+NNDNN+
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Многим из наших с Вами, уважаемый читатель, современников, столь охотно переносящихся (даже не состоя в военно-исторических объединениях) в своих мечтах и мыслях из XXI века п. Р.Х. в прошлые эпохи, в которые им так хотелось бы пожить, непросто было бы привести жизнь в Индии начала XVI века ставшего, по воле своего короля, ее губернатором португальского военачальника и флотоводца, рыцаря Ордена меченосцев Святого Иакова (Сантьягу) дома Афонсу Албукерки, в соответствие со своими взглядами и представлениями.
С начала и до самого конца жизнь Албукерки была бегом наперегонки со временем, гонкой в темпе, захватывающем дыхание. Сегодня никто не ожидает от одного и того же человека (редкие гении – не в счет), чтобы он был одновременно и Главнокомандующим армией и флотом, и Верховным судьей, и последней инстанцией для решения всех спорных гражданских и военных вопросов, и начальником всех общественных и государственных работ, и руководителем ведомства иностранных дел, сиречь дипломатической службы, и всех административных, то есть управленческих, служб возвращенной 25 ноября 1510 года под власть португальской короны индийского порта Гоа в одном лице, чтобы он не просто всем этим распоряжался и управлял с высоты своего положения, но и принимал непосредственное, личное участие в работе каждого из перечисленных ведомств и подразделений, а сверх того – еще и год за годом начальствовал, в определенный муссоном период, очередной экспедицией в очередную новую сферу влияния Португальской державы.
«Я намерен отправиться к Красному морю и перезимовать в Адене, если смогу обеспечить себя там питьевой водой и провиантом. Если же возможность обеспечения ими окажется сомнительной, я в конце мая отплыву в Ормуз» - писал Албукерки своему монарху через пару недель после захвата португальцами индийского порта Гоа. Если он планировал осуществить изложенный им в письме королю Португалии дому Мануэлу I Счастливому план до приостановки мореплавания между Индией и Аравийским побережьем вследствие очередного муссона, ему оставалось на организацию управления португальской колонией Гоа и ее обустройство не так уж много времени - не более четырех месяцев. И потому неутомимый рыцарь Ордена Сантьягу уже на третий день после возвращения под власть Португалии отпавшего от нее было островного города Гоа, не дожидаясь завершения «зачистки» острова от остатков разбитых «турецких» (мусульманских) отрядов - Исмаил Адиль Хана (Идалкана), сына прежнего властителя Гоа - Юсуфа Адиль Хана (или, как его именовали португальцы - Сабажу), взялся за решение новых задач.
«Губернатор не дает себе никакой передышки, и потому, вместе с ним, всем и каждому приходится трудиться вдвойне и втройне» - свидетельствует португальский хронист Корреа, этот важнейший современник-очевидец «трудов и дней» Афонсу Албукерки. Всего за три месяца на месте снесенной по приказу Албукерки старой портовой цитадели выросла новая крепость, выстроенная в европейском стиле, с каменными фундаментами и толстыми стенами, двухэтажной крытой галереей, предназначенной для установки тяжелых орудий - бомбард, и угловыми башнями, господствовавшими над городом и над рекой. Все это первоклассное фортификационное сооружение было окружено земляным валом, а вал – опоясан глубоким рвом. Городские стены Гоа были также укреплены, надстроены и усилены башнями с бойницами.
Кроме этих укреплений, губернатор португальской Индии дом Афонсу ди Албукерки построил в Гоа церковь, больницу и монетный двор. Он не скрывал своей радости по поводу такого игравшего ему на руку счастливого обстоятельства, как наличие на острове многочисленных каменоломен. Неплохим источником строительных материалов стало также мусульманское кладбище, а из имевшихся в изобилии устричных раковин было налажено производство извести. При этом, как в свое время – в покоренном португальским мореплавателем богатом Ормузе, всем португальцам, включая самых гордых из дворян-фидалгу, пришлось принимать участие в строительных работах под умелым руководством двадцати каменщиков-профессионалов, отыскавшихся среди солдат португальских «орденанс» - «рот швейцарского строя».
Поначалу союзник и деятельный помощник португальцев - бывший индийский пират Тиможа, занимал (как и до временного ухода Албукерки из Гоа), должность высшего чиновника, главы всего управленческого аппарата Гоа - танадара. Однако у Тиможи, вознесенного судьбой и милостью дома Афонсу, на такую высоту, началось, так сказать, «головокружение от успехов». Он стал тиранить своих единоверцев-индусов (видимо, за неимением мусульман, которых тиранил прежде). Не выдержав его тиранств, купцы-индусы обратились с жалобою к Албукерки, умоляя его заменить зарвавшегося Тиможу другим своим единоверцем, по имени Мел Рау (видимо – Рао), родственником друдественного португальцам раджи Онура (Хоннавара), высокообразованным индусом, пользовавшимся всеобщими любовью и уважением народа. Дом Афонсу пошел навстречу своим подданным-индусам навстречу, сняв Тиможу с поста танадара. Старый пират сначала был крайне недоволен лишением доходного места. Но, поскольку губернатор португальской Индии назначил его не конюхом или ночным сторожем, а казначеем, заведующим взимаемыми новым танадаром Мелом Рау податями и таможенными пошлинами, Тиможа скоро утешился, вне всякого сомнения, сумев обратить очередной поворот в своей судьбе себе на пользу.
Жители Гоа были вполне довольны выпавшим им жребием. Платить им приходилось меньше, чем под властью Идалкана. Стал нарастать поток мигрантов, переселявшихся, в поисках лучшей жизни, на остров Гоа с индийского материка. Однако же чрезмерное увеличение числа переселенцев не входило в планы Албукерки. По его замыслу, город Гоа, в отличие от Каннанури (Канура) и Кочина (Кочи) – португальских военно-морских баз и торговых точек на чужой, не португальской, территории - должен был превратиться в настоящую колонию Португалии, с постоянным португальским населением – своего рода маленькую Португалию в Азии. Для этого португальцам было необходимо обзавестись семьями. Поскольку же в те времена вряд ли нашлась бы хоть одна европейская женщина, согласная добровольно переселиться в далекую Индию, пришлось обзаводиться невестами на месте.
И Албукерки приказал выставить на всеобщее обозрение пребывавших дотоле на португальских кораблях в строгой изоляции пленных магометанок, вкупе с захваченными португальцами красавицами из гаремов вельмож Идалкана. В скором времени к Албукерки стали являться, с несколько смущенным выражением лиц, первые решившиеся на женитьбу португальцы, выбиравшие невест себе по вкусу. Губернатор одаривал каждую пару новобрачных домом с необходимой утварью и участком земли. Женихи, владевшие каким-либо ремеслом, получали вдобавок соответствующие инструменты, а неискусные в ремеслах – направлялись на обучение к искусным. Как говорится: «Не умеешь – научим, не захочешь – заставим». Поскольку дом Афонсу считал особенно важным наличие пекарен (вне всякого сомнения, прежде всего - для бесперебойного снабжения своего флота хлебом), большинство женихов и молодых мужей стали обучать ремеслу хлебопека. Но, кроме мастерских по обучения хлебопечению, вскоре появилось немало столярных, плотницких, портняжных и сапожных мастерских, цирюлен и таверн. Так Гоа стал мало-помалу превращаться из чисто азиатского в смешанный, индийско-европейский город.
Хотя сам губернатор португальской Индии и продолжал свято блюсти свой орденский обет безбрачия (к которому относился гораздо серьезнее, чем большинство современных ему членов рыцарского братства меченосцев Святого Иакова), он активно способствовал заключению все новых брачных союзов, проявляя по отношению к новобрачным верх любезности (напоминая этим поведение нашего царя Петра Великого в основанном им граде-«парадизе» на Неве). Так, если кто-либо из этих новобрачных приводил свою молодую супругу в церковь, Албукерки отнюдь не считал для себя зазорным галантно предложить ей руку и подвести ее к церковной скамье, как если бы имел дело со знатной дамой в дворцовой церкви короля Мануэла Счастливого. Губернатор португальской Индии нередко посещал новобрачных на дому, всякий раз радуя их каким-либо практичным подарком, полезным в домашнем хозяйстве. Но горе было легкомысленным повесам, донжуанам, вздумавшим гоняться за чужими женами! Такие беспощадно высылались из Гоа, в пример и назидание другим.
По прошествии всего двух месяцев число браков, заключенных с благословения дома Афонсу (возможно, подражавшего своему кумиру Александру Македонскому, также всемерно поощрявшему браки между своими воинами и персиянками), перевалило за сотню. Впрочем, нам с Вами, уважаемый читатель, не следует слишком обольщаться насчет широты взглядов дома Афонсу по матримониальному вопросу. Как ни печально это констатировать, но губернатор португальской Индии тщательно следил за тем, чтоб внешний вид невест соответствовал тогдашним европейским представлениям о женской красоте. И категорически отказывал своим португальским подчиненным в праве сочетаться законным браком с туземными женщинами из Гоа.
«Я всегда был против вступления моих людей в брак с темными (так! – В.А.) и порочными бабами (так! – В.А.) Малабарского побережья» - писал Албукерки дому Мануэлу. «В отличие от них, все бывшие магометанки (на которых дом Афонсу позволял своим людям жениться – В.А.) - светлого цвета (так! – В.А.), целомудренны, ведут скромный образ жизни. Сказанное относится также к женам и дочерям брахманов (высшей, священнической, касты в традиционном индуистском обществе – В.А.). Поэтому взятая в плен белая (женщина – В.А.) никогда не выставляется на продажу и не освобождается за выкуп, но отдается в жены порядочному человеку (из числа португальцев - В.А.), желающему жениться (о том, желает ли упомянутая белая женщина выйти замуж за этого порядочного человека или вообще за кого бы то ни было, в письме – увы! – и речи нет – В.А. ».
Скорее всего, упомянутые домом Афонсу «белые» девушки и женщины были действительно белыми, поскольку вельможи государства Сабажи (успевшего к описываемому времени переселиться в мир иной) отбирали для своих гаремов преимущественно персиянок и турчанок (а порой – славянок, грузинок, абхазок, армянок, татарок, черкешенок и представительниц других кавказских народностей).
Повторное покорение португальцами Гоа - лучшего порта Декана - буквально потрясло всю Индию. Разного рода мелкие индийские государи, после получения этого известия наперебой спешили заверить губернатора в своей «преданности без лести» португальскому монарху и его державе. Другие – например, раджа Онура, а также князья Чаула и Батикалы (известной своей торговлей, прежде всего, рисом, железом и сахаром), поторопились погасить свою задолженность по ежегодной дани. Да что там! Даже Кожиатар (Хаджи Аттар), коварный и злокозненный визирь Ормуза, отравивший португальского посла, направлявшегося ко двору шаханшаха Персии, прислал дому Афонсу письмо с поздравлением по поводу одержанной победы над Идалканом и упоминанием о готовности выплатить по первому же требованию пятнадцать тысяч серафимов. Послания с предложением мира и дружбы пришли от индийских властителей Диу, Камбея и Венгапура, и даже царь Виджаянагара, крупнейшей индусской державы, прислал в Гоа своего чрезвычайного и полномочного посла с достойными»поминками».
Албукерки предложил царю Виджаянагара заключить союз сразу же после своего вступления на пост губернатора Индии, но предложение дома Афонсу до сих пор оставалось без ответа. Если верить сообщению португальца Фрая Луиша, ведшего по поручению Албукерки переговоры с Виджаянагаром, царь великой индусской державы какое-то время планировал заключить союз не с домом Афонсу, а с его заклятым врагом – мусульманином Идалканом. Коль скоро это было так, то что мешало самому Албукерки попробовать поступить аналогичным образом – переиграть противника на его же поле? Индийские державы Виджаянагар и Декан были могущественными соседями, и в интересах Португалии было поддерживать между ними состояние не дружбы, а вражды. Поэтому Албукерки написал своему молодому противнику Идалкану, которого он теперь был намерен превратить в своего союзника, письмо следующего содержания:
«Глубокоуважаемый и добрый рыцарь!
Великий Афонсу ди Албукерки, генерал-капитан Индии, Ормуза и Гоа от имени весьма высокого и могущественного Дома Мануэла, Короля Португалии и Алгарвиш, Государя Гвинеи и завоеванных земель, мореплавания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии (так! – В.А.), свидетельствует Вам свое почтение.
Вам ведомо, что Сабажу, Ваш отец, имел обычай захватывать и уводить малабарские корабли из гаваней, принадлежащих Королю, моему Государю. Поэтому я был вынужден захватить Гоа, где я сейчас строю сильно укрепленный форт. Но я желаю быть Вам другом и поддерживать Вас в борьбе с Вашими врагами, пересылая Вам всех лошадей, присылаемых сюда. Я счел бы за благо, если бы купцы Вашей страны привозили сюда белую материю и иные товары в эти гавани, и забирали отсюда товары, доставляемые сюда по морю, и я обещаю обеспечить им надежную охрану.
Если Вы желаете жить в дружбе со мной, пришлите ко мне Вашего посланника, я же пришлю к Вам моего, ибо с моей помощью Вы приобретете немало земель и станете великим государем среди мусульман. Поскольку Сабажу, Ваш отец, умер, я желал бы стать Вашим отцом и держать Вас, как моего собственного сына. Пришлите мне незамедлительно ответ и Ваших купцов с их товарами. Предъявив верительные грамоты с Вашей подписью, они смогут беспрепятственно прибыть в Гоа, ничего не опасаясь.»
Хотя это послание считалось тайным, губернатор Индии позаботился о том, чтобы послу Виджаянагара стало известно его содержание. Узнав его, посол известил о нем своего царя. Извещенный своим послом, царь Виджаянагара наконец-то соблаговолил ответить на письмо дома Афонсу, предлагавшего ему мир и дружбу. Жаль только, что царь уже не мог вручить этот ответ для передачи Албукерки португальскому поверенному в делах - Фраю Луишу, проведшему в напрасном ожидании не меньше года при утопающем в роскоши, но полном опасностей виджаянагарском дворе. Ибо злосчастный португалец был отравлен неким злокозненным «турком»…
Подобно рою пчел или ос, жужжали вокруг Албукерки послы, посланцы и гонцы индийских государей, каждый из которых уверял дома Афонсу в искренности помыслов и дружбы пославшего его державного владыки. Которым умудренный опытом португалец, однако, не верил. «Столь льстивые речи не перестанут сходить с их языков, лишь, пока они нас боятся» - писал он королю Португалии Мануэлу Счастливому. А сам, насколько мог, оттягивал момент предоставления этим посланцам и послам аудиенции, задерживая их в Гоа как можно дольше, чтобы максимально впечатлить их зрелищем растущих, под его надзором, не по дням, а по часам, гоаских крепостных сооружений, возводимых по последнему слову европейской фортификационной техники.
Настал март месяц, и оказавшийся, по воле судеб (и противных ветров), со своей флотилией в Индии португальский флотоводец дом Диогу Мендиш ди Вашконселуш счел для себя уместным напомнить губернатору о намеченной на апрель экспедиции в Малакку (с целью освобождения томившихся там в заключении членов португальского посольства и заключения с султаном Малакки торгового договора), в которой должен был принять участие и дом Афонсу. «Это невозможно!» - ответил Албукерки - «Перед этим мне необходимо совершить плавание к Красному морю и, соответственно, оставить на время моего отсутствия в Гоа гарнизон и выделить сильную эскадру для охраны побережья Индии. Поэтому я не могу дать Вам никаких подкреплений».
Однако Вашконселуш был готов плыть в Малакку даже безо всякой поддержки со стороны Албукерки. Он утверждал, что от него в Гоа нет ни малейшей пользы, что у купцов, сопровождающих его, кончается терпение. А на язвительный вопрос дома Афонсу Албукерки, чего он, собственно надеется добиться от правителя Малакки со своими четырьмя каравеллами изъеденными червями, Вашконселуш гордо отвечал: «Король назначил меня самостоятельным командующим эскадры, и сам губернатор Индии не вправе удерживать меня силой от выполнения королевского приказа!»
«И все же губернатор Индии еще раз повторяет: плыть в Малакку Вам нельзя!»
Разъяренный Вашконселуш возвратился, так сказать, «несолоно хлебавши», на борт своей каравеллы, где принялся обсуждать с подчиненными ему капитанами сложившуюся ситуацию. Все четыре капитана потребовали от него немедленно сниматься с якоря. Их поддержали кормчие, поторопившиеся заявить, что эскадра может выбраться из гавани Гоа под покровом ночи, используя прилив и, в течение некоторого времени, также береговой ветер, дующий в сторону моря и затихающий лишь с наступлением утра. Не без колебаний, Вашконселуш все-таки поддался на уговоры своих подчиненных.
Восход солнца застал три каравеллы стоящими по ту сторону песчаной мели. Четвертая осталась в гавани, ибо у ее капитана в последний момент появились сомнения в успехе задуманного. Рано утром он решил во всем признаться Албукерки.
Тот выслал вдогонку дезертирам целый рой гребных судов, вооруженных вертлюжными пушками . Воспользовавшись ослаблением берегового ветра, они быстро догнали беглецов, и наказали Вашконселуша за отказ спустить паруса градом ядер, которые железной метлой дочиста вымели палубу его флагмана и расщепили пару реев. Гордый дом Диогу возвратился в Гоа пленником.
«Я изумлен тем, как легко Вы позволили этим горячим головам сбить Вас с пути истинного» - сказал Албукерки. «Бегство от своего Главнокомандующего, губернатора Индии – тяжкое преступление!»
И снова Вашконселуш проявил свою жестоковыйность, заявив, что дом Афонсу – ему не Главнокомандующий, и потому он ему не обязан ни малейшим послушанием.
«Ну, коли Вы не желаете прислушаться к голосу разума» - ответил Албукерки –«я покажу, Главнокомандующий я Вам, или нет!»
В присутствии самых знатных и уважаемых фидалгу дом Афонсу провел заседание военного суда, приговорившего Диогу Вашконселуша, на время до его возвращения на родину с очередным «перечным флотом» (ежегодно доставлявшим пряности из Индии в Португалию), к тюремному заключению в форте Гоа. Что касается кормчих, подбивших своего начальника на дезертирство, то один из них был сослан в португальскую колонию Бразилию, два же его сотоварища так легко не отделались. Эти двое еще раньше, при осаде португальцами дома Афонсу Ормуза, сделались соучастниками аналогичного преступления, совершенного тремя дезертировавшими капитанами. Таких проступков Албукерки никогда не забывал и не прощал. За прошедшее с момента бегства преступных кормчих из-под Ормуза, а затем – из Индии, они успели побывать в Португалии, получить там помилование от короля и снова отплыть за море…забыв, однако, на свою беду, прихватить с собой свидетельство о своем помиловании домом Мануэлом Счастливым. Так что теперь Афонсу Албукерки, губернатор Индии, мог со спокойной совестью судить их сразу за оба преступления и приговорить преступников-рецидивистов к смертной казни через повешение.
Конечно, можно по-разному относиться к поведению сеньора губернатора в этом деле. Вне всякого сомнения, дом Афонсу был абсолютно прав, удерживая жестоковыйного Вашконселуша от плавания в Малакку, ибо последующие события убедительно доказали, что крохотную эскадру дома Диогу там ждала бы верная гибель. Другой вопрос, вправе ли был Албукерки отдавать приказы Вашконселушу и требовать от того послушания. По мнению дома Афонсу, Вашконселуш был обязан подчиняться ему, пока находился в Индии, однако дом Диогу мог на это с полным основанием возражать (и возражал), что находится в Индии лишь вынужденно, в силу обстоятельств.
«В жизни мне еще не приходилось переживать ничего более постыдного» - писал губернатор своему королю дому Мануэлу, сообщая тому о деле Вашконселуша – «Я считаю просто чудовищным вызов, который он посмел открыто бросить мне в присутствии всех посланников царей и князей Индии, находившихся в то время у меня». Но в том же письме дом Афонсу не преминул подчеркнуть заслуги Вашконселуша: «Тем не менее, заверяю Вас, Сеньор, что Диогу Мендиш ди Вашконселуш – достойный человек, мудрый, храбрый, и способный подавать полезные советы. Я испытывал к нему немалую приязнь, и потому был поражен сверх всякой меры, когда он, так строго осуждавший происшествие под Ормузом (дезертирство трех капитанов вкупе со своими кормчими – В.А.), сам оказался способным на подобное же действие…».
Вообще же, положа руку на сердце, следует признать главным виновником этого достойного сожаления конфликта, закончившегося казнью нескольких его участников… самого короля дома Мануэла Счастливого. Кто, как не он, отправил Вашконселуша с совершенно недостаточными силами в Малакку, приказав при этом Албукерки оказать поддержку Вашконселушу, исследуя одновременно Красное море и обеспечивая безопасность португальской Индии. Одно из двух: либо король считал своих капитанов способными творить чудеса, либо надеялся, что чудеса за них будет творить милосердный апостол Сантьягу!
В апреле губернатор португальской Индии смог со спокойной совестью отплыть из Гоа. Охрана колонии была возложена им на четыреста двадцать наемных солдат, распределенных по крепости и городским стенам. Кроме того, каждый житель Гоа был обязан трижды в месяц нести караульную службу. Женатые мужчины были освобождены от этой службы, но получили от губернатора лошадей, и проходили регулярное обучение верховой езде, конному строю и конному бою под надзором коменданта крепости.
Начальнику торговой фактории, хорошо знающему свое дело коммерсанту-флорентийцу, Албукерки поручил постоянно держать наготове солидный запас перца, имбиря и гвоздики, чтобы торговцы, приплывавшие в Гоа с арабскими лошадьми, не заходили в другие порты для загрузки своих кораблей, отправляющихся в обратный рейс.
Береговую охрану несли две каравеллы под командой капитанов Ласерду и ди Мелу. Третья каравелла, под командой капитана ди Бежи, была направлена на Сокотру с поручением снести тамошний форт, построенный в свое время португальцами, а на обратном пути зайти в Ормуз и получить с него положенную дань, готовность уплатить которую злокозненный визирь Кожиатар сам изъявил недавно Албукерки в своем льстивом поздравительном письме.
Отдав все эти весьма разумные и обстоятельные распоряжения, Албукерки вышел со своей эскадрой в море. Однако это его второе плавание к Красному морю оказалось столь же неудачным, сколь и первое. Ветер переменился раньше, чем обычно, сделав невозможным плавание в западном направлении. Флот Албукерки вынужден был, после долгой и упорной, но напрасной борьбы со стихией, возвратиться обратно в Гоа…
В том году дому Афонсу так и не довелось дойти ни до Адена и Суэца, ни до Ормуза. Однако же в намерения Албукерки не входило бесконечное, бездеятельное ожидание «у моря погоды» в течение всего периода муссона под защитой пушек крепости Гоа. Он незамедлительно усилил гарнизоны Каннанури и Кочина, введя еще несколько кораблей в состав Индийской Армады, дабы обеспечить безопасность сферы португальского влияния на период его, Албукерки, отсутствия.
Затем дом Афонсу собрал под своим командованием эскадру, подчинявшуюся прежде Вашконселушу, добавил к ней еще одиннадцать сохранивших более-менее плавучесть собственных каравелл и три галеры , посадил на корабли этого объединенного флота восемьсот португальцев плюс двести прошедших военное обучение по португальскому образцу туземцев, поднял свой флаг на корабле «Флор ди ла Мар» («Морской Цветок») и вышел в открытое море.
Он держал курс на Малакку.
Но это уже другая история...
Здесь конец и Господу Богу нашему слава.
ПРИМЕЧАНИЕ
В заголовке настоящей военно-исторической миниатюры помещен гравированный портрет губернатора португальской Индии, рыцаря Ордена меченосцев святого Иакова (Сантьягу) дом Афонсу ди Албукерки.