Рождественские каникулы наконец закончились; студенты и преподаватели вспоминали про лекции и семинары с конспектами. Университетские здания вновь были многолюдны — и Патрик Блэкетт тоже торопился в свою лабораторию. На днях вышел новый номер «Заметок о квантовой физике»; свеженапечатанный экземпляр уже лежал в портфеле Блэкетта, и молодой исследователь решил изучить его после занятия с Оппенгеймером. Но скорее всего стоило бы ему достать «Заметки» из портфеля, и мальчишка не успокоился бы, пока ему бы не разрешили почитать вместе — как в итоге и вышло в прошлый раз. Впрочем, Роберт, никак не блиставший в работе с приборами и находивший себе проблемы даже когда просто передвигал стол, удивительно легко воспринял новые теории, и проницательные рассуждения студента иной раз изумляли Патрика. «Надо бы его в клуб Капицы позвать, наверно...»
Раздумывая так, Блэкетт не заметил, как добрался по усыпанной снегом дороге к лаборатории. Начинался день как обычно — только, листая «Заметки», Патрик подмечал: что-то не так. Но что? Всё на своих местах, никакого бардака, посторонних тоже нет...
«...И Оппенгеймера тоже нет».
Блэкетт нахмурился, закрыл журнал. Этот студент не был хорош в лаборатории; многие его действия исследователь не понимал, а последствия других приходилось расхлёбывать иногда не за один день. И всё же при всех своих изъянах ленью Оппенгеймер не отличался — особенно в последние недели, когда они в основном рассуждали об идеях Гейзенберга или Шредингера. Паренёк слишком им увлёкся, чтобы вдруг пропасть. «Не в его духе прогуливать... Может, заболел и в кои-то веки догадался остаться дома? Был ли у него телефон?»
Жильё мальчишки — довольно скромное, хоть и Оппенгеймер не выглядел бедным, — Патрик видел, когда провожал того домой. Роберт тогда схватил простуду, не озаботился её лечением — и свалился без чувств прямо на занятии. Ещё и помощь с трудом принял... Неужели решил в этот раз дома отлежаться? Растёт...
Блэкетт задумался, посмотрел на часы, на журнал. То, чем студенты занимались за пределами университета — не его дело; но... «Нет. Не в духе Роберта прохлаждаться дома, хоть бы и с недугом; тот скорее бы попёрся несмотря ни на что...»
Вздохнув, Патрик надел пальто и шарф, запер лабораторию. Адрес, по которому проживал его ученик, Блэкетт знал — так что, раз уж занятие не вышло, почему бы не пройтись?
...Квартал, где Оппенгеймер снимал жильё, не отличался изысканностью построек. И дома все почерневшие от угольной пыли, и прохожие, которых здесь куда меньше, не слишком приветливы... Впрочем, разговаривать с ними Блэкетт и не собирался; исследователь шагал к нужному дому с некогда синей дверью.
— Оппенгеймер, вы тут? — звонок, похоже, не работал давно, да и не Роберту же его ремонтировать; так что Патрику пришлось по старинке стучать в дверь.
— Оппенгеймер?
Прошло, должно быть, несколько десятков секунд — «чертовски длинных» — прежде чем дверь всё же открылась.
— Здрасьте... А... Зачем вы здесь?..
— Вы не пришли на занятие. Хотел бы знать, почему.
Блэкетт пристально разглядывал паренька, не понимая перемены его облика. До каникул Роберт, казалось, оттаял, и взгляд, когда он с восторгом и до хрипоты спорил о принципе неопределённости или корпускулярно-волновом дуализме, загорался ярче тех лампочек из его удачной электрической цепи. Но насколько не похож тот Роберт на этого тоскливого парня, ещё более растрёпанного, чем обычно, в мятом расстегнутом жилете, в не самой свежей рубашке, которую малец даже не удосужился заправить в брюки, — того парня, который нерешительно топтался на пороге, избегая взгляда Блэкетта.
— Так что у вас случилось?
— Нет... Ничего... Всё хорошо... — Оппенгеймер отвёл взгляд. Блэкетт вздохнул.
— У вас не очень получается лгать. Так что?
— Какая разница... Всё равно исключат...
— Не понял. О чём вы? — если бы такой приказ в самом деле был, преподаватель бы знал. «Опять какой-то бред?»
— Как... Я же там... Чуть не убил... — мальчишка опустил голову.
— Так. Давайте выпьем чай и вы расскажете нормально, — перебил Патрик, снимая пальто. — Здесь есть чай?
«Да уж... Это явно не на пять минут. Что ж с тобой так сложно?..»
— Ну... Кажется, где-то был на кухне...
«Не в спальне, и то хорошо», хотел было добавить Блэкетт, но промолчал.
Чай получился крепким — даже слишком; но искать другой не хотелось.
— Что ж. Приятного аппетита, — Патрик глотнул темный напиток. — А теперь по порядку. Что вы там натворили?
— Я... Френсиса... Я... Разозлился на него, он хвастался, и я...
— Напали на него, — закончил Блэкетт, сделав ещё один глоток. — Что с ним сейчас? В какой больнице?
— Нет, он не в больнице, он уже в порядке...
— Тьфу ты. Так это просто драка. Даже у нас на «Стерджене» не редкость было... — Патрик фыркнул, допивая мутный чай. «Стёрдженом» звался корабль, на котором младший лейтенант Блэкетт провел последние месяцы войны в составе эскадры Харвича. Порядки в той эскадре были так себе; война их не касалась, и развлечениями было не подготовка к возможным столкновениям, а карты, драки и — что тоже немало удручало Патрика — алкоголь. «Хоть Оппенгеймер этим не балуется...»
— И вы из-за такой ерунды заперлись здесь? — не отставал Блэкетт.
Роберт молчал, все так же не глядя на преподавателя, но чай всё же отхлебнул.
— Не знаю, сколько дней вы думали дышать здесь этим табаком, — Патрик поставил на стол пустую чашку и оглядел кухню. — Но завтра жду вас в лаборатории.
— Так я правда... Смогу учиться дальше? — мальчишка наконец поднял взгляд на Блэкетта. Тот кивнул, надеясь, что не выглядит так, словно ему смешно:
— Даже за драку в стенах университета давно не исключали, а тут... Боже, я ожидал куда более худшего...
— И...
— Допивайте чай, пока совсем не остыл. И нет, — добавил Блэкетт. — Завтра я все ещё жду вас в лаборатории.