Фокс, конечно, снова задержится на работе. Он работает как одержимый последнее время. Музана говорит, что он хочет заработать как можно больше денег. Потому что зарплата падает, а налоги растут, квартплата растет, напряженность в стране растет, резерваты снова ропщут. Амалия от этих разговоров ощущала себя виноватой во всех грехах мира. Только Алекс никогда, никогда не упрекал её ни в чем. Он так любит её, что Амалии иногда становилось страшно, что так можно любить. Он никогда не позволял резкого слова или движения. Дотрагивался до неё, как до фарфоровой куклы. Не позволял себе применять силу в постели, утихомиривая страсть, которая бурлила в нем ключом…
Он никогда не корил, что она никак не придёт в себя, чтобы начать вспоминать забытое образование и начать работать. Он… позволял ей бездельничать и старался развлекать, как умел.
Не его вина, что Амалии было скучно. Что каждый день был похож на предыдущий, и конечно, будет похож на последующий.
Не его вина, что она ощущала в себе совсем иное призвание – познавать иные пределы, выходя за рамки периметра, за рамки приличий, за рамки его любви. И у неё была тяжелая и опасная работа – инспектировать заповедники, оберегать животных и птиц от браконьерства.
Но разве это её вина, что воздух держит её, что она вплывает в него словно рыба – в волну, что в воздухе она сама становится легка, точно птица? А еще она скоро отрастит крылья, она знала это точно, но не те крылья, из перьев, что у птицы. Резервные, скрытые, невидимые крылья, крылья неведомой пока что ей самой энергии. И это пришло не из нынешнего несчастного, замордованного мира. Это пришло из мира предыдущего, чистого и счастливого, где она родилась крылатой. Из её самой первой родины.
Амалия стеснялась своей страсти днем. Вечер был самым подходящим временем, никто её не видел, никто ни о чем не подозревал. Так просто – открыть окно, отключить защиту и выскользнуть на покачивающийся воздушный плот. Который всегда ожидал её у входа. Или выхода? Для кого-то выход и вход одно и то же. Для неё – две большие разницы. Для неё соскальзывание из окна – это не выход, это вход. Вход в нормальное состояние. Вход в её и только её жизнь.
Вот и нынешний день прошел, как всегда, когда Фокс работал. Приходящая девушка из резервата убиралась и готовила пищу. Они перебрасывались ничего не значащими словами. Девушка рассказывала ей последние сплетни. Девушка разрешала Амалии выполнить половину её работы – и Амалия была ей благодарна. Девушка всегда спешила в следующую квартиру, и так весь день, и Амалия не понимала, когда та просто живёт, никуда не спеша, гуляя по снам и фантазиям, наслаждаясь полетами.
Потом Амалия спускалась вниз на лифте, слегка посмеиваясь над людьми, боящимися падения, ибо знала, что может запросто спрыгнуть вниз с любой высоты – зачем столько заморочек и громоздких агрегатов, когда есть невидимые крылья?
В этот день она решила пройтись до побережья пешком, постоять на громадной набережной, вдыхая морской воздух с мраморных площадок, не зависая над волнами.
Морской воздух взбадривал и дарил энергию. Ей казалось – она всю жизнь летала над необъятным океаном, смешивая воздух и волны, они баюкали, подкидывали, точно на качелях, пропитывали эйфорией каждую клеточку. Вот и сейчас она остановилась и застыла, отдавшись чудесному ощущению свободы, покоя и движения одновременно.
- Привет, - услышала она позади себя, и обернулась. К парапету приближалась, тихо жужжа, инвалидная коляска, в которой сидела симпатичная девушка. Полная противоположность Амалии: светловолосая, светлоглазая, круглолицая и с очень белой кожей, с веснушками на носу. И еще – она казалась совсем маленькой и юной.
- Привет, - удивленно ответила Амалия.
- А я знаю тебя. Ты живешь по соседству. Меня зову Алиса, а тебя – Амалия?
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Я знаю почти всех в доме. Люди постоянно снуют туда-сюда, то в дом, то из дома, то на стоянку летунов, то на стоянку мобилей, или обратно в дом. И каждый раз кто-то из них встречает меня. Но чаще всего я смотрю из окна. Простите, что подглядываю в бинокль. Я вас очень часто вижу. И вашего мужа тоже. У вас замечательный муж! Видно, как он любит вас, вам можно позавидовать. Ой, вы меня не слушаете… извините, я заговорилась, - спохватилась девушка.
- Нет-нет, что вы, у вас очень приятный голосок, он буквально журчит. Я заслушалась и… и немного отвлеклась.
- Можно я поеду рядом с вами?
- Конечно.
Они двинулись вдоль по набережной. Коляска медленно катилась рядом, жужжа недорогим моторчиком. Молчание затянулось.
- Вы часто ощущаете себя одинокой? – неожиданно спросила Алиса.
Амалия вздрогнула: – Почему этот вопрос?
- Мне так кажется. Вы всегда молчаливы и словно устремлены куда-то далеко-далеко, и это «далеко» в нашей обычной жизни отсутствует.
Амалии стало интересно.
- Вы телепат или экстрасенс?
- Почему этот вопрос? – теперь удивилась Алиса.
- Эти способности часто просыпаются, когда человек… - Амалия запнулась.
- Инвалид, - договорила Алиса. – Не стесняйтесь. Правды не стесняются. Я инвалид, но думаю – не навсегда. Врачи говорят, что ноги от лечения восстановятся, и надо просто подождать. И я жду.
Амалия сочувственно коснулась её плеча и вздохнула: - А вот я не знаю, хватило бы мне терпения ждать. Вы мужественная, Алиса, вы терпеливая, а я – очень нетерпеливая.
- А я знаю, почему, - сказала вдруг Алиса грустно. – Потому что каждый вечер вы улетаете. И это так здорово… Я завидую вам. Очень-очень. Правда. Вы можете не ходить, а летать, и даже если бы ноги отказали, вы все равно были бы свободны!
Амалия вздрогнула. Ну вот, этого еще не хватало! Она не знала, как к этому заявлению отнестись. Интересно, сколько еще народу подглядело её полет?
- Ой, простите, - смутилась Алиса. – Я несу чушь. Но вы не бойтесь, - продолжила она поспешно. – Я не собираюсь сплетничать. Я вообще не сплетница. Хотя поговорить иногда страсть, как хочется. Вы уж извините…
- Прощаю, - помедлив, отозвалась Амалия. – Но как… откуда…
- У меня бессонница, - пояснила Алиса виновато. – И я люблю сидеть у окна, не только днем, но порой и всю ночь, до утра. Простите меня. Я не хотела подсматривать. Это само получилось. Просто вдруг вы однажды сошли с подоконника, легли на воздух и… поплыли. Или это и есть – лететь? Я рада и встречать вас на рассвете, правда, очень рада!
Амалия вздохнула. Теперь вину ощутила она.
- Я совсем не желала никого сбивать с толку. Теперь и я прошу у вас прощения, Алиса.
- Не за что. Я всегда вами любуюсь. У вас это так ловко получается. Наверное, вы были птицей или рыбой в прошлой жизни. Мне бы хотелось последовать за вами… только у меня нет приспособлений… и нет мужа, который может их для меня придумать. Знаете, мне очень жаль вашего мужа, жаль, что он не может полететь вместе с вами. Или может? Ведь это он изобрел для вас индивидуальный летун?
- Изобрел… - автоматически повторила Амалия. – Да, он многое изобрел. Но за мною лучше не следовать. С приспособлениями или без. Я слишком много… перенесла. И я не была птицей или рыбой… мне… мне приходилось…
Амалия вдруг замолчала. Разговор неожиданно доставил ей боль. Она не хотела больше вспоминать ничего страшного. Таблетки и уколы, казалось, напрочь вытравили из неё страх, ей не хотелось заново привносить его в свою жизнь.
- Не говорите, если вам плохо или больно. Я тоже не люблю вспоминать ту катастрофу, которая усадила меня в это кресло. Наверное, вы тоже пережили катастрофу. И мы в этом похожи. Мы будем дружить?
- Катастрофа катастрофе рознь. У каждой – свои последствия или подарки…
Амалия остановилась на полуслове, вгляделась в перекресток и улыбнулась Алисе.
- Простите, Алекс вернулся, - виновато сказала Амалия. – Мы еще встретимся, да? Мы еще поговорим с вами, ладно? Я пошла, Алекс будет ревновать и сердиться. И… мы непременно будем дружить!
Амалия помахала рукой девушке и поспешила к мужу.
…После обеда они обычно с Алексом гуляли по парку и набережной, заходили в кафе, на аттракционы, путешествовали в силовом коконе по прозрачным тоннелям над городом с остановками на крышах. Он старался оттянуть момент возвращения домой.
Он с ужасом ожидал вечера. Потому что каждый вечер начиналось то же самое.
- Ты… ты снова собралась… улететь?
Она кивнула. Глаза её уже затуманивались в предвкушении.
- Амалия, не делай этого… ради меня…
Но Амалия снова и снова ускользала. В тот самый момент, когда он готов был её обнять и задержать. Сначала она качалась на волнах, словно дразня его, но Алекс понимал, что она уже не видит его, что она уже не здесь. Вот за ее спиной появлялось слабое фосфорическое свечение, очертаниями похожее на два крыла.
Яркое освещение крыш и всяческие подсветки мешали разглядеть её, она превращалась в черный силуэт. Свечение крыл сливалось с подсветками по краям, вибрировало, переливалось, увеличивалось в размерах, одновременно бледнея, пока не исчезало совсем, становясь невидимым. Быстро исчезал, растворяясь в неполном мраке взбудораженной ночи, которой в городе не место, её силуэт.
Фоксу оставалось заваривать самый крепкий изо всех немыслимо крепких чаев, пить и ждать. От чая гулко ухало сердце. От чего оно замирало и немело больше – от чая, или от ожидания, от страха, что она не вернется? Наверное, он должен был бы уже привыкнуть, ведь всё всегда заканчивалось хорошо, и она возвращалась. Но вдруг… Шальной снаряд от непрекращающихся конфликтов на границах? Пуля браконьера? Навигационный сбой от радиопомех? Ведь должны же у неё быть навигационные системы, как у… птицы?
У птицы… На птиц охотятся… В птиц стреляют. Птиц ловят и продают… продают… Он холодел и покрывался мурашками.
И он снова закурил. Он пил чай и курил одну за одной, сжимая в руке пульт управления домом, но так и не решился ни разу поставить блокировку на защитный экран: он боялся, что этот запрет на полёты превратит в её глазах его квартиру в тюрьму, хуже больничной палаты, разрушит их доверительные отношения. Дымок сквознячком вытягивало в открытое окно. За которым день ото дня холодало. Все комнатные цветы давно замерзли и засохли без защиты и ухода. Широкий сверкающий карниз покрывался изморозью. Фоксу было страшно подходить к окну с отключенной защитой. Он боялся и ненавидел высоту.
Рассвет подступал невыносимо медленно. На какое-то недолгое время он не выдерживал и отключался, но надолго не засыпал, ибо вскакивал, дрожа от холода, и в страхе, что она вернулась, а он не встретил.
Но вот небо над морем светлело, постепенно затухали подсветки. И тогда далекая точка отделялась от горизонта и приближалась, приближалась, пока не оборачивалась птицей. Птица стремилась к строго определенному дому, строго определенному окну, вырастала до размеров человека. Амалия садилась на карниз, оставляя следы на инее, отдыхала и соскальзывала в комнату. Алекс бросался к ней, спешно активизируя пульт. Окна захлопывалось, наконец-то включалась долгожданная защита, квартира начинала прогреваться.
Амалии необходимо было вернуться, пока не проснулся весь дом. В строго определенное время. Только это немного утешало Фокса. Вот именно в эту минуту, нет, даже секунду, Амалия приземлится за окном и войдёт в дом. Он никогда не мог уловить момент, когда исчезали её крылья, уходя в глубины тела, или души. Она отключала их загодя, чтобы не пугать соседей, и подлетала по инерции.
Она была очень холодная, но нисколько не мерзла, казалось, холод, после сжигающего пламени Фабера, доставляет ей наслаждение. Большее, чем его, Алекса, горячие объятия.
И тогда Фокс не выдержал. Он решил с ней поговорить начистоту. Собрался с силами. Постарался сосредоточиться, чтобы не сорить попусту эмоциями.
- Амалия, скажи правду – он зовет тебя?
Амалия прищурилась: - Силь Фабер? Успокойся, его больше нет, я его не чувствую в пространстве.
- Что же тебя тянет туда? – с болью вырвалось у Фокса. – Скажи!
- Музыка, Алекс. Музыка сфер. Напрягись – ты её слышишь?
Фокс знал, что напрягайся, не напрягайся, - он не услышит ничего, кроме вскриков птиц, резкого свиста ветра, жестких аккордов кочующих извещений и шелеста настенных плющей. Ему не дано слышать музыку сфер. Зато он знает твердо – жизнь, благополучие, защита Амалии – в его руках. Вся материальная часть. А душа? В чьих руках её душа?
Да, он сделал все, и даже больше, чтобы её вернуть к нормальной жизни. Но только она – уже иная, стремится к тому, что не под силу познать землянам. И кто же она теперь? И зачем ей то, что так тщетно пытался в ней пробудить Фабер? Ведь Фабера уже нет. И рядом с ней другой, земной мужчина.
- Музыка сфер? Это всё?
- Не совсем… В меня словно вливается сила. Я ощущаю энергию воздуха, его пласты, завихрения, потоки. Наверное, как ощущает птица. И я… я никогда уже не смогу сгореть, понимаешь?
Фокса передернуло. Но Амалия выглядела безмятежной. Где она летает, где бывает, кого встречает? Ведь это так опасно!
- Как птица… Но у тебя нет птичьих крыльев, ты так же тяжела, как обычный человек. Как же случается полёт?
- Ты их просто не видишь.
- Допустим. Я не вижу крылья, вижу свечение за спиной. Признайся – это некое новейшее изобретение, неизвестное мне?
- Никаких изобретений, не обижай меня. Это – моё! Моя энергия, моё предназначение, моё существо, моя данность.
- И где ты бываешь?
- Во многих местах, – отвечала она уклончиво. – И над миром – тоже. Иногда меня зовут, и я спасаю птиц и оленей от браконьеров, гашу их фонари, ломаю силки, помогаю заблудившимся. Лечу.
Фокс сходил с ума, но знал, что она вернется. Ведь она обещала. Заблудится? Не может такого быть. Её внутренний навигатор работал безупречно. Она возвращалась всегда. Всегда четко приземлялась. Находила нужное окно. Возвращалась к нему – а иначе, зачем было возвращаться, если не к единственному любимому мужчине?
Или Фокс врет сам себе и выдает желаемое за действительное?
Фокс решился попросить помощи Музаны - пусть поговорит с Амалией.