Меня долгое время этот портрет притягивал своей загадочностью. И сейчас притягивает, хотя я и знаю, кто этот человек в очках и что это за городской пейзаж позади него. Но когда я увидел эту картину впервые в Третьяковской галерее, а это было очень давно, то она произвела на меня отталкивающее впечатление. В ней была не только загадочность, но и пугающая аура, исходящая от изображения.
В самом деле. Кто этот мрачноватый суровый дядька, в упор уставившийся на меня, сквозь тёмные очки. И что это за пейзаж, похоже городской пейзаж, без архитектурных изысков и красот. И какова там жизнь в этих серых, скучных домах. А это, понятно, всё жилые дома. Чему же тут любоваться и радоваться. Нет, не хотел бы я жить в этой среде. В этих серых домах могут жить люди во всем своем сером существовании и лишённой радости жизни. Я не вижу здесь ничего возвышающее душу. Всё наполненно мрачной безысходностью.
Позже я узнал, что это одна из лучших и самых известных картин художника Добужинского. Город позади человека в очках, это Петербург – Ленинград. А сам человек в очках – это известный в те времена поэт Константин Сюннерберг - российский поэт-символист и философ-идеалист. Он был больше известен под псевдонимом Эрберг. Художник и поэт были близкими друзьями. А вот жизненные их пути сложились очень по-разному.
*****
Художник родился в семье генерал-лейтенанта Валериана Добужинского в Новгороде. Артиллерийского офицера. То есть , понятно, что родился мальчик в семье не простой и не бедной. Папа был из старинной литовской семьи. А потом у мальчика начались семейные проблемы. Развелись родители. Обыкновенная история. Ушла мама из семьи. Она певица и актриса. У неё гастроли. Не до сына. Мальчик остался с папой. А папа был совсем не грубый солдафон. Генерал-лейтенант был образованным человеком. И совсем не чужд всем видам искусства. Он любил театр и музыку. Он ходил по выставкам. Видимо с сыном. И, что особенно важно, он любил живопись и сам рисовал. Но мальчик не остался без матери. Мама, когда это было возможно, брала его к себе. Славик проводил время с ней. Он поочерёдно проживал то у одного, то у другого. Родители любили его в равной степени. И не оставляли его без душевного родительского тепла.
Но у папы военная жизнь какая? Он ведь вынужден жить там, куда Родина пошлёт. Однажды Родина позвала в Кишинёв. Он провёл в этом чудном городе три года. Славик учился в городской гимназии. А потом папу перевели в Вильно ( сегодня Вильнюс). А это всё была российская империя. И там тоже он учился в городской гимназии. А потом они переехали в столицу, в Петербург. Слава уже большой. Ему 20 лет и он стал студентом юридического факультета. Но любовь к живописи, очевидно привитая ему отцом, осталась. Он попытался поступить в Академию художеств. Неудача. Не приняли. Не беда. Он поступил в училище Штиглица, ведущее подготовку специалистов в сфере изобразительного, декоративно-прикладного искусства и дизайна. Очень престижное училище. Оно было основано на средства, пожертвованные бароном Александром Штиглицем. Училище существует и поныне, только сегодня это Академия.
А марте 1899 Мстислав был исключен из университета за участие в политических студенческих волнениях. Совсем как Ульянова (Ленина) тоже за участие в студенческих волнениях в Казани тоже исключили. Он уже был неблагонадёжен – Старший брат был казнен за попытку покушения на царя. А вот Мстислава через месяц восстановили. Не забудем, что папа его был генерал-лейтенантом, который сумел доказать благонадёжность сына. Что не бывает по молодости.
Мстислав окончил университет с дипломом первой степени. А желание стать художником никуда не уходило. Для получения профессионального художественного образования отправился в Мюнхен, где учился в частной школе и где познакомился с Игорем Грабарем. Благодаря ему он начал сотрудничать с журналом «Мир искусства». А это уже удача для раскрутки своего имени.
Можно вспомнить, что и Кандинский получил свое первоначальное художественное образование тоже в Мюнхене. Там они и познакомились. Кандинскому было уже за тридцать. Понятно, что основательного художественного образования он уже получить не мог. Время ушло. Для того, чтобы создавать внятную реалистическую живопись, надо постигать это умение долгие-долгие годы. А вот для того, чтобы стать родоначальником абстракционизма, выписывать композиции всякого рода без названия, это как нельзя самый раз. Эта живопись получила почти научное наименование. Её назвали беспредметной . На этом живописном поприще Кандинский и обрел мировую славу.
*****
А вот Добужинский – это другая история. Его живопись была более чем предметной. И внятной. Она рождает мысль и чувство. И соответствующее настроение. Посмотрим вновь на картину «Человек в очках». Человек на фоне города. Звучит немного пафосно, но человек и город составляют на картине одно целое, неразделимое, Человек и его среда обитания, существования со всей его душой, помыслами и чувствами. Но он как бы закрылся от нас позади стеклянных линз.
Как уже было сказано, что город позади человека в очках – это Петербург. Необычный для нашего глаза. Мы ведь привыкли к другим видам Северной Венеции. К картинам, образам, воспетыми Пушкиным.
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой её гранит, Твоих оград узор чугунный.
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный.
А здесь что? Где архитектурные красоты, воспетые великим поэтом. Тут мы видим дома казарменного типа. А ещё дровяные склады и рынки слева и справа на переднем плане. А как без дров, когда весь город от дворцов да нищих строений отапливался зимой дровами. Нет, дрова должны были быть основной и обязательной частью городского пейзажа. И не только Петербурга. Я родился в Москве. Скорее на её окраине. Нижний Михайловский переулок. Все дома зимою отапливались только дровами. Их покупали на дровяном рынке рядом с Даниловским кладбищем.
*****
Добужинский вернулся в Петербург в 1901 году. Вот как сам Мстислав вспоминал свои ощущения от города своего детства: «Несмотря на разные неудачи в первые месяцы моей петербургской жизни и на будни, которые так меня угнетали, с самого начала по приезде в Петербург я ощущал всё время как бы озарение и носил в себе чувство, похожее на влюбленность: меня совершенно поразил Петербург, который я увидел после двухлетнего отсутствия, - теперь я смотрел на него совсем новыми глазами».
Да, это другой город. Не тот, к описанию и картинам которого мы давно привыкли. Другой. Неприглядный и невыразительный. И это отнюдь не изобретательное воображение художника. Писал кистью то, что он видел. А он жил на окраине Петербурга. Воспроизводил правду на полотне. Но в этой правде, по-моему, есть своя поэзия. Не всё же красоты воспевать. В его картинах звучат иные мотивы. И тем они привлекательны.
Я сам много раз бывал в Петербурге. И хорошо знаю и люблю воспетые Пушкиным и не только им красоты великого города. Но вот отойдите на сто метров в сторону от Невского проспекта и вы увидите дворцы колодцы, описанные Достоевским, наполненные и сегодня коммуналками. И в этом большая специфическая проблема города. Содержать, реставрировать множество дворцов-резиденций царских вельмож и решать проблему коммуналок – на это нужны деньги. Много денег. Но проблема решается. Не всё сразу.
*****
Стиль художника даже получил наименование стилем Добужинского. Это глухие стены, без окон, мрачные колодцы дворов. Это город не только монументальное великолепие дворцов, но и жалкое убожество «грязных подворотен».
Вот слова самого Добужинского: «Моё "прозрение" совпало с возникшим тогда на моих глазах культом Старого Петербурга, меня уколола изнанка города, его "недра" - своей совсем особенной безысходной печалью...Всё казалось небывало оригинальным и только тут и существующим, полным горькой поэзии и тайны». Художник увидел другой город. То есть всё тот же город, да только его изнанка. Но она была.
"Изнанка города" поразила художника «крайне своеобразной живописной гаммой и суровой чёткостью линий. Эти спящие каналы, бесконечные заборы, глухие задние стены домов, кирпичные без окон, склады чёрных дров, пустыри, тёмные колодцы дворов - всё поражало меня своими в высшей степени острыми и даже жуткими чертами».
Игорь Грабарь так выразился по этому поводу: « Он усердно рисовал уголки старого Петербурга ...окраин и закоулков, с мрачными дворами, пустынными кирпичными стенами. Он рисовал и писал "Петербург Добужинского". Петербург серый, грязный, будничный.
Пусть так. Но мне нравятся его картины. В этих картинах есть тоже своя поэзия. Бесспорная. Её надо только почувствовать. Я родился в Москве, но вдали от центра. Мой дом детства был деревянным в два этажа. Старенький с печными трубами на крыше. А вокруг всё тоже самое. Деревянные трущобы и длинные бараки грязно-зелёного цвета. Нищета вокруг. Злая, удручающая, послевоенная. Но только у меня такого ощущения никогда не было. Я другого мира не знал. И с тех пор у меня осталось самое светлое ощущения мира моего детства. Это ощущение мы испытываем тогда, когда всматриваемся в милый, всем известный пейзаж «Московский дворик». А дворик находился на Арбате менее чем в километре от Кремля.
*****
После революции Добужинский ведёт очень активную общественную жизнь. Он активно работает, участвуя в оформлении уличных празднеств в Петрограде и занимает ряд ответственных должностей: члена Комиссии по делам искусств при Совете рабочих и солдатских депутатов, члена Государственных трудовых мастерских декоративного искусства, секретаря Особого совещания по делам искусств. В октябре 1918 года избран учёным хранителем Эрмитажа.
И в то же время он сотрудничает со многими издательствами. Он рисует иллюстрации к произведениям Пушкина. Лермонтова, Достоевского, Карамзина, Лескова и др. А вот в 1924 году он принял литовское гражданство. С тех пор он навсегда покинул Россию. Зачем и почему не ясно. Его никто не угнетал и препон не ставил.
Но и за границей он не был не удел. Посчастливилось. В отличие от многих других уехавших художников. Он жил и работал во многих западных столицах мира. Он работает над оформлением спектаклей, над художественным оформлением фильмов, участвует в организации выставок «Мира искусства», преподаёт в Парижской школе декоративного искусства.
В 1938 году получает приглашение от М. А. Чехова участвовать в постановке спектакля «Одержимые» по роману Ф. М. Достоевского «Бесы», над которым работает в Англии. Затем он продолжает работать в Театре-студии М. Чехова. Позже живет и работает в Нью-Йорке, Оформляет спектакли и для «Метрополитен-опера», других театров Америки.
Последние годы жизни художник проводит в Европе, подолгу живёт в Париже, Риме, Лондоне. Путешествует по Италии. Незадолго до смерти возвращается в США. До конца жизни Добужинский оставался в США, общался в основном с русскими эмигрантами. Дает интервью корреспондентам Радио «Свобода». Словом, он с полным основанием мог считать, что жизнь у него удалась. Вся жизнь в искусстве. Чего можно желать лучшего.
Скончался Мстислав Добужинский 20 ноября 1957 года в Нью-Йорке . Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де Буа в Париже. Вот это как раз понятно. Хотел быть хоть так поближе к своим. Надо напомнить, что это кладбище эмигрантов из России.
*****
Человек в очках. А он кто? А он был близким другом художника. Вообще-то художник редко писал портреты. У него была другая тема. Он её и разрабатывал. Портреты он почти не писал. А его самая известная картина это как раз портрет.
Они были давно знакомы. Он однажды даже оформит обложку сборника стихотворений поэта-символиста. Они видимо познакомились тогда, когда они оба были сотрудниками объединения « Мир искусств».
Константин Александрович Сюннерберг - российский поэт-символист и философ-идеалист. Он печатался под именем Эрберг. Вот какую характеристику дает Добужинский своему другу:
«Он был на редкость образованный человек и настоящий „европеец“. В нём было привлекательно какое-то внутреннее изящество и аристократизм, по внешности же он мог показаться „сухарём“ и „человеком в футляре“. Он был худ, почти тощ, носил аккуратно подстриженную бородку, был чистоплотен до брезгливости, и у него были удивительно красивые руки. Он был весь как бы „застёгнутый“, даже его очки с голубоватыми стёклами были точно его „щитом“, и когда он их снимал, представлялся совсем другим человеком.»
Портрет был создан в 1905 году. Да и создан был почти случайно, не намеренно. Вот как об этом рассказывает поэт:
«Добужинский написал мой портрет. Тогда семьи наши (и у меня, и у него были дети) уезжали на дачу, Добужинский переселялся на лето ко мне. У меня на Клинском проспекте из окон четвертого этажа открывался широкий вид на пустырь с огородами. За пустырем стоял по проспекту ряд старых домов, столь любезных для сердца художника городских окраин. Но в 1905-м, кажется, году там вырос большой дом в новом стиле, что нарушало целостность вида на пустырь.
„Заслонить бы его чем-нибудь", — все говорил с досадой Добужинский. Я предложил в качестве такой заслонки себя. Художник ухватился за мою мысль. Для этого ему пришлось сделать на своей картине окна втрое шире. Так получилась картина под названием „Человек в очках"».
А вот как Добужинский описывает то же событие:
«Я любил бывать в пустой, приготовленной на лето квартире моего приятеля: без ковров и портьер в комнатах делалось гулко, и сами они казались больше, а в окна глядело перламутровое небо белой ночи. Меня все время притягивал широкий вид из окна этой квартиры на огороды с зеленеющими грядами, на черные штабели дров, какие-то задние дворы и бесконечные заборы и на стены далеких разноцветных домов с фабричными трубами позади. И я много раз рисовал этот вид, и на этом фоне через несколько лет я сделал его большой портрет».
Кем же был этот человек в очках. Швед по отцу и француз по матери. И русский в душе. Это был поэт, философ, теоретик искусств. Ныне его имя почти забыто. Знают о нем только то, что это был «человек в очках» благодаря художнику Добужинскому.
К дням революции он был уже не молод, не восторженный мальчик, с восторгом принимающий революционный ураган. Ему уже за пятьдесят. Он стал чиновником. Чиновники нужны при любом режиме. До того он работал в министерстве путей сообщения более 20 лет. А ещё он приложил руку к созданию Вольной Философской Академии. Он читал в ней лекции.
Его друзья называли его иной раз «человеком в футляре» за его педантизм. А он был совсем другим. Он был рассеянной, романтической натурой. Он верил в свободу человеческого духа. Но верил не на показ. Как-то скромно, как бы стоя в стороне. Это был типичный интроверт. Не любил быть на виду. Не любил притягивать к себе чужое внимание.
Он был дружен с Александром Блоком. Что не помешало написать ему письмо. В котором подробно выделил все опечатки и неточности издания. Видимо, из-за таковой вот кропотливости Блок относился к Сюннербергу как к инородцу. Такой неукоснительный, старательный, тонкий, похожий «на ножку циркуля», по определению Блока.
*****
Он никуда не уехал. Он остался в России. Полу-швед, полу-француз , он вероятно мог бы найти приют на Западе. Но не уехал. И уцелел даже в жестокое предвоенное время. Может быть потому, что этот поэт-философ не представлял никакой угрозы для известных органов. Что с него взять. Возможно к нему относились слегка так , какк юродивому. А сегодня его нет даже в литературных энциклопедиях.
Умер Сюннерберг в блокадном Ленинграде, 21 мая 1942 года, на руках своей дочери Марианны. Похоронен на Серафимовском кладбище. Могила не сохранилась.
Картина «Человек в очках» была приобретена Советом Третьяковской Галереи в 1908 году.