Глава - 10. Предварительные выводы

Владимир Морозов 5
            Если попытаться обобщить всё сказанное здесь о Латинской Америке и попробовать сделать пусть не окончательные, но хотя бы предварительные выводы, то сказать, по-моему, нужно следующее.


          1). Будет во всех отношениях правильней не дробить оценку происходящего по отдельным странам, а подходить ко всему латиноамериканскому обществу как к целому. Да, конечно, имеющиеся особенности разных частей этого целого учитывать нужно, но поскольку во всём латиноамериканском обществе идёт, в общем-то, один процесс, то и рассматривать этот процесс нужно не дробно, а совокупно.

          2). Этот объективный исторический процесс должен быть обозначен как антиимпериалистический. В его основе лежит всё более обостряющееся противоречие между собственными интересами постепенно развивающейся экономики этого региона и накапливающимися отрицательностями, происходящими от навязываемого приоритета интересов империалистических монополий. Содержание этого процесса заключается в поиске путей выхода из такого положения эксплуатации и угнетения.

          3). Пути этого антиимпериалистического процесса, протекающего в реальном латиноамериканском обществе, конечно же, зависят от состояния этого общества. Большие остатки докапиталистических отношений, социальная дробность и пестрота, огромнейшая мелкобуржуазность, сильнейшее влияние близлежащей империалистической державы делают пути антиимпериалистического процесса очень трудными и извилистыми.

          4). Пожалуй, можно сказать, что главная экономическая проблема латиноамериканского антиимпериалистического процесса – нахождение способа построить, несмотря на противодействие империализма, собственное крепкое и относительно самостоятельное хозяйство с взаимовыгодными внешнеэкономическими связями; главная политическая проблема – формирование сильной политической организации, опирающейся на сильный класс или на объективно необходимый союз классов на данном этапе; главная идеологическая проблема – выработка собственной идеологической платформы, правильно учитывающей реальное положение в обществе и могущей объединить очень значительное большинство народа. Надо признать, что решение этих проблем – дело очень-очень нелёгкое и небыстрое.

          5). Высокая степень империалистических отрицательностей, трудность задач (как в области теории, так и в области практики) и социальная дробность общества привели к тому, что антиимпериалистический процесс во всём латиноамериканском обществе на протяжении десятилетий в разных своих частях испробовал разные варианты своего осуществления. Латиноамериканское общество проходило и через буржуазный реформизм крупной капиталистической буржуазии, и через реформизм социал-демократический (как правый, так и левый), и через левый радикальный реформизм, и через партизанские войны, и через народно-демократические революции (хотя по объективным причинам и не зашедшие достаточно далеко) . Это обогатило антиимпериалистическое движение Латинской Америки громадным политическим и организационным опытом.

          6). Невозможно и нелепо навязывать истории, каким путём ей идти. Согласно историческому материализму, - одному из важнейших теоретических столпов марксизма, - субъективные действия революционеров лишь выполняют объективные требования исторического развития и достигают успеха только тогда, когда правильно соответствуют этим объективным требованиям и наличным условиям. Вот почему в зависимости от конкретных условий в разных частях латиноамериканского общества и в разное время, казалось бы, одни и те же методы приводили то к успеху, то к неудаче. Несмотря на зачастую очень трагические последствия этих неудач, в целом это обернулось своей положительной стороной, так как дало латиноамериканским политикам суровую, но полезную школу.

          7). Постепенно, этап за этапом, через все сложные перипетии, латиноамериканский антиимпериализм вышел, в конце концов, на два относительно устойчивых пути:

                а) или путь реформизма разного характера, но главным образом – социал-демократического (правого и левого толка) и далеко идущего реформизма радикальной мелкой буржуазии;

                б) или путь то ли непосредственной народно-демократической революции, то ли поэтапного движения от мелкобуржуазного радикального реформизма в сторону народно-демократической революции.

     Очевидно, нужно сделать вывод, что именно эти два варианта путей оказались объективно возможными в условиях латиноамериканского общества.

          8). Латиноамериканский опыт показал, какое громадное значение имеет в таких процессах правильное построение союзнических блоков. Пёстрая разнородность общества, связанная с недостаточной продвинутостью капитализма, создаёт большое затруднение лишь в социалистической революции, для которой требуется чёткое разделение на буржуазность и антибуржуазность, но наоборот – даёт большое преимущество для досоциалистических антиимпериалистических процессов, так как позволяет широко и выгодно комбинировать союзы.

     В таких обществах, как правило, в рамках общего антиимпериалистического процесса идут разные подпроцессы, и имеются возможности заключения тактических союзов между этими течениями или какими-то частями этих течений. Практика латиноамериканской борьбы показала, что там, где это удавалось, успех в антиимпериалистическом движении достигался легче.

          9). В то же время эта практика показала и подтвердила, что во всяких союзах такого рода нужно смотреть не только на общесть противника на данном этапе, но и на расхождение в долговременных целях. Наряду с важностью того, «против чего» ваш союзник, нельзя забывать и о том, «за что» он, с тем, чтобы не оказаться простым подсобным помощником у него и вовремя изменить свою тактику и свою союзность.

         10). Тактические блоки, следовательно, нужно строить правильно и правильно перестраивать в случае изменения обстановки. И одной из крупных ошибок в этом деле, как показал, например, отрицательный опыт альендовской Чили, является вера в возможность союза с какой-либо стратой в целом – со «средним» ли классом, с армией ли или с буржуазно-демократическим течением. Всегда требуется проницательное разделение союзнической страты на составляющие её части и правильная политика по отношению к этим разным частям. Прекраснейший пример этого дела дала в своё время наша Октябрьская революция. Латиноамериканскому обществу пришлось приобретать этот опыт в иных условиях, как бы заново, ценой больших отрицательных уроков.

         11). Богатый латиноамериканский опыт ещё раз очень жёстко подтвердил ряд практических истин, уже, в общем-то, прочно закрепившихся в марксистской политграмоте:

  - важность правильного определения характера идущего процесса и этапа, на котором он находится;

  - обязательность учёта специфики собственного общества вместо слепого копирования чужого опыта;

  -  необходимость считаться с фактом наличия или отсутствия революционной ситуации - как общей, так и непосредственной;

  - бесплодность, а то и опасность так называемого «парламентского кретинизма»;

  - недопустимость сохранения прежнего госаппарата и в смысле кадрового состава, и в смысле принципов организации, и в смысле методов работы;

  - великое значение положения дел в армии; важность обладания собственными вооружёнными формированиями;

  - уже необходимость некоторых элементов революционной диктатуры, пусть даже и без наличия ещё достаточно развёрнутой революции;

  - важность соответствия формы демократии конкретным задачам идущего процесса.

         12). Путь социал-демократического реформизма (не говоря уже о не социал-демократическом реформизме крупной капиталистической буржуазии) сам по себе не может достичь антиимпериалистических целей, так как не в состоянии противопоставить накапливанию капиталистических отрицательностей силу противодействия государства. Попытки такие, конечно, будут делаться, но классическое буржуазное государство не способно достаточно эффективно осуществлять это, поскольку не может создать народно-демократическую централизацию и опереться на широкие низы.

     Даже далеко идущий реформизм радикальной мелкой буржуазии сталкивается с этой проблемой и может в какой-то мере справляться с ней, лишь благодаря мерам народно-демократической диктатуры.

        13). Полностью решить эту проблему нельзя и на путях народно-демократической революции. Но заметно отодвинуть неизбежный тупик капиталистического развития народно-демократическая революция всё-таки может. Благодаря народно-демократической диктатуре, благодаря централизации, опирающейся на широкое соучастие низов, такое государство может в определённой степени сдерживать накопление закономерных капиталистических отрицательностей.

        14). Наибольшая общая проблема антиимпериализма состоит в крайне трудном положении, в какое попадает одинокая страна с однобокой экономикой в условиях империалистической блокады и санкций. Безусловно, нужен союз нескольких таких стран, взаимодополняющих друг друга в экономическом отношении, хотя даже и в этом случае создать относительно самостоятельное хозяйство, позволяющее не попасть вновь в зависимость от империализма, очень нелегко, поскольку уровень технологического развития, как правило, недостаточно высок.

     Очень большое значение в этих обстоятельствах имеет наличие большого мирового союзника и возможность вступить с этим союзником во взаимовыгодные отношения.

     По этой последней теме, ввиду её большой важности, хотелось бы порассуждать подробней.

                * * *

             Когда свою антиимпериалистическую революцию (на путях опосредованного социалистического строительства) начала наша страна, большим благоприятным фактором было колоссальное богатство и разнообразие природных ресурсов, тем более при союзном объединении всех республик. И хотя даже и в этом случае невозможно было избежать огромных трудностей, всё-таки это было очень выгодным обстоятельством, тогда как выход из империалистической системы одинокой небольшой страны, ограниченной в ресурсах, вероятно, просто неосуществим.

     Экономические трудности первой половины советской истории заключались в том, что ресурсы ресурсами, но их ещё надо взять и переработать в необходимую продукцию, а для этого нужна развитая производительная сила: оборудование, транспортная система, современная технология, целый ряд вспомогательных отраслей, некоторых из которых в старой России не было вовсе, и наконец – квалифицированная рабочая сила.

     Всё это или отсутствовало, или находилось на очень низком уровне. Нет другого источника, чтобы создать всё это, кроме труда, и в первую очередь этот огромный труд должен быть направлен на базовые отрасли: добычу природного сырья, энергетику, металлургию, производство оборудования, промышленное строительство, транспорт, - то есть не на те  отрасли, которые производят продукцию для народного потребления. К этому добавлялись обусловленные ситуацией сжатые сроки и очень немалый идеологический разброд в обществе и в политических структурах. Вот отсюда и характернейшая черта первой половины советской истории -тяжелейший труд при относительно низких зарплатах и в условиях жёсткого трудового и политического режима. Нам остаётся только глубоко преклониться перед теми людьми, сумевшими пройти через это и добиться необходимого создания относительно самостоятельной экономики современного качества, обеспечив тем самым победное исполнение задач антиимпериалистической революции. Кроме этого глубокого поклона, мы должны ещё с презрением плюнуть в лицо тем обывательским критиканам, которые до сих пор жалобно воют об «ужасах» сталинского режима тех лет.

     Однако даже для такой страны, как наша, выполнение этой задачи, вероятно, было бы невозможно при абсолютной экономической изоляции от мировых хозяйственных связей. Таким образом, вторым благоприятным фактором тех лет была невозможность, неспособность империалистических государств объединиться для полной экономической блокады. Умелое использование противоречий в стане мирового империализма надо поставить в большую заслугу советским руководителям того времени.

     При этом мы должны понимать, что экономические отношения менее развитой страны с развитым империалистическим миром никак не могли быть эквивалентными, даже без учёта  злой империалистической воли. Ведь менее развитая страна, имеющая заметно меньшую производительность труда, тратит гораздо большее количество труда на производство экспортируемой продукции, чем по-среднему в развитом капиталистическом мире, и следовательно, её фактические затраты на единицу продукции заметно выше, чем цена на мировом рынке. С другой стороны, обладая монополией на изготовление продукции, необходимой для отсталой страны, мировой империализм имеет возможность устанавливать на неё свои, так называемые монопольные, цены. Эта неэквивалентность, этот разрыв между фактическими затратами труда и ценами означает как бы устойчивую выплату «дани» империализму, продолжение империалистической эксплуатации уже в условиях идущей антиимпериалистической революции. Но разумеется, на этом этапе такая «дань» неизбежна, пока освобождающаяся страна не достигнет необходимой производительности труда в собственном хозяйстве.

     В своё время эта тема была одним из козырей троцкизма, демагогически видевшего в такой продолжающейся эксплуатации ещё одно «доказательство» несоциалистичности СССР.
                - - - -

            Для малых стран, пытающихся или вырваться из империалистической системы, или, по крайней мере, ослабить империалистические отрицательности, та большая и далеко не слабая советская экономика, которая была создана в результате наших революционных преобразований, была очень полезной опорой. Но после того, как новое, послесталинское советское руководство изменило весь прежний политический (в том числе и внешнеполитический) курс, ситуация с этой опорой стала несколько другой.

     Советский Союз во второй половине своей истории ставил на первое место во внешней политике не антиимпериализм, а добывание удобного, выгодного места в имевшемся мировом хозяйственном механизме, и в связи с этим его политика по отношению к империалистическим государствам и борющимся регионам была двойственной. В отношении к империалистическим государствам сочетались уступчивое, услужливое, компромиссное подстраивание - и постепенное конкурентное втискивание в удобные, выгодные сферы. В отношении к борющимся регионам сочетались попытка создания из них всё расширяющейся опоры в этой конкурентной тактике - и удержание их радикализма в рамках, не вредящих компромиссности с империалистическими государствами.

     Хотя такая двойственная политика всё-таки давала антиимпериалистическому движению определённую возможность так называемой диверсификации экономических связей и тактического лавирования, но к подлинной, полноценной победе антиимпериализма она всё же не приводила. Что-то подобное внешнеполитическому социал-демократическому реформизму.

     Тем более изменилась ситуация с конца 80-х. Страны, пытающиеся освободиться от империалистической зависимости, утратили всякую, и политическую и экономическую, внешнюю опору и могли теперь рассчитывать только на собственную самоотверженность, на мобилизацию всех своих внутренних возможностей и на союз между собой. Эти годы были временем больших трудностей и даже трагических неудач для антиимпериалистического движения.

     Однако ход истории со временем внёс в эту ситуацию свои коррективы. Постепенные перегруппирования в мировой хозяйственной системе стали заметно менять положение дел. И об этих важных перегруппированиях нужно сказать особо.
                - - - -

            Чтобы как следует разобраться в этом, нужно понять произошедшие изменения в мировой капиталистической системе. Не устарело ли ленинское толкование империализма? Не произошли ли серьёзные, сущностные изменения в нём? Сейчас можно встретить немало ревизионистски настроенных авторов, которые утверждают именно это.

     Нет, ленинская формулировка сущностного признака империализма («империализм – это монополистическая стадия капитализма») и перечисленные Лениным черты империализма, являющиеся следствием этого сущностного признака, нисколько не устарели и сохраняют всю свою силу. Но из-за изменений, произошедших за более чем столетний период, в чём-то изменилась форма проявления этих черт.

     Главное изменение состоит в том, что если прежде немногие страны, достигшие монополистической стадии капитализма, существовали хоть и в связях друг с другом и с остальным капиталистическим миром, но не в едином целом, то в настоящее время сложилась единая, взаимосвязанная мировая хозяйственная система и почти все страны входят в неё, занимая в ней разные места в соответствии с уровнем своей экономической силы.

     Безусловно, мировой капиталистический механизм существовал и раньше, ведь капитал не связывает себя только национальными рамками. Но качественно выросла степень капиталистической интернационализации. Теперь мы должны говорить не о связях отдельных частей, а о цельном хозяйственном организме. (Возможно, здесь есть некоторое преувеличение, - ну что ж, тогда для осторожности скажем так: произошло очень огромное продвижение в этом направлении.)

     Следственные империалистические черты, названные Лениным, никуда не делись, но они проявляются теперь не между относительно отделёнными друг от друга мировыми субъектами, а внутри этого общего организма.

     Если раньше можно было сказать, что «избыточный» капитал, допустим, Англии вкладывается в Индии, а капитал России, скажем, в Персии, то теперь мы должны говорить, что переплетенный капитал разных участников мировой системы (в том числе и Англии, и России, и самой Индии, и самого Ирана и т.д.), вкладываясь в разных частях мира (в количествах, зависящих от выгодности местных условий), приносит прибыль всем участникам системы в соответствии с их экономической силой и их долей в общем капитале.

     Чтобы лучше понять эту картину, приблизительно уподобим это некоему мировому банку, в котором все мировые участники являются вкладчиками (разумеется, разного калибра) и имеют соответствующую долю прибыльного процента.

     Так не назвать ли теперь все страны империалистическими или всю эту мировую систему в целом империалистической? Нет.

     Почему сказано о приблизительности такого уподобления банку? Потому что это сравнение, с одной стороны, вполне правильно, ведь и в самом деле мировая хозяйственная система создала огромные, всеобъемлющие финансовые организации, аккумулирующие общий капитал их участников и распределяющие прибыль пропорционально участию. Но всё же это сравнение не нужно понимать буквально, иначе мы впадём в большой оппортунизм.

     Одно дело, когда мы вкладываем в банк, а прибыль сдирается с какого-то постороннего труда, и другое дело – когда прибыль сдирается с трудящихся самих стран-участников, причём вот тут-то как раз наоборот – больше с тех, кто слабее. В этом случае та же Индия может в плюсе получить лишь немного больше, чем отдаст в минусе; какая-то, к примеру, Африка в плюсе получит даже меньше, чем отдаст в минусе; а, допустим, английские монополии будут иметь в своих прибылях солидную надбавку к прибавочной стоимости, созданной английскими рабочими, за счёт индийских и африканских минусов.

     Итак, да – система общая, всеохватывающая, но капиталистическая эксплуатация наёмного труда распределена внутри неё неравномерно: больший вкладываемый капитал у одних, у развитых и богатых, а вкладывается он, главным образом, в эксплуатацию рабочей силы других, недостаточно развитых и относительно бедных.

     Как видим, империалистическая эксплуатация никуда не уходит, речь идёт лишь об изменении формы осуществления. То, что раньше осуществлялось в форме внешнего взаимоотношения, теперь осуществляется в форме взаимоотношения внутреннего. Суть та же, а форма осуществления несколько иная. Вот образование этого противоречивого объединения, соединение и тех и других в одну сцеплённую систему и является одной из главных особенностей современного империализма.

     Единость этого «организма» довольно сильна и разорвать её непросто. Да, потеря империалистическими монополиями выгодных условий капиталовложений сильно ударит по ним, но и разрыв зависимых регионов с этими монополиями лишит их необходимых инвестиций, технологий и рынков сбыта для своих традиционных продуктов. Причём если потеря одного малого эксплуатируемого региона может быть как-то возмещена монополистами за счёт других регионов, то у оторвавшегося региона возможностей комбинировать, как правило, нет.

   
            Тут нужно сказать о двух часто встречающихся ошибках.               

            Исходя из того, что проведение капиталовложений через международные механизмы этой мировой хозяйственной системы стало правилом почти для всех стран, некоторые товарищи допускают ошибку такого рода – они дают такой стране ярлык тоже «империалистической»: империалистический Иран, империалистический Китай и т. п. Разумеется, это неправильно. Ну, в самом деле, - представьте хотя бы Сталина, у которого есть средства на строительство одного завода, а крутанув эти средства в мировой финансовой системе, он через год получит сумму, достаточную для трёх заводов. Конечно, он пойдёт на это, и нет никаких оснований именовать его за это империалистом.

     При именовании того или иного государства империалистическим нужно всё же исходить из определения. Если мы имеем не просто выгодное пользование сложившимся международным экономическим механизмом, а такую степень капиталистической монополизации, которая настоятельно, под угрозой проигрыша в конкурентной борьбе, вынуждает искать для «избыточных» капиталов внешние места приложения, то только в этом случае термин «империалистичность» будет правомерным, во всех же других случаях он не подходит.

            У некоторых товарищей есть ошибка и другого рода. Известны заявления кое-каких «левых» авторов, что, дескать, в связи с образованием мировой хозяйственной системы исчезла конкуренция, что нет «империализмов», а есть один империализм и что, например, происходящая сейчас международная распря – это просто игра, имитация, проводимая одним общим империализмом с какой-то хитрой целью.

     Нет, пока существует капитализм, конкуренция исчезнуть не может, и конкуренция межимпериалистическая в том числе. Разве что в связи с названным изменением мы должны внести изменение и в формулировку: не «внешняя конкуренция между отдельными, сугубо национальными империализмами», а «внутренняя конкуренция в общей мировой системе между её внутренними частями».

     Да, система соединяет участников в одно, в том числе и разных империалистических участников. Но экономическая и политическая сила этих участников различна, а значит различно и место, занимаемое в системе. В зависимости от обстоятельств соотношение сил может меняться, и в действие вступает стремление к переделу, при этом возможны и конъюнктурные союзы для сдерживания каких-то других конкурентов или противодействия им.

     Думаю, в этом плане совершенно очевидна подоплёка последних событий, когда в общей мировой системе китайский центр силы всё более теснит американский, а российский участник использует создавшиеся возможности для значительного улучшения своего места в ней.

     Естественно, прежние центры силы пытаются противодействовать этому и (как сказано у Ленина) совсем «не по их особой злобности», а из-за понятной необходимости защитить интересы своих капиталов.
                - - - -               

            Мы видим сейчас, как вокруг поднимающихся и растущих центров экономической и политической силы мировой хозяйственной системы складываются новые союзнические блоки, а прежние конъюнктурные блоки ослабевают и шатаются.

     Эти новые конъюнктурные блоки тоже строятся, как и весь мировой хозяйственный механизм, из самых разных участников. Отличаются они от старых блоковых центров силы, пожалуй, только тем, что экономические условия здесь по каким-то причинам пока лучше (иначе они и не могли бы образоваться и укрупниться). К этим несколько лучшим условиям добавляется возможность для ряда стран, находившихся на недостаточно выгодном положении в блоках старого центра силы, теперь, опираясь на новые связи, выйти из прежней зависимости или, во всяком случае, значительно ослабить её, то есть получить возможность для выгодного комбинирования и так называемой диверсификации связей. Наконец, сам факт усиления одного блока на фоне ослабления другого побуждает некоторые национальные экономики, так сказать, пересаживаться в своих внешних отношениях со слабеющего «коня» на усиливающегося. В результате эти новые центры силы могут крепнуть и обрастать участниками и союзниками довольно быстро и даже перетягивать в свою сферу влияния (хотя и не включая их официально в состав блока) те регионы, которые прежде были прочной сферой влияния старых центров силы.

     Об империалистичности в этих новых блоках можно сказать то же, что сказано об империалистичности единой мировой системы, - как эта система включает в себя разных участников, находящихся на разных местах, и империалистических и неимпериалистических, так и эти новые блоки являются в этом отношении составными, там также есть и империалистические и неимпериалистические участники.

     При этом империалистичность, входящая в новые, растущие блоки, в отличие от слабеющих старых блоков, имеет возможность на этапе своего роста привлекать к себе почти исключительно экономическим «пряником», без использования экономического и политического «кнута», который характерен как раз для старых центров, теряющих все другие способы удержать своё положение, кроме способов репрессивных. По этой причине новые центры силы мирового хозяйственного механизма могут выглядеть как будто бы совсем лишёнными какой-либо империалистичности внутри себя. Есть люди, которые утверждают это; худшие из них являются сознательными защитниками своего, «родного» империализма, а лучшие невольно ошибаются в том, что именуют «империализмом» не то, что понимает под этим термином Ленин, а именно жестокую, зверскую политику разнузданного грабежа и насилия. И если на данном этапе в такой политике пока нет нужды, то эти люди не видят и империалистичность.

     Да, на фоне старой империалистичности новая пока выглядит вполне цивилизованной деятельностью, несущей выгодность зависимым странам, и людям с «патриотическими» мозгами бывает трудно правильно сориентироваться. Тем более, что обострение конкурентной борьбы блоков, принимающее очень резкие формы, даёт возможность всякого рода патриотствующим оппортунистам обвинять противоположную сторону в агрессивности, а свою сторону представлять защищающейся. Эти оппортунисты видят действия, идущие от старого империалистического блока, и с возмущением говорят: «Чего они лезут?» Но почему-то не видят активнейшее проникновение блока нового на Ближний Восток, в Южную и Юго-Восточную Азию, в Африку, в Латинскую Америку – во все (в том числе и очень чувствительные) зоны влияния старой империалистичности. Нет никакого сомнения, что патриотические оппортунисты той стороны говорят ту же самую фразу и тоже заявляют о необходимости защиты от «лезущих» конкурентов.

            Однако тут есть особенность, о которой нельзя не сказать. Говоря о составном характере блоков (в такой же мере составном, как и весь мировой механизм), мы всё же должны обращать внимание и на то, кто в этом составном объединении играет ведущую, руководящую роль. Безусловно, это очень важно.

     В нынешнем новом, нарастающем центре силы одно из первых мест занимает Китай (ну, и надо полагать – является в этом блоке наикрупнейшим вкладчиком капиталов в различные регионы мира). Тем, кто не считает Китай капиталистической державой, конечно, следует учесть это при характеристике нового блока в целом и при оценке его политической и экономической линии.

     Таким образом, в этом отношении возможны две ошибки: первая – безоговорочное определение нового, растущего блока как империалистического в целом, и вторая – полное забвение возможности присутствия внутри этого блока классической империалистической мотивации у отдельных его участников.

   
            Благодаря такому перегруппированию в общей взаимосвязанной системе (а точнее – процессу перегруппирования, так как перегруппирование ещё не завершено) страны, находящиеся в позиции невыгодного подчинения старым империалистическим центрам, вновь получают возможность внешней политической и экономической опоры (на чём, кстати, активно играют империалистические участники нового блока).

     Конечно же, мы не должны считать, что это перегруппирование, рассматриваемое в целом, относится к мировому антиимпериалистическому движению, поскольку значительную долю его сущности составляет не антиимпериалистическая, а конкурентная борьба. Тем участникам нового, растущего блока, к которым вполне применимо ленинское толкование империалистичности, вполне выгодно изображать дело именно в таком свете, играя на том, что процесс ведёт к ослаблению старых империалистических центров. Но давайте не поддаваться этим уверениям, ведь речь идёт только об ослаблении старых центров империалистичности, а не об ослаблении империалистичности вообще.

     Итак, идущий процесс перегруппирования является составным и довольно сложным по своим внутренним тенденциям. Мы отметили, что на данном этапе он действительно несёт определённую выгодность для антиимпериалистического движения, и этой формулировки пока достаточно. Правильней будет не спешить с однозначными прогнозами, а серьёзно и внимательно наблюдать как за ходом его дальнейшего развития, так и за неминуемым (несмотря ни на какую острую конкуренцию) проявлением прочной взаимосвязи старых и новых частей общего мирового механизма.

                * * *

            Продолжаем перечень предварительных выводов.

            15). Сама объективная обстановка наталкивает антиимпериалистические правительства Латинской Америки на очень верную и важную идею единства и тесного экономического и политического сотрудничества. В качестве замечательного примера можно назвать политическое и экономическое сотрудничество в рамках межгосударственной организации ALBA и регулярные межпартийные контакты на так называемом Форуме Сан-Паулу .

            16). Ход дел в разных странах Латинской Америки (так же, как и подобные события в других регионах мира) подтверждает огромное значение государственной собственности в антиимпериалистической борьбе.

     Мы видим, что к государственной собственности, как к эффективному рычагу, прибегает и современная монополистическая буржуазия (чтобы государственным регулированием сглаживать характерные капиталистические пороки), и социал-демократические реформаторы разного вида, и левые радикальные реформаторы мелкобуржуазной ориентации. Принципиально различные по социальному и политическому характеру общественные надстройки стремятся к этому мощному орудию влияния на базис, и мы видим, что политические представители самых разных классовых сил ведут то явную, то закулисную, но всегда настойчивую борьбу за государственный сектор экономики для использования его в интересах либо тех, либо других.

     Для радикального левого реформаторства, не говоря уже о народно-демократической революции, сильный госсектор играет уже не вспомогательную, а главную роль, так как является единственно возможным инструментом формационных преобразований. При этом государство перестаёт быть только инструментом надстройки и входит в определённом смысле и в базис, поскольку собственность (ключевое производственное отношение в базисе) принимает государственный характер. Вся система производственных отношений (а это, как помнят читатели, и называется базисом) или непосредственно, или опосредованно подчиняется госсобственническому элементу и работает под его влиянием.

     Те антиимпериалистические реформаторы (не говоря уже о народно-демократических революционерах), которые не действуют в этом русле, не изменяют роль государства, не крепят госудаственный сектор экономики, лишают себя необходимого инструмента для формационных преобразований и терпят поражение в своём антиимпериализме.

            17). Но, разумеется, мы тут же должны сказать (и опыт латиноамериканского государственного строительства подтверждает это), что мера огоударствления экономики должна быть найдена правильно. Ведь эти страны ещё не могут вести хозяйство на социалистических принципах, - до такой возможности нужно ещё дойти через долгий и непростой путь преобразований.

     Пожалуй, чисто теоретически можно сказать лишь то, что в государственную собственность должны быть взяты те предприятия и те отрасли, которые именно и дадут возможность государству влиять на экономику в целом, в том числе и на рыночное приватное хозяйство. Конкретная же пропорция государственного и приватного секторов, по всей вероятности, может определиться только через плюсы и минусы практики.

     Перед властью, таким образом, будет стоять триединая задача: достаточно эффективно управлять государственным сектором; влиять нужным образом на состояние дел в приватной сфере; найти правильное соединение этих двух секторов с тем, чтобы одно другому не только не мешало, но и помогало. Возможно ли это? Понятно, что мы имеем в этом вопросе гораздо более глубокий урок Китая, но в Китае всё-таки не тот политический тип государства, какой пока имеет место даже в самых прогрессивных латиноамериканских странах. И кроме того, Китай пользуется преимуществами от больших масштабов, чего уж никак нельзя сказать даже о наиболее политически продвинутой Кубе. Преимущество больших стран в деле накопления средств очевидно: стоит недоплатить каждому китайцу один юаньчик – вот тебе и полтора миллиарда юаней. Ясно, что я говорю это немного в шутку, но то, что общее количество национального труда равняется сумме трудов всего населения, это, конечно, понятно каждому.

     Таким образом, практика Латинской Америки даёт полезный опыт сочетания государственного и приватного секторов в условиях относительно малых стран, - опыт, который будет полезен и в антиимпериалистическом движении других регионов.

            18). Поскольку уж мы коснулись темы государственно-приватного сочетания, есть смысл порассуждать о таковом сочетании в ходе социалистической революции.

     По-моему, мне уже приходилось приводить цитату из Энгельса об устранении частной собственности. «Возможно ли уничтожить частную собственность сразу? Нет, невозможно. Революция пролетариата только тогда уничтожит частную собственность, когда будет создана необходимая для этого масса средств производства.» Есть и ещё одна замечательная мысль, высказанная Сталиным. Правда, в собрании сочинений вы этого не найдёте, - мне эта мысль известна по словам Бухарина. На Пленуме ЦК ВКП(б) 1929 года, где громили правый уклон бухаринцев, он ссылался на слова Сталина, сказанные на каком-то из заседаний Политбюро, о том, что НЭП не нужно объяснять исключительно отсталостью России, что состояние, подобное НЭПу, будет иметь место даже при социалистической революции в развитых капиталистических странах, причём довольно продолжительное время, поскольку предпосылки социализма это всё же ещё не непосредственные условия социализма и нужно время, чтобы предпосылки довести до уровня непосредственных условий.

     Впрочем, неизбежность сохранения приватного сектора, а значит и рыночности, на переходном этапе к социализму понятна для всех. Но сейчас мы можем видеть некоторые дискуссии о возможности рыночности в самом социализме. Достаточно подробно эта тема разобрана в моих текстах о Китае, здесь же повторим кратко: рыночность, в правильном значении этого слова, требует множественной частной собственности и, следовательно, с общественной собственностью не сообразуется никак. Зюгановские бредни о «рыночном социализме» ничего общего с коммунистичностью не имеют. Да, конечно, мы можем представить себе состояние, когда строй по-крупному уже может быть назван социалистическим, но тем не менее некоторая приватность в нём ещё допускается в кое-каких вспомогательных сферах, но называть это остаточное явление «рыночностью» в настоящем значении этого понятия было бы совершенно неправильно. Но даже и в этом случае педантичные политологи должны будут всё же называть этот строй немного длинно: не «социализм», а «социализм с некоторыми несущественными остаточными элементами прошлого».

            19). Способность госсобственности успешно выполнять свою задачу зависит от её характера, характер же госсобственности зависит от характера государства.

     Именно от характера государства, от того, диктатурой каких именно классовых слоёв общества оно является, зависит его способность опираться в своей деятельности на миллионы воль, на миллионы глаз и умов. Вот почему огосударствление экономики классом капиталистической буржуазии (не говоря уже об олигархате) оборачивается колоссальной бюрократизацией всей управленческой машины, и вред от этого может превышать всю возможную пользу.

     Государство народно-демократического типа лишено этого порока. Но опыт латиноамериканских стран показал, что и при народно-демократической ориентации могут быть существенные погрешности в организации государственного управления экономикой, если не достигнуто надлежащее качество власти и отсутствует умение установить взаимную связь с низовым народом.

     Поскольку, как правило, власть в этих странах строится на основе союзов и коалиций, её качество зависит от того, какая именно политическая сила занимает в этой коалиции ведущее место, насколько ясно она понимает стоящие перед ней объективные цели, насколько она умеет завоевать авторитет у других союзных политических сил и на этой основе добиться единства действий.

     Качественная же взаимная связь с низовым народом, кроме безусловно необходимого социального родства верхов и низов, зависит от умения руководящих организаций найти политический язык, родной большинству народа, учесть сложившиеся в данном народе традиции и правильно включить их как в руководящую идеологию, так и в форму демократии, то есть приспособить практическую политику к тому виду политической культуры, какой присущ широким низовым слоям именно этого общества.

            20). Большая политическая беда латиноамериканских коммунистов как раз заключается в том, что они не нашли такой язык и, главным образом, пытались разговаривать с народом книжными марксистскими формулами, да ещё и не делая поправку на исторические изменения новейшего времени.

     Невольно вспомнил один рассказ моего деда. Интересный человек, прожил с 1888 года по 1972, от Александра III до телевидения и космоса, очень много мне рассказывал и поправлял мои глупые иллюзии действительной правдой. Так например, он практически не мог равнодушно смотреть фильмы на революционную тему, - возмущался: «Красивая картинка для дурачков. Не так было, не такие идеальные были люди, не так чисто всё шло…»

     Я отвлёкся. Так вот, он как-то рассказал, как я понимаю, может быть, не реальный случай, а, так сказать, байку, но мне понравилось. Шёл красный повстанческий отряд, и всё трудней было с людьми, с обозами. И вот у какого-то большого села командир сказал комиссару: «Ты грамотный, толковый, - пойди в село, сагитируй народ. Пусть пополнят нас и людьми, и лошадьми, и телегами, и провиантом.» Комиссар пошёл. Долго не было, но, наконец, вернулся один. «Нет, - говорит, - ничего не выйдет. Очень реакционное село. Я им и про Маркса, и про социализм, и про прогрессивную роль диктатуры пролетариата, а они только жмутся, ёжатся и молчат.» Командир уже хотел двигаться дальше, но один из повстанцев предложил: «А давайте-ка я ещё попробую». Командир ему говорит: «Что там делать тебе, если у комиссара не вышло?» Ну ладно, решили попробовать. Этот повстанец пошёл. И вот смотрят через некоторое время - от села валит большая толпища, с лошадьми, телегами, топорами, некоторые с ружьями. Комиссар потом подошёл к этому повстанцу и спрашивает: «Что ж ты им такое сверхумное сказал?» А тот отвечает: «А я просто сказал: пошли, мужики, мать-перемать, бить помещиков и делить землю!»

     История, может, и выдуманная, но поучительная. Не в том ли, кстати, одна из бед (не единственная, конечно, и не главная) наших марксиствующих умников, любящих жаловаться на непонятную пассивность нашего народа?

     Ненахождение правильного политического языка было одним из серьёзных недостатков латиноамериканских коммунистов. Вторым недостатком было то, что они долго преданно и некритически следовали за хрущёвско-брежневской КПСС и, как следствие, вольно или невольно набрались всевозможных оппортунистических блох. Третьим недостатком нужно назвать плохую (ну, или скажем осторожней – недостаточно хорошую) связь с мелкобуржуазными слоями. Мне могут возразить: зачем связь с мелкобуржуазными слоями? ведь коммунисты – это партия пролетариата. Но мы говорим не о характере партии, а о её правильной тактике. Пролетарский характер коммунистической партии заключается в верной постановке конечных целей, но связь с той массой, которая в данном обществе составляет большинство всё же настоятельно нужна - для того, чтобы суметь правильно разделить её, правильно зацепить и правильно повести. Ведь даже в развитой капиталистической стране пролетариат без вспомогательной союзнической мелкобуржуазной революционности не сможет решить свои революционные задачи, а что же тогда говорить о таких недостаточно развитых обществах, каковыми являлись (и ещё во многом являются) общества латиноамериканские.

     (Говорю о латиноамериканских странах, а сам невольно начинаю думать о проблемах нашего российского общества. Очень много полезного, применимого и к нам можно извлечь из богатейшей истории латиноамериканской борьбы.)

            21). В результате практически ни в одной стране Латинской Америки антиимпериалистическое движение или революционный процесс не были возглавлены коммунистами. Во главе встали те, кто гораздо менее политически начитан, но достаточно близок к реальной пёстрой народности и достаточно прагматичен, чтобы суметь увидеть самые болезненные узлы народного настроения и зацепить за них широкую низовую массу. Как правило, эти лидеры – сами выходцы из мелкобуржуазного большинства, представители её крайних, радикальных, недовольных слоёв, не латиноамериканские марксы и ленины, а латиноамериканские пугачёвы, чапаевы или партизанские ковпаки, люди пусть с невысоким уровнем революционного образования, но с огромной харизмой.

     Многие наши левые товарищи изо всех сил учат высокую теорию. Дело это, безусловно, нужное. Но им не следует забывать и то, что во главе народа в критические исторические моменты становятся не те, кто знает больше теоретических истин, а те, кто обладает харизматической связью с широкими простонародными слоями.

     Как бы сегодняшним шумным и очень уверенным «вождям» различных группок не оказаться в каких-либо будущих потрясениях даже не на вторых, а на пятых-восьмых ролях со своими теоретическими томами в кармане.

            22). Ход латиноамериканского антиимпериалистического процесса показал и ту, в общем-то уже известную, истину, что в любом подобном движении всегда имеет место правый и левый оппортунистические уклоны. Но мы привыкли разбирать эти уклоны применительно к марксизму: уклон, уступающий интересам буржуазии во вред пролетарской линии, мы называем правым, а уклон, внешне гремящий революционными фразами, но уходящий от правильной пролетарской линии в авантюризм, мы называем левым уклоном. Мы знаем, что у этих видов оппортунизма, при всей, казалось бы, непохожести, общий корень – мелкобуржуазная психология, в одних условиях проявляющая себя колебанием и трусостью, а в других – радикалистским авантюризмом, и поэтому в том, что одни и те же люди могут шарахаться то в явную правизну, то в явное левачество, нет ничего удивительного

     Но в данном случае речь идёт не о пролетарской линии, а о линии антиимпериалистического движения, в которой, между прочим, наиболее массовым активным участником выступает как раз мелкая буржуазия. Следовательно, нам не нужно путаться. Да, мы, конечно, будем видеть в среде многих антиимпериалистических борцов, а то и их лидеров, немало отступлений и в ту и в другую сторону от пролетарской линии, но слово «оппортунизм» здесь неприменимо, поскольку речь идёт о совершенно другом процессе. Понятие «оппортунизм в антиимпериалистическом движении» должно указывать на отступление именно от правильной антиимпериалистической линии, не важно, в каком отношении это пока находится к линии пролетарской.

     Да, преимущественно мелкобуржуазная массовая база антиимпериалистических движений в Латинской Америке и других подобных регионах порождает и в антиимпериализме немало как правых колебаний, так и разнузданного левачества, и это нужно учитывать. Немножко почему-то грустно, но вполне объяснимо, что многие латиноамериканские компартии, долго следовавшие за хрущёвско-брежневской КПСС, сыграли в антиимпериалистическом движении роль правого оппортунизма, тогда как многочисленные в Латинской Америке троцкистские организации, как им и присуще, проявляли себя (и продолжают проявлять) вреднейшей левацкой помехой.

            23). Можно ли сказать что-то уверенное о конкретных перспективах антиимпериалистического процесса в Латинской Америке? Абсолютно уверенно мы, конечно, прогнозировать не можем, но ход этого процесса всё же позволяет высказать некоторые соображения на этот счёт.
   
      Так, нельзя не заметить, что политическое руководство этим процессом развивается без однозначно  определившейся теоретической ясности, так сказать – ощупью. Эклектичность, мозаичность политических взглядов очень хорошо видна, и она не удивительна, поскольку отражает мозаичность движущих сил антиимпериалистического движения, мозаичность латиноамериканского общества.

     Эта социальная мозаичность и огромная мелкобуржуазность являются наиблагоприятнейшей почвой для социал-демократичности и мелкобуржуазных иллюзий, для устойчивого существования мечты о возможности сгладить межклассовые антагонизмы, обойти, избежать их, построить нечто, удовлетворяющее всех («всю нацию»); отсюда распространённость неприятия идеи о классовой борьбе и диктатуре пролетариата.
 
      Общеизвестная истина, говорящая о том, что правильный субъективный фактор образуется не от непосредственного воздействия окружающего бытия на голову, а через промежуточное посредство такого среднего звена, как, извиняюсь, народная задница, которая, благодаря больному воздействию этого бытия, посылает необходимые импульсы уже в мышление , - эта общеизвестная истина особенно справедлива и особенно применима для таких пёстрых и внутренне разноориентированных обществ.

            24). Против расплывчатых мечтаний и иллюзий неотвратимо действует объективный фактор реальной жизни. Классовые антагонизмы всё же накапливаются, межклассовые распри растут, в ходе радикального левого реформизма нарастает контрреволюционное противодействие. Как следствие, - в прежних союзнических объединениях созревают условия для раскола и возникает необходимость новых союзнических объединений на новой основе. Если поначалу в антиимпериалистическом субъективном факторе сосуществовали тенденции ко всем путям возможного развития, то постепенно набор этих подходящих тенденций начинает сужаться. Национальная капиталистическая буржуазия не может и не хочет идти чересчур далеко, - отсюда, кстати, следует недопустимость представлять капиталистической буржуазии политическую гегемонию в антиимпериалистическом движении, даже если она первоначально и входит в него. Из множества попутчиков всё больше и больше выявляются те, кто уже желал бы остановиться и не продвигаться дальше. Той части общего движения, которая способна двигаться дальше и нацелена на это, приходится прибегать к методам революционной диктатуры даже ещё без действительной революции. Таким образом внутри пути левого реформизма постепенно созревает необходимость народно-демократической революции.

            25). Это, как видим, наиболее желательный вариант, однако дойдёт ли ход событий до него или где-то на этом пути свернёт в сторону в случае иного соотношения сил внутри общего антиимпериалистического блока, а если свернёт, то надолго ли и каким образом опять восстановит себя, - это зависит от многих условий. Таким образом, с точки зрения внутренних факторов направление развития антиимпериалистического процесса является неустойчивым.

            26). Направление развития антиимпериалистического процесса является неустойчивым не только с точки зрения внутренних факторов, но и с точки зрения факторов внешних. Малым странам можно развиваться, только включившись в мировую хозяйственную систему, а эта система, как известно, руководится империалистическими монополиями как державного, так и транснационального вида. Причём формы современного неоколониализма имеют коллективный характер, - не только в силу классовой солидарности империалистов, но и по объективной причине тесного переплетения их экономической деятельности. Возможность маневрировать и комбинировать у империализма огромна. Неслучайно многолетняя борьба стран третьего мира за так называемый новый международный экономический порядок, несмотря на все их усилия, пока не даёт им желаемого результата, а их надежды на помощь ООН в этом вопросе, конечно, наивны.

     Региональное влияние США в Латинской Америке, даже с учётом последних событий, остаётся обширным и очень сильным. Латинская Америка крайне важна для США, отсюда они берут треть всех ресурсов, необходимых для своей экономики (понятна и обратная сторона этого соотношения – США продолжают оставаться для латиноамериканских экономик главным рынком сбыта их экспортной продукции). Возможность насильственных действий против неугодных правительств или организации внутренних переворотов ни в коем случае ещё не исчезла и, вероятно, не скоро исчезнет.

            27). Нынешнее усиление конкурентной борьбы в мировой хозяйственной системе на руку антиимпериалистическому движению, так как даёт возможность поиска более выгодных комбинаций. Новая расстановка сил в этой системе расценивается многими латиноамериканскими государствами как более выгодная. Но будет ли объединение БРИКС содействовать подтягиванию экономической инфраструктуры этих стран, устранению технологической отсталости, созданию новых отраслей хозяйства, изменению соотношений цен, установлению льготных правил кредитования? Как скажутся в новой расстановке сил те империалистические элементы, которые (и об этом не надо забывать) всё же присутствуют в новом складывающемся конъюнктурном блоке? Видимо, здесь надо пока ограничиться постановкой вопроса и не спешить с ответом, который станет ясным только через какое-то  время.

            28). Когда антиимпериалистическое движение можно считать результативно закончившимся? Или лучше сказать – антиимпериалистическую революцию, так как антиимпериалистическое движение не может результативно закончиться, если не перейдёт в антиимпериалистическую революцию. Идя только реформистским путём, национальное правительство не в состоянии построить такую экономику, какая необходима для полноценного антиимпериалистического результата. Бюрократизация государственной собственности, коррупция в разных формах и межклассовая конфликтность не позволят экономике достичь необходимого качества. Только осуществление как минимум народно-демократической революции в рамках антиимпериалистической направленности может хоть и не устранить эту проблему полностью, но, во всяком случае, снизить её уровень и темп её накопления. Разумеется, дело пошло бы ещё лучше, если бы антиимпериалистичность пошла на путях опосредованного социалистического строительства (по типу нашей страны, или Китая и Вьетнама, или, наверное, более правильно сказать – по типу Кубы). Но для этого необходимо достаточно мощное коммунистическое политическое главенство в общем руководстве, - ни в одной из латиноамериканских стран, как уже говорилось, компартии не имеют такого уровня влияния.

       Антиимпериалистическая революция для малых стран может считаться результативно закончившейся, когда этим странам удастся создать союзническое экономическое (а значит и политическое) объединение собственных достаточно качественных хозяйств, взаимно дополняющих и взаимно поддерживающих друг друга. Об этом много говорил Фидель Кастро и продолжает говорить Рауль. В беседах с Чавесом Фидель не раз повторял свои надежды, что антиимпериалистическая Венесуэла могла бы стать плацдармом в этом деле благодаря сочетанию антиимпериалистической радикальности с нефтяным богатством. Правительство Венесуэлы действительно ведёт работу в этом направлении, стараясь установить и углубить взаимные экономические и политические связи в регионе. Конечно же, эта работа именуется в США «подрывной деятельностью на латиноамериканском континенте».

     На пути создания такого объединения (понятно, что ещё рано конкретно предполагать, какова будет его форма) имеются немалые препятствия, главным образом связанные с межгосударственной конкуренцией и с политической неоднородностью этих государств, но давление империализма и проблемы собственной бедности являются тем объективным фактором, который всё же подталкивает в этом направлении, тем более что этому способствует очень удобная региональная зональность, схожесть проблем, близость исторического пути и родство культур этих народов.

            29). Мы, не латиноамериканцы, не должны смотреть на ход этих событий как на что-то далёкое и ненужное. Думаю, что нормальные люди это вполне понимают. Происходящее там имеет важное значение для всего мирового антиимпериалистического и антикапиталистического движения. Я бы сравнил наш мир с одной большой квартирой, - разве можно сказать, что происходящее в одной комнате не важно для тех, кто находится в другой?

     Но кроме того, что удары по мировому империализму в одних частях мира влияют на ход дел в других его частях, происходящее в той же Латинской Америке является для всех борцов мира ещё и громадной теоретической и практической школой.

     Вот лишь некоторые, но, пожалуй, наиважнейшие уроки латиноамериканской борьбы для остального борющегося мира:

     1). Невозможность сдвинуть махину пассивности без надлежащего созревания обстановки (общая и непосредственная революционная ситуация) и в то же время возможность ускорить приход этой обстановки активными субъективными действиями, если правящий государственный механизм стоит уже довольно близко  ней. 2). Достижимость легальной победы на выборах, если игра обстоятельств даёт одновременное ослабление верхов и колоссальный всплеск активности низов, но при полном понимании, во-первых, редкости такой ситуации, а во-вторых, абсолютной неотменяемости этим всё же и насильственной борьбы в ходе дальнейших событий.  3). Формирование в эпоху империализма того, что несколько неудачно названо «макроклассом», то есть неких социальных объединений, включающих в себя слои общества, хоть и принадлежащие к разным классам, но на данном этапе имеющие общий интерес и общую ближайшую цель.  4). Выделение из общества ведущего авангарда не обязательно однородной пролетарской классовости, а в виде сочетания боевого актива тех слоёв, которые заинтересованы в назревших преобразованиях, - но при одновременной недопустимости забывать о важности того, представители каких именно классов и какой именно идеологии будут иметь политическое главенство в этом составном, союзническом авангарде. 5). Необходимость строго и точно отличать действительное революционное мелкобуржуазное движение от хитрого, имитационного популизма капиталистической буржуазии, тем более что организация власть имущими разнообразного набора наёмных активистов и подставных организаций якобы левого направления – это обычное дело для империалистических властей.  6). Обязательность известной меры здорового прагматизма, чтобы не впасть в узко-идеологическое  догматическое сектантство, и при этом бдительный учёт опасности утратить в этом прагматизме собственную путеводную нить своей классовости

          30). Место компартии в таких процессах должно быть только одним и другим быть не должно. Изо всех сил содействовать этому процессу, служить его наилучшему качеству, независимо от того, кто имеет главенство в нём. Не выходить за пределы возможного в соответствии с уровнем развития процесса, даже если удастся возглавить его. Имея, как коммунисты, как марксисты,  преимущество в теоретическом понимании происходящего, компартия обязана вносить в ряды действующих активистов максимально ясное осознавание как сути, так и перспектив идущего развития событий. На более продвинутых стадиях возможны (а пожалуй, лучше сказать -  неизбежны) расколы, конфликты, размежевания в первоначальном общем движении на основе буржуазных и пролетарских интересов, и там тактика коммунистов будет уже иной, - но эти стадии ещё не назрели в Латинской Америке.

            31). Возможность опосредованного социалистического пути зависит не от уровня развития общества, а от главенства сильной, авторитетной и правильно строящей свою тактику коммунистической партии. От уровня развития общества зависит только конкретный характер опосредованности, количество и содержание постепенных переходных этапов. Более подробно об этом мы сможем сказать, рассмотрев развитие антиимпериалистического процесса на Кубе.

          32). Наблюдая ход событий в разных странах Латинской Америки, мы можем сделать вывод, что и в ней и тем более во всём мире будут тенденции ко всем путям антиимпериалистического развития, и этим различным выбором путей так называемый «третий мир», возможно, будет разделяться и поляризоваться, в чём-то имея общий интерес, а в чём-то входя в разногласия. Вероятно, это так, но это – дело будущего, и сказать что-либо конкретное об этом разделении антиимпериалистических движений мы всё же пока не можем.

     Во всяком случае мы должны согласиться с правотой слов Маркса, что разобранный им ход развития Европы не является абсолютно таким же для обществ, находящихся в других, отличающихся от европейских, условиях.

            33). Опыт Латинской Америки, с его плюсами и минусами, также показывает нам неправильность поспешного вывода, что будто под натиском современного антиимпериалистического движения империализм сейчас отступает по всему фронту. Объективная зависимость отстающих регионов от далеко продвинувшихся в своём развитии международных капиталистических монополий, безусловно, может позволить этим монополиям при определённой перегруппировке приспособиться к новым условиям. Ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов и те империалистические элементы, которые входят во вновь формирующийся сильный блок мирового хозяйственного механизма. Нам следует не переоценивать происходящее, не впадать в радостную эйфорию, а серьёзно и внимательно  следить за ходом истории, скрупулёзно учитывая его положительные и отрицательные стороны.

          34). Тем не менее ход дел показывает, что магистральной линией мирового революционного процесса в данную эпоху становится именно антиимпериалистическая борьба угнетаемых и попираемых народов. Поняв это историческое содержание данной эпохи и уяснив субъективную задачу для самых разнообразных по классовости антиимпериалистических сил в зависимых странах, нам теперь в теоретической области остаётся лишь прослеживать и анализировать конкретную реальность происходящих изменений.


   (mvm88mvm@mail.ru)