Бертран, вбежавший в гостиную, выглядел ужасно: съехавшие на нос очки, всклокоченные волосы, трясущиеся руки. И нелепая зелёненькая пижама в полосочку. Он слепо обвёл столовую лихорадочным взглядом, при этом словно не видя никого, и - застыл истуканом, лишь губы его дрожали. «Всё», - безнадёжно лопотал он еле слышно себе под нос. – «Всё…»
- Берти, что с тобой? – Элеонор изумлённо вскинула глаза от тарелки с гречневой кашей, в которую успела влюбиться. – У тебя такой вид… что ой-ёй-ёй… Да что с тобой, в самом деле? Что – «всё»? На кошку наступил?
- Всё кончено. Всё! Абсолютно всё!
Элеонор отодвинула тарелку, подошла к нему, встряхнула за плечи, отчего очки свалились ей за борт жилета: - Отвечай, что стряслось? Нападение пчёл? Землетрясение? Война?
- Хуже. Фернандес… не проснулся.
- Очень устал? Или заболел? Ой! Что-нибудь с сердцем?
- Да. Заболел. Насовсем, - и Бертран внезапно громко всхлипнул. Это было настолько дико, что все присутствующим стало страшно. – Я вызвал Чи. Я не мог там находиться. Он мне не отвечал. Не мог.
- Бог ты мой, ты бредишь. Ты перепил на ночь. У тебя галлюцинации. - Георгий пока ещё никак не был в состоянии поверить в реальность сообщения. Он выдохнул разом и передёрнулся. – У него всегда было здоровое сердце. И свежий воздух. Деревня. Он не мог заболеть и так… сразу…
- Я не пью. Ни на ночь, ни вообще.
- Что же мы стоим? – опомнилась Элеонор. – Бежим!
И они, толкаясь, ринулись в спальню Фернандеса. Георгию пришлось поддерживать Бертрана за плечи, чтобы тот не упал от страха и горя, но его и самого трясло от неизвестности. Дверь в скупо освещённую из коридора спальню оказалась распахнутой – видимо, Бертран вылетел оттуда пулей. Первым делом, Виктор нащупал выключатель верхнего освещения. Спальня ярко осветилась игривой люстрой – пятью разноцветными «ананасами». Они увидели Фернандеса, неподвижно и безмолвно лежащего под любимым пуховым одеялом и закутанного до самых бровей. Его голова была повёрнута к стене, одна рука выпросталась, её скрюченные пальцы сжимали край одеяла. Видные лоскутки лба и щеки были белее мела, но издалека и по близорукости, которой страдал Бертран, Фернандес показался бы безмятежно спящим. И только безвольно свисающая кисть второй руки почему-то казалась пугающе, неправдоподобно восковой. Рядом, на столике, стояли два пакетика сока и плитка горького шоколада.
Бертран тут же рухнул в изножье кровати, вцепившись пальцами в волосы.
- Ты его только позвал? Ты не касался его?
Бертран поднял испуганные красные глаза на Виктора: - Касался. Я… я поцеловал его в губы. И понял, что он… холоден. В смысле – холодный. Вернее - остывший. То есть, не реагирует…
- Когда это случилось?
- Я отлучился в ванную. Потом заглянул в спальню. Я часто приносил в нашу спальню сок и шоколадку. Или крекер. Я спросил Фе – принести ли что. Он не ответил. Только кивнул. – Бертран громко всхлипнул, икнул, закашлялся.
- Он действительно кивнул, или тебе показалось?
- Н-н-не знаю…
- А как он лежал в этот момент? Лицом к двери? Ты видел его лицо?
- Да. Я видел его лицо… в темноте.
- Значит, он умер после твоего ухода.
Виктор, Элеонор и Мария приблизились к кровати.
- Для умершего во сне он слишком… неспокоен, – сказала Мария.
- Как ты можешь это понять, если лицо закрыто?
- Чувствую. Шестым чувством.
- Не остроумно.
- Я не шучу.
- Хватит трепаться – ему нужна помощь. Почему вы все уверены, что он умер?
- Я ни в чём не уверена, надо обнажить ему лицо.
- Вы словно куклу обсуждаете!
- Смотрите! – воскликнул Виктор, перебивая сестёр. – Что это?
Он указывал на тёмное бурое пятно, расплывшееся на подушке. Все сгрудились вокруг кровати, высматривая пятно. Виктор нагнулся и понюхал.
- Кажется, кровь. Ну, не краска же.
- Может, йод?
- Не йод. У него аллергия на йод.
- Значит, кровь. Расцарапался? Или носовое?
Виктор протянул дрожащую руку, едва дотронулся до уголка одеяла – и отдёрнул руку, точно ужаленный.
- Позвольте мне, - сказала Мария. Она потянула за кончик одеяла, и одновременно с Виктором заглянула в лицо спящего. И оба отпрянули, и переглянулись оторопело.
- Что, что там? – нетерпеливо спросил Герфил, нервно озираясь.
- Нужно его развернуть, - сказала Мария севшим голосом. Она замотала руки в полотенце, легонько прикоснулась к вискам и развернула голову Фернандеса. Георгий и Чиллито подошли ближе.
Теперь увидели все, что губы Фернандеса были приоткрыты и скривлены; нижняя губа прикушена, на подбородке запеклась кровь. Но самым страшным были его глаза. Один глаз - широко открыт, другой оказался сощурен, и этот сощуренный глаз был изуродован и наполовину вытек. Из глаза, а также из рваной ранки возле уха излилась кровь. Крови было мало, и она успела впитаться в простыню и подушку. Грязно-бурая, густая.
Не оставалось сомнений, что он умер именно из-за травмы глаза.
– Он словно бы очень удивился, а потом испугался. В левом глазу такое… такое выражение…
- Или наоборот. Испугался, а потом удивился.
- Да какая разница? Надо скорее вызвать доктора Ганичека, - нервно озираясь, сказал Чиллито. – Я пойду, пожалуй, а? – Чиллито, оставшись без идейного руководителя, теперь спрашивал разрешения действовать у новых хозяев. Он выглядел куда лучше Бертрана, который явно нуждался в помощи того же Ганичека.
- Да, конечно, Чиллито, идите, звоните! – Эля сочувственно обняла его за плечи.
– Золотой мой, держите себя в руках.
- Ему было очень больно, потому такое выражение, - сказала Мария. – Бедный, бедный, милый…
- Это значит только одно. Его убили, - произнёс Георгий то, что боялись признать остальные, и его слова прозвучали в тишине выстрелом. Ошарашенные Мендесы молчали. Бертран сидел в ногах Фернандеса, уткнувшись лицом в одеяло, и только плечи его вздрагивали от рыданий.
- Почему убили? Может, он сам?..
- Чушь. Бред. Засовывать шило себе в глаз? Садомазохизм. Зачем это нужно здоровому и счастливому человеку? И так изощрённо, чтобы никто не догадался? Он не стал бы перекладывать свою ношу на чужие плечи. Берти, ты слышишь меня? Берти, очнись же!
- Да, я слышу…
- Говоришь, что поцеловал его в губы? Как это возможно, ведь его лицо было закрыто одеялом!
- Вы что, вы что, вы сами только что закрыли его одеялом. Но от меня не скроешь. Вы – насильники! Зачем вы это сделали, зачем? Я люблю Ферни, я целовал его. Целовал в губы. И тогда понял… понял, что он… не живой! – Голос Бертрана сорвался на визг, он закашлялся.
- Ты поцеловал его, а потом прикрыл одеялом? Ещё больший бред! Тогда ты увидел бы кровь и вытекший глаз, если, конечно, не убил сам!
Бертран вскрикнул и побледнел так, словно собрался отключиться: - Убийцы… - только и произнёс он. – Вы сами убийцы!
- Оставьте его в покое, - вмешался Герфил. – Берт не при чём. Он не мог увидеть вытекший глаз в полумраке, это во-первых. Во-вторых, я знаю, что он говорит правду. Наверняка.
Все глаза с изумлением повернулись к нему.
- Ты знаешь убийцу? Ты был в спальне Фернандеса сегодня?
- Нет, я не был здесь. Но я знаю, почему лицо Фе закрыто одеялом. И перестаньте терзать Берта. Ни он, ни я не скажем больше ничего.
- Предлагаешь верить тебе на слово?
Герфил пожал плечами: - Мне всё равно. – Он сел на кровать Фернандеса и обнял Бертрана за плечи, отвернувшись от общества.
- Его убили, он умер, значит, сейчас его «кровники» тоже… должны были отключиться! – внезапно осенило Виктора.
- Значит, у нас несколькими проблемами больше – то есть, мы имеем несколько трупов.
Дверь хлопнула, ввалился бледный Чиллито.
- Доктор Ганичек уже вызван и скоро будет здесь, чтобы засвидетельствовать смерть, - сказал Чиллито не своим, высоким, дрожащим и растерянным голосом. В его глазах застыли страх и обречённость – словно теперь его тоже выключат, и жизнь прекратится. Это можно было понять – они прожили бок о бок более четверти века, вместе переживали над одним и тем же, вместе поддавались одним и тем же шалостям, часто были близки куда больше, чем просто друзья, и даже думали одинаково. Правда, когда появился Бертран, Фе несколько отдалился от него, но отдалился чисто физически, зато их любовь перешла в другую фазу – фазу самой задушевной дружбы.
«Чиллито ещё не понял, что смерть Фе, на самом деле, освобождает его от всех обязательств былого, и открывает куда более радужные и богатые перспективы», - подумал Георгий. – «Ведь он ещё молод – всего-навсего пятьдесят пять. Но позднее он поймёт и оценит новую свободу. Обязательно».
- А потом он, наверное, вызовет полицию, - подумал он вслух.
- О Господи! Какую полицию? – вскричала Элеонор. – Зачем полицию?
- Но если произошло убийство, необходимо провести следствие!
- Мы можем провести следствие сами, не привлекая лишних людей. Кто знает, может, это проснулись бывшие охотники на отца.
- Тогда ситуация гораздо опаснее, и тем более понадобятся профессионалы!
- Эля права, - вдруг вмешался Виктор. – Мы обойдёмся без полиции.
- Эля, Виктор, вы с ума сошли! Вы поступаете опрометчиво! Вы понимаете, что собираетесь взвалить на себя?
- Мы понимаем, что огласка нам не требуется.
- Я согласна с ними, - вступила Мария. – Мы сами проведём следствие. И сами выясним, что к чему.
- Но доктор Ганичек принципиален, он не согласится с таким решением. Он захочет провести вскрытие.
- Я возьму доктора Ганичека на себя! – заявила Мария, - мне всё равно придётся рано или поздно ему показаться.
- Как вы можете обсуждать это сейчас! – вдруг срывающимся звонким голосом закричал Бертран. – Какое вскрытие? Какое шило? Неужели нельзя иначе? Как жестоко! Как жестоко… - и он снова зарыдал. – Ферни, Ферни, любовь моя…
- Чил, у вас есть успокоительное? Лучше внутривенно.
- Кажется, что-то есть.
- Ты даже не знаешь?
- Мы хорошо спали, спокойно и крепко, - пробормотал багровый Чиллито. – Пойду, посмотрю в дежурной аптечке…
Виктор вышел следом за ним.
- Чил, ситуация непонятна. Берт утверждает, что он поцеловал Фернандеса в губы, но лицо Фе было закрыто одеялом. Как это возможно? Берт совершенно невменяем, и ничего толком объяснить не может, а Герфил его защищает. Что за круговая порука, поясни.
- Никакой поруки, Вики. Ты уверен, что хочешь знать? – Чиллито пристально посмотрел Виктору в глаза, и тот смутился.
- Истина прежде всего. Сам посуди, в поместье орудует убийца.
- Георгий знает, что Берти любил целовать Фернандесу ноги, щекотать стопы, постепенно забираясь всё выше. И Фе это нравилось. Он специально накрывался одеялом до макушки. У них была такая игра. Берти подкрадывался, ползком, залезал под одеяло со стороны ног… Дальше объяснять?
Виктор покраснел ещё больше.
- Берти постеснялся признаться при девушках в этих играх, только и всего. А что касается Герфила…
- Не надо, Чил, - попросил Виктор. – У тебя есть версии?
- Никаких. Я, пожалуй, пойду, встречу Ганичека.
- Первым делом, надо найти орудие убийства. Нож.
- Угу. Найти нож в поместье и на территории в несколько гектар и с тремя крупными постройками. Как иголку в стоге сена. И потом, нож наверняка уже обтёрли и убрали в шкаф. Нужен следователь-профессионал. А вы ещё хотите – сами…
- И найдём. Сами.
- Нет, первым делом надо его обследовать, - сказал Виктор. – Но боюсь, не сумею.
- Я сумею, - вдруг тихо сказала Мария. – Мы изучали оказание первой помощи.
- Тогда зачем нам Ганичек? – они вопросительно посмотрели друг на друга. И в это время послышался шорох шин. Это прибыл доктор Вацлав Ганичек.