Время шло, Алекс автоматически уезжал на работу, возвращался и продолжал работать допоздна. Он побледнел, осунулся, под глазами чернели круги от недосыпа и избытка кофе.
Однажды вечером Амалия ему пожаловалась: - Они никак не желают угомониться. Не желают слушать. Они продолжают сливать отходы в это дивное озеро.
- Кто – они?
- Компания по переработке меди. Наверное, нужно надавить на население Херловинской области, они на редкость инертны, им придет конец вместе с озером, неужели они этого не понимают?
- Возможно, иначе нельзя, Амалия? Любой технологический процесс требует жертв.
- Я видела добычу меди в других… местах. Там все устроено иначе. Никаких жертв. Счастливы люди, счастливы животные, растения, всё живое. И мы могли бы, если бы постарались, если бы захотели, жить так.
- В каких других местах?
- Неважно. Мир велик. На Земле еще остались места, где умеют любить природу.
- Ты… видела эти места? – осторожно спросил он.
- Я знаю эти места, эти параллели, краем глаза, и меня это немного утишает. Но мне больно – как нашей изумительной планете, я так ее понимаю, так грущу с ней от ее боли!
Амалия была очень нежна в эту ночь. Возможно, несуществующий Бог, к которому он взывал, наконец, откликнулся. Алекс и верил, и не верил себе, что она осталась с ним. Тревожное предчувствие извело его. Но вот и оно стало понемногу проходить, либо загналось далеко вглубь. Амалия стала прежней. Она даже готовила к его возвращению немудреный ужин, пекла пшеничные булочки, обнимала и целовала в губы. Алекс вспомнил вкус её губ. Податливость её тела. Восторг обладания. Её закрытые трепещущие веки и приоткрытый рот, губы, похожие на распустившийся бутон розы. Она была прекрасна. Во всем мире не могло быть женщины прекраснее.
Будь со мной, молил он, будь со мной, будь со мной, только будь со мной! Летай по ночам, улетай из дома, как ведьма, хоть на метле, возвращайся под утро – только возвращайся. И я все прощу. И я никогда не заведу разговора о птицах и полетах – во сне ли, наяву ли. Я всегда буду боготворить тебя, и беречь, как зеницу ока. Беречь! Только вот себя уберечь не могу, любовь и боль съедают меня заживо…
Но подспудная тревога оказалась не напрасной. Амалия прожила с ним обычной – обычной ли? – жизнью, так похожей на прежнюю, целую неделю. Алекс слезно умолил редактора о трех днях в счет отпуска. И Амалия с радостью посвятила себя ему. Они словно проживали заново медовый месяц. Которого, собственно, у них и не было – по причине её болезни и лечения в пси-клинике.
Нежились на плавучем пляже. Фокс истратил последние премиальные, чтобы выкупить его на целых три в единоличное пользование. Еду из ресторана им доставляли ресторанные дроны. Затем еще три дня они плыли на этом пляже-яхте вдоль побережья, наслаждаясь погодой, купанием, друг другом. Наконец-то познавали друг друга – так, словно влюбились друг в друга впервые в жизни. Их соединение было неистовым, страстным, и при этом - нежным и трепетным. Фокс держал в объятиях исхудавшую девушку-птицу так, словно боялся сломать её невидимые крылья. И нежил, нежил её, словно в последний раз, словно завтра фатум отнимет её раз и навсегда.
Ощущение, что рок постоянно нависает над ними, было с безумной яростью задвинуто на задний план, растоптано, раскромсано топором, утоплено в море, обескровлено.
Рай не вечен. Рай – временное прибежище. Потом тебя вышвыривает оттуда с жестокой яростью. Трем дням не хватило 12 часов, чтобы исчерпать себя полностью. На второй день после того, как Фокс снова уехал в редакцию по срочному вызову, Амалия снова встала на карниз.
Фоксу пришлось не просто заняться сложнейшим расследованием некоторых архивных дел, чтобы его не выгнали с работы, он вынужден был отлучиться на двое суток, ибо архив находился в десяти часах езды от побережья. Он в панике взял клятвенное обещание с Амалии, что ничего не случится, что она никуда не денется, собрался вызвать сиделку. Амалия пришла от этого в негодование и отвергла надзор.
- Ты мне не веришь, Алекс? Я ведь обещала, я поклялась, значит, не смогу нарушить клятву. Я дождусь, непременно, у меня появилась подружка – Алиса с 30-го этажа, эта милая девушка в инвалидной коляске, ну вспомни – она часто прогуливается по набережной!
- Да, да, я помню её, конечно, Алиса… Амалия, вы можете ходить друг к другу в гости, верно? Всего два вечера! Всего два! Потерпи, всего два вечера, один вечер ты идешь к Алисе в гости, в другой вечер – она к нам, это будет так прекрасно!
- Конечно, Алекс, я так и поступлю. Всего два вечера.
Расставание на два дня было самым томительным. И вот он уехал. Два дня прошло в запарке, материала оказалось очень много, двух дней явно не хватало,
Он сходил с ума два дня, звонил беспрерывно, но она исправно отзывалась, и он успокоился. Почти совсем успокоился. И вот он дома.
- Милый! – Амалия бросилась к нему на шею. Фокс был растроган до слез, он схватил жену в охапку, закружил с нею по комнате – какая она стала легкая, совсем пушинка, потом приник к её притягательным губам. Он истосковался. Он извелся. Он ожидал худшего. А она встретила его дома! Вечером! Она никуда не улетела, она ждала его!
- Спасибо тебе, - шептал он. – Спасибо за любовь. Спасибо, что дождалась!
- Как работалось?
- Нормально, я все успел. Что удивительно, потому что я все время думал о тебе.
- Я рада. Очень рада. Рада, что все успел, рада, что ты наконец-то дома.
Они сидели за столом, пили кофе, ели пиццу, пирожные и шоколад, которые она заказала к его возвращению. Ни о чем не болтали, им было хорошо и без слов.
- Знаешь, - Амалия улыбнулась. – Я без тебя ни разу не улетела. Только выходила постоять на карнизе, совсем рядышком с окошком. Но я немного соскучилась. Можно мне полетать? Хоть немножко? Когда ты уже дома?
Фокс побледнел, сердце болезненно сжалось. Но неужели он мог запретить – ведь она была честна, она не летала без него, она дождалась.
- Милая, а если завтра?
Она охотно кивнула: - Завтра – так завтра!
Наступило завтра. Алекс ждал вечера с привычной тоской. Они поужинали. Она, как обычно, поела хлопьев с молоком и съела пару персиков. Но Алексу приготовила прямо-таки царский ужин – правда, она не привыкла готовить сама, бифштекс пережарился, картофель, напротив, оказался сыроватый, зато салат из огурцов и томатов оказался восхитителен. Амалия сидела напротив и смотрела на него. А Алекс обреченно ждал, когда она попросится полетать, и растягивал еду.
Наконец тягостный ужин был завершен, Амалия унесла посуду в мойку, потом подошла к Алексу сзади, обняла за плечи, наклонилась к уху и спросила: - Теперь мне можно полетать? – и поцеловала его в щеку.
И снова началось томительное ожидание её возвращения. Амалия вылетела стремительно, обернулась, зависнув в воздухе, словно бестелесный дух, помахала ему рукой, улыбнулась счастливо, и стала быстро удаляться. А Фокс сидел и сидел у окна, вглядываясь в городское небо, не желающее темнеть. Потом вздохнул и поплелся в кухню – напиваться черным кофе…
…Минули сутки, вторые, третьи. Музана показывалась в видеофоне каждый час – он не слышал, что она ему говорила, и только мотал головой. Амалия не появилась. Фокса разрывало напополам – от бешеного метания до полной апатии. На четвертые сутки он обнаружил в волосах седую прядку. Но ему было на это наплевать. Он перестал заказывать пищу. Перестал спать. Только курил и пил то кофе, то черный чай – до острой рези в области сердца. Он сидел перед окном и с тоской смотрел в небо. Голова его опустела.
В таком виде его и застала Музана, явившаяся лично. Несмотря на вторую беременность и круглый живот, выглядела она прекрасно и, кажется, даже наконец-то похудела.
- Сидишь? И…
На невысказанный вопрос он отрицательно покачал головой.
- … самолет… ястребы… вояки, наконец… как ты мог отпускать её… одну? Почему не летел вместе с ней? Не заказал гравилет? Хотя бы одноразовый?
Фокс мотал головой – гравилет был ему не по карману, но просить взаймы у Джонни и Музаны было превыше его гордости.
- Я бы тебе помогла, ради сестрички, Алекс, какой ты… непутевый, - Музана горестно вздохнула. – Всегда был таким. Непутевым и невезучим. Все. Я решила. Я буду ждать с тобой вместе. Немедленно переселяюсь к тебе!
Фокс в изумлении покачал головой.
- А Джонни? А Тимберли?
- Джонни займется с Тимберли, обоим полезно – один отдохнет от дел заброшенного поместья, другой наконец-то побудет с отцом!
- Ммм… Джонни не станет ревновать?
- Эх ты! – Музана презрительно посмотрела на свою бывшую любовь. – Ничего ты не понимаешь в семейной жизни. Если бы я вдруг загуляла – и то, Джонни не посмел бы пикнуть. Потому что знает – я не загуляю. И как ты себе представляешь загул с новеньким наследником семейства Квотерли в животе?
Она хмыкнула и помолчала.
- Ну что, дружок, перебирайся в гостиную, я устроюсь в твоей спальне.
Но Музана надолго не задержалась у Фокса. От переживаний и тревог ей занедужилось, и пришлось – по настоянию мужа – перебраться в клинику на сохранение – на всякий случай, ведь в мире нет ничего важнее, чем будущий второй наследник Джона Квотерли-младшего! Фокс был рад. Больше никто развлекал его разговорами и светскими сплетнями, в которых нужно было непременно участвовать – таков был метод лечения Музаны, метод «переключения». Никто не мешал ему ждать, томиться, страдать и взывать к несуществующему Богу.
… Минула неделя. Неделя – все мыслимые сроки прошли. Фокс уверял себя, что смирился. Что пора браться за работу – его уже дважды предупреждали, что он задолжал взнос за квартиру и за ремонт усадьбы фон Шталль.
На 8-й день он напился. Ему уже было все равно, выгонят его с работы или нет. Все равно, что там слышно у Музаны, внезапно разрешившейся от бремени, вопреки прогнозу, не Оливией, а здоровеньким сыночком, Энои Квотерли, к вящей радости Джонни. Ему вообще были без разницы все счастливые семьи в мире. Мир без Амалии потускнел, стал черно-белым, с серыми вкраплениями.
Но зато его стала манить черная бездна ночи, прорезаемая огнями из окон и гирляндами светильников, заглушающими звездное небо. Музыка сфер! Его жена слушала Музыку сфер! И он тоже должен услышать её. Не может такого быть, чтобы слышала она – и не услышал бы он. Разве они не муж и жена? Разве они не близки? Разве он не спас её от Фабера и от безумия? Если удалось ей, непременно удастся ему.
Фокс отключил видеофон. С бутылкой в руке подошел к окошку, на котором силовая защита давно не включалась. Распахнул створки среднего окна. Помахал бутылкой небу. Привет, я к тебе иду!
Покачиваясь, Фокс стал на подоконник. Он остался наедине с пустой ночью. Нос к носу. Ночью, в которой он уже не видел, не ощущал любимой. В голове тоже было пусто и гулко.
Ему показалось, должно быть, спьяну, что он услышал эту чёртову музыку сфер. Более всего она походила на белый шум, пронизанный, прошитый отдельными всплесками волн, электрическим треском и радиопомехами, обрывками музыкальных фраз и мелодий, невнятным бормотанием незнакомой речи. Обрывки всплывали и снова погружались в межмирный шум. А временами ему мнилось, что он слышит далекий родной голосок.
Он понял. Этот голосок – след, оставленный Амалией. По этому следу можно её найти и даже догнать. Но значит ли его прозрение, что он сумеет так же, как она, покорить воздушную стихию и полететь следом? А если… а вдруг… вдруг воздух выдержит и его тоже?
Не он ли дал клятву быть с ней в горести и в радости, защищать и не отпускать от себя, лелеять и оберегать? С Амалией что-то случилось. Заплутала. Забыла о нем. Может, права Музана – и Амалия ранена, болеет, прячется от кого-то или чего-то страшного. А он сидит сиднем и ждёт!
Значит, он обязан её найти.
Вот снова всплыл её далёкий голосок. Кажется, она смеётся? Это вполне возможно. Как часто, отлетая от провала окна, она шептала, смеясь: «Как хорошо…Как хорошо… ты не представляешь, как хорошо!» Или она возвращается, и подождать еще чуть-чуть? Но как она обрадуется, если он ринется ей навстречу!
Фокс раскинул руки – Амалия всегда уходила через окно, значит, так удобнее. Он ступил на карниз, придвинулся к самому краешку. Попробовал ногой воздух, как она. На что это похоже? Словно ступить на утлый плот? Нога провалилась в пустоту.
Ужас сковал его. Нет, сдаваться не в его правилах!
Фокс тихонько сполз с карниза и повис на руках, не решаясь разжать. Только сейчас он понял, какого дурака свалял. Хмель и удаль мигом слетели. Защита внезапно включилась сама, и собственное окно закрыла силовая сетка, отрезав его от квартиры и любой помощи.
Вес тела казался ему немыслимо огромным, словно все, что ниже кистей рук, состояло из чугунных гирь. И эти гири тянули вниз, и не позволяли нырнуть вверх, взлететь, как она. И что это ему втемяшилось в тупую башку? Какой такой полет? Он всю жизнь рыскал по земле, вынюхивая и разыскивая, и это не самый худший вариант. Что ж с того, что он не птица! Это не преступление. А вот висеть тут, на краешке собственного окна – преступление. Покончить жизнь самоубийством? А если она вернется – а его нет?
Руки заледенели и онемели. Висеть так дальше не было никакой возможности. Он попытался подтянуться – увы, сказалось длительное отсутствие тренировки и сидение в офисе – нынешняя работа с электронными расследованиями оказалась куда более востребованной, чем его профессиональное чутье и мобильность. И вот результат. Сейчас он повисит еще немного и сорвется вниз, так и не дождавшись её. Милая, услышь, молил он, мне нужна твоя помощь, прилетай скорее!
Он понял – еще мгновение, и пальцы начнут разжиматься, и сначала он поползет вниз, цепляясь за каждый карниз, все более и более набирая скорость, а потом ободранные в кровь руки оторвутся от поверхности стены, и тело отправится в свободный полет.
- Берите же скорее! – услышал он тихий отчаянный голос. – Я зову-зову, а вы не слышите!!
Окно сверху и слева от него оказалось распахнуто настежь, и при этом безо всякой защиты – ни сетки, ни мерцания силового экрана. Из окна выпал конец нейлонового каната с петлей, и Фокс, вложив все силы в одно движение, отпустил правую руку, чтобы дотянуться до петли и схватиться за неё. Потом ухватился и левой. Ему показалось, что канат сейчас перережет пальцы. Уперся ногами в стену и стал перебирать ими, словно забираясь вверх, сгруппировался, дал рукам отдых, потом сделал еще несколько шагов по отвесной стене, перекинув руки на соседний карниз. Он ощутил, что ему пытаются помогать, потягивая канат, и от этой помощи канат лишь еще больше натягивался, врезаясь в запястья.
Из открытого окна повеяло волной приятного тепла, согревая руки. Фокс напрягся, в последнем отчаянном рывке подбросил ноги, перевалился в комнату и рухнул без сил.
Наконец его взгляд сфокусировался, и в поле зрения проявилось сначала колеса инвалидного кресла, неподвижные ноги, укрытые пледом, затем – тонкие руки, сжимающие нейлоновый канат, чей противоположный конец терялся в глубине квартиры, закрепленный чем-то надежным. Затем он увидел нежное бледное личико, обрамленное рыжеватыми прядками. Светло-карие, почти желтые, глаза смотрели напряженно и внимательно. Удивительно знакомое лицо, имя которого он успел запамятовать, находясь в забытьи отчаяния.
Сочувственный девичий голосок осведомился: - Вы хотели полетать, Алекс? Как она?
Фокс молчал, не в силах вымолвить слова. Словно отвечая на невысказанный вопрос, девушка поспешила пояснить: - Я Алиса – разве вы меня позабыли? Мы с Амалией дружили. Я видела, как она улетала и прилетала. У вас ничего не выйдет. Вы слишком тяжелый. Вы не умеете чувствовать воздух, силовые линии. Наверное, все дело в этом. Нужно особое чутьё.
Фокс открыл рот и снова закрыл, не зная, что отвечать.
- Это новый вид гравитационки? Он не сработал?
- То есть? – опешил Фокс.
- Ну, ваше новое изобретение? Ваша жена мне сказала, что вы изобретатель. Я смотрела каждую ночь, как ваша жена улетала и возвращалась. Она худенькая, прибор её держит, а вас удержать не смог. Нужно работать дальше…
Фокс уже отдышался, туман в голове развеивался, и он поспешил рассеять недоразумение: - Нет-нет, Алиса, конечно, я вас вспомнил… помню! Нет-нет, никаких приборов, я не по этой части, совсем нет. Но… гравитация… конечно, она где-то имеет место быть…
- А я думала, вы ученый, - немного разочарованно проговорила девушка.
- Какой из меня к черту ученый… - уныло пробормотал Фокс. – Обыкновенный неудачник…
И Фокс мало-помалу рассказал ей всё – и о своей жизни, и о знакомстве с Амалией при столь странных и страшных обстоятельствах. Она имела право знать, раз уж ей довелось спасти его никчемную жизнь.
- Значит, сейчас она улетела насовсем? – в голосе девушки зазвучали слёзы. – И возможно, в иной мир. Как грустно! Но вы все равно не теряйте надежды! Без надежды жить совсем скверно.
Алекс перевел разговор. Потому что насчёт «скверно» он и сам знал наверняка. Скверно было то, что его утешает девушка-инвалид, оказавшаяся куда сильнее.
- Ты живешь совсем одна? Не тяжело? У тебя сильная воля.
- Почти одна. Ко мне приходила опекунша и вывозила гулять. Приходила медсестра, делала массаж и ставила иголки. Сейчас мне намного лучше. Я выезжаю к морю. Доктор время от времени забирает в госпиталь – он не теряет надежды. И вы не теряйте, Алекс. Пожалуйста.
Алекс машинально кивнул.
- У меня есть постоянная вирт-связь. Я познакомилась с вашей женой на набережной, как и с вами. Она очень красивая. Мы часто разговаривали. Она вас очень любила, да-да. Я уверена, с ней ничего не случится. А за меня не волнуйтесь, я всё умею делать сама, и мне никто не нужен. Почти. Слушайте, а давайте ждать вместе? Будет не так тяжко.
Фокс подумал, ужаснулся – и согласился. Совместное ожидание постепенно сглаживало боль утраты и утихомиривало острую тоску.