Еврейский опрос населения

    

     Написал это в 1978 году. Почитайте и решите - что изменилось за 40 лет в нашей жизни по отношению к нашим соседям-евреям.
    
     ЕВРЕЙСКИЙ ОПРОС НАСЕЛЕНИЯ

     (Из романа "Однажды в СССР")



     1.
     Мы с Зиловым подсчитали за бутылкой: половина нашей конторы уже «там»! Не «там», как в сталинское время, когда этим словом обозначали тюрьму или лагерь, а «там», в смысле, за бугром. Среди ста пятидесяти тысяч выехавших в середине 70-х на ПМЖ, человек 10 из «Красного факела». И на Брайтон-бич тоже наши есть. Зав культурой, предшественница Милки свалила в Тель-Авив, и уже прислала с дюжину моментальных фото – я и наш дом, я и мой новый авто, семья моя за круглым столом, который ломится от яств!

    А добила моего пьющего зав отдела Зилова бутылка водки "Смирнофф" на столе!
 
    Фотокор с русской фамилией Гоголев, вдруг оказавшись в одночасье евреем, укатил, собака, в Иерусалим (его провожала целая стайка красоток – он их на улицах цеплял, говорил, что ищет фотомодели, а потом тащил к себе в фотолабораторию, моделировал там их на коже продавленного редакционного дивана). Стас Копошонник в Калифорнии, Илья Муроль – мотается между США и Канадой, как цветок в проруби, публикуется во всех русскоязычных газетах, проклиная бывшую родину. 

     И все счастливы и довольны. Но они-то евреи, какая у них родина? Где лучше, там и родина…

     Зато какие сюжеты - Шекспир плачет от зависти! Отдел науки в полном составе сидел на чемоданах; у Зямы, автора шикарной статьи "Быть и казаться", правда, осечка вышла – квартиру загнал, библиотеку загнал, мебель тоже, - одну ногу занес на Манхеттен, а за вторую кто-то зубами впился. Он оглянулся: ба, да это же бывшая жена, тихоня, скромница, гостеприимная домушница, узнав, что муженёк решил свалить из СССР, подала на алименты – за все восемнадцать лет, прожитых их сыночком без папы! Сел наш Зяма на редакционное крылечко и заплакал горькими слезами: он уже и деньги кому-то отдал, чтобы за бугром долларами взять – ни кола, ни двора.

    Вот тебе быть и казаться! Человек предполагает, Бог располагает.

    Уж не помню, как он уехал, и уехал ли вообще, а может, на Луну улетел или в Даугаве утопился, его давно никто не видел, из редакции Зяма уволился и – пропал, короче, казак! Ходят слухи, что его прячет у себя Петька Байль. Вряд ли. Петька не из тех, кто станет кому-то помогать, даже своим. Ему интересен только он сам. Характер у него, прямо скажем, говнистый. Для него нет авторитетов.

     Была, помню, такая история. Года полтора назад из Москвы в Ригу приезжала одна знаменитая чумичка. Руками  излечивала все на свете болезни, какие только есть. Возила по стране пару-тройку кликуш, которых, если ей верить, излечила от лейкемии, рака и псориаза. Те смотрели на неё собачьими глазами и, по кивку обнажив ступни, голосили, что вот, матушка-заступница, целительница, только прикоснувшись к их болячкам, сняла и струпья, и даже бородавки.

    Целительница, холеная, разодетая тётка в золоте и бриллиантах, вытягивала ладони и требовала гасить свет.

    -От моих пальцев исходит сияние! Глядите все! Ну, ну?

    Свет гасили, сияния не обнаруживалось, тетки начинали голосить - да, да, есть сияние, видели всполохи, биополе страшнейшее, просто какие-то невероятные способности! Но конторские молчали, чтобы не оказаться в дураках, а Петька, которому всегда больше всех надо, возьми и заяви – херня, мол, всё это, ни одному слову не верю, всё материально, а это – химера и самореклама.

    Чумичка пошла на него, вытянув перед собой руки, как панночка из «Вия». Распростерла над Петькой крылья и заявила, что поймала его биотоки и сейчас все бляшки на Петькиных ногах исчезнут. Тот снял свои нечищеные три года «скороходы» марки «Латвияс апави» (Латвийская  обувь) и все носы позатыкали. Бляшек, действительно не было, на что целительница заявила, что это благодаря её вмешательству.

    Петька ответил, что у него нет также геморроя, а если целительница желает, он может сию минуту предъявить доказательства. Тогда та сказала, что сейчас методом сильного гипноза усыпит Петьку. Месяца на два-три, чтобы не молол языком и не мешал его излечению.

    Дескать, ей это не фиг делать, в два счета! Ответственный секретарь запаниковал: Петька дежурный по номеру, какой усыпить? У нас неделю назад дежурные по номеру проморгали - вместо "главный врач республики" дали "главный враг", тот, бедный утром открыл газету и у него инфаркт! Ну и как с горы оползень - пошло-поехало. Главного на ковер - выговор, у того инфаркт, выпускающего к главному - выговор, тот запил на неделю, чуть не спился. Корректорам - выговоры, удержание из получки, у тех истерика, дети малые орут, каши просит, а купить не на что!

    Нет, нет, не надо меня учить, твердила целительница, усыпить надо обязательно, потому что иначе не излечить, очень агрессивная, не идущая на контакт среда, отторжение позитивной энергии. А если не излечить, всех тут перезаражает своим цинизмом и неверием, конец вашей газете!

    Начала делать над ним пассы, а Петька не даётся, хохочет. Кликуши, глядим, за спину к нему подбираются - одна подножку норовит подставить, другая - применить удушающий захват. Он им: э-э, не-ет, кошёлки базарные, не на того напали, врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!

    Так и не усыпила его. Опозорил целительницу, высмеял милую женщину, та навсегда затаила обиду на город Ригу и нашу газету!   
 

    2.

    А вот и Петька, лёгок на помине! Идёт навстречу собственной стокилограммовой персоной. Как в песне: на меня надвигается по реке битый лёд, на реке навигация, на реке пароход. Большой, лохматый пароход и почему-то один, без эскадры сопровождения, без толпы почитательниц его таланта, которые вокруг него всегда вьются: ах, Петя – гений, ах – талант!

    Как Элвис Пресли, разве что без гитары. Думал, разойдемся, как в море корабли: привет-привет, пока-пока, спасибо, не намял бока! Он меня вообще не замечал, как и всю нашу юную газетную поросль, а тут вдруг, - р-раз и курс мне заступил; стоп-машина, по носу - айсберг!
 
    Но – поздно, и «Титаник» утыкается в Петькин объемистый живот.

    - Хайль Гитлер, гаупштурмфюрер, - это мне, русскому, еврей говорит! – Ты, я слышал, в кружок записался?

    - В какой кружок?

    - ЮДЖ? Юных друзей жидов!

    - Не понял!

    - Да и не надо. Всё про тебя знаю. Разведка еврейская донесла, «Моссад». Решил жениться на еврейской девушке Илоне, секретарше нашего босса и свалить за бугор? Не бойся, никому не скажу, хотя девицу жалко!

     Как обухом по башке! Я даже растерялся, промолчу, решил. А что говорить, ну да, невеста еврейка, да, секретарша нашего главного, а тебе-то что?
   
     - Всё верно рассчитал, химик Мендель, он же Дмитрий Иванович Менделельсон! Женишься на Илонке, свалишь на Манхеттен, а оттуда разойдетесь, как в море корабли, разбежитесь в разные стороны по странам и континентам! И - никаких проблем! Внедришься, обрастёшь связями, рацию настроишь, и пошёл шпарить открытым текстом: «Гутен морген, гутен так! Москва, Москва! Агент Шишкин ищет связь!Передаю секретную информацию, деньги положите в дупло дерева...».

     - И при чём тут Илонка? - спрашиваю я не очень дружеским тоном.

     - О-о, Конёк-горбунок, прямо! Аж дым из ноздрей, услышав милое имя! «Любовь, любовь ревнивая, слепая, одна любовь принудила меня…». Пушкин, кто не знает, но не «Капитанская дочка». Только ничего у тебя не выйдет.

     - В смысле?

     - Уйдёт она от тебя, Вася (это у него манера такая всех Васями звать). Не сегодня, так завтра, как пить дать уйдёт. Потому что так и должно быть.

      - С какого это привета?

      - Еврею еврейка, а русскому – русская. Понял, Вася? Запад есть Запад, Восток есть Восток, как завещал товарищ Редьярд Киплинг (первостатейная, кстати, сволочь, расист, но за «Маугли» ему отдельное спасибо, за «Маугли» эту английскую собаку любят и взрослые и дети, все ему прощают) и никогда они не сойдутся. Ну, может на месяц-другой, а потом – разбегутся в разные углы. Хау, я всё сказал! Давай, переваривай, ответы на вопросы потом!

      И величественно понес свой живот дальше по коридору.

      - Э-э, Пётр, стой! Давай, объяснимся.

      Он пожал плечами: с чего это нам объясняться? Ты, говорит, скажи мне, Вася (опять Вася!), ну за каким хреном тебе еврейка? Вечно всем недовольная, с претензиями в размер Домского собора? Вокруг же бегают всякие другие! Латышки, полячки, хохлушки. И у всех в трусиках тоже есть эта маленькая штучка, ничем не отличается от еврейской. У всех вдоль, ни у кого поперек. И на фига тебе семитка?

       Еврейка, говорит, это такой капризный агрегат, как «запорожец», не приведи, Господь! К ней сколько живёшь, столько и подход ищешь. Двигатель сзади, багажник спереди. Мука вечная! И всё время надо что-то изобретать, давать ремонт, подкручивать, подвинчивать, добиваться её изо дня в день, веселить и развлекать! Чтобы потом соседкам до старости рассказывала: "А вот мой Мойша в октябре 1947 года такое учудил, такое, что, ой, не могу, сейчас описаюсь от смеха!"
   
      - Кто описается? Ты?

      - Да нет, жена Мойши.

      - Какого еще Мойши?

      - Условного. Как «условный противник». Ты ведь не обрезанный?

      - Бог миловал, - испугался я этой дикой мысли. - На черта?

      - О! Слышу голос из прекрасного далека! Вот он, настоящий, латентный, нет, не педераст, а лучше – антисемит! "Полицай Грицко, вы антисемит? Да ну вас, гражданин судья, какой я антисемит, я просто жидов убивал!.." И ты хочешь, чтобы с тобой сошлась добрая еврейская девушка? Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви? Чтобы ваши тела сплетались в чудном экстазе до пенсии? Держи карман шире! Она ждала, ждала, ждала, потом взяла и родила… А он бодрился, бодрился, вынул хрен и застрелился. Уйдёт она от тебя! Помяни мое слово. Сбежит из-под венца.

     - Почему?

     - Да по кочану! На хрена ты ей нужен, не обрезанный? Сделал бы обрезание, минутное ж дело, чик-чик, и всё в ажуре. Туды-сюды, не так страшно, в синагоге вон за десять минут – готово. Домой пришёл, гордый, как солдат-победитель с фронта, снял штаны: смотри, Илоночка, на какие муки и жертвы иду я ради тебя и нашей неземной любви! Она – бряк в обморок. Ну, ты её водой из ведёрка, только аккуратненько так, причёску не повреди, еврейки не любят, когда им прическу портят, окати с ног до головы, приведи в чувство – смотри, родная, как я тебя люблю! И – гляди сюда – свой вещдок, в подтверждение! Она: о, мой герой, из-за меня такие жертвы? Ты - человек с большой буквы! Мересьев! Тот без ног, а ты – без этого дела. Дай-ка я тебя поцелую - сказала Гелла и вылетела в окошко - это я так, к слову. И началась бы у тебя неземная жизнь! Пироги б пекла, как робот, без перерыва, с утра до вечера, ноги б тебе мыла в стиральной машине. Вот вы, ****ь, русские, всегда думаете только о себе.
 
    - Слушай, - говорю, внутренне ежась, - а это больно?

    - Ноги в стиральной машине? Да не, удовольствие. Только не включай «отжимание».

    Терпение, говорю я себе и спрашиваю как бы в шутку:

    - А обрезание? Тоже – удовольствие?

    Петька глядит на меня серьёзными глазами. Качает лохматой головой.

    - Хуже гестапо! Гоям такое и не снилось. Страшнее, чем дзот фашистский заткнуть жопой. Каждый обрезанный имеет право на дополнительный паёк, на билет в кино без очереди и ношение на пиджаке знака "Донор СССР" Потому как не каждый вынесет эту изощренную пытку!

    - А серьёзно?

    - Я что, шучу? Иди, сделай, с работы вылетишь, пробкой! Правда, не убьют, уже хорошо.


     4.
     Убивать за обрезание начал царь Антиох IV. Он первым наложил запрет на этот иудейский обряд. Следующим запретителем был император Адриан - и тогда восстал народ Бар-Кохбы. Это мне уже Петька Байль рассказал. Когда получило распространение христианство, обрезание стало знаком различия между иудеями и христианами. Геройски вели себя марраны в Испании, они готовы были умереть, но произвести обрезание своим сыновьям. Матери искусственно вызывали у новорожденных воспаление мочевого канала, и это был скрытый предлог сделать необходимую операцию. Испанская инквизиция тоже ввела запрет на обрезание. Мараны из Испании, рассказывал Петр, мало переживая, понимаю я его или нет, тайно ехали в соседние страны и там проходили  этот обряд. На границе их хватали и подвергали унизительной процедуре досмотра. Если обрезан - тащили в каталажку.

      При Гитлере быть обрезанным означало попасть в печь. Многие обрезанные евреи шли на болезненную контр-операцию, снова оттягивали кожу, чтобы скрыть свою принадлежность к иудейской вере. Кстати, так поступали в древности евреи-участники Олимпийских игр; ведь они соревновались в чем мать родила.

      - А я слышал другое про обрезание.

      - Не по «Маяку» случайно? Или в программе «Время»?

      - Да нет, - отвечаю легкомысленно, не думая о последствиях, - Зилов сказал.

      - Кто-о? Зилов? – Петька чуть трубку не проглотил вместе с дымом! И  кашель его пробил. Не может он слышать этой фамилии! Конкурентный отдел – раз. Взаимная антипатия двух ядовитых гадов – два. Один – гремучая змея, второй – чёрная мамба. Яду у обоих – вёдра. Этим ядом они обмениваются при встрече. – Он что, решил обрезаться?

       - Хорош молоть, Пётр!

        А Петьку уже не остановить, пошла писать губерния!

      - Э-э, да ты не знаешь своего шефа! Если он чего решил, то выпьет обязательно. Не иначе всё продул в картишки и поставил свой конец на кон. Еврею в катране! Три рубля против члена! А тот говорит: «Не-е, если не обрезанный, то не в счёт!! Нет, я в ауте! Бегу диктовать соточку строк на первую полосу: «Член редколлегии Зилов режет член! Демонстрация чудесного исцеления от идеологического вируса. Главный антисемит Советского Союза принял жидовство!» Новость покруче высадки на Луну! Представляю этого Кинг Конга, совершающего обряд брит-милла! Мороз по коже, бр-р! Пойду в отдел культуры, нашей Милке расскажу!

       Так входят в мир слухи и сплетни. У Игоря с Петром отношения чуть теплее, чем у кошки с собакой, и я получается, между Сциллой и Харибдой: сдвинутся и меня сплющат. Стоп-машина! Обрастёт дело всякими хохмами, мне ж Игорь не простит сепаратных отношений с отделом конкурентов. Надо бы подальше от этого баламута, но любопытство пересилило: кто лучше его объяснит, что за народ такой – евреи?

       - А ты знаешь, - говорю, - что твой шееф Зилов наполовину еврей?

       - Полужид? Кто, Зилов? Да ты что!

       - Ну да, по бабке. Или по деду.

       Петька даже присвистнул.

       - Ну, надо же, открытие Америки! Кальтенбруннер наш оказался евреем! Эта штука посильнее, чем "Фауст" Гете, как сказал бы Иосиф Виссарионович.

       Вот девушка с газельими глазами
       Выходит замуж за американца.
       Зачем Колумб Америку открыл?

      Это у Петьки ассоциация такая. Только при чём тут эти грустные строки? Лучшая отмычка к Петькиному интеллекту – сделать бровки домиком и всплеснуть руками: Петя, ты гений! Петя, расскажи! «Петя-петушок, масляна головушка, выгляни в окошко, дам тебе горошка!». А высунул, хватай его тепленьким. Тогда Петя как весенний сугроб – у-у-ух и, теряя всю свою осанистость, холодность и недоступность, словно облачается в невидимую мантию ментора; тут он начинает вещать, пересыпая изложение малоизвестных фактов из самых разных областей, отборным русским матом, если видит, что слушатель не соответствует уровню его эрудиции; у него это называется «пометать бисер перед свиньями».   

       - Слушай, Петька, ты всё знаешь… Почему евреи носятся с обрезанием? Как с писаной торбой? – Это я забрасываю удочку. – Зилов, например, убеждал, что из гигиенических соображений. А я слышал, что дело в религии.   
      
       Петька смотрит на меня, открыв рот. С плохо скрытым изумлением, смешанным с брезгливостью - он вообще человек недобрый, желчный, закрытый, характер у него неуживчивый, над всеми зло насмехается, ничего святого, никогда никому и ничего. Такие в нашем пионерлагере держали под подушкой мамину еду и ели по ночам; всегда сам по себе.

       Я, например, про него ничего не знаю, хотя не первый год с ним в конторе: с кем живет, где живет, на что живет? Зилов, тот тоже закрыт, но не на сто процентов. Весь на виду с его картами, пьянками, безденежьем, дурью в башке и прямотой, всё сам расскажет, ничего у него не держится, как у курицы в одном месте. А Петька из другого теста, всё знает, всё умеет, но – к нему не подходи на пушечный выстрел, отбреет и высмеет. Хотя в журналистике второго такого поискать. Он себе на уме, и я не исключаю, что у него будущее большого писателя, и ради этого будущего он не расплескивает вёдра своего интеллекта на нас, серых и сирых.

       - Все с вами ясно, товарищ, влип? Из-за романа с жидовкой! Да-а, Вася, любовь зла, придется тебя обрезать. В переплетном цехе есть ха-ароший резачок. Берусь исполнить обряд обрезания коллеги. Завтра в девять, ровно в девять. Отель «Мажестик». Я ж тебя сто раз предупреждал – уйди от еврейки! Останешься с носом вместо члена!

       - Ты сам-то обрезан?

       - Я-то? А как же!
 
       - Да ладно врать! Может быть, и в синагогу ходишь?
 
       - Ну не в мечеть же!
      
       Пожал плечами и продекламировал:

       Вчера пришел ко мне Баксмахер,
       Благонамеренный еврей.
       Читатель ждет уж рифмы на…   
       Ну вот, возьми ее скорей.

       Да ладно, говорю, умничать. Тоже мне царь Соломон, слова в простоте не скажешь.
    
      5.
      Был, был наш Петька обрезанным! Еще бы этот гад был не обрезанным, если он делает все всем назло. Если «нельзя», он в первых рядах. А где можно, куда зовут, ему не интересно. Пижонство чистой воды. Первым делом поставил меня на место меня: а знаешь ли ты, Вася, как жили в СССР евреи даже не в тридцатые-сороковые, а в пятидесятые!
      
      - Мохелов, - говорит, - кидали в тюрягу.

      - Кого кидали?

      - Мохелов! Не в курсе, кто эти добрые люди?

       Я честно пожал плечами: откуда?

       - Та-ак. И этот безграмотный гой живёт с гордой еврейкой! Чудеса в ермолке! Да я б тебя такого неграмотного давно в реке утопил, какая от т ебя польза бедной девочке Илоне? Мохел, Кандидов, - это тот человек, который делает об-ре-за-ние другому человеку, не себе, хотя и такое было в истории многострадального Израиля! Мохела не путать с мохером, хотя это словечко звучит смешнее, когда речь идет про обрезание, – мо-хер.

         Мохел, оказывается, - главное действующее лицо в этом священном для еврея действе! Это тот смелый парень (а иногда и смелая бабушка), который берёт в руки острый ножик, оттягивает пальцами крайнюю плоть, и – чик-чирик, как юродствует Петька, посвящён, гуляй, Вася, теперь тебя всё простят, даже если перейдёшь улицу на «красный». Завяжи пипиську на неделю, потерпи, писать будет трудно и неловко, пей поменьше, про женскую штучку забудь надолго, зато потом, через года и века, всё будет хорошо!
   
      - Мохел, Вася, у евреев самый уважаемый человек, авторитет. Уже в талмудические времена мохел должен был быть профессионалом; в наши дни в большинстве общин мохел проходит соответствующую медицинскую подготовку.

      Мотай, - говорит, - на это дело! На ус, а вы что подумали? Родит тебе Илонка жидёнка и скажет: «Отведи нашего мальчика к мохелу,», а ты и знать не будешь, куда это. И пойдешь куда глаза глядят. А куда ты денешься! У наших жидовочек именно так: или-или? Или ты мой, или – в Даугаву башкой.

      Я промолчал, представив вдруг перспективы. Петька, помолчав о чем-то о своем, продолжил:
    
      - Не к ночи помянуты выше лучший друг всех евреев Сталин сажал смелых мохелов в тюрягу, а родителей обрезанного ребенка увольняли с работы. Чтобы неповадно было обрезаться. И все бздели делать, а кому охота рисковать жизнью? А вот мой папа не забздел, хотя он не герой был. Это мой дедушка ему плешь долбил: «Синок, ты должон соблюсти закон наших прэдков!» Каждый день! Как дятел! И пугал моего бедного папашу, что тот, кто не исполнит этой обязанности, подлежит высшему суду. А папаша мой, кстати о членах – член КПСС на минуточку, военный хирург-полковник и главврач больницы, ничего не боялся, но слова "высший суд" на него лохо действовали.
 
      - Пошел?

      - Попробуй, не пойди. Дедушка б его в пять минут лишил наследства! Кстати, сегодня в Израиле, это для антисемита Зилова информация, очереди из бывших советских начальников - на обрезание. Спохватились хлопцы! Здесь страшно было, а там – пожалуйста, хоть под наркозом, хоть без наркоза, комфортно, безопасно, герои, тьфу! Эх, бледнолицый русак Кандидов. Тяжела и неказиста жизнь народного артиста. А жизнь еврейского народа тяжелее и неказистей в миллион раз. Караул среди акул! Пожалей ты Илонку, жемчужинку еврейского народа, уйди от неё, не мучай девушку. Или стань иудеем, сделай обрезание. И будет, как у Новеллы Матвеевой:
 
       Посадили на полянку,
       воспитали как цыганку.
       Позабыла все, что было
       и не видит в том потери.
      
      6.
      - Знаешь, за что я родину разлюбил?
      
      - Ты?
      - Да нет, Пушкин. Тут еще кто-то, под столом?
      - Не отвлекайся!
      - За то, что врёт мне родина на каждом шагу. Тасуют колоду туда-сюда, создают ощущение, что еврейский вопрос решен.
      
      - А что, не так разве?
       
      - Ясный хрен! Решение национального вопроса, - это когда не шишкам отдельным хорошо и спокойно, а всем простым людям. Чего сейчас бегут из СССР, глаза с блюдца? Боятся! Антисемитизма, хулиганства, всякой этой херни. Погромы еще когда были, а память живет в поколениях!.. И скажи ты мне, еврею, прямо: за что меня так фалуют твои братья? «Жид пархатый», «морда жидовская», «жидовня»? Чем я отличаюсь от них? Ссу я, как они; ем вилкой и ложкой, а не руками, воздух пари людях стараюсь не портить, на толчке сижу, как все, а не лежа; жену имею теми же способами, что и вы, она у меня на руках не стоит, а предпочитает лежа на спине, у меня два яйца и один рот, два уха и две ноги; жру ту же еду, что и вы; пью ту же водку, что и вы пьете, говорю даже и пишу на одинаковом с вами языке; ношу трусы и носки; заметь себе, презерватив снимаю после всего, а не ношу его для красоты; курю, как и вы, трубку, в жопу ее не сую. Но при этом я, по паспорту – жид, по веревочке бежит, а ты – русский. И если будет погром, то громить будут меня, а не тебя.
       
      - Слушай, какой тебе погром? – Тут я вспомнил разговоры Илонкиных родичей на кухне, их вечные страхи и пожал плечами. – Какая-то еврейская вселенская паранойя!
       
      - Э-э, милый друг, как сказал бы Мопассан, наивный ты человек! Если не будет колбасы в магазинах, водки не будет, тепло отключат зимой, покажут пальцем не на тебя, русского, а на меня – бей жида пархатого, он все или сожрал, или, что еще хуже, под матрац спрятал, чтобы завтра перепродать! Чего  смеешься? Смейся, паяц, над разбитой любовью, досмеёшься, когда примут тебя в спаяный еврейский коллектив! Если бог кого решил наказать, лишает к хренам разума. А вы, русские, давно разум потеряли.

      - Конечно! Сказал, как в лужу пёрднул!

      - Разве не так? Вы как стадо баранов! Что скажет вождь, очнувшись от старческой дрёмы, туда и идёте. Скажет: иди, Кандидов, рви армян или там чеченцев, порвёшь не задумываясь, мозгов-то нет, пропил и даже не спросишь: Петя, а на хрена их рвать, за какие-такие провинности? Они в чем виноваты, что ты, русский Вася, деградировал? А не надо своих баб превращать в проституток и пить водку стаканами. Мне говорят: евреи русский народ споили! Смотрите, какие ужасы, сплошь и рядом кабацкие бунты – жгут евреев-шинкарей, те  пьянчуг догола раздели, взяли за водку будущий урожай, скотину, даже жён и детей. Русский человек из-за них в долгах как в шелках. Твари? Согласен. Нелюди? Так точно! Но давайте-ка разберемся беспристрастно, высокий суд!  Вот кричат на всех углах: еврей русского споил! Но ты-то сам не пей, рот не разевай до ушей, увидев стакан, да ты зашей свой рот поганый – да хоть из принципа и слепой ненависти к жиду! Не вопи, как еретик на костре: за этот тост до дна! Выпил рюмку, выпил две, заткни бутылку паклей, шишкой, да хоть пальцем, иди отоспись!  Ни хера подобного. Пока не упьётесь в дымину, не успокоитесь. Хуже, гаже русского алкаша нет ничего на свете. Только алкаш-жид. Ну, это клиника. Это как еврей-сварщик.
 
      - И к чему весь этот пафос?

      7.
       - К тому, что у вас, русских, во всём жид виноват. А что, это он тебя учит гранёный  стакан глотком, залпом? Орать, пугая детей: после первой не закусываю! Ваш казачий пророк Шолохов: да я вообще не закусываю ни после первого, ни после второго, ни после третьего стакана! Солдат Соколов, етиомать, герой нашего времени! Обучил на свою голову, так теперь и пьют! Как дети, ебит твою, легко управляемы, в любую авантюру с головой. БАМ? Пошли на БАМ! Речки повернуть – не хрен делать! Озёра осушить – пожалуйста, осушим, наливай! Целину вспахать – да запросто! А Нечерноземье, где всегда был хлеб – по боку, пусть, как Атлантида в дыру провалится, со всеми бабками и дедками. Мне говорит антисемит Зилов: евреи не способны созидать, они способны только разрушать. А русские - созидатели? Чего ж у них колбасы даже нет?

      Граф Витте, делает он экскурс в историю, конец 19 века, премьер-министр. Отнял у доброго старичка-еврея кабак, ввёл государственную монополию на продажу водки, забрал розничную торговлю. Сколько, сто, двести тысяч торговцев водкой (евреев) уехали в США. Их президент взмолился, письмо писал русскому царю: да заберите ваших, мне их селить  некуда! Ничего, расселились! Устроились в Америке и страну подняли. И Голливуд создали. Слышал про него?
      
       Тупые красотки с ногами от плеч
       Смирновская водка и русская речь...

      - Теперь Америка – оплот демократии и процветания, новая еврейская цивилизация.
      - Да ладно оплот!
      - А тут? - он меня не слышит. - Погромы, вечные погромы…
      - Дались тебе эти погромы!
     
       - Естественно, мне, не тебе же. То явные, то скрытые и у всех в голове одно: убьём жида, спасём Россию. Залезем к нему в подпол, всё заберём и будем сыты на веки вечные! А что в итоге? Ну, залезли, забрали. И что? Ни тебе колбасы, ни тебе свободы. И опять всё не так и в руке пятак. И всегда здесь так будет.
       - Накаркаешь!
   
       - Хочешь прогноз? Через тридцать лет проверишь. Если жив буду, выставишь бутылку. Я, конечно, не Ванга, но не сильно ошибусь. Слушай и запоминай! Значит, евреи отсюда сбегут. Практически все. Самые умные, самые трудоспособные, самые-самые, короче. И баб своих заберут, чтобы вы рот на них не разевали. К концу 80-х вообще голодать будете, как в тридцатых. Будете вон подшивку газеты доедать. Друг друга убивать, потому что евреи уедут, а кого бить? Некого! Азиатов будете, кавказцев. Те – друг друга. Что, не так? Те два-три еврея, что останутся, самые бедные, самые жадные и трусливые, хитростью и коварством приберут всё к рукам, им не с кем будет конкурировать. Всё скупят на корню! Большой театр? Заберём, сделаем там отель! Домский собор - тоже, под склад сгодится. Хвалёный подводный флот переделают в яхт-клуб. И будут с вас дань брать – девственницами и нефтью, этого добра какое-то время будет хватать. Я это к чему? К тому, что тебе, Кандидов, зачем-то понадобилась информация про обрезание? Так?
      
      - Так.
      
      - Решил свалить за рубежи Родины, так? Прикрывшись жидовочкой, как живым щитом? Если так, во тебе моя рука, молодец, одобряю! Мыслишь как еврей, стратегически! В СССР приличному человеку делать нечего, отсюда надо бежать. Тут никогда не было и ни-ког-да не будет ни свободы, ни равенства, ни справедливости. Тут всегда будут зависть, жлобство, жестокость и чинопочитание, возведённое в религию: ты – начальник, я - дурак! Такая, ****ь, затейливая территория любви, заповедник гоблинов и такой вы народ-богоборец!
      
      - А за такое можно и в лоб.         
      
      - От тебя, что ли? Бей, если я не прав, бей. Я не обижусь. Ты думаешь я против дружбы народов? Хера вам. Не дождётесь! Я в компании выступил, так женщины на меня обиделись: фи, говорят, Петя, как не изысканно! А что я сказал? Я сказал так: тем, кто народы баламутит, держит в неведении, смущает их, друг на друга науськивает, я не тюрьму бы давал, не каторгу, а…
      
      - Расстрел?
      
      - Расстрел, это само собой. Но перед этим делом я брал бы ножик и на их тупых лбах вырезал одно умное слово: «му-дак». И кандидатом номер один был бы твой Зилов!
      
      - Слушай, зря ты так. Он же Ваньку валяет, видно невооружённым глазом. Простой человек, лишь бы языком молоть.

     - От таких простых, Кажидов, самый главный вред. Ты думаешь, погромщики сложные, высокоорганизованные люди? Алкаши, работяги. На работе устали, пришли домой, ужина нет, жена с евреем сбежала за копеечные сережки. Взял топор, собрал соседей, пошёл жену искать. А все евреи на одно лицо. Как тут разобраться, кто бабу увёл? А, думает и хрен с ним, раз уж топор снял с полки! Давай всех мочить, ненужный ведь народишко, сорняк, никто и не заметит. Ты, кстати, не в курсе истории с Михоэлсом?

    - Ну, не до конца.
   
    - Не до конца! Тут, собственно, конец один: если мы печатаем, значит,  не совсем тут одичали. Если не печатаем, зай ге зунд, как говорится, большой привет большому БАМу, лавочку можно прикрыть и членам редколлегии припечатать на лоб: «му-дак». И распространить этот метод воздействия в виде наказания за всё. Если, скажем, Кандидов, «жидом» меня обозвал, ему и полагается. Дёшево и сердито.

    - А если твой жид меня обзовёт? «Русской свиньей»? По пейсам гладить?
    
    - Э-э, нет, товарищ далёкий. Еврей такого не скажет никогда, жид он и есть жид, он хитрее, изворотливее и он умнее вас, гоев. Он не дурак и, как я с тобой, дискуссию водить не будет. Будет молчать в тряпочку, но не потому, что трус и в генах у него вековечный страх перед погромом и перед пьяным Ваней с топором. А потому, что у него дел по горло: думать о заработать, о том, как копеечки дать под хорошие проценты гоям, которые в карты проигрались, Зилову, к примеру. Даст, а потом будет  сытно жрать курочку, чесать пузо, бабу свою ласкать и строить далекоидущие планы.

     8.
     - А у тебя какие планы? - задаю я ему вопрос.
    
      - У меня-то? А ты кто, следователь гестапо?

      - Петь, да не дури ты!

      О вздохнул: планы, как у всех, кто живет на этой территории и мучается:

      Я планов наших люблю громадьё,
      размаха шаги саженьи.
      Я радуюсь маршу, которым идём,
       работу и в сраженья.

      То есть, говорит, работать и сражаться. Вот и все планы. Но не выдержал, видимо, какую-то струну я у него задел:

      - Планы ему подавай! У еврея план не на пятилетку, а на пятидневку – как завтра выжить и денежку заработать.

      - Да уж, незамысловато.

      Он оскорбился:

      - О, голос старшего брата-алкаша! Откуда тебе, гой-еси, знать, с чем едят евреев?

      - Да с мацой, с чем ещё!

      - Вот, вот. Твой интерес к евреям мне понятен. Пока с жидовкой шашни крутишь, всё будет интересно. Влюбишься в чувашку, будешь читать только Якова Ухсая и думать только о чувашском пиве. Окрутит тебя осетинка, станешь осетином. О, Коста Хетагурова, о, моя Осетия, чудесный край! Горы и долины, а какие пироги! А если латышка мозги засрёт – в хор побежишь, про петушка петь: «Кур ту теци, кур ту теци, гайлитис ман?». Будешь шпарить Райниса по-латышски, Аспазию, Чака, Судрабкална и доказывать с пеной у рта, что Домский собор выше Останкинской башни. Всё это, брат, мы проходили.

      - Ты про что?

      Он пожал плечами:

      - Грустно это. Никто никогда на этом шарике ни с кем не сойдётся. Так и будут порознь: ты – еврей, я – русский. И ненавидеть чужих. Сидеть за высоким забором, вывесив табличку: «Берегите жопу, злой лазерный робот!». У цивилизации, записывай мою умную мысль, нет перспектив. Войны и запустение. Для драки всегда будут причины. Религии, деньги,  форма носа, запах пота, ацент, - миллион причин! Так что, уповай на марсиан, молись чтобы прилетели. Тогда люди сплотятся в борьбе с гадами и на часик-другой станут братьями. От страха. А если не прилетят, марсиан будут выбирать из разных земных народов. По очереди. Армяне, чеченцы, якуты. Или – по жребию: кинут монетку и – на выбор. Грузин или хохол? Ага, сегодня выпал грузин, пойдём ему яйца рвать. А завтра – хохлу.

     - Короче!   

     - Куда уж короче! Короче не бывает! Я тут опросик провёл средь шумного бала случайно. Опросил друзей-славян. Мимо идут, я хватаю их за горло и – записываю ответы. Опрос примитивный. Вот я – Пётр Байль. Ты меня знаешь. Спрячешь во время погрома? За какую сумму? И на сколько минут? Случись чего. И ещё: вот, к примеру, живой еврей, опять же, представим, что я. Какие ассоциации вызывает это мерзкое слово?

     - И какие?

     - Что ты думаешь, Вася, как под копирку! Нет, насчёт под кроватью полежать – теоретически! - не отказал никто. И денег, кстати, не взяли. Будет погром, говорят, милости просим. На часик, на два. И на том спасибо. Вот Зилов бы взял, точно. Шантажировал бы и тянул бы, тянул, пока всё не вытянул. А потом пошёл бы, гад и заложил: у меня, товарищи, Петька-жид под кроватью лежит и мацу жрёт! Так хрустит, что спать не могу, заберите его! Но этот сдаст за хорошую оплату!

     - Да ладно тебе! Не такая он сволочь.

     - А какая? Он что про Михоэлса сказал, знаешь? Не знаешь ничего, на редколлегии дело было, там заседают только патриции. Я, говорит, не уверен, что чекисты его убили. Может этот Михоэлс пьян был, брился и не туда бритвой ткнул! Ты понял, какая тварь!

     - Да он шутил!

     - Ну, извини. В каждой шутке есть доля шутки. Пошути так среди евреев, которых в 1937-м засадили. Да они ему башку откусят! Я сам шутить люблю, это, кстати, про меня, что «мимо тёщиного дома я без шуток не хожу, то ей хрен в окно просуну, то ей жопу покажу». И шутку понимаю. Но в этой нет ничего, кроме антисемитизма.

      И вот, какой результат, словами Петьки, дал его «еврейский опрос населения». У всех в головах несвязная мозаичная картина, бред сумасшедшего художника. Сальвадору Дали и не снилось! Маца, обрезание, пейсы, Холокост, раввин, синагога, газовая печь, крематорий, великие люди, Кобзон, большие деньги, умные дети, ебливые бабы, гениальные шахматисты, вонючие гениталии, вообще, специфический запах, ювелиры, зубные протезисты, никакие рабочие, зато офигенные учёные. Жадные, грязные, похотливые. Потом от дурака Иуды целый букет гнилых фиалок – Христа продали, Христа распяли, 30 серебреников.. Исход, 40 лет пустыни, кабатчики, мировой капитал, Стена плача, Вандербильдт, Морган, Дюпон, Ротшильд, еврей Корчной обыграл русского Карпова, евреи Таль, Смыслов, даже гипнотизеры из КГБ не помогли, расстрел евреев в Шмерли возле Рижской киностудии…

      - Ты все понял?

      - Что именно?

      - То, что для еврея всё расписано наперед. Весь его жизненный путь! От пелёнки вонючей до савана зловонного.

      - У всех так, почему только евреи?

      - Ты уверен? Вот куда мне встать, чтобы вам не мешать, а? Великому СССР, который провозгласил равенство всех наций, но только мою забыл! Покажи мне то место, где меня не будут шпынять, шипеть за спиной: ну  какая же тварь, этот жирный, похотливый еврей! Он все лучшие куски захватил, всё под себя подмял! Слишком умный, скотина. Давай-ка мы его поставим на место.

       9.
       Гляжу, а Петька-то не шутит. Я ж чувствую! Взгляд злой, в голосе металл, а глаза грустные.

       - А какие у еврея вакансии? Какое «хлебное» место ему могут предложить? Могу стоять у рва в Шмерли под пулемётами зондеркоманды Арайса. Могу у тёплой печки в Освенциме, мне по хер, животное теплолюбивое. У газовой камере в Девятом форту в Каунасе. Обожаю дышать хлорпиктином! С детства. Могу раздеться и в общую кучу  аккуратно сложить вещички в Бухенвальде. Вынуть изо рта золотые зубы и тебе подарить в Бабьем яре, на память. Сбрить бороду, обрезать волосы и большим комом сдать в Треблинке на волосяной матрас. Могу, конечно, в киббуцце с кем-нибудь помузицировать, а потом получить пулю от Ясира Арафата прямо между ушей. Могу кабак завести в Малороссии и дурной водкой людей травить, дожидаясь, когда придёт Тарас Бульба и даст мне ****юлей. Или дружки его с вилами - воткнут мне в пузо, а кабак спалят. Много чего могу! Христа продать. Сходить в синагогу. Почитать Тору, справа налево. Пожрать мацы с фаршмаком, а потом сесть и накатать  «Капитал», том 2 или заново открыть теорию относительности, обвинив Эйнштейна в воровстве чего-нибудь у кого-нибудь. Трахнуть жидовку. Могу не трахнуть, могу тебе поручить. Залезть под кровать и ждать погрома. Вот она, Кандидов, жизнь еврея. В космос не пошлют, Генсеком КПСС меня не сделают. На место Андропова не посадят. Если посадят, то в подвал Лубянки под его кабинетом. Так, директором магазина, зав базой. Врачом, ну иногда главным.

      - Ты это всё к чему? – задаю абсолютно искренне вопрос.

      - К тому, Кандидов, что эта страна не для еврея, - говорит он.

      - А какая для еврея?

      Он пожал плечами:

      - Да никакая! Антарктида, мей би. Мей би йес, мей би ноу, мей би туморроу.

      - А без шуток?

      - Без шуток. К чему мой пафос? Вася, не будь дураком, не ходи с нами по этому замкнутому кругу! Я тебе искренне советую. Не шей мне, матушка, белый сарафан, не лепи на грудь шестиконечную звезду, как голландский или какой там, датский, что ли, король, когда немцы взяли его страну. Тебя тут не поймут. И паспорт не подделывай, не вписывай химическим карандашом дрожащей рукой под покровом тьмы: пункт пятый, еврей. На черта тебе это надо? Новый список Шиндлера уже не нужен, со старым бы разобраться! Короче, думай.

      - Насчёт чего?

      - Как тут жить. В этом скотном дворе. Страна чудес, чудесная страна! Не страна, а недоразумение. У цивилизованных людей шесть чувств, а у советского человека есть и седьмое – глубокого удовлетоврения от собственного животного свинства. И пока оно будет, не водись, гой, с еврейской женщиной! Стадо тебя осудит. А Илонка, что Илонка? Сейчас она любит, ты для неё – экзотика, как и она для тебя. Как кактус среди ромашек. Пару раз наколется, уйдёт. Знаешь, к кому? К очёнь богатому еврею! К «цеховику» вот с таким пузом и с таким же кошельком. Очень фактурная, сладкая девица, но именно для богатого еврея. Он будет по Брайтону катать её в открытом «кадилляке» и всем показывать: эй, евреи, смотрите, сиськи, ах, боже ты мой! Это ж можно умереть, не встать! А какая жопа, два мешка укропа! Гляди, гляди, мишпуха, какой цветок сорвал я на грязной советской грядке!..

       - Иди к чёрту, Кассандра!   

       10.
       - Слушай, так-перетак, - спохватился Петька, когда мимо нас промчался в пятый или в десятый раз взмыленный выпускающий с завтрашней полосой, эта беготня его на землю вернула. Да и телефон за дверью отдела информации надрывался без перерыва. – Ну, Кандидов, ты и банный лист. Пристал с ножом к горлу, засрал мозги, а я «свежая голова», мне ещё читать вашу белиберду. Давай, иди, куда шёл.

       Что ж, надо отваливать. «Свежая голова» в конторе – как священная корова в Индии. Это человек из пишущих, который дежурит ночью, ищет ошибки в завтрашних полосах уже после авторов, дежурного редактора, главного редактора, зама, ответственного секретаря и корректоров, а их, корректоров, штуки четыре на номере; он приходит вечером, обязан весь день отдыхать, гулять на свежем воздухе и набираться сил. Потому и зовётся «свежая голова». Но нашим скучно сидеть дома, они идут в контору, слоняются по коридорам, дымят, как паровозы, лезут с разговорами к занятым людям, их гонят, они идут к другим и ждут, когда им дадут чистую полосу на «читку». Найти после этой шоблы ошибку – дело принципа для «свежей головы»! Его задача опровергнуть расхожую мудрость: что написано пером не вырубишь топором. Ещё как вырубишь, если только найдешь. А не найдешь, тебя вырубят.

      Но пока Петьке как «свежей голове» делать нечего, я хватаю его за рукав: «Петька! Так интересно! Никогда ничего, ты гений! От кого такое услышишь, кто расскажет? Разве Зилов? Он, правда, всё знает!». Кажется, мой манёвр возымел действие. Петька молча пнул ногой дверь своего кабинета, на которой висела украденная им табличка «Без доклада не входить», в которую кто-то внёс исправление, прицарапав: «и без поллитры»; кабинет, как и положено кабинету гения был похож на помойку, завален в беспорядке книгами и журналами до самого потолка.
Спихнув со стула пыльную кипу изданий: сделал широкий жест - садись, мол, раз пришёл, не гнать же тебя! Упал картинно в кресло, изображая нечеловеческую усталость, по-американски задрал на стол ноги, демонстрируя подошвы фирменных ботинок.

     - И в кого ты, Кандидов, такой доставучий? – задал он мне вопрос, а тут  на столе зазвонил телефон. - Достоевский, просто... достал - до печенок!.. Нет, нет,  я не вам!.. вы еще не успели... На КГБ пашешь, любознательный ты наш?.. И это я не вам!

     - Мне, что ли?

     - Тебе, тебе! Да нет, не вам!.. Какая у вас новость? Кто родила, плохо слышу? Слониха! В зоопарке?.. А, покраснел, значит, в точку, и это я не вам, уборщица тут шастает, значит, ваша слониха родила, записал... тем лучше... в зоопарке... значит, мои слова услышат многие, если на КГБ пашешь… Это я не вам, это я тебе, Кандидов, спасибо, спасибо, спасибо, привет вашей слонихе, все понял, слоненок, вес 300 кило, напишем, напишем, ваша бегемотиха будет рада! Ах, да, извините, слониха!.. Слушай, давай позже!.. Я не вам. Кому? Да тут стоит одна с косой, это я ей.   
      

1978 Рига