… не происходит?
- Я не буду пить! – поспешно сказала Елена. «Пусть крокодил с тобой сливается!»
- Да куда вы денетесь – Старый Год положено проводить, а Новый – встретить. А иначе – идите к себе спать. Не желаете снотворного, нет? Слава даст…
«Ещё и издевается, паразит!» – подумала Елена – и взяла бокал с шампанским. Оно приятно щекотало ноздри, бурлило маленькими гейзерами, извергалось суетливыми крошечными вулканами. Живаго осторожно обернул свою руку с бокалом вокруг её руки.
- Пьём до дна? Зачем мелочиться? Пусть Старый год не запомнится грустным, а Новый – запомнится цветным и веселым. Цветите, дорогая!
Они выпили – Елена старалась держаться подальше от его лица и не поднимать глаз.
- Ну, а ты мне ничего не пожелаешь?
- А что вам желать? У вас и так всё есть, - Елена никак не могла заставить себя произнести «ты».
- Неужели? – он усмехнулся. – На самом деле, мне можно пожелать многого, но от-куда тебе это знать?
- Успехов в делах! – Буркнула Елена.
- А ещё?
- Успехов… в личной жизни.
Живаго расхохотался.
- Ну, и, наверное, в любви, да?
Он вдруг посерьёзнел и склонился к ней: - Ну, произнеси для начала хотя бы «Виктор» - и я уже буду счастлив!
- Виктор, - выдавила Елена. Шампанское пошло по жилам, она боялась, что он снова захочет её поцеловать, а она не сможет сопротивляться.
А он уже суетился, предлагая ей отведать испанских маслин, русской икры, салат из креветок, желе из огурцов и ананасов по-канадски, тарталетки с пармезаном и шампиньонами, острый сливовый соус к шпикачкам… Елена ела, с трудом делая глотательные движения – после вина ей обычно не хотелось есть, да ещё в этом узком платье, да ещё в присутствии… Виктора, который сам по себе способен был замедлить выделение слюны и пищеварительный процесс, но если она не станет есть – то точно быстро опьянеет. И тогда…
Виктор же, напротив, ел с аппетитом, и заботливо предлагал ей отведать то, что поедал сам. Официант сновал неслышней тени, напоминая Елене её горничную-зомби.
- Ещё шампанского? Ну что ты, оно вполне безобидно! Где-нибудь под утро я угощу тебя уникальным португальским портвейном, а часа в два – кофе с ромом. Обещаю, ты не уснёшь.
Он опять поиграл пультом, музыка зазвучала легкая, ритмичная, свинговая.
- Потанцуем?
Она выбралась из-за стола, едва не споткнувшись. Высокий каблук показался ей не лучшей находкой. Она привыкла к легкой, необременительной, спортивной обуви. Эх, сменить бы эти туфли хотя бы на босоножки! Зато теперь она была Виктору почти по подбородок. Зато?..
Ей хотелось съёжиться, чтобы не видеть совсем вблизи его резкий, упрямый рот, не вдыхать пряный запах мускуса, гвоздики и сандала. Она пыталась отклоняться назад, но он держал её крепко и надежно, двигался легко и стремительно, и ей казалось, что она взлетает и, не касаясь ногами пола, перелетает с места на место. Джаз отсмеялся, зазвучали её любимый Кевин, ритм снова подхватил её и вознёс – один из полётов закончился неудачно: она еще раз споткнулась и повисла на руке Виктора, чуть не плача.
Тогда он встал на одно колено и, как принц, примеряющий туфельку Золушке, освободил её от ненавистной обуви – официант тут же подобрал туфли и унёс, и Елена первый раз была ему за это признательна: танец вновь превратился в головокружительный полёт. Она кружилась, вспархивала, извивалась, поводила и вращала плечами и бёдрами, отбивала ритм ногой и пальцами… Елена раскраснелась и даже заулыбалась, и всё время думала – сейчас я рухну без сил, а он… а я…
Но музыка закончилась, и Виктор отвел её на диван, бережно, словно куклу, прислонил к подушкам, вновь предложил бокал, и она не отказалась.
- Ты меня радуешь... Советую поднять ноги на диван, чтобы не продуло, - озабоченно сказал он. – Можешь возлежать на нем, как султанша… - и он сам приподнял её за ступни, помогая возлечь, потом наклонился к ней.
«Вот сейчас! Мамочка, может, сбежать?» – она даже зажмурилась, но он лишь коснулся кончиками пальцев предплечья, потом – шеи, потом – щеки.
- Эти руки… эти плечи… эта шея… - говорил он с улыбкой, - созданы для поцелуев и божественной ласки… Как приятно тобой любоваться! – Вновь отпрянул и взял бокал, и Елена не могла понять, шутит он снова или нет.
- А сейчас, как только часы пробьют двенадцать – то есть ровно через две минуты, тебя ждёт сюрприз! И меня тоже, дорогая! Ты меня не поздравишь хотя бы поцелуем, нет?
Елена только сглотнула слюну, но Живаго уже не смотрел на неё.
Две минуты тянулись вечность – и вот Живаго хлопнул в ладоши, ожили старинные золотые часы в углу, свет погас, зато ярко высветился небольшой подиум в противоположном конце комнаты, который Елена ранее не замечала. В центре его высился отполированный шест, за подиумом блеснуло высокое полукруглое зеркало.
- С Новым годом, душа моя! – Виктор весело рассмеялся. – Мы на новом витке! Прими ещё один новогодний подарок!
Медленно нарастая, полилась вкрадчивая, тягучая музыка с синкопированным электронным ритмом, завыванием сэмплеров, перемежаемая неестественно частыми женскими вздохами.
Из темноты на подиум вступила девушка в легкой блузе и кожаной юбке. Она начала медленно раздеваться, глядя прямо на зрителя. Короткий ежик на голове не мешал разглядывать ее прямую рельефную спину. Она была крепкого сложения, с небольшой, но резиновой грудью и крутыми бедрами – почти полная противоположность Елене. Её движения были отточенными, выверенными, резкими, под стать ритму. Вот она осталась в одних узких плавках и телесного цвета полоской на груди, и начала свой танец вокруг шеста. Безусловно, танец был великолепен, он изобиловал акробатическими прыжками, кувырками, прогибами – словно не стриптиз, а номер художественной гимнастики, всё это в быстром темпе, порывисто, нервно, но каждый жест, каждый изгиб давал возможность рассмотреть её эластичное тело в неожиданном ракурсе, увидеть мельком потайные уголки, прикрытые узкими полосками ткани, дразнил, смеялся.
- Каково! – громко прошептал Живаго. – Браво, бис! – И Елена вздрогнула от неожиданности.
Плавки стянуты и отброшены – она осталась совсем нагой, движения замедлились, стали плавными, томными, зовущими, изнемогающими… Пот заблестел на лбу и груди, рот приоткрылся, бёдра обволакивали шест, совершая круговые движения то замедленно, то резко.
Виктор наклонился к Елене и снова произнес громким шёпотом: - Хороша, правда? Высочайший профессионализм! Перес никогда не ошибается. Ты не хочешь её потрогать? Нет? Тогда я, пожалуй, подарю её себе… Ведь у меня сегодня день рождения, ты не знала?
Он встал, подошёл к стриптизёрше. Та замерла и с улыбкой обернулась к нему. Виктор был уже без пиджака. Рубашка оказалась с коротким рукавом, и Елена впервые увидела его красивые, гладкие, мускулистые руки…
- Эти руки меня держали тогда! – внезапно подумалось ей, и дрожь пробежала от макушки к пяткам.
Живаго положил ладонь на круглую тугую грудь, разминая её, и вновь приглашающе обернулся к Елене. Та сжалась. Он был похож на покупателя, подбирающего себе безделушку, или знатока и любителя лошадей, ласкающего круп породистого жеребца. Елена наблюдала с ужасом, но не могла оторвать глаз. Слёзы закипали в горле. И это издевательство называется сюрпризом? Но она не Марыля!
А он тем временем любовно оглаживал обнаженную девушку, изогнувшуюся в сладострастном порыве… Его тонкие чувственные пальцы ощупывали её губы, щёки, пощипывали соски, щекотали подмышки… Потом он заставил её слегка присесть, застыв в неудобной, гротескной позе, - мышцы её напряглись и обрисовались чётче, зад выпятился. Живаго провел ладонью между ягодиц, коснулся курчавого лобка – девушка закрыла глаза и начала издавать стоны в унисон с музыкой, её бёдра зажали его руку в промежности и ритмично заходили, а музыка теперь ревела, хрипела, вздыхала на все голоса, ритм ускорялся и ускорялся. Виктор причмокнул и поманил Елену рукой. Она не могла понять выражения его глаз. Что здесь было реальность, а что – хорошо отрепетированный фарс?
Елене было больше не до разгадывания ребусов. Она не могла выдержать этого напряжения. Вскочив с отчаянным всхлипом, путаясь в длинном платье, ставшем вдруг неудобным, она выбежала из гостиной под вопли и стоны певички.
По лестнице она взлетела, не чуя ног, подняв подол, как улепётывающая с бала Золушка, только не вниз, а вверх, и у себя, уже не сдерживаясь, рухнула прямо на ковер и зарыдала.
…
Елена со дня поездки за город, в местечко Полицы, не могла отделаться от мысли, что теперь уже не сможет отказывать Живаго – после такого подарка. И в ближайшие дни, в последующие праздники, должна будет сдаться, покориться его власти, мужской, плотской, отдать не только свободу – но и душу и тело.
Тело – да. Оно и так принадлежит ему. Только протяни руку и возьми, как ту оплаченную танцорку, - никто не услышит её жалобный, придушенный крик. Он может снова изнасиловать её, напоить своим зельем, одурманить наркотиком – непонятно только, чего он медлит! Она уже понимала, что это – цена всему, и столько раз готовилась к отпору, к бешеному сопротивлению, язвительным репликам, попыткам вывернуться и даже драке, побоям, ответным ударам, ибо так запросто она ему не сдастся.
Но такого изощрённого издевательства, такой отвратительной сцены она не ожидала – словно побывала в публичном доме. Словно он облил её грязью. Елену вновь и вновь обдавало жаркой волной – да как он посмел? О Матерь Божья, что он хотел вызвать в ней? Ревность? И что она чувствует к нему?
Гнев и отвращение пополам с влечением – разве такое возможно?
И она снова рыдала, пока не пришел усталый, сумрачный рассвет и не смежил ей веки.
А во сне к ней явился Виктор Живаго, и спросил: - Чего же ты желаешь?
- Мне не нужен дворец, не нужна роскошь, - отвечала лесная колдунья. – Я хочу стать прежней!
- Возврата нет. Ты уже изменилась.
- Когда же изменишься ты? – Во сне она назвала его на «ты», чего не смогла сделать наяву.
- Тогда, когда… - и он приближал свое лицо к ней долго, мучительно долго, так долго, что она так и не успела дождаться ответа…