1.
Комнату наискосок пересекают лучи медленного осеннего солнца. Я вижу, как в этих лучах застывают пылинки, и мне даже кажется, что я их слышу. Слышу, как пылинки медленно, мед - лен - но опускаются вниз на деревянный пол.
В окно виден небольшой кусочек озера, рябь от ветра на воде и жёлтые точки упавших в воду листьев. Началась уже осень. Остужающая кожу, замедляющая кровь. Делающая глаза прозрачнее- в цвет серого неба.
И можно, наверное, помечтать о том, что там на небе тебя терпеливо дожидается такой же сероглазый, как и ты, бог. В последнюю секунду перед тем, как проснёшься, он машет тебе рукой. Но это длится всего один миг. Ты даже не успеваешь заметить- во что этот бог одет. Он же не может торчать на небе голым, он одет во что –то, правда?
2.
Осень хороша, и осень тревожна.
У меня в подвале не закопаны трупы. Я не раскрывал врагам военные секреты. Я не растлевал маленьких детей и не жду мести от их родственников, но всё равно тревожно.
Это осень, это её проделки.
Воздух такой, что хочется разбогатеть и перемещаться по земному шару так, чтобы всегда жить в сентябре.
Знаешь, Игорь, сказал мне как - то мой приятель Уткин, я тут понял, что могу думать – так, знаешь, по - настоящему - только осенью. Я молчал, а он злился, что я не спрашиваю- почему, и я спросил- почему, и он ответил, что летом думать вообще незачем, да и жарко, а зимой наоборот слишком холодно, темно и ходишь в шапке как дурак, ну а весной ветер, грязь и напиться хочется ежедневно, вот и все мысли. Просто ты бездельник, сказал я, а он ответил - а как же Пушкин, болдинская осень, а как же Юрий Шевчук – напомнила в душе о самом главном, и даже нашу первую атомную бомбу мы взорвали в сентябре.
Ну тут совсем крыть было нечем. Ты, когда ещё кому – ни будь будешь об этом рассказывать, можешь добавить про Ньютона, сказал я. Хорошо, добавлю, кивнул Уткин, а при чём здесь Ньютон, а ты подумай, говорю - сейчас ведь осень как раз. А, да, сказал Уткин. Яблоко же по башке ударило. Вот, осень. Ты напиши об этом, сказал я. Не держи в себе.
- Прекрати улыбаться! Ненавижу, когда ты так мерзко улыбаешься!
- Я тебе не верю. Ненависть- слишком сильное чувство.
- Добавь ещё – «для тебя».
- Да вообще для всех. Для любого человека.
- Ты умничаешь, - сказал Уткин. – Прекрати умничать. Кроме меня, здесь нет аудитории. Никто тебя не слышит.
- Нет. Просто для того, чтобы ненавидеть, нужно время, - сказал я, - а людям сейчас просто негде его взять. К тому же ненависть утомительна.
Ну наверно, сказал Уткин и рассмеялся, и я рассмеялся тоже, мы потом пошли с ним за вином и купили краснодарский рислинг, это я так захотел, хоть Уткин и говорил так по- московски, когда гласные надо растягивать -«да какой у нас тут рислинг, не бензольный он нефига», и оказался прав, рислинг был так себе, хоть бутылка и красивая. Он вообще смышлёный парень, Уткин. Как большинство бездельников. Больше прикидывается.
3.
Сейчас Уткин уехал. Сейчас Уткин живёт в Израиле и уже получил паспорт. Как можно получить паспорт Израиля, если твоя фамилия Уткин, мне совершенно непонятно, но здесь я не эксперт.
Он недавно позвонил мне и сказал, что встретил на улице в Хайфе нашего старого губернатора, который после отставки там скучает, и тот даже с ним поговорил. Как нормальный человек поговорил.
Губернатор, да. После того, как он оставил должность, против него, как водится, начали возбуждать разные противные дела, но следствие, как опять - таки водится, зашло в тупик. И пребывает там поныне.
Ну и правильно- осуждайте, если есть доказательства! А если нету доказательств? У нас тут середина континента, а не дикий запад, слава богу. Да! Но все эти подозрения расшатывают нервы, поэтому бывший губернатор отправился в Хайфу их лечить. Там и климат помягче, и много родственников.
- Представляешь, я сказал, что из Ленинского района, а он такой- а откуда конкретно, я говорю- с Гагарина, и он- Гагаринских уважаю, вот упырь, да?
- Да.
- За четыре года хоть бы грамм асфальта положил там на Гагарина. Да?
- Да, конечно.
- Хм. А ты почему там дакаешь? Тебе что, говорить неудобно?
- Удобно мне говорить, - ответил я,
- Тогда почему дакаешь?
- Потому, Уткин, что я до сих пор живу здесь, на Гагарина. А в Хайфе не был никогда. У вас то в Хайфе как- с асфальтом всё в порядке?
- Конечно. Ты приезжай сюда, Игорь! Отдохнёшь хоть. Мёртвое море, живые девушки. Креветки размером с кошку.
- Я тебя на слове сейчас поймаю, - сказал я.
- Нет! - крикнул в трубку Уткин, - нет! Давай так: ты приезжай, конечно. Если петь не будешь, ладно?
- Обидно слышать такие слова! После стольких лет дружбы. Мне грустно, о Уткин!
- Не начинай, не начинай.
- Хорошо, не буду. А ты придумал новую причину- почему тебе не нравятся мои песни?
- Я не придумал, - ответил Уткин, - честно могу тебе сказать. Раньше я не хотел, чтоб ты обиделся, потом, наоборот, хотел, чтоб ты обиделся и прекратил этот ужас. Теперь я просто иссяк, дружище.
- Значит, оставишь меня наедине с народной любовью?
Уткин издал в трубку долгий протяжный стон, и сказал потом, что жил сейчас с одной девушкой, очень хорошей, хоть и из Саратова, и ему так часто казалось, что они подходят друг другу, что было даже порой страшно. И на горизонте замелькало слово «гармония». И ему стало нравиться, как эта девушка во сне храпит.
- А потом она нашла твой диск. С автографом.
- Правда? - удивился я – ты же говорил, что все их выкинул.
- Да я так и думал! Он в боковом кармане сумки был, я не посмотрел там.
- Ну сам виноват тогда. И что девушка?
- Сначала просто слушала. Молча, - мрачно сообщил Уткин. – Потом сходила в алкомаркет, принесла водки и опять слушала молча. Потом выпила водку и стала подпевать.
- Пока ты не сказал ничего нового.
- Наверное. Я вообще верил, что это у неё пройдёт. Прикинь – до сих пор верю в такие вещи. А потом прихожу как – то вечером, недавно, а она сидит с какой - то ещё бабищей на кухне, в той килограмм сто, и в обеих уже по триста плещется, и поют дурными голосами. Странно, до этого я думал, что у неё нормальный голос.
- Ты был просто оглушён любовью. А какую песню пели?
- Песню? - заорал в трубку Уткин – Какую ПЕСНЮ? А есть разница? Твоя типичная песня! Если можно ЭТО так назвать. Сел, вышел, зарезал, нас предали, жопа. Хорошо хоть куплетов немного.
- Не благодари. Но вы хоть мирно расстались, я надеюсь?
- Она стала называть меня фраером. Вырвала из справочника страницу с адресами тату салонов и ушла. С тех пор не появлялась.
- Не благодари, - повторил я - А что бабища?
- Я сказал ей, что хату спалили мусора. Она взяла твой диск и тоже ушла. Нет, Игорь, серьёзно- приезжай без песен. Просто приезжай. Погода здесь. Креветки..
- Размером с кошку, - перебил я своего друга, - Приеду, конечно. Всегда хотел таких попробовать.
4.
В каждом человеке живёт мечта.
Даже если ты мужчина, а не женщина.
Даже если ты, будучи мужчиной, мечтаешь не в центре Москвы, Петербурга или в Хайфе, в Севилье какой- нибудь, а в провинциальном, утыканном дымящими трубами сером длинном городе в самой середине континента. И ты родился здесь и вырос.
И ты разговариваешь как все (мало), улыбаешься как все (очень мало), относишься к себе так, как все (никак не относишься), относишься к женщинам так, как все (почти никак), и к алкоголю относишься тоже, как все (лучше, чем к женщинам, гораздо лучше).
При этом мечта всё время с тобой.
Как правило мечта ведёт себя прилично, ей достаточно того, что она просто рядом, она редко выходит на первый план. Она прячется в кармане плаща, она дремлет зимой на полке с тёплыми вещами, она в твоей багажной сумке, она между страниц паспорта, она листает твои детские альбомы. Когда ты спишь.
Она терпеливо сносит твои серые будни, она тихонько вздыхает в дни твоего рождения, она смотрит с тобой сериалы и выбирает с тобой одежду в отделах гипермаркетов (одеваешься ты тоже как все).
Твоя мечта не особенно ревнива, но на твоей свадьбе она может устроить драку. Просто для того, чтобы развлечься.
Ну и дальше твоя семейная жизнь будет успешна настолько, насколько твоя мечта сможет поладить с мечтою твоей женщины (женщины, женщины – обойдёмся без осуждаемых обществом вариаций). Если эти бестелесные создания не договорятся, тебя ждут ужас осмысления и пытка осознания. Ну и все сопутствующие этому этические и бытовые неприятности.
А если они поладят, то будет скучная счастливая жизнь до повзрослевших внуков. И твоя мечта будет просыпаться только тогда, когда тебе вдруг случится посмотреть ночью на усыпанное звёздами небо или на садящееся у горизонта солнце на другом берегу теплого летнего моря. Или на картину странно одетого художника на бульваре в твоём городе – которую он пишет не себя, и не для девочек, и не для денег на вино, пишет полжизни – только для тебя.
Только для тебя, но дни уже становятся короче даже в мае, и память твою засыпает снегом забвения, и мечта, осмотревшись в последний раз по сторонам, уходит от тебя навсегда. Наверное, для того, чтобы написать историю твоей жизни, а потом отнести эту книгу в какую- то небесную библиотеку и поставить на одну из полок. У которых нет ни начала ни конца.
У меня тоже есть мечта. Мне нравится то, что она есть, и сама она мне тоже очень нравится, я прикрываю от удовольствия глаза, когда она подходит ко мне близко. Если я кого – то и люблю, то только её одну. Ну или я люблю то, что я её люблю, если вам так нужна правда. Мне то не очень она нужна, иначе я выйду из зоны комфорта. «Выйду из зоны». Нет, это невозможно уже. Это какой – то ассоциативный каток.
Мечта у меня классная. Если бы это было возможно, то я одел бы её в бронежилет. Чтобы ничего с нею не случилось. Мало ли что, времена тревожные, а без мечты я долго не протяну. Я хочу написать гимн поколения.
Три куплета на русском языке, которые выучат все, кто может говорить на русском языке. Эту песню будут петь все, ну или почти все люди. Она станет скрепой и символом абсолютно всего.
Мою песню будут петь дети. Песню будут петь в больших городах- там, где никто никого не знает, а потом, отбросив смущение, люди будут петь её в деревнях и сёлах. Взявшись за руки.
Станет хорошим тоном петь эту песню при вручении паспорта, в военкоматах и родильных домах.
Ну и в Европе будут её петь, и в Африке. «Я есть плёхо говорить па русски, я лучше вам спеть что я лублю. А вы есть мне подпевать».
Уткин будет петь в Хайфе эту песню, никуда не денется. Эта его девица вернётся и будет петь мою песню под дверью, пока Уткин не простит и не впустит её внутрь.
Многие люди, которых считали пропавшими без вести, вернутся к своим родным и близким- только для того, чтобы петь с ними эту песню. Хором и по очереди.
- Ну что- споём, друг?
- Конечно, споём, друг!
Владельцы караоке сойдут с ума, их отправят в дурдом, и они не увидят, как все их заведения закроются. В них больше не будет никакого смысла, потому что петь все другие песни, кроме моей, станет некому.
Так будет продолжаться много лет. Потом я, немного утомлённый заслуженным признанием, куплю себе остров Мальта, выгоню всех оттуда и буду бродить в оливковых рощах, чтоб забыть эту песню и придумать людям новую.
5.
Пока что придумать эту песню я не могу. Пока
Белые я вижу облака,
Да через ржавую тюремную решётку,
Но я уверен в том,
Что мы с тобой найдём
На воле счастья солнечную лодку.
Нравится? Нет? Про «счастья солнечную лодку», которая плавает где- то рядом с вами на воле, вам слушать не хочется? У вас дурной вкус. Эту песню каждый час ставили на радио. Самая тяжёлая ротация в мире.
Ладно, может это и не шедевр, да и на всех не угодишь, может быть тогда вот так?
Пять лет пролетели, как ветер зимой.
Как будто их не было вовсе!
Я все эти годы
Ждал встречи с тобой,
Не верь, не проси и не бойся!
И пусть ты была
За тюремной стеной, -
Не верь, не проси.
И не бойся.
Слышали же? Да конечно, слышали, не поверю, если скажете, что нет. Сначала я хотел продать эту песню, потому что считал, что в моём голосе мало нужного надрыва, но потом продюсер Петя меня отговорил. Молоко, почему - то тёплое, надо закусить огурцом, почему - то из холодильника. И появляется нужный надрыв. Но только если в меру, иначе появляется ненужный скрежет.
У меня за эту песню золотой диск.
И спросите- что ещё надо? Самолюбие не просто питается, а оно уже еле ползает от переедания, деньги. Секс? Ну, могло быть и получше, если было бы поменьше, скажем так. Но я сам не люблю эти песни. И пою их под псевдонимом.
Мне не стыдно, какой тут стыд с моим репертуаром? Просто так всем надо. Продюсеру надо, слушателям надо, и надо мне. Анонимность- это тренд типа. Как Бэнкси типа. Или Duft Punk. Мне то точно так комфортнее, та часть Игоря, которая не имеет ни малейшего отношения к той белиберде, которую поёт его оставшаяся часть, просто хлопает в ладоши под этим псевдонимом.
И ещё маркетинг. Кому продашь Игоря Жидкова? Почти никому, хватит только на доширак и семечки. Ну уж нет. Слуга покорный.
Маркетинг очень важен. Началась уже осень, и нужно было заниматься делами, и продюсер Петя звонил подряд несколько дней. И этим утром был ещё один звонок, совсем уже тревожный, так что я не пошёл на берег озера махать спиннингом, а собрался и поехал в город.
Кстати, о рыбалке: вы, случайно, рыбу не видели? У нас в округе восемьсот озёр, и где, спрашивается, рыба? Почему её невозможно поймать? Я потратил на снаряжение для рыбалки столько денег, что мог бы на них есть рыбу из супермаркета много лет. Очень много лет. Похоже, что эти типы, которые продают спиннинги, блёсны и куртки из ткани, привезённой из космоса, каким – то образом сговорились и уничтожили всех рыб. Чтобы не падала выручка.
Некоторые люди готовы ради наживы на что угодно.
6.
- Вот скажи – ты думаешь о том, почему на улицах так мало стало красивых женщин? – спросил Петя.
- Почти всё время думаю.
- Что? – продюсер Петя поднял на меня глаза, поморгал ими и рассмеялся. – Рад тебя видеть, Игорь. Ты вроде даже поправился там, на этой даче своей. Кухарку себе нанял?
- Даже двух, - ответил я, - и массажистку из Таиланда. У тебя есть совесть вообще? С тех пор, как ты стал моим продюсером, я только что с голода не умираю.
- Не преувеличивай.
- А я хочу преувеличивать, Петя! Главным образом – деньги, которые ты мне даёшь. Скоро у меня не останется сил протянуть за ними руку. И я протяну ноги. Ты этого хочешь?
- Бог с тобой, Игорь! – продюсер перекрестился левой рукой, а правую прижал к сердцу. – Бог с тобой. Как я могу лишить миллионы преступников их голоса? Их ночного шёпота, их утреннего крика, их сдавленных рыданий, их..
- Хватит, - прервал я его. - Хватит. Ты и раньше не мог расстаться с деньгами легко. А теперь ещё и крестишься. Ничего не боишься.
- А чего мне бояться?
- Ни чего, а кого, - сказал я, - Хотя.. Бога, кого ж ещё. Который со мной. Вот он возьмёт и долбанёт тебя сверху молнией. За то, что ты неблагодарный, жадный, лицемерный паразит.
Петя собирался что – то ответить, но у него зазвонил телефон. Он разговаривал, а я пил кофе и смотрел на него.
У продюсера Петра было интересное лицо.
Большую часть лица занимал нос. Даже так- Нос. Создавалось впечатление, что сначала родился этот нос, а потом уже сам мальчик Петя. Нос явно почувствовал себя главным на петиной физиономии, запугал все остальные её части, и они послушно спрятались в его тени. Маленькие чёрные глаза. Маленький рот с толстыми губками. Даже уши почти не отлеплялись от черепной коробки – такие они были маленькие.
Я не знаю, кто в своё время придумал поговорку «держать нос по ветру», но Пете она явно помогла, и не раз. Ему по- другому нельзя. Сложения мой продюсер был субтильного, и можно легко было представить, как Петю, вставшего со своим носом поперёк ветра, стихия поднимает от земли и уносит в тёмное осеннее небо. А он беспомощно машет руками, а потом роняет телефон, и телефон разбивается на куски, и в этот момент серый невкусный воздух действительно разрезает яркая молния возмездия.
И все, кто случайно окажется рядом, слышат громкий, невероятно громкий хохот. Который не может принадлежать человеку.
- Это легко объяснимо, - сказал я Пете, когда он закончил разговор.
- Что объяснимо?
- То, что нет красивых девушек на улицах.
- Значит, мне не показалось, расскажи, - сказал Петя.
- Да это просто на самом деле, - сказал я, - Если у тебя и таких как ты даже на меня не хватает денег, то на девушек их не хватает точно. У них- нужда, дисбаланс, кризис веры, они ходят в обносках. Они всего хотят, но никого не любят. Они покупают дешёвую косметику, от которой у них сыпь. По телевизору показывают морских дьяволов. Дьяволов, Пётр! И вот что им делать в таких условиях? Скажи мне. Вот они сидят дома, звонят друг другу и рассказывают, какие все вокруг козлы. Их невозможно за это упрекнуть, ну совсем невозможно. Они страдают- как раз так, как всем нам хочется. А когда им надоедает обсуждать всеобщий козлизм, они едут в аэропорт и улетают отсюда.
- Навсегда?
- Когда они поднимаются по трапу, то каждая уверена, что навсегда. Но у многих - добрые сердца. И они возвращаются обратно. Чтобы вы, бездушные агенты капитала, продолжили обирать их до нитки.
- Возвращаются, похоже, одни уродины, - вздохнул Петр, - Сегодня пешком сюда шёл, минут сорок. И все страшные, Игорь. Понимаешь, просто все. Я даже секретаршу сменил, если ты заметил. Предыдущая была просто жутью, надеюсь, она встретит близорукого друга.
- Может, ты просто разучился видеть красоту? Или слышать красоту? – спросил я.- Хочешь, давай послушаем мои песни с прошлой сессии? Или новые послушаем. Я вот флэшку принёс, как ты просил.
- Нет! – Петя вздрогнул и как – то обмяк. – Нет. Скажи, сколько тебе надо. Со мной как раз сегодня расплатились в одном месте.
Я сказал, сколько, продюсер Петя опять стал креститься, но я его заверил, что уезжаю в отпуск, и он меня долго ещё не увидит. Так что деньги он отдал.
- До Большого проекта ещё месяц. Так что можешь отдыхать.
Большим проектом он называл очередной конкурс исполнителей. Но он какой - то не рядовой. Чуть ли не чемпионат мира, да и призы там неприличные. Петя верит в победу.
7.
Вот вы, допустим, нормальный человек. В мире же очень много нормальных людей, и вы, безусловно, один из них.
И вот вам, по необъяснимому стечению обстоятельств, предстоит построить тюрьму. Для менее нормальных. Например, для бывшего вашего одноклассника Битюгова, который бил вас после уроков до того, как ушёл из школы в училище. Двоечник. Скотина. Он испортил вам детство. Он бил не только вас, но вас чаще. Это продолжалось вечность. Это продолжалось года три, и как же это было обидно. Это было больно, несправедливо и подло. Он, Битюгов этот, тогда уже ходил по кривой дорожке, а теперь общество наконец преградило ему путь и отправило на нары.
Таких, как Битюгов, увы, много. И вы строите для них тюрьму. Нормальный человек для ненормальных. Должно получится нечто среднее. Тюрьма почему – то в центре города, но это не беда. Вы командуете стройкой- котлован, фундамент, толстые стены из кирпича цвета венозной крови, минимум архитектурных изысков. Вы смотрите в кабинете проектную документацию, ищете схему камеры пыток, а видите на самом деле длинную колонну Битюговых в одинаковой одежде. Кто –то командуем Битюговым лечь- встать, их мерзкие рожи краснеют, а рты хватают спёртый воздух.
И это продолжается вечность. Это продолжается года три, и как же приятно за этим наблюдать. Потом вы выходите из кабинета в ясный солнечный день, а колонна Битюговых за вашей спиной отправляется по длинному коридору прямо в ад.
Дела идут отлично, здание уже пугает прохожих, как и положено, но потом вдруг поступает новый приказ, и вас отправляют заниматься ещё чем – то, а это здание отдают кукольному театру. Потому что так надо.
Чтобы не возникло путаницы, рядом с этим зданием устанавливают металлический памятник Бабе – Яге.
И вы приходите в кукольный театр со своими детьми на новогоднюю ёлку. Но почему – то вам невесело. Вам кажется, что по театру носятся полосатые тени узников- Битюгова и прочих. Вам, вместо песенок про игрушки и зайчиков, слышатся какие – то блатные напевы, и хорошо ещё, если мои.
И самое интересное, что не вам одному так кажется. Потому что аура места существует. Её невозможно отменить, просто выпустив приказ.
Но и театр перенести тоже невозможно. И все те, кто там работают- люди с изломанной психикой.
Мой кузен Коньков служит там директором, так что я знаю, о чём говорю.
8.
Хорошо, что есть кузены. Они приходят на помощь, когда ваши двоюродные братья совсем не похожи на вас.
При слове «брат» мне лично начинает мерещится нечто древнее. Когда вы идёте с ним вдвоём в свою родовую пещеру, одетые в медвежьи шкуры, или сидите с ним вдвоём на краю поля битвы, убив четырнадцать врагов, или летите с ним вдвоём в самолете, чтоб сбросить бомбы на Берлин.
А когда твой двоюродный брат работает директором в театре кукол, и носит шейные платки, и умеет смотреть на тебя и не видеть, то это кузен.
- Ты не предупредил о своём приходе, - сказал кузен.
- Я не хотел сюрпризов. Просто в отпуск уезжаю.
- Куда?
- В Израиль, в Хайфу.
- К этому болвану Уткину?
- Ага. Но не столько к нему, сколько просто сменить обстановку.
- А эта временно перестала устраивать? – кузен Коньков обвёл рукой окрестности.
Мы с ним сидели на скамейке у театра рядом с железной Бабой- Ягой. День был солнечный, но солнце, как и положено в октябре, светило, да не грело. И Баба Яга источала накопленный за ночь холод.
За нами была маленькая детская площадка, вся засыпанная жёлтыми листьями старых, сто раз побеленных карагачей, а впереди – улица Кирова, по которой громыхали старые советские трамваи. Ни одной заводской трубы с этой скамейки видно не было.
Но нам, местным жителям, необязательно видеть трубы. Мы выросли рядом с ними. Пройдены все эти точки невозврата. Хм.
Ты останешься здесь под дымящей трубой ты покорный мой житель ты пасынок мой.
И можно уехать от трубы, но вот труба никуда от тебя не уедет. Надо бы сообщить об этом Уткину, подумал я, достал из сумки бутылку Blue Label и протянул её кузену.
- Держи, это тебе. Подарок. Помогает, кстати, примиряться с обстановкой.
Братец Коньков подбросил бутылку на ладони, посмотрел сквозь неё на солнце и спрятал в карман плаща.
- Спасибо. Синенькие мне нравятся. Хотя ты знаешь- примиряться с чем угодно лучше помогает водка, согласен?
- Я думал о водке. Но решил, что она не подходит тебе по статусу. - сказал я.
- Рискованное заявление, Игорь, - сказал кузен, - Но так как ты понятия не имеешь- как работает система, я тебя прощаю.
- А что рискованного? – спросил я, и, наверное, вид у меня был глупый, потому что кузен усмехнулся. Недоброй такой усмешкой. Не братской.
- Сейчас такой этап в развитии реформ, Игорь, что виски – это такая прослойка между водкой и снова водкой.
- Поясни, - вздохнул я покорно.
- Поясню, - кивнул мне братец. Похоже, он только начал пробовать свою теорию на слушателях, и ему самому она нравилась, - В нашем мире много водки, согласен?
- Ну конечно.
- Это, Игорь, нижняя водка, базовая водка. На ней всё держится. Водка из супермаркетов, разных там магазинов. Тысячи бутылок, миллионы. Люди просто должны знать, что водки очень много, её хватит в любом случае. В Любом Случае.
Она простая, и люди с ней живут простые. Ну, это электорат, соль земли и всё такое. Там нельзя долго оставаться, на этом уровне базовой водки, это очень опасно. Да, Игорь? Ты уже чувствуешь опасность?
-Всей кожей.
-Хорошо. Хотя, с твоим способом зарабатывать, отрываться от земли вредно. Сам понимаешь. А вот потом, - он поднял палец вверх, - идёт виски. Для таких как я, для всякой мелочи с амбициями, которая не безнадёжна, но только что высунулась. Сидит в своих кукольных театрах и у них уже секретарша и холодильник в кабинете. И ещё телевизор, и он сидит пьёт виски, и там в телевизоре сидят пьют виски. Бандиты, депутаты. И брошенные тётки. Среднее зрелище для среднего класса.
Но знаешь, тут есть такая, - он сделал паузу, чтобы найти нужное слово, не нашёл его и покривился, - неопределённость. Ты как в отстойнике каком – то. Хочется вверх, но чаще хочется вниз. Много сложностей. Особенно- если об этом часто думать. Так что виски сейчас неважный символ, Игорь. Но Blue Label - вещь, спасибо тебе ещё раз.
- А выше, значит..
Коньков поднёс ладонь к моему плечу, чтобы похлопать, но передумал и убрал её обратно.
О, выше, Игорь. Выше. Выше – опять водка. Для элиты. Её не должно быть в супермаркетах никогда. Совсем не должно быть. Она стоит не просто дорого, а очень. Чтоб пить её стало поступком! И чтобы роднее стали русский дух, берёзки, скрепы. За такие – то деньги.
Со слезой и тихим вздохом. Чтобы вышел так из мерседеса, и по лужам, под дождём. Куда – то в поле. И потом ты стоишь весь мокрый, и желательно в чернозёме, у нас тут нету чернозёма, а вообще он должен быть, в грязи, короче, стоишь, и говоришь сам себе, так громко.
Брат Коньков поднял вверх руки, набрал воздуха и заорал на всю улицу Кирова.
- Ну какой же охуительный ****ец!!
Мимо шла какая – то бабка, она сплюнула себе под ноги, и мальчик метрах в десяти от нас упал со скейтборда.
- Понятно, - сказал я, - Ты там с пользой время проводишь, в своём театре. И давно начался этот этап?
- Давно, - сказал Коньков, - тебе, как властителю маргинальных дум, пора бы уже об этом знать. Как там, кстати с вдохновением у тебя- муза не сбежала?
- Сейчас такой этап в развитии реформ, что бежать ей некуда. Границы то закрыты. Слушай, пойдём уже внутрь, я замёрз. И мне еще с Джоном надо поговорить. Он же на месте, надеюсь?
- На месте. Ему такую же принёс? – кузен встал и стряхнул с брюк соринки. Которых, конечно, не было.
У него был отличный плащ и ещё отличные брюки, отличная водолазка и отличные ботинки. Всё- в светло- коричневой гамме, без этого раздражающего синего. И без шейного платка сегодня. Всё – таки бережёт наши родственные чувства. Хоть и по – своему. Единственное, что у него выбивается из образа – это улыбка. Улыбка у Конькова такая кривая, некоторые даже могли бы посчитать эту улыбку глумливой. Или бандитской, например.
Что касается синего цвета в одежде, то синий уже бесит, этот цвет носят во всех зданиях, где есть охрана. Во всех, исключений почти не бывает.
Просто синее наваждение. Словно на всех нас надвигается неведомый гендерный сдвиг. От которого хорошего не жди. И ещё во всех- всех офисах положено носить пиджаки и брюки на размер меньше. Спортивные ребята, им бы костюм спортивный да родные кроссовочки, а не вот это всё.
И зеркала ещё повсюду – чтобы они себя почаще видели такими. Несуразными, несообразными. Так готовится почва для преступлений в состоянии аффекта. Походит, походит такой по банку, а потом сорвёт с себя пиджак и задушит им старушку в подворотне. Ну а там, известно. Встать, суд идёт.
И мою свободу-
Белую голубку
Затолкало в клетку
Злое вороньё.
Теперь, после объяснений Конькова, мне стало ясно, что в верхних этажах корпораций, банков и контор поселилась новая генерация дуболомов. Нового Урфина Джуса. Из слоя верхней водки. Только этот Урфин Джус по обычаю, принятому на текущей стадии наших реформ, оставил себе немного волшебного порошка.
- Да, - ответил я, - такую же. За две бутылки давали скидку.
- Слушай, - сказал мне Коньков уже у двери в театр, - ты вроде бы поправился. На этой своей даче. Если ты нашёл себе кухарку, то правильно сделал.
9.
Тот факт, что известный многим певец Гоша Мокрый, это на самом деле я, знают десять человек.
Я надеюсь, что никто из них об этом не говорит.
Хотя кто там на самом деле такой этот Гоша Мокрый, всем остальным людям просто наплевать.
Да и почти на всё остальное тоже. В самом деле, вряд ли кто - либо в здравом уме носит в кармане паспорт с такими именем и фамилией. А по телевизору Гошу не показывают, так что реальный облик этого певца шансона каждый додумывает сам. Если ему не лень.
Когда я сам пытаюсь представить себе Гошу Мокрого, у меня каждый раз получается другой человек. Наверное, для меня его образ – во многом проекция настроения.
Скорее всего- он немного выше среднего роста, широкоплечий. Глаза, конечно, карие, и.. И всё, дальше начинаются варианты. Лысый или просто очень коротко стриженый, он у меня то с усами, то без них. И уши у него ещё большие. Он ходит по хате и шевелит ушами. В поисках вдохновения.
И глаза мои смотрят на серое небо над зоной,
Небо плачет дождями и шепчет снегами зимой,
Это небо- моё, я лечу сквозь него, невесомый,
И смотрю- как я там, на земле, возвращаюсь домой.
Продюсер Петя нанял людей, которые ведут социальные сети Гоши Мокрого. Эти сети полны неясных намёков, и в них нет ни слова правды.
Зато там есть, например, гипотеза. что Гоша Мокрый не выступает, потому что он всё время сидит. А песни записывает прямо там, в тюрьме, потому что его кореша подкупили вертухаев и протащили в камеру аппаратуру. И ничего, страница в топе, реклама продаётся, а Петя богатеет. И это отчасти справедливо, потому что носатый всё рассчитал. И рассчитал правильно.
Игорь, говорил он мне, когда мы всё это только начинали, Игорь. Смотри как всё просто, в стране каждый момент времени сидит в тюрьме миллион человек, миллион, и как ты думаешь это сколько, а я скажу тебе сколько, это почти столько, сколько у нас в городе живёт, а ты знаешь, сколько времени надо, чтоб наш город объехать- два часа без пробок, на трамвае час до центра, это очень дофига, а главное даже не это, а то, что одни выходят, а другие заходят, и так каждый год, а всё равно миллион, вот, Игорь, и получается, что всех, кто сидел или сидит или сядет завтра и ещё при памяти, уже миллионов тридцать, а это две Швеции и Хорватия с Бельгией, так что какая там АББА, не надо нам такого, у нас же сердце просит, просто криком кричит, и плюс бабы, Игорь, плюс бабы, нельзя забывать про баб, они все не про счастье, они все про страданья, им это срочно надо дать, что тут думать, ты тексты пиши и пой, у тебя тексты будто ты сел ещё при Сталине и сидишь до сих пор, не знаю, откуда, Игорь, это у тебя, но только это реально тема, и голос подходящий, про финку, про дело мокрое даже мне было страшно, я дома поставил, дочь с тех пор не разговаривает, это дар, Игорь, найди музыканта и погнали, под гитару хорошо, но только надо барабаны, чтоб стучало в голове, да и деньги, что тут думать.
Ну я перестал думать, позвонил кузену, и он отвёл меня к Джону. Джон работал в кукольном театре звукооператором, но при этом почти не пил, знал ноты и был отличным парнем.
Джон почитал поэзию, а потом сказал мне, что всегда хотел писать свою музыку, а не только ставить чужую. И чтоб сбылась мечта, он готов сделать песни даже из этого говна.
Когда мы принесли первые песни Гоши Мокрого продюсеру Пете, он выгнал из офиса секретаршу и начал их слушать, постепенно добавляя громкость. В конце Гоша Мокрый уже просто орал, а мне показалось, что Петин нос стал ещё больше.
- Они забудут Шуфутинского, - сказал продюсер, дал нам с Джоном денег, и мы стояли с ним на крыльце и смотрели на будущих слушателей. Которые шли мимо по своим делам и не догадывались о своём грядущем счастье.
10.
Широко известное выражение «каждый несёт свой крест» кажется мне каким – то мрачным. Словно его придумал на зоне Гоша Мокрый. Тем более, что большинство известных мне людей ничего никуда не несёт, и нести не собирается.
Вот бомжи несут свои кресты. Полицейские. Порноактрисы со стажем. Кто еще?
Ещё Джон. Джон несёт куда – то свой крест. Все, кто знает Джона, надеются, что наступит день, когда он унесёт этот свой крест подальше, оставит его там и вернётся после этого к нормальной жизни.
Крест зовут Снежана. И лично я уверен, что тот, кто в один из прекрасных дней придумал имя Снежана, мысленно представлял себе при этом именно её.
Снежана. До знакомства с ней Джон был просто Женей.
Метр шестьдесят шесть. В серых глазах крутятся бури, торнадо, пылевые смерчи, а сами глаза широкие и цвета расколотого надвое кирпича. Сине- зелёный макияж. Про причёску можно сказать, что она нарочито небрежная, но она, скорей всего, просто небрежная. Снежана поправляет волосы руками восемь раз в минуту и правильно делает, такие руки нужно показывать. Красный лак на ногтях. Иначе- нельзя.
Длинные ноги, чёрные колготки, джинсовые юбки, смелые улыбки. Мимо не пройдёшь, а значит- пропадёшь. Она приехала из города Кургана, она знала здесь кого – то, ходила и говорила, что актриса. Может, она на самом деле актриса, сложно сказать наверное. На сцене я пока её не видел, свои навыки Снежана оттачивает в бытовых условиях.
Для Джона она играет нервную, ломаную любовь с серым небом и ветрами. Кофе, сигареты, несвежая пицца. И ночь начинается только тогда, когда она ей разрешит.
Тяжело это, старина Джон старается, но получается не всегда. Это же не спринт, а марафон, за финишной атласной лентой лежит волшебная страна Гармония, там под Чудо- деревом лежит, ожидая, белый единорог, И у него для Джона и Снежаны давно готов подарок- две пары крыльев, Чтобы они, счастливые, взлетели в тёплое небо, держась за руки. Чтобы встречать там улыбки покорённой судьбы.
Но как же далеко до этой финишной ленты, как много сложностей. Я вот думаю, что ни мне, ни даже Гоше этот забег к счастью не покорится. Да Гошу Снежана могла заинтересовать только мимолётно. Не такой он масти.
11.
Я что - то подобное пытался объяснить Снежане месяцев пять назад. И это было сложно, потому что она практически всё время орала и плохо меня слушала.
- Почему нет? Почему вот это твоё такое «нет»? Ты что вообще делаешь?
- Как раз ничего.
- А почему? Ты что, меня не хочешь?
- Я не буду отвечать.
- Да и не надо! Я и так вижу. У тебя сейчас джинсы лопнут.
- Вряд ли.
- Что, проверял уже? А, ну конечно, ты уже у нас фейк не носишь. Нет, ну что за херня вообще? На тебя что- мораль внезапно напала? Давай раздевайся и скоро всё закончится!
Я сидел в каком – то кресле, и Снежана подошла ещё ближе и поставила ногу мне на колено. Из одежды на ней был пояс с подвязками и бежевая шляпа. Я не думал, что подобные шляпы ещё продаются. А туфли были с такими каблуками, что, если пройти в них двадцать метров и не сесть потом в ближайший мерседес, можно запросто вывихнуть ногу.
- А может, и не скоро, - сказала она, - От тебя всё зависит.
Я поднял голову и несколько секунд смотрел, как злоба на её лице сменялась насмешливой улыбкой. Так, наверное, смотрит гроссмейстер на несчастного перворазрядника, когда знает, что в этой их партии больше не осталось ходов.
- Понимаешь, - сказал я, - если это начнётся, то вообще может не закончиться.
Прошло ещё какое – то время. Снежана переставила ногу, и теперь каблук упирался мне в бедро.
- Ты не врёшь? - спросила она, и сама ответила, - Ты не врёшь. Да. Игорь. Ты знаешь, это самое необычное признание в моей жизни.
- Ну у тебя ещё всё впереди, - не удержался я.
- Может быть. А может быть, и нет. Но ты прав- сейчас мне не хочется ничего менять. Мне, может, не так и хорошо с Джоном, но и не плохо.
«И удобно», - хотел я добавить, но в этот раз промолчал. Снежана убрала каблук с моего бедра, развернулась и пошла в соседнюю комнату.
- Ты если хочешь Джона дождаться, сходи на кухню и кофе себе свари. Он к двум часам обещал появиться.
Я посмотрел на часы. Было двадцать пять минут второго. Если бы я не так устал от своего собственного вранья, то, наверное, содрогнулся.
Да, время летит. Как будто вчера это было. И не со мной. А что до Гоши, то его из неволи должна ждать женщина основательная, с правильной статью. Выросла в посёлке городского типа. Знает о жизни в два раза больше чем нужно. Сверху третий номер, снизу – намного больше метра в диаметре. Её зовут Антонина Степановна, она красива неброской, но прочной красотой, она такими Снежанами завтракает.
12.
Джон сидел в своей будке звукорежиссёра и смотрел в окошко, как на сцене репетируют плохо одетые актёры. Они вяло махали в воздухе куклами и разговаривали друг с другом почти одним матом. Деятели культуры, что поделаешь.
Я положил на стол конверт от продюсера и поставил рядом Blue Label. Взамен мне досталась только вымученная какая – то улыбка.
- Давно её нет? – спросил я.
- Третий день.
- Печально, - сказал я как можно печальнее, - Вы поссорились?
- В том то и дело, что в этот раз нет. Обычно мы наорёмся, она уходит, и приходит утром пьяная. Или днём. Потом лежит молча. Потом извиняется. Даже готовить пытается, - Джон усмехнулся. – А в этот раз нет. Просто ушла и без звонков. Телефон выключен.
- Подруги?
- Смеёшься? Я не знаю, кем надо быть, чтобы быть её подругой.
Я тоже не знал. Зато я знал, где Снежана, и почему с нею нет связи. Мне сегодня утром всё об этом рассказали по телефону. В сущности, к Джону можно было бы и не ездить, но я хотел услышать от него один ответ.
- И что собираешься делать теперь?
Джон дотянулся до коробки на столе, достал бутылку и принялся отдирать с горлышка фольгу.
- Давай лучше я. У тебя что, стаканы появились? Или к директору за ними сходить?
- Я вчера чашки из – под кофе помыл, возьми на полке.
Мы выпили по половине чайной чашки этой густой коричневой жидкости, и она тут же принялась наводить порядок в организме. Я посмотрел потом на Джона, и сказал ему, что за эти дни он постарел. А Джон сказал, что я потолстел, но я уже стал к этому привыкать.
- Ты смотрел фильм «Схватка»? Года девяносто пятого, Майкла Манна?
- Где Де Ниро с Аль Пачино? И Де Ниро плохой?
- Да. Классный же фильм?
- Очень классный. Там сцена «Отход от банка» просто классика.
- Да, - закивал Джон, - сцена бомба. Но ты помнишь, что там ещё есть Шарлиз Терон?
- Она подруга Вэла Килмера?
- Точно. Ну и вот есть одна сцена- когда Де Ниро приходит к Килмеру и говорит ему типа надо бросить Шарлиз или что то ещё сделать. Убить что ли – не уверен. А Вэл Килмер так просто ему отвечает. Помнишь?
- Нет, - сказал я, - этого не помню – Налить ещё?
- Давай.
Если сделать маленький глоток хорошего виски, и закрыть после этого глаза, то в голове начинает играть музыка. Старые песни, на которых вырос. Которые помнишь наизусть, но они не надоедают никогда. Evergreen. Олдиз, бат голдиз.
И это отлично, почти волшебное чувство. Но оно недолгое.
Потом обязательно появляется Гоша Мокрый.
Я чувствую кожей- идут мусора
Чтоб в клетку закинуть бродягу,
Знать, время пришло воровского пера,
И в землю сырую я лягу..
Я не знаю, откуда это. Но это есть. Кайфолом Гоша появляется, словно Фредди Крюгер, словно Тень из сказки Шварца, чёртов мистер Хайд – и всё. Только успевай записывать. К слову, я уже редко записываю. Надоело.
- Помнишь? – спрашивает меня Джон – Там они на яхте оба, и Килмер просто так говорит: Для меня солнце и встаёт и садится только с ней. И Де Ниро кивает. Даже он поверил, что так бывает. Ты вот веришь, что так бывает?
- Я хочу верить. На самом деле хочу.
- Так что без неё.. Не знаю. Уеду отсюда. Второй попытки не будет.
- Куда же? В Москву?
- Она слишком для меня. В Питер поеду. Там буду растворяться.
- Я понял, понял. Растворяться до конца?
- Полностью, - сказал Джон и допил свою чашку виски.
- Ещё? – спросил я.
- Ну конечно.
Я налил и сказал ему, чтобы подождал пока растворяться. Джон кивнул, а потом мы с ним молчали, как пара идиотов, и он всё же выдавил, что, если я найду ему Снежану, то он станет моим рабом. Да что там рабом, он вообще готов прекратить быть тогда человеком, а превратиться в горсть мелочи в моём кармане, в галстук, в пуговицу на рубашке. Во что угодно.
Он раскис. Я ещё выпил на дорожку и поехал обратно к продюсеру Пете.
13.
-Только не говори мне, что она была проституткой, а сейчас за ней приехал сутенёр, - поморщился Петя, - а то я уже чувствую себя гостем передачи на НТВ.
- Какой передачи?
- Не знаю. У них днём идут там передачи, и вот такие сюжеты. Я когда с ковидом лежал дома, больше недели смотрел эту жуть.
- А зачем ты это делал, можно узнать?
- Можно. Доктор сказал, что стресс заставит работать иммунную систему. Про нервную, сука, ничего не сказал. Ну что- это не сутенёр?
- Это её муж, - сказал я. – за ней послал муж, и её нашли.
- Хм. – Петя поднял нос вверх, и вместе с носом поднялась вся голова. - Муж то дебил, это ясно. И послал тоже дебилов. До Кургана двести километров всего. И они такие искали значит всё это время. Дебилы, ясно. Ты согласен?
- Не согласен. Он армянин. И эти, кто нашли, тоже армяне.
- Жопа, - быстро сказал Петя- Это жопа. Нужно водки выпить значит. Будешь, Игорь?
-Нет. А это у тебя базовая водка или верхняя?
- Это которая заебись, - ответил он, - но вопрос странный. Вообще вся ситуация странная. Может, ну его нахер? Пусть забирают эту макаку, мы то здесь причём?
- Тогда мы потеряем Джона, и это без вариантов вообще.
- Сдулся?
- Сдулся.
- Да, - повёл носом Петя, - Тяжёлая херня эта любовь конечно.. И месяц до конкурса.. И ты там победишь.. И я как бы верю..
Секретарша принесла поднос и поставила на стол прямо на разбросанные бумаги. Но Петя, вместо того, чтобы убить её на месте, отечески похлопал по заднице, выпил, не дожидаясь меня и причмокнул полными губами. Похоже, тема любви и тяжёлой херни уже всплывала в этом кабинете. Много раз и совсем недавно.
- Так! Значит у нас есть муж, которому всё ещё нужна жена. То, что он дебил, это понятно, но какие ещё мотивы? Давай по очереди? Только начинаешь ты.
- Хорошо. Значит так- муж из старинного рода Ебукянов, он прямой потомок Ары Третьего, а это накладывает отпечаток на всю его судьбу. Снежана, сбежав, нанесла оскорбление памяти древних предков, которое невозможно смыть даже армянским коньяком, хотя он и пытался целых два года. Гордость и отчаяние- вот что толкнуло мужа на поиски!
- Ну нормально, - улыбнулся Петя, - нормально. Теперь слушай- Снежана убежала от мужа не просто так, она украла флэшку, где был рисунок всего их фамильного дерева, а также имена всех родственников, живущих в Америке, Франции и в Парагвае.
- Разве армяне живут в Парагвае?
- Армяне живут везде. И еще на флэшке было..
- Может, счета в офшорах?
- Нет, - отмахнулся продюсер, - Курган и офшоры- плохо сочетаются. К тому же это будет совсем банально. Там был рецепт целебного айрана! Который с давних пор лечит биполярное расстройство, простатит и витилиго.
- И ковид?
- Точно! И ковид. Поэтому рецепт сейчас особенно актуален. Вернуть его стало делом чести. Как тебе?
- Один- один! Но что теперь мы будем делать?
- Ты хотел спросить- что ТЫ будешь делать? Потому что я тупо пошёл в банк за деньгами.
- Думаешь, дело в деньгах? - спросил я и сразу понял, как это глупо прозвучало.
- Дело всегда в деньгах. Эти носатые тебе иначе бы не звонили. Кстати, - он уставил на меня толстый указательный палец, - а почему они звонили именно тебе?
Он зачем – то перешёл на шёпот.
- Ты что- всё – таки её трахнул?
- У меня просто номер телефона лёгкий, - сказал я.- Он заканчивается на 020202. Ты же сам мне его купил!
- Ну может быть, - нехотя выдавил Петя, - может быть. Ладно, ответ на этот вопрос мне, в сущности, не интересен.
Он встал, подошёл к сейфу и достал из него деревянную коробку.
- Купи в магазине пакет, лучше чёрный, заверни в него эту коробку, и поезжай в краеведческий музей. Понятно?
- Ну конечно! – ответил я – Мне нужно по дороге заезжать в зоопарк?
- Не ёрничай. И не нужно зоопарка. В жизни хватает зоопарка. Просто нам понадобится что- то ещё, кроме денег.
- И мне дадут это в музее? В обмен на твою коробку?
- Точно. Четвёртый зал музея. Спросишь Валерия Львовича.
- Хорошо, - сказал я, пошёл к выходу, но в дверях остановился. - Только скажи- почему носатые ТЕБЕ не позвонили? У тебя же номер ещё проще. Заканчивается на 222222, верно?
Он молчал, и тогда я тоже перешёл на шёпот. Прямо как Гоша Мокрый.
- Ты что, всё- таки её трахнул?
Я мысленно досчитал до десяти, не дождался ответа, и прошёл в приёмную. Петина секретарша стояла лицом к окну и на моё появление не отреагировала ни одним движением. Я хотел было тоже похлопать её по попе, но сдержался и вышел на осеннюю улицу.
14.
Валерий Львович оказался мужчиной совсем маленького роста, но с рубашкой на запонках и бакенбардами. Он не шёл по четвёртому залу музея, а практически плыл, и под ним даже не скрипел старый наборный паркет. Кроме меня посетителей в зале не было, стояла пыльная плотная тишина, и я почти поверил, что Валерий Львович сейчас проплывёт мимо меня, зайдёт в стеклянный шкаф для экспонатов и замрёт там навеки.
- Вы от Петра, - сказал Валерий Львович таким тоном, словно это было частью приговора. - Идите за мной, молодой человек.
Мы прошли через зал стародавних костюмов и зал еще более древних железяк и оказались в подсобном помещении, где в углу горела одиноко лампочка, освещая нагромождения ящиков, стеллажей и одетые в мундиры красноармейцев манекены.
- Давайте сюда коробку.
Я достал из пакета коробку и протянул ему. Валерий Львович достал из коробки чёрную штуковину и направил на меня.
Виски, которое я выпил, уже из меня выветрилось, но испугаться я не успел.
- Молодец Петя! - сказал сотрудник музея. - Точная копия, не то что раньше. Подержите пока. Я сейчас, три минуты.
Он протянул штуковину мне, и она оказалась деревянной копией пистолета «наган» как в фильмах про неуловимых мстителей.
- А как вы узнали, что это- точная копия? – спросил я Валерия Львовича через три минуты.
- Так вот, сравните сами, - ответил он и дал мне такой же наган, но металлический.
Я протянул руку с пистолетом поближе к свету. Мне понравилось. Эти бельгийские братья Наганы разбогатели не просто так.
- Это музейный экспонат?
- Да, и полностью рабочий, хочу вам заметить, - сказал Валерий Львович. - Это дар музею от денщика генерала Блюхера. Так что берите, пользуйтесь. Только два условия.
- Каких, - спросил я.
- Первое – я не должен ничего знать о том, зачем он вам. И второе- ради Бога поосторожнее! На мне лежит колоссальная ответственность!
- Когда по мне начнут палить, я буду думать о вас, - заверил я его.
Валерий Львович проводил меня к выходу.
- Вы не хотите оставить отзыв о посещении? – спросила меня женщина, которая сидела там похоже со времён славного генерала Блюхера.
- В следующий раз, - сказал я. – Сейчас я ещё не всё осмыслил.
Потом я ехал в такси и отвечал на сообщения. Пете, в ответ на его «Ты где? Приезжай скорее» я ответил, что немного задержусь, потому что заеду по дороге ограбить Промстройбанк, а человеку, который звонил мне утром с неизвестного номера на вопрос, будет ли вечером встреча, я ответил «да» и прикрепил туда смайлик.
Пока я ехал, уже совсем стемнело. Центр города был залит светом, такси медленно ползло мимо стеклянных витрин кафе, многопалубных громадин торговых центров, мимо деревьев, покорно бросающих навстречу свои последние, смятые ветром листья, мимо аптек и алкомаркетов, мимо окон, за которыми люди ставили на огонь сковородки, мимо проходящей по улицам своей неслышной походкой осени. Гоша внутри меня помалкивал. Он тоже не чужд осенней городской романтики.
15.
Я как раз такого доктора и хотел- с небрежной шевелюрой, бородой с пробелами седины, карими глазами и длинными худыми пальцами.
Я хотел, чтобы он был недоверчивым.
Я хотел, чтобы он не был снисходительным.
Я хотел, чтобы он лечил меня, а не мои деньги.
Я хотел понять- как мне дальше жить с Гошей Мокрым внутри, и я прилетел для этого в Москву, клинику и доктора выбрал почти наугад, было это два месяца назад, после той поездки я и отправился досиживать лето на даче.
- Музыка шансон и Гоша Мокрый значит?
- Угу.
- И вам кажется, что Гоша Мокрый это вы, правильно?
- Это я, доктор.
- А во всём остальном вы вроде как вполне нормальный? Ну или, если точнее, вам сейчас так кажется?
- Это указательным пальцем достать кончик носа? – спросил я, - или умножать трёхзначные числа на ноль без ошибки? Или в лифте слова плохие не писать окурками?
Доктор покивал.
- Да, конечно. Лифт! Про лифт забывать решительно нельзя. А кстати. Какую бы вы, Игорь, фразу скорее написали бы в лифте- не обязательно окурком; « Гоша Мокрый» или «Гоша, иди на ***»?
- Я поэтому к вам и пришёл доктор, что не знаю. Сейчас вот- вторую, а, скажем, вечером сегодня.. Не знаю.
- Но писать в любом случае будете вы? Не Гоша?
- Ну конечно, я.
- Ну тогда мне почти всё ясно, - не меняя интонации сказал врач. – Осталось разобраться с музыкой. Вы вот в опроснике написали, что меломан. Зачем вы соврали?
- А почему вы решили, что я соврал?
- Потому что меломан в этом кабинете- только я! – заорал вдруг доктор, - А все остальные, которые сюда приходят- просто верхушек нахватались! И это ещё в лучшем случае! «Я меломан» - передразнил он неизвестно кого. Ни хрена вы не меломан! У вас в голове музыкальная каша. Поэтому там и появился этот Гоша Мокрый, сидит там и питается объедками. Потому что там больше питаться нечем! Мне вам доказать?
Последние фразы он кричал практически уже на пределе громкости.
- Докажите, - кивнул я восхищённо. Совсем уж везучим меня не назовёшь, но с этим доктором мне повезло точно.
- Хорошо. Что принято называть МК2 ?
- Второй состав группы Deep Purple.
- Кто такой Саймон Ле Бон? – продолжал кричать доктор.
- Солист «Дюран Дюран».
- В каком стиле играют «1975»?
- По - моему, ни в каком.
- Трики ещё читает в Massive Attack?
- Нет, он ушёл.
- Нормально ушёл?
- Со скандалом.
- «Со скандалом», - снова передразнил доктор гнусавым голоском, - А Майк вот почему умер?
- Потому что бухал.
- А Ирка Комаровская почему умерла?
- Тоже бухала, - сказал я, но хитрый доктор уловил вопросительную интонацию в моём голосе.
- Врёте, - торжествующе завопил он, - Я же говорил! Она практически не пила, она всю жизнь анашу курила. Да вы хоть знаете- кто она такая вообще?
- А кто она такая вообще?
- Ну она в своём роде была удивительным человеком, - ответил доктор уже совсем другим, обычным голосом. Я наблюдал её незадолго до смерти. В неё тоже кое – кто вселился, как она утверждала. Причём там были и Джим Моррисон, и Башлачёв , и Федя Чистяков.
- Который группа «Ноль»?
- Да, - мотнул шевелюрой врач, - группа «Ноль». Вы, кстати, не безнадёжны. – С Джимом то ясно, это часто бывает. А вот Фёдор пытался убить Ирку. Зарезать чем – то тупым. И загремел потом в дурдом. А Башлачёва она подговорила в окно выпрыгнуть. Голос поколения. И флай эуэй. Вот так. А вы с каким – то Гошей Мокрым.
- Кстати! – он снова оживился, - дайте - ка мне пару автографов от Гоши! У нас половина врачей от него фанатеет.
Я покорно расписался на том, что он мне дал, и спросил, что же делать. После такого мощного сеанса терапии.
Доктор сказал, что мне нужно просто отдохнуть. И Гоша сам меня покинет, когда для нас обоих наступит нужное время.
16.
Баба Яга у театра кукол вечерами приобретает свой изначально инфернальный вид. Ну это и правильно- она же по ночам варит живьём младенцев, изготовляет тяжёлые наркотики из мухоморов и колдует за недорого на всеобщую погибель. Моё такси проехало мимо бабы к служебному входу в театр, вахтёрша сказала мне, что я потолстел, и я поднялся в кабинет к брату Конькову.
Кабинет выглядел как обычно, разве что в углу под потолком висел здоровенный надувной Карлссон, должно быть, подарок от сети игрушечных магазинов. Коньков с Петей слушали какой – то мутный эсид джаз и играли в стоклеточные шашки. Я, кстати, раньше думал, что в реальной жизни никто не играет в стоклеточные шашки. Но, если русский человек решит осложнить себе жизнь, в ход может идти что угодно.
- Будь как дома, путник, я ни в чём не откажу, - приветствовал меня Коньков избитой фразой из песни и кивнул на едва начатый Blue.
- И вытащи из кармана оружие, - добавил Петя, - а то выглядишь двусмысленно.
Я достал наган и повесил его на вешалку у входа вместо плаща. Он так смешно уставился дулом в потолок и совсем не был похож на настоящий пистолет. Рядом с окном было свободное кресло, и я сел в него.
- А чего ты тут бездельничаешь? – спросил я братика, - у тебя же сейчас спектакль должен быть.
- А я его отменил, - беззаботно откликнулся Коньков, - У меня звукооператор напился, и на подмену нету никого. Так что сижу и жду санкций. Оттуда, - брат показал рукой на потолок. – Или ещё от кого повыше.
- Но ты как – то не испуган. Расхотелось в лигу верхней водки?
Брат замешкался с ответом.
- Блин, хотел же выдать тебе на латыни, но из головы вылетело. Всё таки этот синий лэйбл творит чудеса. В общем там суть такая, что кто ссыт, тот гибнет. А у нас же сегодня битва со злом? За честь прекрасной дамы? Или мы не поедем?
- Надо действовать, и решительно, – сказал Петя. Голос у него был такой, будто он уснёт через минуту. И его нос смотрел не на доску с шашками, а вниз. По всему было видно, что право на это «действовать» он уступит без борьбы.
- Петя рассказал мне, что у нас проблема, так что повторяться не нужно. Вот смотри как я это вижу. Позвонили в восемь утра. Это для тебя рано, ты в это время ещё спишь. Голос реально с акцентом. Но ты не бросил трубку. Голос сказал, что приехал за женой. Хочет забрать её. И ты опять не бросил трубку.
- Ну так пусть бы забирал и ехал. В свой Курган, - вставил опять Пётр, - зачем нам тут макбеты устраивать?
- Потом он говорит, что вам с ним нужно встретиться, хотя из предыдущего текста это не вытекает.
- Игорь не бросил трубку, и засранец решил, что может качнуть желания.
- Он хочет первое: поговорить, второе- получить компенсацию..
- За использование жены? Ну это мило!
- А что вас удивляет, мсье продюсер? Люди используют имеющийся ресурс. Всё по законам капитала.
- Нет, не по законам. Это какая – то восточная дикость.
- Ну это спорный вопрос- кто из нас восточнее.
Они ещё продолжали двигать по доске шашки и переговариваться между собой, когда дверь открылась, и на пороге появился Джон.
С пакетом томатного сока в руке. Сначала мне показалось, что он вполне себе в норме, но Джон прошёл всего несколько шагов, походкой раненой вороны, а потом как будто бы споткнулся неизвестно обо что и свалился на пол рядом с креслом, в котором я сидел. Томатный сок при этом вылился мне на одежду и забрызгал ещё полкомнаты.
- О, явление героя! – усмехнулся мой кузен, - И каковы последствия?
- Хреновые, - сказал я. За минуту до этого я уже хотел встать и уйти из этого кабинета. В самом деле, дичь какая – то. И к чёрту эти конкурсы, и к чёрту эту Снежану и её проблемы. Я прямо чувствовал, что за этот день весь мой отпуск пошёл насмарку. – У тебя есть где одежду постирать?
- Ты в театре, брат мой! Конечно есть. В костюмерной отличная стиральная машина. Снимай своё шмотьё, я принесу тебе чем накрыться.
Я снял одежду, Коньков посмотрел на этикетки, сказал, что Hugo Boss убивает индивидуальность и удалился, а вернулся со своей кривой улыбочкой и свёртком в руке. Внутри была полосатая пижама.
- Вот возьми. Это костюм Айболита.
- Ты издеваешься.
- Это правда костюм Айболита!
- Тогда назови мне то место в сказке, где Айболит ходит в такой пижаме, - попросил я.
- Это скорее клифт, Игорь.
- Гонишь.
- Нет, не гоню. Одевайся, одевайся. Видишь ли, братец, наслушавшись твоих песен, я изменил пьесу про Айболита. Да она и устарела уже, согласись, - ответил Коньков. - Это у меня режиссёрское прочтение. Хочу блеснуть на фестивале в Самаре. Айболита подставили, это, конечно, были козни Бармалея и его банды, и он некоторое время провёл на нарах. Потом, безусловно, всё образуется, и он вернётся к своим зверюшкам. Как тебе идея, кстати?
- Это первый класс! – ответил за меня Джон. Ему удалось подняться, он прислонился к стене и старался не икать. – Это первый класс, аплодисменты!
Он даже принялся аплодировать, и, к моему изумлению, Петя с братом Коньковым стали хлопать тоже.
А потом дверь кабинета опять открылась, и на пороге возникла Снежана. Пока все смотрели друг на друга, она увидела болтавший на вешалке наган, сняла его оттуда и выстрелила.
17.
В героических фильмах, где люди стреляют из наганов, звук при этом такой, как будто щёлкают орехи. Так вот- на самом деле там или пистонами стреляют, или это штучки звукорежиссёров. На самом деле наган грохочет как в этих же фильмах пушка.
Вдобавок Снежана угодила своим выстрелом в надувного Карлссона, и его остатки медленно опустились на шашечную доску.
- Ну ка вставай! – приказала Снежана и направила дуло на меня.
Не знаю, как там в этих фильмах актеры играют страх, но в тот момент я точно прошёл бы кастинг. И даже не в фильм, а в сериал. Сезонов на пять вперёд.
- Ты ей не перечь, Игорь, - сказал Джон, - так будет правильнее. Это я из опыта тебе говорю.
- Да, Игорь, лучше послушаться, - вставил Петя.
Как - то складно у них это выходит, подумал я, хорошо ещё, что обошлось без обязательного «руки вверх», встал и прошёл к выходу мимо женщины с наганом. В дверях я оглянулся и заметил, что остальные трое тоже задвигались следом. Хотя Снежана им этого не приказывала.
- Иди. - Она толкала меня дулом в спину. Если бы это здание осталось тюрьмой, как планировали, по этим коридорам подобные процессии ходили бы ежедневно.
- Иди.
Мы пару раз повернули и подошли к выходу на сцену. Потом Коньков обогнал меня, встал и обнял- лицом к лицу.
- Ещё десять шагов, и ты на сцене. И там в зале люди. Зрители. И они пришли на твой концерт. Первый твой концерт. Может и последний, решать тебе. Мы это устраивали целый месяц. Будет онлайн трансляция. И все билеты куплены. Давно. Петя деньги в банке снял на случай, если ты откажешься. Но ты подумай. Всего десять шагов. Ты споёшь то что хочешь. А я знаю, что ты хочешь петь. Ты певец. Я, - его голос дрогнул, но он продолжил, - я восхищаюсь тобой. Как и все. Пусть это и кажется тебе ерундой, но это не может не быть правдой. Тебя же слушают, хотят слушать. Столько людей не могут ошибаться. Тебе просто надо сделать десять шагов.
- Нет посмотрите, он ещё думает, - сказала Снежана позади меня и снова ткнула дулом пистолета, - Все, блин, так старались, а он тут думает. Коньков, давай его пристрелим!
- Так, хватит! Я один тут думаю о защите инвестиций. Дай пистолетик мне, - вступил Петя, - Он сейчас пойдёт на сцену.
- Пусть кивнёт! – не унималась Снежана.
Я кивнул. Потом Коньков вышел на сцену сам и сказал в микрофон, что первый концерт Гоши Мокрого состоится прямо сейчас, как и было обещано, Джон, который и пьян то не был, скотина такая, заиграл длинное соло, и я прошёл эти десять шагов.
Когда я выйду
И долгие ночи сменят светлые дни
Я выйду,
И унесу с собою всё, что я сумел сохранить,
И я выйду,
На свете нету стены, чтоб заслонить небеса,
Я выйду,
Пусть не останется тех, кого не нужно спасать
Я стоял на краю сцены в этой нелепой полосатой пижаме и пел. Я пел, и смотрел в зал, на самом деле полный зал, и после второго куплета увидел, что те, кто в зале, включили фонари на своих телефонах, а на стенах и потолке запрыгали отблески. Джон стоял в паре шагов позади меня, играл на своей гитаре, и она была продолжением голоса.
Когда я выйду,
Мир снова станет бесконечным и открыт для меня
Я выйду,
Те, кто нас держат взаперти, не смогут это понять,
Я выйду,
Ко всем тем, чьи имена все эти годы шептал,
Я выйду
И я пойду к своей свободе, я совсем не устал.
«Хорошо», сказал мне Джон на ухо во время проигрыша, да я и сам так думал. Я пел, или Гоша Мокрый пел, неважно. На песнях, которые чаще других крутили по радио, мне подпевали из зала, и так прошли эти минуты, и вот так прошли эти минуты.
Когда минуты закончились, я ещё постоял на краю сцены. Позади меня разговаривали, смеялись и звенели стаканами, но я просто стоял и смотрел.
В этот необъятный зал.