Глава 31. Профессор маразмом не блещет.
- Научитесь, наконец, произносить слово «нет». Отказываться гораздо приятней, уж поверьте мне, - в очередной раз напутствовал меня Листенгорт, - это я к тому, что среди сегодняшних адресатов имеется весьма странный персонаж- коллега и учитель Ларисы Ильиничны, профессор психиатрии Петр Ильич Чижевский. Если вы не настоите на своем, то непременно попадете на импровизированную лекцию, а это часа два потерянного времени. Он - личность неординарная и, без сомнения, в маразме, но нужно уважать старость. Прошу вас, будьте деликатны и заклинаю лишь об одном: не вступайте в дискуссии, тем более на медицинские темы. А если все же угораздит, не вздумайте поверить хоть чему-то из того, что услышите. И вообще, оставьте этот визит напоследок, когда выполните все заказы, парой минут не отделаетесь.
Я поступил ровно так, как посоветовал Листенгорт, оставив профессора на закуску. Улица Баранова (Княжеская) оказалась короткой и тишайшей. Дом номер восемь располагался рядом с медучилищем, и по старинной двери на втором этаже, в которую можно было въезжать верхом, безошибочно угадывалось профессорское жилище. Я на всякий случай сверился с запиской и надавил кнопку звонка. Дверь открыл сухонький старичок невысокого роста, готовый ко встрече со мной лишь наполовину. До пояса на нем был серый пиджак в мелкую полоску, ворот белой сорочки плотно стягивал узкий галстук. Все, что простиралось ниже, носило характер домашних, потрепанных жизнью штанов, именуемых в простонародье трико, и, как апофеоз, сандалии с загнутыми носами. Маразм, обещанный Листенгортом, обозначился с порога.
- Вы от Ларочки? Проходите пожалуйста, - широко улыбнулся профессор, оголяя ровные зубы вставной челюсти.
- Нет! Я принес гомеопатические пилюли, - опасаясь переступать порог, как можно громче ответил я.
- Я же говорю, от Ларочки! – продолжал упорствовать старик, все глубже заманивая меня в квартиру. Я для наглядности вытащил коробок с пилюлями и, потряхивая им, повторил:
- Это ваши гомеопатические лекарства!
- Я понял, понял! Не нужно кричать! Вы сами не знаете, как вовремя зашли, - все больше пугая, ошарашивал он, - вы ведь от Ларисы Ильиничны, верно? - опять улыбнувшись, уточнил профессор.
- Да! - подтвердил я.
- Я же говорю, от Ларочки, а вы никак в толк не возьмете. Не подумайте, что я впал в старческую фамильярность. Лариса Ильинична- моя ученица. Я знавал ее еще совсем юной. Проходите же, не стойте у порога. Не обращайте внимание на мой вид. Я с утра собирался на рынок, но получил озарение и засел за работу, застыв между сэром и пэром, - он красноречиво показал рукой, где, по его мнению, поселился один, а где другой. Не знаю, что заставило его использовать такое сравнение, но я не рискнул уточнять, какая из половин облачалась для похода на рынок.
- Вот ваши пилюли. Где их оставить? - топчась на месте, чтобы не обидеть хозяина и не продвинуться вглубь пугающего маразма, справился я.
- Бог с ними! Оставьте, где сочтете нужным. Я же говорю, вы очень вовремя зашли. Мне нужна ваша помощь!
- Я бы рад, но очень тороплюсь, - невнятно попытался отказать я.
- Один я физически не справлюсь. Будьте милосердны, помогите передвинуть стремянку в библиотеке, - ухватив меня за плечо и подталкивая в комнату, взмолился он. Я мысленно трижды плюнул через левое плечо и сдался. Библиотечная стремянка легко двигалась на колесиках вдоль рядов с книжными полками, и я толкнул ее:
- Вот здесь! Все хватит! Пожалуйста, с предпоследней полки, толстую, с зеленым корешком. Теперь, будьте добры, с самой верхотуры альбом «Выпуск 1960». Нет, нет, немного правее! - среди пыльных книг по медицине и каких-то альбомов я нашел нужное и спустился вниз. Профессор отложил книгу в сторону, смахнул с альбома пыль платком, выхваченным из кармана пиджака, и, приложив к глазам очки, принялся листать:
- Вот она, красавица! Гляньте, узнаёте? - он ткнул в групповое фото прошлых лет, на котором были запечатлены молодые люди в сценических костюмах, - ну, ищите же, узнаёте?
Я попытался отыскать знакомые лица, но, боясь ошибиться, не решился кого-то выделить.
- Не мучайтесь, вот она, самая веселая, видите, смеется, - он указал дужкой очков на юную красавицу, и я понял, что правильно медлил, делая ставку на другую особу, - в те годы она всегда смеялась, пылая подлинными страстями. Диспуты, музыкальные вечера, капустники. Вы знаете, я помню ее на сцене: «Студентка третьего курса Бловацкая Лара, старинный русский романс «Я ехала домой», гром оваций в зале, - грустно улыбнулся он.
- Вся она жила этим. Наука, по правде говоря, не была ее коньком, училась посредственно, но с первого курса за ней ухаживал лучший студент потока Володя Комаров. Он-то и вытягивал ее на зачетах и экзаменах. Мы не судили строго, детство у нее было не сахар, родители сгинули не то от рук фашистов, не то от…, - он помедлил, ища определение, но, не решившись произнести, продолжил:
- Ее воспитывала бабушка по своему разумению, сообразно сорока рублям пенсии. При этом Лара ухитрялась блистать, перешивая и перелицовывая семейные наряды. Вовка углядел ее еще на вступительных, и с тех пор они были неразлучны, держась за руки, словно приклеенные. Эти жуткие нахалы умудрялись целоваться на лекциях, переменах и зачетах. И это в те целомудренные годы. Ни комсомол, ни общественность не в силах были воздействовать и просто махнули рукой, - он глубокомысленно замолчал, перелистывая страницы альбома, затем встрепенулся и продолжил:
- Вы сейчас станете удивляться, но экзамен по судебной психиатрии она сдала мне с третьего раза. Ее подвижная психика была подвижней ее самой, не давая сосредоточиться. Зная про мою близорукость, Володя снабдил ее таким количеством шпаргалок, что на третий раз я не углядел, а может, просто пожалел.
Они чудно дополняли друг дружку. Он - ответственный и справедливый, она- душевная и нежная. Сам Всевышний не объяснит, отчего у них все разладилось. После четвертого курса Володя отправился на практику на Сахалин, они мечтали поехать вместе, но в последний момент Лариса отказалась, оставшись при институтской клинике. Мы даже подумали, что она в положении, но ничего не подтвердилось. Тут она и познакомилась с Боренькой Листенгортом.
- А вы и Бориса Михайловича знали?
- Ну как же, личность легендарная! Сын известнейшего одесского уролога Михаила Львовича Листенгорта! Его папу боготворили все городские циститники. Камушками, извлеченными из их мочевых пузырей, можно было отсыпать приличный пляж. Его рано скосил недуг, пришлось оставить врачебную практику. Был вариант устроиться на кафедру, но он был рассеяннее собственного склероза, что и не позволило преподавать. Сам же Боря был личностью нервической, профнепригодной к врачеванию. Не отчисляли его только из уважения к отцу. По его неровно обгрызанным ногтям опытные дантисты определяли серьезные проблемы с прикусом. Мои же подопечные писали курсовые по неврозам. Он трижды падал в обморок еще на подходе к анатомичке, отказывался от практических занятий в клиниках, принося какие-то нелепые справки, и в конечном итоге подался в фармакологию.
- А вот и он сам. Сможете узнать? - он ткнул дужкой очков в фотографию в альбоме. Оттуда на меня сурово глядел субтильный юноша с длинным носом и сросшимися бровями, - это и есть ваш Борис Михайлович, - заверил меня профессор.
- Отчего же подпись такая странная- Боренька Смогулия? Это точно он? - удивился я, вглядываясь в отретушированное фото.
- Не сомневайтесь. Так его прозвали ребята. Это на общей виньетке все подписаны по фамилиям, а на индивидуальных фото- по прозвищам. Дело в том, что от любых просьб и поручений Борис всегда открещивался дежурной фразой «даже не знаю, смогу ли я». Вот эта «смогулия» и приклеилась к нему на все студенческие годы.
- Забавно, а какое прозвище было у Володи Комарова? – оживился я.
- В жизни не догадаетесь! – хитро прищурился профессор.
- Судя по Смогулия, даже браться не стану.
- И правильно, а прозвали его Диссонансом!
- Кем? – готовый ко многому, все же удивился я.
- Вот видите, вы и слова такого небось не знаете?
- Ну почему же? Это несоответствие музыкальных звуков, - сумничал я, вспомнив старого школьного учителя пения.
- В музыке- да, а в психологии- так да не так. В те годы только появилась книга Леона Фестингера «Теория когнитивного диссонанса», которая жарко обсуждалась в студенческой среде, и каждого встречного-поперечного стали примерять под этот диагноз. Вот Володька как-то и высказался: «Вижу», - говорит, - «что диссонанс, невооруженным глазом вижу, а вот когнитивный он или нет, так сразу и не разберу!» На всех капустниках и вечерах потом обыгрывали эту фразу, ища пресловутый диссонанс то в микроскоп, то в телескоп. С тех пор за ним и закрепилось это прозвище. Да, кажется, все давно быльем поросло, а начнешь вспоминать…
- А что же было дальше? – заинтригованный историей, уточнил я.
- Володя вернулся с практики, одержимый идеей поднимать медицину на далеком севере, и Лариса Ильинична предпочла Листенгорта. Вы не подумайте, я не берусь ни о чем судить, счастье бывает разным. Но Ларочка сразу погасла. Ее больше не манили общественная жизнь, музыка и сцена. Стены института она покидала сразу по звонку. С Борей они нашли друг друга в устройстве жизни. Их отношения были скорее расчетливыми, чем романтическими. Им не нужно было держаться за руки, их сковывали иные узы, как показало время, не менее прочные. С этой точки зрения Борис был куда предпочтительней энтузиаста Володьки с идеями и койкой в общежитии. Вскоре они поженились. Это была настоящая еврейская свадьба со смотринами и одобрением всей родней. А теперь я глотаю пилюли, прописанные их семейкой, и делаю вид, что они помогут, - он снова замолчал, вытер очки все тем же платком и отложил их в сторону. Я тем временем подтянул альбом к себе и принялся его листать. Профессор быстро сообразил, что меня заинтересовало, и деликатненько закрыл его. Но было поздно. Под фотографией чернобровой брюнетки я успел прочесть: Попрыгунья Лара.
- Не обращайте внимание, не все прозвища уместны, - заметив мое смущение, заявил он, - Юные максималисты! Для них мир выкрашен лишь белыми и черными красками. Поверьте старому психиатру, любовь - абсолютнейшая болезнь и долго пылать страстями так же вредно, как нырять в прорубь, выскочив из парной. Партнерские отношения куда предпочтительней для здоровья. Можно вполне комфортно прожить с нелюбимым человеком! - он слегка задумался, словно сверяясь или припоминая что-то, и продолжил, - Правда при условии, что не встречал любовь настоящую. А вот профукав- это вопрос? Видимо, тут и начинается пресловутый диссонанс. Как ни крути, а со всех сторон когнитивный, - грустно заключил профессор и, хлопнув ладонью по бархатному тиснению альбома, произнес:
- Ну, хватит прошлое ворошить. Пора и о вас поговорить. Какими можете похвастаться фобиями?
- Чем? – удивился я столь быстрой смене темы.
- Ну, какие испытываете страхи? Скажем, боязнь высоты, толпы, воды или закрытых пространств? - конкретизировал профессор. Я задумался, осознавая, что врать психиатру также опасно, как и следователю.
- Всего понемножку, - подобрал нейтральный из возможных ответов я.
- Понятно, фобий не имеете, а вот комплексов - с лихвой.
- Какие комплексы?
- За все не скажу, а неуверенность в себе налицо!
- Прямо так заметна? - уточнил я.
- Прилично выпирает, но для людей вашего возраста- комплекс часто встречающийся. Через годик-другой начнете расти вширь, окрепнете физически, задатки у вас превосходные, и часть проблемы отпадет. А чтобы решить ее окончательно, больше читайте и учитесь. Умный человек редко бывает смешон.
Хоть цинизма во мне на тот период жизни было в избытке, я устыдился, что столь легко уверовал в маразм профессора, и всю дорогу думал, что расскажу Листенгорту о встрече с ним. Вопрос действительно последовал. Борис Михайлович явно ждал умилительную историю про причуды учителя:
- Ну что там наш психиатр?
- Маразмом не блещет, - осек его я, и Боренька Смогулия не решился развивать данную тему.
А профессора я неоднократно встречал на рынке. Он был учтив и галантен, непременно в костюме и при галстуке.
Продолжение http://proza.ru/2023/11/07/399