ЛЮБИТ-НЕ-ЛЮБИТ
(Полюби меня, Лёшенька!)
Как ни придирайся, а про Лёшку Костина не скажешь: "И нос курнос, и рыло дудкой", Нормальный пацан. Рост -- метр восемдесят; возраст -- семнадцать; учится в десятом; красив и ладен. Что ещё? Да много чего, однако, довольно и этого. Ах, да: ещё он любит яйца всмятку и ненавидит прокуренные помещения.
А вот что сказать о его однокласснице Лизоньке, даже не знаю. Обыкновенная девчонка, вполне оформившаяся, но какая-то шальная, ненормальная, что-ли... Спросите: в чём её ненормальность? Да хотя бы вот в этом: зачем после занятий в школе ей вздумалось устроить у себя в квартире настоящее, с элементами эротики представление? Разве нельзя было сделать иначе, по-другому как-нибудь, не так резко? И кто её надоумил? Неуж-то сама дошла Жалеет ли она, раскаивается ли в произошедшем? Теперь уже нет, напротив: так надо было сделать, и сделать срочно, не откладывая ни на день, ни на час!
* * *
В тот дождливый апрельский понедельник, сразу после школы, под каким-то предлогом, -- Лёшка уж и не помнит под каким, -- Лизонька зазвала его к себе на квартиру. Родительская "двушка" с ещё невыплаченным ипотечным кредитом располагалась на седьмом этаже с видом на обширный пустырь и чуть видневшийся за ним перелесок. Лизонькины предки были на работе, так что да самого вечера она была полноправной хозяйкой целых сорока пяти квадратов жилплощади. Не принимая в расчёт традиционной мебельной стенки в "зале" с парой порядком истоптанных кресел и круглого, застеленного бархатной скатертью стола, квартира выглядела пустой и неуютной, зато пепеполненой воздухом и светом...
Едва вошли, Лизонька указала своему гостю на видавший виды дерматиновый диван, притиснутый к "глухой" стене прихожей:
-- Падай! Я сейчас приготовлю кофе, -- она поднесла указательный пальчик к губам и загадочно улыбнулась: -- Или чего-нибудь покрепче? У папашки оставалось немного коньячишки... если он сегодня утром не допил. Ну, ты как?
-- Ты же знаешь: я не пью спиртного, -- смущённо отвечал Лёшка, -- могу разве что пригубить...
-- И я пригублю! -- радостно воскликнула Лизонька, -- Я ведь тоже не пью -- только пригублю... совсем чуть-чуть. Снимай куртку! Я скоро... Ты подожди меня.
-- Конечно подожду... Лиз, а ты зачем позвала меня к себе? Хоть убей -- не вспомню!
-- Потом скажу, потом...
И юркнула в ванную комнату.
Как ни силился Лёшка сообразить, что привело его сюда, но так и не смог. Лизонька для него была просто хорошим "парнем", с которым можно и поговорить о чём угодно и поделиться радостями-горестями, ну и вообще... Да что там! Казалось, совсем недавно, три года тому он с ней изготавливал петарду, которая предназначалась вредной химичке Антонине Изотовне... О, как тогда рвануло, как "Тоня" плюхнулась на свой стул! Половина класса оглохло... Полицию вызвали... Никто не признался.
Из ванной Лизонька вышла довольно скоро. Лёшка её не узнал... Вместо рыжей и тщедушной девчушки Лизки, перед ним стояла красавица из наимоднейшего журнала: босая, в алом халате до пола, ещё мокрые волосы золотистыми прядями облегли её спину, плечи, едва прикрытую грудь... Полные губы красотки были розовы и чуть приоткрыты, большие синие гдаза вопрошающе томны... Лизонька медленно, будто плыла, подходила к гостю...
Лёшка встал с дивана и, точно обороняясь, выставил перед собою обе руки; пробормотал:
-- Лиз, ты чего?
-- Сядь! -- приказала та.
Лёшка покорно сел, рядом присела и Лизонька. От неё пахнуло духами и дурманящей свежестью крепкого молодого тела.
-- Дай руку! Не эту, другую... -- попросила она.
В следующую секунду Лёшка почувствовал, как под его правой вдрогнуло голое и холодное колено сумасбродки и его самого охватила нервная дрожь.
-- Т-ты чего хочешь, а? -- заикаясь, прошептал он. Она глядела на него в упор и говорила:
-- Неуж-то не догадываешься? неуж-то и впрямь не понимаешь? Бедненький!
Распахнулись полы Лизонькиного халата, и парню открылось... Ох, сколько раз в его снах, мечтах и грёзах ему виделось это и -- вот оно! Любуйся! Бери!! Наслаждайся!!! Губы бесовки почти касались его губ; он чувствовал её горячее дыхание; его сердце готово было высклчить из груди; глаза застилал туман...
-- Не надо! Не надо этого делать! -- отчаянно воскликнул он и грубо отстранился.
Флегматичный попугай в клетке на подоконнике, не проронивший до этого ни звука вдруг громко и явственно выдал: "Дурррак!"
-- Вот видишь, -- грустно вымолвила Лизонька, -- даже птичка видит, что ты поступаешь неумно. Эх, Лёша, Лёша! Тебя проводить?
-- Не трудись -- сам найду выход, -- с досадой ответил гость.
-- А как же кофе с коньяком? Мы ведь так и не пригубили...
-- Да ну тебя! -- и ушёл.
* * *
Утром дня следующего Лёшка отметил, как на первой же перемене девчонки, окружившие Лизоньку поглядывают в его сторону и порскают от смеха... Рассказала-таки! Вот дурочка... Ну зачем он повёлся? зачем пошёл к ней? Узнают пацаны, -- а узнают они непременно, -- засмеют ведь, скажут: струсил, сдрейфил... Но, что если он ещё не готов соверщить этот подвиг, ну не готов и всё... И что делать? куда от позора бежать? Бросить школу и перевестись в другую, и это на самом финише, когда до выпускного осталось всего ничего -- два месяца? Глупо и нерационально. А не послать ли всех к чёрту и тупо никого и ничего вокруг себя не запечать -- пусть издеваются... Только вряд ли так получится. Вот так влип!
Уже после уроков к нему подошла Оленька Осипович и сказала:
-- Зачем же ты девушку обидел? Так поступать нельзя, Лёшенька! -- говорит и даже не улыбнётя. -- Будешь просить у неё прощения?
-- Не буду, -- отвечал Лёшка, -- я не люблю её.
-- Зато она тебя любит... давно любит. Говорит, с первого класса втюрилась... Правда, она вряд ли достойна тебя, тебе нужна другая... примерно, такая, как я... А кого любишь ты?
-- Я? -- переспросил Лёшка, -- Никого... Ну, разве что маму, папу, бабулю...
-- И больше никого-никого? Так не бывает... А меня? Меня любишь?
-- Тебя?! А тебя за что я любить должен?
-- Разве не за что?!. Вот, погляди на меня! -- Оленька обернулась вокруг, расстегнула корточку... -- Видишь, какая я? видишь, а?
-- Вижу.
-- Какая же?
-- Обыкновенная... как все.
-- Ты что, вправду не отметил во мне никакой перемены?
-- Ничего особенного.
Оленька психанула:
-- Ты испорченный, Лёшенька; тебе лечиться нужно; у хорошего врача психотерапевта, притом срочно!
-- Спасибо! -- сказал парень. -- Я постараюсь воспользоваться твоим советом...
-- Дурак ты, Лёшенька!
* * *
Лизоньку он нагнал у самого её подъезда. Окликнул. Она обернулась и, зло сверкнув глазами, разразилась гневной тирадой:
-- Да, я рассказала девчонкам, всё рассказала, со всеми подробностями; можешь побить меня за это, даже можешь убить!.. Только знай: я люблю тебя, люблю давно; ты даже не поверишь с каких пор... А к себе я тебя затащила из-за боязни, что ты уйдёшь к Оленьке Осипович... Я видела, как она вертелась подле тебя в последние дни; она и сегодня с тобой... Всё! Я сказала всё. А теперь уходи!.. и дай мне пройти...
Лёшка преградил ей путь, обернул к себе, взял за плечи и сказал:
-- Ты и в самом деле влюблена в меня ещё с первого класса? это правда?
-- Правда. И что с того?.. Отпусти меня!
-- И теперь любишь? вот сейчас, в эту минуту?
-- Ненавижу!
-- Лжёшь! А знаешь, что только что сказала мне Оленька Осипович? Она сказада, чтобы я попросил у тебя прощения... Да-да.
-- Так за чем же дело стало? -- усмехнулась Лизонька. -- Проси! Я выслушаю... Может и прощу. Ну же! На колени можно не вставать...
-- Прости, Лиз! -- выдохнул Лёшка.
-- И всё?
-- И всё...
Лизонька ушла, а перед Лёшкой явственно, точно наяву возник вчерашний день, Лизонькина квартира-двушка на седьмом, сама она в алом до пят халате, её мокрые волосы, глаза, губы... У него гулко застучало в груди... "Блин, а я ведь, кажется, влюбился! -- озарило парня. -- Вот это да!"
Домой он шёл счастливый и хмельной.
Владимир ХОТИН