Однажды там. В пору, когда у меня еще работали ноги и руки, а поэтому я там и была. Во время одной из наших утренних репетиций перед очередным вечерним концертом, я краем глаза замечаю, как скрипачи потихоньку по одному вдруг со скрипками тихо куда-то идут. Но не все сразу, а по одному, поэтому на сцене остается народ с инструментами, который продолжает играть, поэтому репетиция и не прерывается. Очень мне стало интересно, что же там такое может происходить, когда и птицам летать не положено, чтоб не мешать нашей музыке?
И краем глаза мне подсмотреть удалось. В том, что мы называем партером, выставили пару столов, окружив их стульями. На этих стульях люди сидят. У каждого лупа в глазу присобачена, как будто они часовщики или ювелиры. И в эти лупы в глазах они делают умные лица, что вроде вот так он лучше могут разглядеть. Наши смычковые инструменты. Но ведь так и смотрят. А по результатам такого осмотра что-то в свои документы записывают.
Так это нам французские друзья создали целую умную комиссию из мастеров скрипичных, которые работают на изготовлении новых струнных инструментов, часть которых по договору поступает и в наш оркестр, приехали, не побоявшись расстояний, в деталях оценить, что же они нам по договору поставляют, и на чем же играет целый большой симфонический оркестр? Задача очень непростая, и при этом невероятно увлекательная. Только хочу отметить сразу, что свои лупы они направляют только в инструменты, которые сами же и изготовили несколькими годами раньше. Остальные же инструменты их предельно мало интересуют. Поэтому ради них они и линзы не напрягают. Так только. Для виду сверху глянут. Но в документах пишут все же что-то и про них.
Когда и до меня докатилась очередь, я уже без всякой дрожи предъявила всей этой комиссии, на чем я зарабатываю свой хлеб. Я еще в очереди осознала, что работа мастера Ф.Хайбуллина такую комиссию ничем заинтересовать не сможет. Особенно этот экземпляр. Весь в залеченных ожогах от беспощадного израильского солнца, с изъянами мензуры по моим особо маленьким рукам, неальтовых изначально. Выставили моему альту оценку в 5000 евро. Меньше они уже и просто не могли никому поставить. За порогом 5000 начинались уже просто дрова для печки. И допустить, что в таком прославленном оркестре кто-то играет на дровах, им просто фантазия никак не позволяла. Хоть признаться надо, что в эту сумму много и других инструментов оценили, если не они сами их когда-то смастерили.
Про самый удивительный их курьез все же следует написать отдельно. Одна из наших лучших скрипок во всем оркестре, оказалась у ничем внешне не примечательной скрипачки, Нади Курдюмовой. Ей ее итальянская скрипка досталась от ее отца М. Курдюмова, который преподавал в Московской консерватории. А купил он эту исключительную , когда еще за советский рубль давали 61 копейку с большим трудом.
Оценить такую скрипку в 5000 у комиссии просто и рука не поднялась. Дороже оценили все же.
Хоть дотянуться до своих собственных произведений и этой чудо-скрипке было очень нелегко.
Зато собственные изделия, которые они изучали в лупы, они оценивали примерно в 12000 евро с нижнего порога красоты.