24 июня 1989 года.
День выдался чудесным. Ярко светило солнце. Кучевые облака лениво скользили по лазурному небу. Их тени стелились по земле, доставляя блаженное отдохновение от зноя, но уже через минуту летнее светило вновь торжественно взирало на мир, грело всё до чего доставали его лучи.
Шестилетнему Ване Сафонову солнце нравилось. Нравилось лето, жара, запах нагретого асфальта и пыльной листвы, нравилось, что папе дали на работе премию, и они, всей семьёй, приехали в Тулу. Нравился Тульский кремль, с его зубчатыми стенами и приземистыми башнями, нравился тульский пряник, который плавился в руке и источал обалденный аромат. Нравилось как смеялась мама, как шутил папа, и как щёлкал новенький фотоаппарат "Зенит", когда папа снимал маму, Ваньку и злотоглавые соборы.
Это всё навсегда запечатлелось в детской памяти. Также как странный возглас папы:
- Над храмом прям радуга!
А дальше приятные воспоминания меркнут. Ваня помнил: полыхнуло фиолетовым, оранжевым и зелёным. Он успел ещё раз куснуть пряник, а затем откушенный кусок вывалился на тратуарную плиту.
- Мама? Папа? - мальчик огляделся, и его глаза наполнились слезами. Он остался один.
Прибежавший милиционер долго успокаивал бьющегося в истерике малыша, его напарник тщетно искал среди гуляющих. Ваня уже знал, родителей не найдут, и горькие слёзы отчаяния лились не переставая.
24 июня 1607 года.
Вестовой Антип прискакал к Ивановским воротам, когда последние лучи закатного солнца красили багровым верхние зубцы крепостной стены Тульского кремля. Вестовой заорал даже не спешившись:
- Пошто отряд атамана Булатова не пущаете?!
Десятник Фрол переглянулся с городовым казаком Семёном. Тот лишь заломил на затылок шапку, удивлённо почесал лоб.
- Дак как не пущаем? - Фрол подхватил под узцы нетерпеливо гарцующего коня, заглянул в глаза Антипу. - Усе оне тута прошли. Пять сотен сабель!
- Когда прошли?
- Дак почитай с четверть часа назад. Лихие рубаки! Покрошили стрелецкие заслоны и айда в кремль, говорят из самого Орла к Болотникову пробивались.
Антип вперился в говорливого десятника пламенным взглядом:
- Ну и где отряд? Куды девался?
Фрол отшатнулся, округлил глаза:
- А мы пошто знам? Нам поста покидать не велено!
- Они к собору поскакали. - Поддержал командира Семён. - Истинный крест. А потом в небе чёй-та полыхнуло. Што твоя радуга. Цветасто!
Антип перевёл взгляд с одного стража на другого. Посуровил, сдвинул чёрные как смоль брови. В то время как войско лихого Болотникова осаждали превосходящие числом полки царского воеводы Шуйского, ленивые стражи не удосужились впустить прорвавшийся через заслоны отряд соратников. А теперь ещё травят какие-то байки, принимая доверенное лицо предводителя восстания за неразумное дитя. Стерпеть такое Антип не мог:
- Надрались, черти! - Вестовой выдернул из рук Фрола уздечку, развернул коня, взмахнул кнутом, то ли собираясь отходить по спине нерадивого десятника, то ли намереваясь пришпорить коня. - Ужо Болотников с вами разберётся!
24 июня 1918 года.
- Беда, товарищи!
В запертую дверь Совета Солдатских и Матросских депутатов отчаянно забарабанили.
- Кто идёт? - испуганным, сонным голосом вопросил часовой на первом этаже.
- Свои! - истошно закричали в ответ. - Каштан! Каштан! Братцы!
Загремел тяжёлый засов. Запыхтел часовой, безусый восемнадцати летний бывший студент реального училища. Внизу завозились, загромыхали сапогами, втащили раненного.
Матрос первой статьи Василий Кощеев свесился с площадки второго этажа, крикнул во тьму:
- Чаго стряслося?
- Ивановские ворота захвачены. Караул перебит. Мы в двоих сохранились. Израненные…
Голос говорившего дал петуха, срываясь на плач.
Василий нервно затянулся самокруткой. Социал-революционер с 1907 года, он, как никто другой, понимал сложность положения в каком оказалась Революция в Туле. Отовсюду лезли белые - Краснов, Корнилов, Деникин; мало того, товарищи, с кем поднимали огонь Революции и рушили основы царизма восстали против своих. В городе начался контрреволюционный мятеж. Верные идеалам революционной борьбы объявили в Туле военное положение, поставили всех под ружьё. И вот, кажись, контра добралась до кремля.
- Скока контры?
- Почитай сотня штыков!
Василий выплюнул окурок, растоптал ботинком. Повернулся к окну, выходящему на юг, точно к Ивановским воротам.
- Повоюем! - Василий склонился над верным "Максимом", установленном на столе перед окном.
Стекло со звоном осыпалось, когда матрос подкатил пулемёт, выдвинув ребристый ствол наружу.
- Ну что, контра, подходи по одному. Я тебя от души встречу!
В ночном небе зажглась сфера, вспыхнула яркими цветами. Фиолетовым, оранжевым, зелёным.
- Зарница чё-ли? - удивился Василий и поправил пулемётную ленту, напряжённо вглядываясь во тьму.
Отряд меньшевиков, прорвавшийся той ночью на территорию Тульского кремля, так и не добрался до изготовившихся к бою большевиков. И в расположение штаба контрреволюционных сил не вернулся.
24 июня 2023 года.
После быстрого летнего дождя дышалось легко. Пахло мокрой травой и сладостным пряничным ароматом.
Ивана Сафонова этот запах преследовал с самого детства. Тульский пряник не возбуждал в нём гастрономические желания, лишь болезненное чувство утраты и горечь потери.
Десятилетия, отделяющие состоявшегося взрослого мужчину от маленького напуганного мальчика, не смогли притупить боль и угасить жажду отыскать правду и разобраться в событиях тех далёких лет. Всё свободное время Иван искал, задавал вопросы, отправлял в различные исторические общества запросы.
Жена вначале относилась к его поискам и поездкам в Тулу спокойно: кто-то на рыбалке пропадает, кто-то на футбол таскается... Позже начала пилить: мол, деньги и время впустую транжиришь, лучше б детей на юг свозил. Последние годы махнула рукой, в ожидании, что супруг рано или поздно "перебесится" - главное, что не изменяет и за то слава Богу.
Каждый год, в канун 24 июня, Иван брал недельный отпуск и ехал в Тулу. Ходил по кремлю одним и тем же маршрутом, бесконечно делал снимки. Крепостных стен, Успенского собора, Ивановских ворот, Никитской башни. Однажды ему повезло, и он заснял странное свечение. Но и только.
В последние годы выручал интернет, хотя и там информации было крайне мало, а в достоверности и качестве такого знания приходилось сомневаться. Но за годы накопления материала, Иван и сам оказался способным многое додумать и сложить в подобие системы.
Выходило, что на территории Тульского кремля странное свечение видели многие. Особенно заметным оно становилось при съёмке на фотоаппарат или смартфон. Версии были разные: кто-то грешил на экологию, кто-то ссылался на инопланетян, кто-то считал, что так светятся души невинно замученных в пыточной в подвале Никитской башни. Но Иван знал, что практически всегда, когда появляется свечение - пропадают люди. Примеров тому было множество и самые яркие - массовое исчезновение вооруженных отрядов во времена восстановления Болотникова в 1607 и в период Гражданской войны в 1918.
- Здравствуй, сын мой.
Иван встрепенулся, вырванный из собственных мыслей. Перед ним стоял высокий священник в чёрной рясе и чёрной же скуфье. Его тёмные глаза смотрели изучающе и внимательно. На вид ему было не больше сорока, почти ровесник Ивана. Тёмная окладистая борода, длинные тёмные волосы, выбивающиеся из-под скуфьи. Позолоченный православный крест на груди. Таких священнослужителей Иван встречал немало, ведь на территории кремля располагались действующие соборы.
- Я давно за тобой смотрю - ищешь чего?
Голос священника был грудным и глубоким. В тоне не слышалось угрозы или гнева, лишь заинтересованность.
- Да так, любуюсь, - нейтрально ответил Иван.
- Каждый год? На протяжении двух десятков лет?
Иван взглянул на священника по иному. Тот примирительно приподнял руки ладонями вверх. На левой руке на безымянном пальце блеснуло кольцо. Даже не кольцо - перстень. Не золотой, и не серебряный. Жёлтый сплав отливал бледной синевой. Платина?
- У меня хорошая память на лица, - священник по-доброму улыбнулся. - А человек, каждый июнь приезжающий в Тульский кремль, очень заметен.
- Я такой один?
Священник чуть прищурил правый глаз:
- Меня зовут отец Сергий. Служу при соборе Успения Пресвятой Богородицы вот уже тридцать лет. И да, ты не один регулярно навещаешь кремль. Да только в храм не заходишь. А Бога лишь в храме обрести возможно.
- Я атеист. - Отрезал Иван, намереваясь завершить бесполезный разговор. Ему сейчас только проповеди не хватало.
- Так все мы были атеистами, сын мой. Пока со Христом не встретились. Лишь Он даст ответ на вопрос мятущейся душе.
- Да? - Накатила злость. Иван не сдержался. - Тогда пусть ответит: где мои родители?
- Разве сам не знаешь?
- Нет, чёрт возьми!
Иван почти кричал. Мирно гуляющие туристы завертели головами, те кто был поближе опасливо посторонились, прибавили ходу.
Иван понизил голос:
- Они пропали в восемьдесят девятом прямо здесь, посреди двора!
- Это невозможно, сын мой.
- Я видел это своими глазами!
Иван в раздражении махнул рукой. Он привык, что в такое никто не верит. Ему повезло, что в 1989 его словам не придали значения, сославшись на малый возраст и пережитый стресс. А ведь всё могло завершится дуркой.
Священник осторожно положил руку на плечо Ивана:
- Мы можем об этом поговорить.
- А чего говорить? - Иван чуть ли не всхлипнул. Не хватало ещё разнюниться перед этим служителем культа.
- Ну ты же разыскивал, о чём то думал, что-то узнал?
- Вам то это зачем?
Священник вновь приятно улыбнулся:
- Служение моё такое: людей слушать, если просят - советы давать. Но больше - слушать. Ибо высказанное облегчает душу.
Иван кивнул. Его, действительно, никто не понимал: ни жена, ни коллеги по работе, ни друзья - все советовали "простить и забыть", но давняя трагедия камнем лежала на душе, не давая продохнуть и успокоиться. Уж больно всё выглядело фантастичным и нереальным.
- Прогуляемся, сын мой. У меня есть два часа до дневной службы.
Два человека неспешно двинулись по ровным бетонным дорожкам, уже полностью высохшим после недавнего дождя. Мимо пролетали суетливые пчёлы, порхали разноцветные бабочки. На многочисленных клумбах горели красные маки, желтели тюльпаны. Лёгкий ветерок приносил тонкий цветочный аромат. В голубом, очистившемся от туч небе сияло жаркое солнце.
***
Ивана прорвало. Он говорил и говорил, словно копившееся годами рвалось наружу и сегодня нашло выход. Священник внимательно слушал, иногда уточнял и мягко направлял монолог. То ли отец Сергий владел какой-то техникой, то ли просто обладал даром слушателя, но Иван выложил всё.
Про то, что достоверно знает, что на территории Тульского кремля регулярно исчезают люди, что исчезновения как-то связаны с 24 июня, что Тула выбрана неслучайно, потому что само название хранит в себе сакральный смысл и в конспирологической трактовке относится к легендарному острову Туле. Что остров этот иначе называют Островом блаженных — мифической областью, сакральной заморской страной, расположенной посреди океана, где-то на краю света или даже в ином мире. Что об острове на самом краю земли перед потусторонним миром говорилось и в североевропейских средневековых мифах. И назывался тот остров «Последняя Фула». А значит, остров реальный и Тула так названа неспроста.
Иван рассказал, что название Тула вплоть до наших дней встречается в самых разных точках Земли — от Центральной России до Центральной Америки; и, что, по утверждению некоторых, каждая из этих точек служит местопребыванием духовной власти, являющейся как бы эманацией владычества первозданной Тулы.
- Я ясно излагаю? - уточнил Иван.
- Да, сын мой. Продолжай.
- Собственно это всё, святой отец.
Иван смутился, не зная как правильно именновать священника, но тот безразлично взмахнул рукой. Вновь сверкнул перстнем.
Иван горестно вздохнул:
- Здесь творится, что-то запредельное. Но что?
- Приезжая сюда, сын мой, ты надеешься разгадать эту тайну?
- Конечно.
- Неведение - благость. - Заявил отец Сергий. - Уверен, что хочешь знать правду?
Иван взглянул на священника, тот был предельно серьёзен и даже торжественен. Иван кивнул, и в тот же миг над его головой вспыхнула эфирная сфера, радужно заструились цвета - фиолетовый, оранжевый, зелёный.
Солнечный день померк, смолкли звуки города и голоса окружающего мира.
Они стояли в огромном слабо освещённом зале. Прямо перед ними находились сотни, тысячи белоснежных саркофагов, соединённые друг с другом змеевидными проводами в блестящей оплётке. Саркофаги располагались единой цепью, закрученной в жуткую спираль, чьё окончание терялось в бесконечной дали. В саркофагах лежали люди.
- Что это? - простонал Иван.
- Если говорить понятным тебе языком - аккумулятор.
- Какой, на хрен, аккумулятор?!
На лице священика не дрогнул ни один мускул. Он заговорил буднично и отстранённо:
- Остров блаженных, Туле, последняя Фула - это всё легендарная Атлантида. На стыке времён мои предки, отягощённые бесконечными войнами с соседями, решили увести остров в четвёртое измерение. Наши технологии это позволяли. К сожалению, для поддержания огромного пласта иного мира в другом пространстве требовалось чудовищное количество энергии. Для этого и были созданы особые места на территории Земли, которые стали энергетическими якорями. Они то и удерживают Атлантиду в четвёртом измерении. И называются Короной Атлантиды. Это три зубца: Тула в России, остров Фула в гряде Шетландских островов на севере Шотландии, Туле в Гренландии. В основании Короны: Туле в Мексике, Фула на Гаити и в Кот-д'Ивуаре, Эль-Фула в Судане. Если прочертить по карте - появится изображение трёхзубой короны. Я ясно излагаю?
Иван кивнул, не отрывая взгляда от саркофагов, в тщетной надежде отыскать родные лица. Не сдержался, спросил:
- Но эти-то люди при чём?
- Наши учёные до сих пор бьются над проблемой удержания острова в ином измерении. Законы мироздания не обмануть. Чтобы Антарктида не вернулась, нужна энергия вашего мира перенаправленная в наш. Самый мощный источник энергии - это биологические процессы, протекающие в человеке.
Лжесвященник развёл руки в стороны, в извиняющемся жесте. Вновь сверкнуло кольцо на левой руке.
- Мы умеем извлекать и аккумулировать такую энергию. Много нам не нужно. По три экземпляра в день летнего солнцестояния, когда четвёртое измерение максимально приближается к вашему миру. Это малая плата вашей расы за столетия агрессии и вражды против Атлантиды.
"Малая плата?!" - Иван задохнулся от гнева. Они украли его родителей, лишили детства и счастья, и называют такое малой платой? А сотни и тысячи других людей разных эпох, потерявших родных, близких, любимых? Малая плата?!
Но высказаться Иван не успел, лжесвященник продолжил монолог:
- Иногда люди попадают к нам в бОльшем количестве, тогда на несколько лет наступает фаза покоя. Мы за этим следим.
- Кто это мы? - Иван обрёл дар речи.
- Вы - люди, привыкли все тайные организации называть орденами. Пусть так. Я, сын мой, из Ордена загонщиков Короны Атлантиды.
- А это знак вашего ордена? - Иван зло указал на перстень на руке лжесвященника.
Тот вытянул руку, покрутил ладонью, рассматривая украшение. Сказал с восхищением:
- Это орихалк - латунь высочайшего качества. Сплав изготовленный на моей родине. Он позволяет преодолевать барьер между нашими мирами. Благодаря ему ты сюда и попал.
"А значит - смогу выбраться!" - полыхнуло в голове Ивана. Он сжал кулаки и бросился на противника. Тот даже не сменил позы.
Нечеловеческая сила обездвижила Ивана, потянула к выезжающему из пола пустому саркофагу.
- Технологии нашего мира несравненно выше, сын мой. Не стоит сопротивляться.
Незримая сила уложила Ивана в саркофаг. Не двинуться, не вздохнуть. Многочисленные провода мгновенно оплели его тело, тонкие иглы вонзились под кожу, но он не почувствовал боли.
Лжесвященник навис над ним:
- Не стоило искать правду, сын мой. Неведение - благость, ведение - проклятье, ибо сокращает жизнь. Теперь послужишь Атлантиде батарейкой! Протянешь пару сотен лет.
Он осенил Ивана крёстным знамением и растворился в воздухе, на мгновение оставив смазанный радужный след от перстня.
Последнее, что увидел сорокалетний Иван Сафонов сверкнувшие над ним цвета. Фиолетовый, оранжевый, зелёный.