На этой неделе новости были такие, что рухнула моя мечта в надвигающейся старости сидеть на лавочке, пить кефир и радоваться на молодых. Чтобы окончательно не очерстветь, я тут начала ходить в столовую «Восемь минут» на главной улице Светланской, находится в минутах от полуразрушенного дома, где цесаревич наш Николай Александрович жил, когда приезжал во Владивосток закладывать вокзал.
Держат эту столовую узбеки, отвратительно кормят. Ну, я и беру какой-нибудь салат, рыбу, желательно не проплывавшую мимо Фукисимы, чай. И со всем этим добром в гордом одиночестве сажусь за столик.
Можете предположить, что делаю я это для того, чтобы как-то восполнить в чужом городе тепло родного дома, а вот нет. Прихожу я сюда исключительно для того, чтобы послушать песни на орущем телевизоре, пока поедаю все, что уже перечислила.
Канал называется вроде МУЗ Рос, и его содержание может вызвать очень много вопросов у тех, кто еще помнит, что такое качественная отечественная психиатрия.
Тот кто помнит еще и каких-нибудь лангольеров, челюсти-2 или плохих парней из американских боевиков, все они просто сущие котята по сравнению с той дегенеративной хтонью, которая крутится на экранах наших музыкальных каналов.
Обычно тут гонят песни для нашей молодежи, перемежая их лирикой для возрастной категории граждан. Скажем, увидела я, как Люба Успенская с какой-то довольно милой певицей из моего поколения или даже моложе на двадцать лет (согласитесь, сейчас тридцатилетние выглядят старше, чем те, кто заканчивал школу в 1991 году) в роли проводниц-певиц ездят на поезде «Владивосток-Москва». Слава богу, Боуи не дожил до этого, он, помнится, тоже по дороге в Японию пересекал Транссиб, потому что к нему могли бы ввалиться такие проводники, как Люба с губами после операции, похожие на пару круглых червей, что ни поговорить по душам, ни чаю в подстаканнике точно не захочешь. Как я поняла из содержания песни Любы и той девчушки о любви к Владивостоку и романтическом преодолевании расстояния в 9 тысяч километров, таких песен будет у нас теперь много. Образы певиц, отвалившихся от корпоративов для братков ради съемки, проспонсированной РЖД, теперь четко форматируются под патриотическое направление на бескрайних просторах нашей необъятной Родины.
Потом пошла песня уже не с гражданской лирикой, а про любовь молодого человека и девушки. Я поняла из очень экспрессивного, просто на грани самоубийства героя клипа, парень очень сильно переживал разрыв со своей любимой. Тут почему-то была соблюдена вся бомжатская районная эстетика, певец был одет как негр в трущобах Детройта, в черную худи и самое главное на голове капюшон, чтобы подчеркнуть его склонность к бродяжничеству и неприкаянность. И готовность заночевать прямо в её подъезде. Сверху на страдальца льются тысячи кубометров воды, он очень сильно намокает, конечно. И еще очень сильно кричит о своих чувствах, видимо, он по замыслу режиссера уже хорошо разогретый и поет нам это все, и потом уже в этом нечеловеческом образе он приходит в подъезд к девушке и пытается выбить ее металлическую дверь.
Потом начинается клип с этим упоротым дебилом, который аденоидами в уже неоперабельной стадии поет соседям, что он сейчас будет слушать громко музыку и о любви говорить до утра, потому что это его юность. Честно говоря, я уже надеялась, что этот поц уже год как роет траншеи на Донбассе, но судя по тому, что наша молодежь, которую я хорошо знаю, потому что где бы я не была, в Подмосковье, Перми или Владивостоке, именно этот биологический мусор все ещё до утра пьет у ларьков, разговаривает матом, перемежая его союзами, чтобы как-то уподобить это человеческой речи, и ни районная полиция, ни общественники не в силах загнать эту шушеру под плинтус, потому что все ушли на фронт.
Потом пошел еще один клип, но уже о женских страданиях. Почему-то никто сейчас о любви не поет тихо, вопят так, как обезьяны в брачном периоде. На экране телевизора появилась Полина Гагарина, которая вообще-то безотносительно экрана мне нравится, но тут опять начался этот хтонический первоприродный крик о том, как его надо вернуть, почему он не слышит, и все такое. Попутное действо режиссер задумал так, как будто певица только что разорвала печень любимого, чтобы погадать, любил он ее или нет, а она вся такая в красном мечется в античном интерьере со скульптурами и колоннами, неистово вращаясь, изображая поистине страдания Федры.
И тут, когда я догоняла вилкой тертую морковь в тарелке, всячески продлевая себе обоснование задержаться в «Восьми минутах», на экране МУЗ Рос появилась, как я поняла, Оля Бузова, или что- то подобное, одетое в черные кожаные штаны, которые раньше носили только звезды порнофильмов, люто накрашенное со слежалыми недельными ресницами. И тут Оля принялась со скоростью, как Ума Турман в «Убить Билла» избивать своего любимого парня, причем, хорошо поставленным садистским ударом, ногами, спускать с лестницы, он поднимался, она опять его брала за шкирку. И текст был примерно такой: я думала, у нас все будет хорошо, но раз у нас не хорошо, то…Потом шли снова удары, возможно, ногами, и честно говоря, мужчина этот несколько раз мог умереть.
Происходило это все в очень красивом особняке.
Надо сказать, что парень держался отлично.
Каких-то попыток к бегству или ударить Олю в ответ не выказывал.