Елена и Марта проводили Лео до станции и, не спеша, возвращались домой самым длинным окольным путём, по узкой тропке вдоль реки, среди сосен и берёз, молчаливые и грустные. Лео вернётся через несколько дней - и всё равно Елена будет без него скучать. Они вместе росли, вместе учились, они так привыкли быть вместе, что ни у кого не возникало сомнений в том, что свадьбы не миновать. Даже мать Елены, Марта Любомирская-Петефи, давно с этим смирилась. Лео был сиротой и был беден, так же как и они, Марта любила его как сына, но как жениха?
Однако - где ей было взять достойного жениха для дочери, заслуживающей,
безусловно, лучшей участи? Елена была слишком красива, чтобы прозябать в нищете. Впрочем, застревать на этой мысли было рановато, Елена ещё ребёнок. Да и Лео недалеко от неё ушёл, хоть и был старше на три года. Об этом впору было думать ей самой – вокруг крутилось несколько Замостинских богачей, желавших видеть её своей любовницей; но женой не делал никто, а сама Марта уже вдоволь наигралась в эти игрушки.
Марту Любомирскую судьба не баловала.
Её мать-полячка и отец-венгр обосновались в Германии в 19… году. Девочка родилась в Дрездене, унаследовав от отца страсть и вспыльчивость венгерских цыган и холодную расчётливость польской аристократии – она поражалась, как отец и мать уживаются вместе, их брак всегда держался на волоске, и этим волоском была единственная и любимая дочь. С годами острые грани характера Марты смягчились, она видела и узнавала их только в собственном ребёнке.
В 15 лет Марта познакомилась в университете со студентом-историком старшего курса Клаусом Венцелем, в 18, не дождавшись согласия на брак, удрала с ним в Париж. Родителей она больше не видела: мать погибла в авиакатастрофе, отец сбежал на Восток.
Марта была хороша собой необычайно. Она устроилась танцовщицей в стриптиз-бар, имела много поклонников, отчего Клаус регулярно устраивал ей сцены ревности и так же регулярно просил у неё прощения, проливая слёзы. У него был крайне неуравновешенный характер, отчего он терял одну работу за другой. Венцель увлёк Марту своими мечтами и прожектами, они отуманили её голову – а теперь Венцель проживал её деньги и устраивал скандалы. Он так и не женился на ней, Елена появилась на свет незаконнорожденной, в маленьком городке на самом севере Сербии – настали тяжёлые времена…
Они перебрались в маленькую Гростию, в ещё более провинциальную и патриархальную обитель крохотного Замостина. Марта продолжала, словно загипнотизированная, тянуться следом за Клаусом, порой забывая о дочери. Но в Гростии, вдруг снова ощутив свои славянские корни, Марта взбунтовалась. Она заставила-таки Клауса жениться на себе, с огромным трудом приобрела дом в Замостине, устроилась работать швеёй на фабрику.
Брак мало что изменил в её жизни. Клаус безумно любил дочку, но невзгоды и чувство неполноценности измотали его. Венцель запил. Марта знала, что он изменяет ей, играет в карты. Возможно, она предпочла бы, чтобы он оставался тем же бесшабашным авантюристом, которого она полюбила когда-то, но теперь это был пропойца и несносный зануда. Он надолго пропадал, так что Марта иногда забывала, есть ли у неё муж.
У Марты появился любовник, одинокий, состоятельный и благородный гражданин Гростии Ирдржих Могуци, появились деньги, а у Елены – нянька и новый друг, Лео, сирота, воспитывавшийся сердобольной тёткой Ирдржиха, а потом, после её смерти, перешедший под опёку Марты.
Елене исполнилось 8 лет, когда Клаус уехал и больше не вернулся, а вместо него пришло извещение об его загадочной смерти.
Марта оделась в чёрное и отправилась в столицу, а вернулась через два дня спокойная и свободная. Однако снова обрести семью ей не удалось: Могуци скоропостижно скончался, оставив Марте дом и весьма скромное состояние, на которые – к счастью - никто не покусился. Теперь семья Марты жила в его доме. Марта к тому времени стала владелицей небольшого ателье, но ведь у неё на руках теперь было двое, и обоим предстояло получить образование.
Шли годы.
У Леопольда объявился дальний родственник во Франции, владелец небольшого молочного заводика, и Лео собирался в скором времени отбыть туда, обустроиться и за-брать невесту и приёмную мать к себе.
Таковы были планы. Однако Марта слишком хорошо знала, что такое жизнь, и каково её отношение к планам. Она даже едва успела на станцию, чтобы проводить Лео – слишком много работы навалилось в ателье: в городке намечалась шумная и многолюдная свадьба. Елена всё утро сидела за швейной машинкой, помогая обмётывать швы и пристрачивать оборки, её молодые глаза и руки справлялись с работой куда быстрее и проворнее, чем материнские; однако мать старалась не особенно её загружать и отрывать от учёбы.
Сегодня она выгнала Елену из дома пораньше, чтобы та смогла дольше побыть с Лео перед его отъездом. И вот теперь Лео с друзьями ждали её на стадионе, чтобы потом вместе отметить отбытие его в неизвестность.
Выйдя на улицу, Елена оглянулась на дом, постепенно приходящий в упадок, на маленький заброшенный сад. Она любила его, любила эту тихую, мирную, тенистую улицу, пока остающуюся нетронутой - её жители, степенные и немолодые, предпочитали доживать свой век по старинке, хотя в Замостин уже просачивалось Новое время, на Озере строилась гостиница, минеральными источниками заинтересовались важные столичные люди.
Елена размахивала спортивной сумкой и напевала себе под нос «о соле мио» тонким детским голоском, немного фальшивя. У неё не было способностей к музыке, о чём сокрушался преподаватель, вынужденный ставить три балла, не было способностей и к рисованию, о чём печалилась мать, мечтавшая видеть её модельером, ей не давались ни математика, ни физика, ни, тем паче, химия – но это её нисколько не волновало. Жизнь прекрасна, и ей всего 17 – о чём грустить? Солнце купалось в её золотистых волосах, тонкая, но упругая фигурка слегка подпрыгивала в такт шагам и взмахам сумки.
Миновав небольшую площадь, пустынную в этот полуденный час, Елена
задержалась около маленького ювелирного магазинчика, любимого места, вновь и вновь любуясь золотыми перстнями, бусами из самоцветов, кулонами под старину.
Внезапно в витрине мелькнуло отражение бледного человека с пристальным, странным взглядом, раздались тихие угасающие шаги. Елена подхватила сумку и почти бегом направилась прочь. Этот странный человек попадался ей уже не первый раз. И каждый раз невольный взгляд её обжигался о горящие янтарно-жёлтые глаза с пронзительными зрачками, об их напряжённую жадность, только по телу при этом пробегала оторопь и ледяная дрожь. Ей ни разу не удалось толком разглядеть его – он быстро проходил мимо – высокий, очень прямой, с зачёсанными назад прямыми чёрными волосами с проседью у висков, неестественно бледный. Около открытой кофейни Елена задержалась, чтобы съесть пирожное, и этот человек моментально устроился за соседним столиком. Лицо его, с тонкими чертами, с высоким чистым лбом, можно было бы назвать красивым, если бы не тяжёлый жёсткий взгляд, от которого у Елены, бывшей сластёной, пропал всякий интерес к пирожному, и она дожёвывала его поспешно, боясь подавиться.
На стадионе Елена забыла неприятного человека. Игра была весёлой, несерьёзной, прерывалась взрывами смеха и закончилась кучей-малой. Елена была среди друзей самой юной, и куча мала не спешила распадаться, ребята ловили момент, чтобы потискать своих девушек, подержаться за талию, а если повезёт – то и поймать ответный поцелуй.
Лео первым выкарабкался из кучи и вытащил Елену – отряхиваясь и придушенно хихикая, она повисла на его руке.
- Старый ревнивец! - сказал Нино.
- Ненасытный жадина! - сказал Андрей.
- Мы тебя проучим! - свирепо добавил Петро, погрозив другу пальцем. Показав всей компании язык, Елена гордо удалилась рука об руку с женихом, к общей радости ревнивых подружек. При выходе за ограду стадиона, Елену снова словно ударило током: она увидела своего странного преследователя. Он казался ей тяжело больным или безумцем, жёлтые глаза светились под тяжкой завесой черных, как смоль, ресниц, резко очерченный рот подрагивал, впалые щёки подчёркивали высоту скул.
Елена крепче ухватила Лео за руку. Тот весело насвистывал, ничего не замечая. Конечно, он тоже не хотел с ней расставаться, хоть бы и ненадолго - но он был полон сил, молодого напора, надежд на светлое будущее.
Он предвкушал эту поездку - пока ещё ознакомительную, для встречи с
нашедшимся родственником, – с нетерпением и восторгом, и готов был горы свернуть, чтобы только всё удалось. За Елену он со свойственной ему самоуверенностью не волновался. Конечно, многие ему завидовали, около Елены крутились и пацаны, и зрелые мужчины, многие были не прочь отбить её, развлечься лёгкой победой. Елена кокетничала со всеми, как и полагается хорошенькой девушке, но вопреки надеждам, близко к себе никого не подпускала. Пожалуй, и сам Лео не знал своей Елены, её тайные пружины оставались для него загадкой. От безудержного смеха она могла перейти к слезам, замыкаясь в себе, от язвительных шуток – к пылкому раскаянию, от бессмысленного упрямства – к ласке. Лео старался не обращать внимания на эти перемены, зато Марта узнавала в них себя и, увы, своего непутёвого супруга.
Вот и сейчас Елена смеялась, хотя минуту назад испуганно сжалась и ускорила шаг. Её мягкие волнистые волосы весело разлетались, большие широко расставленные глаза, зеленовато-серые и чистые, как вода, лучились, яркий рот с капризно вздёрнутой верхней губкой был слегка приоткрыт, всегда готовый улыбнуться, а улыбка рисовала ямочки на её щеках.
- Первым делом мы с тобой купим байк! - говорил Лео, с обожанием заглядывая ей в глаза. – На мотоцикле здорово - ты сам по себе и ни от кого не зависишь.
- Важно только уговорить мою маму… - добавила Елена. Недавно их общий знакомый изрядно покорёжил свой байк, чудом оставшись в живых, и с тех пор Марта и
слышать не хотела ни о каких мотоциклах. В их городке, считала она, пока вполне можно обойтись собственными ногами.
А мечты бежали дальше.
- А потом мы купим домик во Франции, и будем каждый выходной ездить в Париж…
- Ну, это будет ещё не скоро, - возражала более практичная Елена, - Ты сначала поднакопи денег. Пока ты будешь учиться, я тоже пойду работать и буду копить.
- А потом я возьму тебя к себе в секретарши - когда стану большим человеком. У тебя будет свой отдельный кабинет, а посетители будут глазеть на тебя, открыв рот, и падать в обморок от изумления и восторга! А я стану тем временем их обрабатывать!
- Послушай, Лео, - задумалась Елена. - Но ведь тогда у тебя будет а-а-громный живот, так?
- Ну, так. Большой человек не бывает без большого живота!
- В таком случае, меня у тебя наверняка отобьют! - уверенно заявила она.
- Как так?
- Вот так. Молодой и стройный как кипарис испанец на гнедом жеребце!
- Ну, уж нет. Я займусь бодибилдингом и конным спортом и похудею! А испанцу – фиг с маслом!
И Лео подхватил Елену на руки и закружился с ней посреди аллеи - она снова
смеялась, закинув голову, смеялись ямочки на щеках, смеялись дешёвые сережки в маленьких ушах, смеялась маленькая упругая грудь, обрисованная тонким платьицем, смеялись высоко вскинутые брови, смеялась слетевшая с ноги туфелька… Смеялся и Лео, счастливый её смехом и предстоящим увлекательным путешествием.
И только странный наблюдатель не смеялся, скрывшись за деревьями – его рот кривился, руки сжимались в кулаки и вновь разжимались, угольно-чёрная прядь волос упала на лоб, прорезанный мучительной морщиной. Они давно ушли, а Виктор Мендес всё стоял посреди аллеи, словно мрачное изваяние, и усмешка искривила его не умеющее улыбаться лицо странной гримасой.
- Значит, решено, - пробормотал он.
…Перед тем, как уснуть, Елена долго лежала в постели, вспоминая робкий
прощальный поцелуй Лео, его слова и обещания, и как она, перехватив инициативу, сама обхватила его голову руками, притянула к себе и поцеловала прямо в губы, не стыдясь матери – Марта подоспела на станцию к отходу поезда. И как Марта отвернулась, чтобы их не смущать.
На душе у Елены было как-то смутно. Её вдруг охватила паника – захотелось всё бросить и махнуть следом за Лео, словно он мог исчезнуть навсегда. Когда поезд отошёл, она вдруг разрыдалась на груди у матери: «Зачем я его отпустила?» - и мать с трудом её успокоила. И теперь, поздней ночью, в постели, тоска снова нахлынула. Перед глазами всплыла странная, вызывающая ужас и отвращение, фигура в чёрном, с желтыми звериными глазами и подрагивающими, словно от тика, губами. Елена сжалась в комок, натянула одеяло до носа, её бил озноб, ледяные ноги не желали согреваться, она тщетно гнала из головы жуткий горящий взгляд, и с непостижимой ясностью вдруг поняла, что она больше никогда не увидит Лео таким, живым и любящим.