Наконец-то Хуану Пересу представилась возможность посетить Майю. Перед Рождеством Мендес послал его с поручением в Будапешт, куда ему предстояло теперь ездить каждую неделю – оттуда Перес на мотоцикле всего за два часа добрался до Цегледа, а там – и до Пиколды. Нашел дом, замирая от предвкушения, поднялся на второй этаж довольно ветхого, нелепого дома, владельцем которого был старый приятель и помощник, надавил на кнопку вялого, анемичного звонка.
Шаги за дверью прозвучали сразу – и затихли.
Майя долго пыталась разглядеть посетителя в исцарапанный глазок.
- Я никого не жду, - прозвучал, наконец, знакомый хрипловатый голос.
У Хуана почему-то пересохло в горле.
- Ладно, девочка, открой. Быстро же ты меня забыла!
Майя помешкала, не зная, как реагировать на нежданный визит, но всё же открыла. Хуан ввалился в чистую пустую прихожую – забрызганный грязью, в шлеме, сапогах, длинном кожаном плаще. Захлопнул с силой дверь.
- Ну, здравствуй!
Майя молчала. Воспоминания обрушились на неё. Изгнание, отвращение в глазах Живаго, долгий путь из одной провинции в другую, ещё более отвратительную. Угрюмая физиономия Переса, везущего её на вокзал и передающего в руки двух ублюдков, которые, в свою очередь, подшучивая, омерзительно скалясь и лапая её, препровождают под опеку ещё более злого и мрачного старикашки.
Она ждала, видит Бог, она так долго ждала, что Живаго одумается и позовет – он и раньше, бывало, вымещал на ней раздражение и неудачи, а потом любил, как ни в чем не бывало.
Что-то теперь скажет ей этот?.. А вдруг – заберет обратно?
Майя пропустила его в комнату, бедную, но опрятную. Телевизор – новый, приемник – новый, кипа журналов на новой тумбочке – все остальное старое, обшарпанное и потертое.
Хуан долго смотрел на нее – не изменилась, даже похорошела, похудев. Стала сдержанней, серьёзней, пышные волосы завязаны узлом, но яркий халатик облегает по-прежнему соблазнительную фигурку. А ведь это ему она обязана жизнью!
- Ну что, не рада старому другу?
Хуан неспешно разделся, бросил одежду на кресло.
- Давай скоротаем вечерок как прежде, за рюмочкой коньяка. Доставай – я же знаю, что у тебя есть!
Всё так же молча, Майя достала из горки бутылку – Пересу, сигареты - себе. С наслаждением закурила.
- У меня тут не густо – извини, не успел, очень спешил тебя увидеть… - Хуан достал из кармана плаща плитку черного шоколада. Майя закусила губу, взяла шоколад.
- Ладно, - выдавила она и попыталась улыбнуться, как прежде – неужели разучилась? - Сейчас поставлю кофейник. Ужин разогреть?
- Пожалуй…
Майя ушла на кухню, включила чайник, поставила готовую упаковку жаркого с картофелем в печь. Ей не хотелось возвращаться в комнату, быть рядом со свидетелем своего позора, делать вид, что ничего в жизни не изменилось…
Но любопытство было сильнее. Неспроста он здесь, неспроста! Перес с аппетитом поел – он никогда не жаловался на плохой аппетит, в самых сложных ситуациях не упускал случая подкрепиться – сказывалась тюрьма.
Вот и теперь, подчистив тарелку, осушил залпом рюмку дешевого коньяка и налив еще, он кивнул Майе: - Чего не пьешь?
- Жду.
- Чего ждешь?
- Жду, когда сообщишь, зачем пожаловал. Мне тут хорошего ждать неоткуда – вот и тебя опасаюсь. Какие вести привез?
- Ты непременно ждешь вестей? Моя персона сама по себе ничего не значит?
Майя хотела бы ответить, что его персона в подметки не годится Живаго, но только вздохнула. Хуан налил ей и себе, снова залпом выпил.
- Давай, девочка, пей, или ты забыла, как мы расслаблялись в баре? Может, вспомнишь, как ты раздевалась? Как тебя ели глазами и мечтали полапать?
Он пересел на диван, усадил рядом с собой, насильно приставил бутылку ко рту.
- Я не пью, - выдавила Майя.
- Да ну? Давно ли?
- С того самого дня. Это приспешники твои лакать на твои же денежки приноровились, а у меня в жизни дела поважнее есть.
Она резко попыталась вскочить, но железная лапа пригвоздила её к месту.
- Пей! – Почти ласково приказал Перес. – Может быть, и весть появится…
Он держал её подбородок до тех пор, пока она, захлёбываясь, не сделала несколько глотков.
- Отдохнула? – он обтер ладонью её шею. – Теперь еще…
Он снова влил в неё коньяк, остатки осушил сам и отбросил бутылку в угол. Его рука жадно легла на её колено, пролезла между ног, скользнула под трусики.
- Ну, где твоя весть? – нетерпеливо сказала Майя. – Сначала новости, потом остальное.
- Торгуешься? – Он расстегнул ремень, взял её руку и просунул за пояс.
- А ведь я скучал по тебе. Я давно по тебе скучаю, детка, просто с ума схожу… - Он сбрасывал с себя одежду, рвал на ней халат.
- Скажи мне, какие вести тебе нужны, - жарко зашептал он. – Будут. Все будет – только скажи…
Может быть, и вправду пригодится… Единственная ниточка, единственная зацепка – только потерпеть…
Майя вскрикнула – Перес впился в её губы, кусая и слизывая кровь: он наконец-то добрался до своего вожделенного плода…
Майя горела ненавистью и отвращением, но терпела. Она знала, что придет её час. Когда Хуан ушел, оставив на столе пачку банкнот, она, истерзанная, еще долго не могла пошевелиться. Живаго был жесток – но он не делал ей больно ради боли; этот был просто чудовище, чужая боль оказалась для него самым сладостным чувством. Он искусал её до крови, и его руки всё тянулись к её горлу, сжимали, стискивали, едва удерживаясь, чтобы не сомкнуться навсегда.
Через неделю всё повторилось, и ещё через неделю, и еще… Перес входил во вкус. Его распаляла ее зависимость от его доброй воли. На её теле появились первые шрамы, ожоги от сигарет, губы не заживали. Перед выступлением в баре ей приходилось изводить на себя море косметики – еще немного, и её просто выгонят с работы, ибо она потеряет товарный вид. Она ожидала среды с ужасом, мольбы не помогали, но лишь раззадоривали его. Майя начала заранее напиваться. Она чувствовала, что скоро Перес, в очередном пароксизме страсти и в поисках наивысшего наслаждения, убьёт её совсем – или задушит, или прирежет. И никакой информации она от него не получит – ни до, ни после, ни во время истязания: он был хитер, как лис, и боялся в жизни только своего Хозяина. А к ней он явился не ради неё, но ради собственных, глубоко запрятанных потребностей в насилии.
И Майя решила, что пора самой сделать решающий шаг, поставить жирную точку.