1920г.
Я был там. Где запах металлического мороза пронзает ноздри. Где ярость природы превыше человеческой жестокости. Я помню солнце-голодное холодное солнце призванное подстветить наш бедный человеческий снежный ад забрав последние крохи тепла. Последний обман солнца. Если побывал в таком месте - не согреешься уже никогда. Говорят, в аду пекло. Но там, в аду на земле-было очень холодно. До вечной тряски, когда тело просто не справляется со столь низкой температурой. Я заглядывал в глаза небу, но там тоже не было ничего, кроме холода и вечной зимы. Белесое солнце насмешливо слепило мои глаза-мол человек ты смешной, зачем видеть тебе все это, коль ослепла твоя душа? Но я нес свой долг до конца и после. От Сибири и до Парижа. Надеясь, что следы мои затеряются в веках, что я останусь незрим для незримых нам, людям, судей в своих эфимерных мирах поднебесья, коль таковые существуют. Что я останусь неуязвим для Истины. Боже, если б я только мог знать, с какой легкой руки мы создаем из мнгновения вечность. Мне было 20. И я просто отдавал долг. В тех бесконечных снегах, которые иногда пронизывали отчаяные крики людей которых мы называли "красными". И там на бесконечно белом снегу застывала их красная кровь. А наша? Нашей там не было. Либо же в соответствии с избранной нами стороной она приняла белесый цвет, дабы слится со снегом и быть неуличенной. Иначе нет иного обьяснения как я в 20 лет бескровно лишился самого важного-сердца, души. Опоенный музыкой и поэзией Войны. Такой прекрасной и вдохновенной в 18, что ни одна женщина на свете не заменит никогда. Какая ладная музыка звучала и вела нас в наш продрогший белесый ад, у каких золотых тельцов назначено нам было стоять после. Кровожадные дети с обеих сторон. Красно-белые дети, которым должно умолкнуть навсегда под чью - то оглушительную музыку. Музыку у которой и вовсе не было никакого цвета.