Отец Ваську не любил. Не недолюбливал, а именно не любил. Считал никчемным слабаком. Пацан вышел хилым, за братьями, крепкими и бойкими не успевал, все время хныкал.
— Лучше бы ты мне еще одну девку родила вместо этого слизняка, — говорил Виктор жене.
Та вздыхала:
— Ну чего ты к нему придираешься? Ребенок как ребенок. Ты просто не видел, как старшие росли, вот тебе и кажется, что у них слез и жалоб не было. А они ведь тоже с разбитыми носами домой прибегали, когда соседские ребята задирались. Ты тогда на Севере своем был, вот и не застал. Да и не до нас тебе было.
Виктор махал рукой, мол, ну вас, надоели оба.
Анна давно понимала, что супруг к ней всякий интерес потерял. Знала, что у него бабенка есть, как раз на Северах ее и зацепил. Сначала к ней туда несколько лет мотался, мол, на работу. Нет, вкалывал, конечно, и деньги привозил, только не было бы зазнобы, он бы и тут работал.
Потом разлучница та сюда поближе перебралась. Где-то в области осела. У мужика тут же командировки регулярные начались. Жена переживала, любила ведь еще, но что тут поделаешь. Силком верным быть не заставишь. А уходить, так куда? Да и не гонит же. Работает для семьи, дом новый выстроил. Анна решила, что раз уж ради себя с мужем жить не получается, так ради детей поживет.
Вася тоже чувствовал отношение отца. Даже когда совсем маленьким был. Потому лишний раз к родителю не лез, все больше к мамке. Как подрос, стал и от братьев держаться подальше. Они понимали, что для отца в семье главные. Девчонок батя в упор не видел, считал, что не мужское это дело дочерей воспитывать, а Васька его бесил.
Вот пацаны и насмехались над братом безнаказанно. Дурачком звали, розыгрыши всякие обидные устраивали.
Мать ругала их, а что толку. Они постоят, помолчат, пока она их отчитывает, ну вроде как из уважения к ней, а потом опять за свое.
Василий со временем привык к такой жизни, даже обращать внимание перестал на издевки братцев и окрики отца.
Хуже стало, когда батю бросила его зазноба. Мальчишка, конечно, не знал таких подробностей жизни отца, но понял, что тот на что-то или кого-то очень злится, а срывает это зло на нем и матери.
Анна хоть отпор могла дать мужу. Без криков, спокойно. Просто смотрела ему в глаза и спрашивала: «Что, не понравилось, когда об тебя ноги вытерли? А я с тобой так всю жизнь живу. Теперь твой черед пришел попробовать».
Мужик злился, но сказать было нечего, а руку поднять на жену не решался. Старшие сыновья уже с ним вровень выросли. Сила и дерзость пацанов, которыми батя так гордился, теперь и против него оборачиваться стали. Однажды один из парней увидел, как отец на мать замахнулся. Сын схватил топор и встал между родителями. Сказал папаше:
— Только тронь, на куски порубаю.
Тут и средний подоспел. Молча за спиной у брата встал, но взгляд его тоже ничего хорошего не обещал.
Виктор отступил, жену больше не трогал, но зато Ваське теперь доставалось по полной. Анна пробовала за него вступиться, но муж только еще больше зверел. Тогда мать попросила сыновей защитить младшего, но они сами смотрели на Василия как на ущербного, ответили: «Заслужил».
Однажды Васька попался на не выученных уроках, в школу вызвали родителей. Мать тогда в отъезде была. Пошел Виктор. Школа сельская, детей в классах немного, но каждый знает всю твою семью. Если кто-то из детей что-то рассказывал дома об одноклассниках, сразу же это расползалось по всей округе. О чем-то, конечно, молчали и дети, и родня их, но такое было скорее исключением.
Приход Васькиного отца в школу обсуждало потом все село. Учительница решила пристыдить мальчишку при всем классе. Вызвала к доске, стала спрашивать то, что задано домой было. Вася выучил, но присутствие отца сделало пацана немым, он слова сказать не мог. Стоял перед одноклассниками красный, как вареный рак, со слезами на глазах.
Отца эти слезы в бешенство привели. Он начал ремень вытаскивать, а Васька вдруг зарыдал в голос. Он страшно испугался. Но не того, что отец отлупит, сколько уж раз такое было, а того, что у бати штаны свалятся, если он ремень выдернет. От такого позора потом не отмоешься. Вот Ваську и прорвало.
Учительница поняла это по-своему, что ребенка регулярно избивают (она была недалека от истины, синяков у мальчика было немало). Педагог встала перед Васей, раскинула руки, как преграду для разъяренного отца и строго сказала:
— Не сметь! Это что за варварские методы воспитания? Вы что думаете, если в селе живете, так до вас РОНО не доберется? Еще как доберется. Я вас не для этого вызвала. Думала, вы на сына положительно повлияете, а у вас смотрю, никакого понимания, что это ребенок. Пусть придет мама Василия. Я доложу директору об этой вопиющей ситуации.
Домой Васька в тот день не пошел. Ночевал в лесу. Боялся, что отец его прибьет после такого выступления училки. Утром шел в школу и оглядывался. Но Виктор плюнул на сына, сказал дома старшим парням:
— Если этот ущербный появится, пусть мне на глаза лучше не попадается.
Сестры очень переживали за Васю, искать его ходили. Когда на пороге школы увидели, обниматься кинулись.
— Васенька, родненький, мы думали ты совсем сбежал...
Лет в десять мальчишка неожиданно просто заболел гармошкой. В селе он и до этого гармонистов слышал, но тут в клуб ансамбль из города приехал. Ох и наяривал один из музыкантов. Все ему так хлопали, а батя Васькин даже в пляс пустился, так ему понравилось.
Ну и то ли мальчишку тоже так музыка завела, то ли подумал, что вот она дорожка к папкиному сердцу, но теперь он только и делал, что перебирал пальцами воображаемые кнопочки.
Ох как это злило Виктора.
— Ну совсем же дурак стал, перед людьми стыдно. Чего он дергается ходит? Ты спросила бы, — упрекал он жену.
Анна отвечала:
— Меньше бы бил его, он бы спокойней был. А стыдно тебе должно быть за себя. Люди только и говорят о том, как ты себя в школе повел.
Но все же женщина решила поговорить с сыном, понять, что с ним происходит.
— Я на гармошке играю, — ответил Вася.
Мать ужаснулась: «Господи, и правда, умом тронулся». Прибежала к своему отцу.
— Пап, пусть Васька у тебя чуток поживет. Виктор его совсем угробит. До того довел, что Василий теперь гармошку себе какую-то придумал, ходит по улице, будто играет. Того и гляди в школе узнают. Его ж тогда в специнтернат отправят.
Дед не любил своего зятя, знал, что Виктор и дочь, и внука младшего обижает, и дочек своих ни во что не ставит. Согласился, конечно, Васю к себе забрать.
Мальчишка переезду к деду обрадовался. Там ему всегда были рады: и бабушка-покойница, и дедушка. Да и отца подальше будет. А тут еще и каникулы. Красота, свобода. Гуляй не хочу. Дед разрешал внуку лазить везде, называл это поисковыми экспедициями. Говорил:
— Ты, Васек, обследуй все тут как следует. Что пригодится, бери, может, и мне что полезное найдешь. Я уже и позабыл чего у меня где лежит.
Во время одной из таких «экспедиций» на чердаке нашлась старая гармошка. Мальчик спустил ее вниз и пристал к деду:
— Научи.
Старик почесал затылок.
— Да я ж только в молодости пиликал. Потом ее и в руки-то не брал ни разу. Давай-ка я тебя к другу моему сведу, вот он гармонист.
Все лето Васька бегал на эти «уроки музыки». А в конце августа на именинах у соседки деда, бабки Зины, показал, чему научился. Народ ахнул, у мальчишки-то талант. Это ж надо, за пару месяцев инструмент освоил. В школу Вася в тот год пошел от деда. Мама и сестры часто его навещали, даже старшие братья пару раз наведались, а Виктор словно вычеркнул сына из своей жизни. Не спросил ни разу, как там Василию живется, как учится парень его.
И вот снова лето. Началась пора свадеб. Перед одним торжеством к Васькиному деду заглянул сосед. Попросил:
— Дозволь пацану поиграть у нас. Не обидим. Он хоть и малец, а шпарит знатно. Мы его часто вечерами слышим.
Дедушка поговорил с Васей, мол, пойдешь? У мальчишки глаза как фонарики на елке загорелись. Пошел, конечно. Домой принес и денег, и сладостей, и так по мелочи всякого (и хозяйка, и гости угощали).
Сладости Васька с друзьями разделил, остальное съестное они с дедом потом еще неделю ели, а вот деньги мальчишка попросил дедушку отнести матери. Сам идти не захотел, боялся, что отец не поверит, что Василий их сам заработал, придумает еще, что украл.
Дед мог отдать деньги Анне по тихому, но рассудил иначе. Дождался пока вся семья собралась, тогда только на стол их и выложил.
— Нате вам, родители, первую сыновью зарплату. Умники-то ваши, он кивнул на старших внуков, пока еще только девок по кустам тискать научились, а Вася уже зарабатывает.
— Это как? — Виктор ушам не поверил.
— Да так, зятек. Это ж только тебе сын дурачком виделся, а добрые люди в нем талант разглядели. Вася теперь на свадьбах да праздниках всяких играет. Народ ему благодарен за веселье. По первости только продукты давали, а теперь вот и до копеечки дело дошло. Ладно, пойду я. Внук к ужину ждет, будет кормить деда. А вы думайте, как жить дальше будете. Затравили пацана и радуетесь.
Дед ушел. А за столом повисла гробовая тишина. Анна встала, пошла посуду мыть. Девочки помогать ей кинулись. Потом и братья Васькины ушли, на улице у ворот сели. Папиросками задымили. Вон ведь как вышло, они над Васей потешались, а он их обскакал, первым зарплату в дом принес.
За столом остался только Виктор. О чем думал он? Да о том, что его, пацаненком, вот так же отец гнобил. Витя рос и мечтал, что однажды докажет папке, что сильный, что все может. Доказал. Въехал папаше промеж глаз, когда тот пьяный на мать опять кинулся. Вот тогда Виктор и решил, что сила в жизни главное. Нет силы, ты никто, так червячок. Любой на тебя наступит и раздавит.
Потому и гордился, что сыновья в него пошли. Мышцы вон какие, да и драк не боятся, за себя постоят только так. А Васька. В нем Виктор себя видел, того, маленького пацана, которого батя пинками под кровать загонял. О таком помнить не хотелось, вот и вытравливал память эту ненавистную злобой. А еще думал, что Вася однажды тоже дозреет, как и Виктор в свое время, поймет, что в жизни главное.
Он и понял да, видать, совсем другое. Деньги-то и зажилить мог, на свои детские забавы потратить, а видишь, мамке с отцом передал.
Так стыдно вдруг Виктору стало, так тошно. Это ж он слабый, выходит. С ребенком воевал столько лет, а пацан еще и победителем вышел.
Прощения попросить отец не сразу собрался. Еще думал какое-то время. Не знал, что сказать. А потом понял, что слова-то тут и не нужны вовсе. Поехал в город и купил Ваське гармошку. Новенькую с узорами. Когда привез, мальчишка от восторга чуть в обморок не грохнулся. Батя ему такое сокровище дарит. Тот самый батя, который еще вчера червяком и слизняком его называл.
Вася взял гармошку в руки и заиграл. Сначала робко, потом смелее, а потом такого жару дал, что Виктор в пляс пустился. Васька играл, смеялся и плакал — все сразу. Столько чувств его охватило, что казалось, сердце лопнет. Выдержало.
Потом они с батей и дедушкой в бане парились, а после чай с малиной пили. Такого счастливого дня у мальчишки за всю жизнь не было. А теперь вот есть. И он его на всю жизнь запомнит, обязательно. Слово себе дал.
Василию Викторовичу уже за семьдесят. Он сам дед. На гармошке теперь играет реже, пальцы болят, не слушаются. Но если берет в руки инструмент, закрывает глаза, и снова под заливистые песни вспоминает свое село, деда, папку с мамой, братьев и сестер, и тот день полный солнца и безграничного счастья. День который перевернул всю его жизнь.