В причудливых горах между небом и землёй живут странные сущности, что именуются чувствами.
В идеальном доме с эфемерными башенками обитает очень красивая девушка. Она выходит на лужайку в пышном светло-розовом воздушном платье и соломенной шляпке с большими полями, чтобы солнышко не трогало её белоснежную кожу. От неё исходит чудесный свет, который струится до самой земли, и те, кого касается этот свет, ловят флюиды и становятся такими же светлыми и солнечными, как улыбка той девушки, которую зовут Любовь.
Рядом соседка – полная противоположность, потому что она носит только тёмные одежды и шляпку с чёрной вуалью, может, потому что никогда не улыбается. И взгляд её не сулит ничего хорошего. Дом, в котором она живёт, такой же мрачный. Чёрной тучей она пытается затмить нежный свет, который излучает Любовь. И зовут её – Ненависть.
Захаживает к соседкам и серый господин по имени Страх. Выглядит он каким-то липким и дрожащим. Он никогда не снимает чёрные очки, серое пальто и серую шляпу. И любому, кто ощущал присутствие этого господина, становилось неприятно и как-то муторно на душе. Никто никогда не посещает его дом.
Каждый из них делает своё дело. Но однажды, сидя в беседке на лужайке, они заспорили, кто из них сильнее, какие чувства возобладают в человеке.
– Я самая сильная, – сказала Любовь. – Из-за меня люди становятся добрее, лучше. Они готовы умереть за меня. Они все стремятся меня изведать. Души распахиваются мне навстречу. Как только появляюсь я, у человека учащается дыхание, сердце начинает колотиться, и людей тянет друг к другу.
– Какая ерунда, – молвила Ненависть. – Я самое сильное чувство. Я уничтожаю всё то, что ты, Любовь, внушаешь людям. Я не прощаю обиды и унижения. И все, к кому ты, Любовь, повернулась, извини, задом, они идут ко мне. А я их привечаю, насыщаю, дарю свой гнев. И они уничтожают твои сюси-пуси, подчиняясь мне. Я возникаю по отношению к тому, кто кого-то в чём-то превосходит. И если люди лишь готовы умереть за тебя, то из-за меня они убивают друг друга. Глубокая обида рождает мощную агрессию – и из этого вырастаю я. Так что при моём появлении дыхание учащается, сердце начинает колотиться, и людей отталкивает друг от друга.
– Да, ладно, – вступил в спор Страх. – Ну и возомнили вы о себе, девочки. Что вы обе по сравнению со мной? Это я правлю миром людей. Заметьте, чуть какая-то опасность, пусть даже мнимая, не ты, Любовь, не ты, Ненависть, приходите, а я. И что происходит с человеком? Дыхание учащается, сердце начинает колотиться, только это совсем другое дыхание и совсем другое сердечное подрагивание. Мышцы напрягаются. Если бы люди не боялись, они бы долго не прожили. Потому что часто я их спасаю от опасности. И друг от друга. Я обращаю людей в бегство, заставляю отказаться от принципов.
И так они заспорили, отстаивая каждый свою эмоцию, так закричали, что на шум пришёл старый Мудрец.
– Чего кричите так громко? Вы ничего никому не докажете визгливыми воплями. Лучше попробуйте испытать свои эмоции на конкретных людях. Может, тогда и успокоитесь. А когда разберётесь между собой, тогда расскажете, что у вас получилось, кто прав оказался, а я вас послушаю. И постараемся разобраться в этом сложном вопросе.
***
Берта шла по променаду возле моря, радуясь сентябрьскому нежному дню. Наконец-то она уговорила мужа Гришу поехать к этому мягкому осеннему теплу, к этой ласковой волне, к этому балтийскому солнцу. Но согласился он лишь потому, что недалеко от курортного городка жил его армейский друг, к которому Григорий собирался съездить в выходные. В родном городе шли дожди, и все дни были серыми, как и мысли. Здесь не хотелось об этом думать, но нет-нет да и вспоминалась та тоска, с которой она жила последние годы.
Они с Гришей были женаты уже пять лет. Конфетно-букетный период закончился слишком быстро. Надо, наверное, было на этом и остановиться. Но белое воздушное платье, кружевная фата, море цветов и кукла на капоте затмили все сомнения. А дальше? Не ужились ни с тёщей, ни со свекровью, пришлось снимать квартиру, и муж время от времени упрекал, что нечего было свой норов показывать перед его мамой, а теперь приходится столько денег выкладывать за съёмную квартиру. Поэтому и детей отказывался заводить и очень тщательно следил, чтобы она не забывала пить таблетки. Потом мать Гриши продала дачу, а её родители – гараж, и они смогли взять ипотеку, которую надо было ещё платить и платить.
Даже здесь, в этой красоте, они с мужем не могли найти общий язык. Он не ездил с ней на экскурсии. Целый день накачивался местным пивом и ложился спать, когда курортники начинали развлекаться. Она же включала телевизор и думала, как ей всё это надоело. Развестись, значит, вернуться в мамину квартиру, ипотека-то не выплачена. Ещё неизвестно, что лучше: слышать храп мужа или ютится в тесноте с родителями и братом.
Берта отказывалась даже себе признаться, что ей хотелось любви. Да такой, как выражалась подруга Динка, чтобы бабочки в животе порхали. У неё никогда не было ни бабочек, ни стрекоз.
– Ой, какой красывий дэвушка.
Берта оглянулась, но рядом не было больше ни одной девушки. Зато на неё смотрел джигит не первой молодости с бравыми усами. Она разозлилась.
– Дядя, иди, куда шёл. Красота моя не для вас, – огрызнулась Берта, машинально поправив пышные каштановые волосы.
– Вах-вах, такой красывий дэвушка и такой грубий, - джигит пошёл дальше, качая головой.
А Берта снова улыбнулась солнцу, несмотря на грустные мысли о муже, стала мечтать, что всё в её жизни изменится к лучшему, вот даже этот престарелый джигит заметил, что она красивая. Сердце отчего-то трепыхалось, она не могла понять, отчего так.
Просто Берта не ведала, что высоко на облачке расположилась сама Любовь, расправив пышные юбки и свесив ножки в изящных туфельках, наблюдала за ней и посылала флюиды, которые пели внутри Берты сладкоголосыми птичками. А рядом с Любовью сидел маленький кудрявый мальчуган с крылышками, он крепко держал лук и стрелы. Любовь ждала подходящую кандидатуру. И вот наконец на горизонте появился загорелый мачо.
– Это же как раз то, что нужно, – решила Любовь. – Приготовься, малыш. Видишь, вон там высокий мужчина? Как только он поравняется с нашей девушкой, стреляй.
Но это был совсем неопытный мальчик, он только учился стрелять, долго целился, замешкался, и загорелый мачо прошёл мимо, даже не взглянув на Берту. Зато, когда стрела достигла цели, рядом с девушкой оказался невысокий встрёпанный мужчина в шляпе-сомбреро, нелепой футболке и смешных шортах, который нервно поправлял круглые очки.
– Ну вот, всё испортил, малыш, – ненадолго расстроилась Любовь, но тут же встряхнулась. – А хотя… Может, так даже интереснее.
Мужчина вздрогнул, замер и уставился на Берту. Девушка хотела пройти мимо, но что-то её остановило. Она и потом не могла понять, что заставило её обратить внимание на этого странного человека. Да и мужчина себе удивлялся не на шутку.
Феликс был по жизни очень застенчивым. Может, потому что его так воспитала мать, всё решавшая за него, или жена, которая и за человека его не считала, потому что он зарабатывал меньше, чем она, а возможно, всё сразу. Это когда-то было престижно –профессор философии. Мать отмалчивалась, считая, что сын не о том думает, жена и вовсе не слушала, отмахиваясь от его рассуждений. Он писал статьи, которые тоже особо никому не были нужны, лишь студенты усердно конспектировали его лекции, чтобы сдать экзамен. А взглянув на Берту, он почему-то решил, что именно эта девушка выслушает его и оценит. И никогда бы не подумал, что так вдруг сможет начать разговор с незнакомой красавицей, но вот осмелел и спросил:
– Извините, а вам здесь нравится? – и застыл в ожидании ответа.
– Очень, – искренне ответила Берта. Ей почему-то импонировало, что этот чудаковатый мужчина с ней заговорил.
Они и опомниться не успели, как оказались вместе за столиком летнего кафе с чашечками ароматного кофе. Оказалось, что оба приехали в этот курортный городок из Питера.
Любовь зевнула и отправилась домой, справедливо решив, что теперь эти двое разберутся сами.
Они и разбирались, всё ещё не понимая, как так получилось, что вечером, гуляя по променаду, чувствовали какую-то немыслимую близость.
– А вы знаете, Берта, что в этих краях жил очень интересный учёный – Иммануил Кант? – спрашивал Феликс.
– Это тот, что про звёздное небо рассуждал?
И Берта вскидывала голову, чтобы увидеть это самое звёздное небо над морем.
– Да, именно. И про моральный закон внутри нас. А давайте завтра съездим в областной центр к могиле Канта. Знаете, он никогда не выезжал из города. Вы хотите увидеть город Канта или, вернее, то, что от него осталось?
– Это было бы замечательно.
Они ездили на экскурсии, могли говорить обо всём и даже, когда молчали, казалось, что всё равно говорят и понимают друг друга.
Берта и не вспоминала, что отдыхает здесь с мужем. А жена Феликса, отправив его на Балтику, сама уехала путешествовать по Италии. Но он тоже не думал о жене.
И потом они опять не поняли, как оказались в одной постели в номере Феликса. Им было так хорошо вместе, как будто родились заново. Берта наконец узнала, как бабочки порхают в животе.
Гриша ничего не замечал до тех пор, пока не обнаружил, что Берта не ночевала в номере.
– Ты где была? – заорал муж, когда Берта пришла за вещами.
– Я ухожу от тебя. Наконец-то я встретила мужчину, который понимает меня. Надеюсь, ты не держишь зла. Мы всё равно чужие с тобой.
Возможно, Григорий и проглотил бы это заявление жены, но в это время в окно номера заглянула Ненависть. Теперь был её выход.
Как так? Жена, его собственность, вдруг собралась бросить его. Такого быть не должно. И если когда-то были какие-то чувства к Берте, все они вытеснялись враждебностью к ней. Злость, душившая его, не вырвалась открытой агрессией – он не мог ударить женщину, но внутри всё заходилось от ненависти. Ему трудно было осознать, ненавидел сейчас жену как человека, которого любил, или просто как ставшую чужой предавшую женщину. А может, ростки этой ненависти зародились ещё раньше.
Гриша сначала застыл от неожиданности, а потом схватил чемодан и вытряхнул вещи Берты.
– Никогда! Ты слышишь, никогда я не буду брошенным мужем. Если ты сейчас уйдёшь, горько пожалеешь. Голой и босой останешься. Поняла?
Ненависть сидела на подоконнике и улыбалась с мыслью о том, что её подопечный не мог так сильно любить жену, как теперь ненавидел.
Берта схватила сумку, оттолкнула пустой чемодан и выскочила из номера. Всё это казалось сиюминутным, не стоящим внимания, ведь впереди её ждала вечная любовь.
– Берта, как я рад, что ты решилась на поступок, – радовался Феликс. – Мы всё сможем. Как только вернёмся в Питер, я тоже поговорю с женой.
Григорий был вне себя. Известно, что люди более постоянны в своей ненависти, чем в любви. Он схватил мобильник и стал названивать армейскому другу, из-за которого и согласился на эту поездку.
– Привет, Крош. Я тут на море отдыхаю, хотел вот сюрпризом к тебе нагрянуть, бутылёк раздавить. Да такая байда случилась – пугануть тут одного чела надо. Поможешь?
– Гриня, друг, за чем дело стало? Это завсегда. Уже едем с брательником. Геолокацию скинь.
А на следующий день Феликса подкараулили два качка, когда он утром побежал за цветами для любимой. Они ещё ничего не сказали и не сделали, а мужчина уже почувствовал, как всё его существо напряглось и внутренне задрожало. В мозгу стали всплывать философские мысли, где-то когда-то услышанные: «Страх – это топливо для нашего существования. Всё наше существование соткано из страхов: мы рождаемся с ними, преодолеваем их или пасуем перед ними. В любом случае мы каждый раз получаем опыт и совершаем выбор». Он уже понял, что выбор делать придётся.
– Ну чё, малохольный, – прошамкал один из качков. – Ты же понимаешь, чужих жён иметь нехорошо.
Феликс даже рта раскрыть не мог. Чувство страха составляет, по всей вероятности, самое мучительное из всех психических ощущений, доступных человеческой природе – об этом он тоже где-то слышал, а может, даже лекции читал.
– В общем так, – сурово сказал второй. – Очень не хочется заниматься членовредительством, но, если ты в пять минут не уедешь с концами из этого городка, пока ещё твоя жена ничего не узнала, пеняй на себя. Жить будешь… Но плохо. Так плохо, что пожалеешь, что не умер. Тебе понятно, или более доходчиво объяснить?
А из-за бювара с минеральной водой выглядывал довольный серый господин, наблюдая, как бегали глазки и тряслись руки его подопечного. Страх побеждает Любовь, что и требовалось доказать.
Феликс с тоской глядел на Берту. Страх подавил все остальные чувства, так и не дав насладиться счастьем в полной мере. Ему было стыдно объяснить свой поспешный отъезд. Берта с удивлением наблюдала, как Феликс собирал чемодан, проверял, на месте ли документы.
– Прости, Берта! Так получилось. Я виноват, очень виноват. Но не могу. Прости, прости, прости…
Он искренне плакал, целуя Берту в щёку, пока ждал такси. Она ничего не могла понять, когда осталась в номере одна. Он так ничего и не объяснил, лишь отдал ей ключи, сказав, что номер оплачен ещё на три дня, и она может здесь остаться. Бабочки разом упорхнули, как и не было.
В самолёте на обратном пути они сидели с мужем на соседних местах – билеты были куплены заранее, но Гриша делал вид, что они вовсе не знакомы.
***
А в это время в беседке на лужайке Страх гордо говорил соседкам:
– Вот видите, девочки, со мной трудно совладать. Страх не в опасности – он в самих людях. Страх лишает человека помощи рассудка.
– Но, если бы не я, мой подопечный не стал бы привлекать страх себе в помощники. Несомненно, что люди от природы склонны к ненависти. Разве не ненависть, подобная свирепому псу, уничтожает все добродетели? – горячилась Ненависть.
– Да, ладно. Не бывает ненависти без страха. Человек на всё готов пойти, когда боится, умные становятся глупцами, сильные – слабыми, а слабые – ничтожествами, – серый господин упивался своей правотой.
– Если в сердце поселилась ненависть, там нет места любви. Да и страху тоже.
– Любовь не уживается со страхом, – промолвила доселе молчавшая красавица, поправляя пышные юбки. – Это верно, но ведь страх – это результат неосуществившейся мечты. А мечту даю лишь я. От ненависти до любви – один шаг. Да и без меня не началась бы вся эта история. Любовь правит миром. Это из-за любви родилась ненависть, которая вооружилась страхом.
Они опять начали кричать, доказывая каждый свою правоту. Мудрец слушал, слушал, наконец не вытерпел:
– Хватит спорить. Все вы сильные чувства. Каждое по-своему. Не лезьте к людям, пусть сами разбираются, когда, в каких обстоятельствах какое чувство призовут в свою жизнь. Сидите тут в своих горах и наблюдайте. А люди до бесконечности будут любить, ненавидеть, бояться – до тех пор, пока существует жизнь на Земле. Ваш спор вечен.