ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Войдя в свои покои, Виктория в очередной раз за день была неприятно удивлена. В кресле, где обычно сидела она, находилась странная особа, чем–то похожая на Елену. Особа неподвижным взглядом смотрела на вычурное свадебное платье, надетое на манекен, повторяющий фигуру Виктории.
Но еще утром на манекене находилось обручальное платье матери Виктории. Именно в нём Виктория собиралась явиться на церемонию. Цесаревна растерянно осмотрелась, и увидела кормилицу с дочерью (девушкой ее возраста) в углу, у окна. Виктория подошла к ним и спросила:
– Что происходит?
Но Анна лишь испуганно развела руками. Эта крепкая, еще не старая женщина, имела исключительную доброту, но (как и дочь) не блистала развитой речью. Таких, как она, любили брать во дворцы, поскольку ума на распространение сплетен им не хватало. Однако в критических ситуациях от них было мало пользы.
И сейчас, ответить на повторный вопрос Виктории, кормилица, как ни пыталась, не смогла. Лишь со слезами на глазах сказала цесаревне, что на нее оказали «давление», и она убрала платье матери Виктории в шкаф.
Чтобы прояснить ситуацию, Виктория вынужденно подошла к незнакомой женщине и в упор посмотрела на нее. Та «ожила», и ровным голосом произнесла, что, с одобрения царя Петра, царевна Елена дарит Виктории новое платье.
– Но мне не нравится этот подарок. Я хочу идти в том, что было у меня прежде! – возразила Виктория.
– До царя дошли слухи о волнениях в Красном. Ваше платье выглядит бедно, и может обидеть ваших подданных. Они начнут говорить об унижении, глядя на богато одетого царя Петра и цесаревича Александра. Или вы предлагаете, для поддержания мира и согласия, всем членам царской семьи одеться в рубище? – с ехидной ноткой спросила женщина.
Виктория с трудом удержала себя от ответной колкости, и после раздумья произнесла лишь одно слово:
– Хорошо.
– Я так и думала, – усмехнувшись, сказала женщина, и хлопнула в ладоши.
Из дворцового коридора в покои Виктории вошли две карлицы – близняшки, тоже из свиты Елены. Они подошли к подаренному платью, и распрямили туго свернутый шлейф. Он был необычайно красив, расшит золотом и украшен драгоценными камнями.
– Но с таким шлейфом невозможно ходить! – недовольно воскликнула Виктория, – к тому же платье будет плохо сидеть на мне! Я его ни разу не примеряла!
– Поэтому мы и пришли к вам! Я буду подгонять, а эти милые девушки, которые, кстати, завтра будут сопровождать вас, научат ваше величество ходить в таком шикарном наряде! – С ехидными интонациями сказала женщина, и открыла стоящую возле ее ног сумку с иголками и нитками.
Виктория поняла, что ее ждет самая настоящая пытка, и не ошиблась.
Платье имело корсет со сложным пружинным устройством. Вначале надо было одеть его, и отрегулировать так, чтобы не задохнуться от работы механизма ограничения грудной клетки. И лишь потом, собственно, надевать само платье. Но когда цесаревна одолела все трудности, выяснялось, что идти «величавой походкой», улыбаясь направо и налево (да еще на высоких каблуках), она не сможет. Корсет и платье слишком много весили, что вызывало у девушки скованность движений.
Однако швея царевны Елены, глядя на Викторию со странной улыбкой, сказала, что ничего, «времени еще полно, у нас все получится».
Через пару часов Виктория пришла к выводу, что женщина просто муштрует ее бестолковой ходьбой из угла в угол. Выполняет совсем не ту задачу, которую собиралась решать, настаивая на замене платьев. Цесаревна почувствовала раздражение и поняла, что сейчас «взорвется».
Девушка открыла рот, собираясь выразить свое возмущение. Но тут ей показалось, что она слышит голос Александра за дверями своих покоев. Виктория посмотрела на часы, и сообразила, что за заботами пропустила ужин. Или, вернее, ей не дали на него пойти. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Александр, не увидев за общим столом невесты, занервничал, и вызвался отнести ей что-нибудь «вкусненькое».
Виктория радостно улыбнулась. Она «выпрыгнула» из корсета, накинула халат, и подбежала к дверям. Девушка резко распахнула их, надеясь увидеть в коридоре жениха, и пойти ему на встречу. Однако путь ей преградили уже знакомые гиганты, всадники, что заставили молодых завершить баталию, и поскорее вернуться во дворец.
Виктория попыталась оттолкнуть их, однако они не сдвинулись с места. И одарили Викторию тем же пренебрежительным взглядом, что смотрели на ее солдат. Девушка поняла, что она пленница, и у нее нет возможности увидеть Александра, голос которого (если это был он) уже стих.
Вдали коридора просматривались другие слуги Елены, что позволяло предположить, что они стоят по всему дворцу. Не исключено, что это из-за них Александр не смог попасть к невесте.
Ситуация очень напоминала дворцовый переворот, но неопытная в таких вопросах Виктория не могла определить, что на самом деле происходит. Ведь царь Петр говорил недавно, что ближе к церемонии обручения охрана дворца будет усилена.
Виктория решила, что, несмотря на странную ситуацию, в которой она оказалась, ей все равно нужно отстаивать свои права. Девушка развернулась, подошла к швее, и с возмущением произнесла ей в лицо:
– Пока не будет моей личной встречи с царем, я отказываюсь выполнять ваши указания. И завтра пойду в том платье, что приготовила, а не в вашем ужасном «балахоне»!
– Я думаю, ваше величество, что вы пожалеете о своем упрямстве! – угрожающе произнесла швея, наблюдая, как Виктория достает из шкафа платье и корону матери. А затем выходит с кормилицей и ее дочерью на большую дворцовую лоджию, где часто проводила время до утра, читая книги, или разглядывая ночное небо.
– Не служанкам Елены делать предположения обо мне, уходите! – дерзко крикнула через плечо Виктория.
Женщина не пошла на «поводу» у цесаревны. Она равнодушно пожала плечами и опять уселась в кресло, где заняла прежнюю позу. Карлицы встали рядом с ней и замерли, как статуи. Казалось, что все трое перестали дышать. Было странно видеть, как в их неподвижных глазах отражаются колеблющиеся огоньки настенных свечей.