В. В. Безвесильный Магистрали жизни Глава 1

КНИГА
ГЕРОЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА,
 ВЕТЕРАНА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫХ ВОЙСК
 В.В. БЕЗВЕСИЛЬНОГО «МАГИСТРАЛИ ЖИЗНИ»

Книга имеется в архиве только в сигнальном варианте, никогда не была напечатана.

ГЛАВА I

1. Начало пути.
Частично отредактировано.


     Где бы я ни был, - а условия военной службы вынуждали меня часто менять местожительство, я всегда с большой душевной теплотой вспоминаю о своём славном украинском городе Волчанске, что неподалеку от Харькова. Это удивительное чувство к месту, где ты родился. Оно органично, внутренне неотделимо от тебя, оно всегда с тобой и нет-нет, а мысли возвращаются к далёкому прошлому, в памяти воскресает всё пережитое в те далёкие послереволюционные годы.
     Так сложилось, что наша семья всегда жила у отца матери – деда Гаврилы недалеко от Волчанска в селе. С виду он был строгим, суровым и вместе с тем, это был человек больших добрых чувств, мудрый и душевный. Я не помню, чтобы он кому-то из нас, детей, читал длинные поучительные нотации, и вместе с тем он нас всё время воспитывал. С раннего утра он был всегда заполнен планами на завтрашний день, давал нам, детям, - а нас у родителей было шестеро – я самый старший – с меня и спрос больше – какие-либо задания и потом проверял, справлялись ли мы, учил, советовал, поправлял. Дед многое умел мастерить сам и добивался того, чтобы мы тоже научились видеть плоды своих рук, учил ценить время, приучал к самостоятельности, к тому, чтобы мы занимались каким-нибудь полезным делом; если научишься делать одно дело до конца – хорошо, - говорил он, - то и с другими справишься не хуже. А повседневных хозяйственных дел было в семье хоть отбавляй. В любой работе требовалось терпение, сноровка, выносливость, и когда нам удавалось подавить в себе нежелание и лень, справиться с порученной работой и вызвать похвалу деда, то и сами мы испытывали радость от своих маленьких побед. Дед отдавал нам, детям, всё свободное после работы время и сыграл в нашей жизни большую роль.
     В пору нашего детства у нас в семье была собака, Полкан – помесь овчарки с дворнягой – умная, большая, любимица деда. Сторожить особенно было нечего, но уж так заведено – собака была почти в каждом доме. Мой младший брат, Илья, страшно любил голубей. В сарае он соорудил голубятню. Полкан зорко охранял её и когда к голубятне подкрадывался кот, то он догонял его, хватал за загривок, раскачивал и отбрасывал вон. Пострадавший долго не мог прийти в себя и уже, потом старался не попадаться на глаза Полкану. Как-то служащие продуктового магазина торговца Вайманяна сильно избили нашего пса – он там пытался полакомиться колбасой. Полкан едва приполз домой. Дедушка долго и терпеливо его выхаживал, а мы все – Илья, младший братишка Андрей, сёстры – Анастасия и Ульяна помогали ему. Полкан наш болел очень долго и к нашей радости всё-таки поправился.
    Учились мы с Ильёй в сельском двухклассном училище. Моя первая учительница, Агния Романовна, была очень образована, воспитана, муж её, полковник старой армии, участник  войн, иногда заезжал в село, заходил к нам в класс, беседовал с нами, рассказывал случаи из своей военной службы. Закон Божий преподавал нам отец Евгений. Служил он священником в Волчанской церкви и в церкви у нас, на Вторых Заводах. Тем, кто не выучил молитву или сбивался, он велел положить на парту руки и бил линейкой по пальцам, было не очень больно, но обидно и унизительно.
     Прошли годы, я уже был секретарём волостного комитета комсомола, и отец Евгений приобрёл новую профессию – бухгалтера, работал добросовестно и величался, как все, по имени и отчеству, но встречая его, я едва удерживал себя, чтобы не назвать его, как прежде – отцом Евгением.
     На всю жизнь запомнилась мне и учительница Александра Васильевна. Жила она вдвоём с матерью в Волчанске, занимались они домашним цветоводством, разводили редкие по красоте цветы, и мы, её ученики, иной раз ходили ими любоваться, и помочь в работе по уходу за растениями. В плохую ненастную погоду ученики Александры Васильевны провожали её в город. Однажды зимой в пургу – отца не было дома – я запряг лошадь и на санках подвёз её, а когда возвращался, ударился дном санок о столбик, расколов брус. Отец должен был возвратиться с работы через два дня. Посоветовавшись с матерью, решили,  отцу не говорить, чтобы его не расстраивать, санки он недавно купил новые на базаре, и очень их берёг. Поставив санки в сарайчик, я побежал к плотнику – упросил его выручить меня. Тот отремонтировал сани так, что отец ничего не заметил, хотя вначале долго присматривался – что-то ему показалось подозрительным.
     Директора нашей школы звали Никитой Сергеевичем. Как-то, в воскресенье, отец шёл на базар и встретил его, тот пожаловался на Илью, на его поведение и учёбу. Отец у нас был тихий, молчаливый, в противоположность матери – весёлой, говорливой хлопотуньи. После разговора с директором отец разволновался, выпил в шинке для храбрости, хотя вообще-то почти никогда не выпивал, и пошёл домой. Мать услышала стук и шум, вышла во двор, смотрит, отец идёт не в калитку, а пытается войти в закрытые ворота, и не могла понять сразу, в чём дело. Он молча зашёл в калитку, в открытый сарайчик без двери, взял из оглобли чересседельник, нашёл Илью, и хотя мать старалась заступиться, задал ему порку. Для нас всех это было просто потрясением, мы отца никогда таким не видели. Но, надо сказать, что после этого случая учителя уже больше не жаловались на Илью.
     Позже, будучи подростком, в период борьбы с националистическими бандами, кулачьём и белополяками, он выполнял поручения командиров наших добровольческих отрядов. Брат был ещё совсем мальчишкой и не мог вызывать подозрения; он бесстрашно проникал в самые гнёзда банд и доставлял ценные сведенья. Он выполнял эти задания ещё как игру и делал это отчаянно, смело, доставляя родителям много волнений. Бесстрашным и смелым Илья был и в Великую Отечественную войну -  командовал разведывательным эскадроном Примака. Лично от него и К.Е. Ворошилова получил боевые ордена – Красного Знамени, красной Звезды и многие медали.
     Отец мой, Владимир Алексеевич, работал в 1911-1914 годах в хозяйстве помещика Волоснякова. По сравнению с другими он считался не очень богатым, но все же имел 40 десятин земли, на которой работали наёмные рабочие – обрабатывали землю, пахали, сеяли и собирали урожай. Рассчитывался Волосняков деньгами, отец получал 9 рублей в месяц. В те годы Волосняков в Волчанске имел хороший дом, хозяйство, торговлю. Его сыновья в те годы учились в Волчанском реальном училище. Волосняков занимался крупной торговлей, точнее спекуляцией, на базарах и ярмарках скупал по низкой цене скот, вез его в Москву и там перепродавал по высоким ценам, получая большие прибыли. В течении года он совершал несколько таких поездок. Для сопровождения скота и ухода за ним в дороге он отбирал несколько человек рабочих, иногда в их число попадал и мой отец. Функции сопроводительных работ заканчивались при подгоне скота к месту продажи. У Волоснякова, который приезжал в Москву заранее, была договорённость с оптовыми покупателями. Всеми коммерческими делами занимался он сам, иногда с ним ездил кто-то из его сыновей. Людям, сопровождавшим скот, выплачивались командировочные, поэтому рабочие старались попасть в эту группу. Возвращался отец с товарищами из Москвы в товаро-пассажирском вагоне, приработок почти равнялся месячному заработку 8-9 рублей, для семьи они были значительной помощью.
     При домике деда Гаврилы был небольшой участок – наделённая земля по количеству мужчин в семье. Нас кроме деда и отца было три брата, но урожая с этой земли на всю семью не хватало, так что приходилось прикупать муку или зерно. Земельный участок помещика находился от нашего дома на Вторых Заводах в 12-15 км, и отец не каждый день возвращался домой после работы. Условия были плохие, летом ночевал в сараях на сене. Мы радовались, когда возвращался отец, иногда ехал на подводе, заезжал в Волчанск, покупал гостинцев для нас, дома отдавал матери заработок, а рано утром снова на работу. Очень трудно доставались отцу эти деньги, поэтому в каникулы мы с Ильёй помогали в работе на помещичьем участке, чаще в уборке урожая, работали погонщиками лошадей или быков в упряжке. При Советской власти Волосняков бежал в Харьков, землю его раздали малоимущим крестьянам.
     Отец мой поступил на работу на свеклосахарный завод в Белом Колодце, где когда-то много лет работал дед Гаврила. Впоследствии отец вступил в члены колхоза. Ранней весной дед поехал в соседнее село купить корм, когда возвращался, попал под дождь со снегом, сильно промок. Простуда перешла в воспаление лёгких, земский врач ничего сделать не смог, все горевали и оплакивали этого хорошего доброго человека.
     В 1915 г. я закончил двухклассное училище и поступил в среднее учебное заведение – Волчанскую педагогическую школу. Учеба была там организована и поставлена очень хорошо. Школа имела сельскохозяйственный уклон, изучали мы огородничество, садоводство, пчеловодство и сельскохозяйственное дело. Мне больше всего нравилось пчеловодство, и я его очень хорошо изучил. По неопытности мы часто ходили искусанные, зато было вознаграждение – лакомились мёдом. Я тогда решил, что когда-нибудь непременно заведу себе несколько ульев, но так в жизни и не пришлось. Практику проходили на огородах – пологах и садах сельскохозяйственного общества. В летние каникулы я в этом обществе работал простым рабочим, и заработок отдавал родителям. Практические занятия по садоводству отрабатывали в имении бывшей помещицы.
     В педагогической школе у нас были уроки пения под скрипку учителя, мне уроки очень нравились, но у меня совершенно не было никаких способностей ни к пению, ни к музыке, о чем я тайно очень горевал. С хорошим слухом учеников обучали игре на скрипке. Быстро пролетели годы учебы в педагогической школе.


2. Мои первые шаги участия в становлении и укреплении Советской власти на Украине 1918-1920 годы.

     Много бед пришлось пережить моей многострадальной Украине, много пролить крови за свою свободу, трудно она завоёвывалась, но постепенно набирало силу революционное движение, и мы, молодёжь, старались в нем принять участие. Мы выполняли поручения старших товарищей – разносили по заводам прокламации, тайно передавали их рабочим, агитировали их вступать в добровольческие отряды, участвовали в революционных демонстрациях. В России победила Социалистическая революция, и украинский народ включился в борьбу за установление у себя Советской власти.
      На природные богатства Украины всегда зарились многие иностранные захватчики, к которым то и дело обращалось за помощью буржуазные националисты. Когда весной 1918 г. на Украину вторглись немецкие войска, то буржуазные националисты и центральная Рада за обещание военной помощи, свержения молодой Советской власти и возрождение буржуазно-помещичьих порядков не препятствовали немцам бесчинствовать и вывозить в Германию наш хлеб, сахар, масло, металл и много других продуктов (Ну, очень уж знакомая современная ситуация!! Прим. ИМЗ).  Поддержанный немцам гетман Скоропадский – богатый украинский помещик,  подобострастно старался выполнять приказы оккупантов, производил жестокие расправы с теми, кто организовывал стачки, забастовки на производствах, с партизанами, которые выводили из стоя железные дороги, связь, подрывали мосты, нападали на немецкие части. Националисты выдавали немецким карателям фамилии большевиков и сочувствующих им.
     Все это было на наших глазах. Мы, молодёжь, - все были охвачены одной мыслью – не быть в стороне от событий, помочь в этой национальной борьбе с врагом. Немцы ещё хозяйничали, но уже чувствовалось разложение в их рядах.
     В памяти сохранились некоторые эпизоды из того неспокойного бурного периода 1918-1922 годов. У нас в Волчанске свирепствовали австро-немецкме оккупанты. Они частенько захаживали к нам в Пригород, на Вторые Заводы. Постоят у магазина, что у мостика через речушку, выпьют вина, пристают и обижают девушек, задирают наших парней и мужчин, иногда вступают в драку с ними, для острастки стреляют в воздух, заходят в дома и забирают продукты. И вот мы решили разделаться с этой бандитской группой. Кое у кого из наших было оружие, около 11-ти часов ночи, когда они собрались у моста, старшие ребята их перестреляли. Мы помогали сбрасывать трупы в воду за мостом, после дождей уровень реки поднялся, и их унесло в реку Волчью. Я очень волновался – эта была первая моя встреча с врагом. На следующее утро нагрянула полиция, искали виновных, ходили по домам. Нас успели предупредить и мы с ребятами, захватив кое-что из дома, скрылись в огородах, где была засеяна высокая рожь. Отсиделись там до ночи, и ушли к Обояни в Курскую губернию – немцев там не было. Вместе со мной скрылись мои земляки, товарищи Романцев Емельян, Бондаренко Андрей и другие.
     Вначале мы жили в сельской местности, устроились на сельхозработах, потом ушли за Обоянь, там работали на свеклосахарном заводе.
     Украинский народ, его большевистское подполье поднялось на борьбу с оккупантами, и с помощью рабочих, красногвардейцев Москвы, Петрограда немцы были изгнаны с Украины. Мы с ребятами сразу же возвратились по домам и включились в работу.
     Украинские буржуазные националисты боялись, что власть может перейти к рабочим, и тут же появились новые хозяева – американцы, англичане и французы. С их помощью было создано новое правительство – Директория, во главе с националистами Петлюрой и Винниченко. Они хотели, ради власти, передать командование Украиной кому угодно, лишь бы сломить молодую Советскую республику. Им помогали в этом партии кадетов, эсеров и меньшевиков. Всю эту контрреволюционную компанию Антанта снабжала деньгами и оружием. После того как Петлюра по договору с Пилсуцким намеревался отдать Польше Западную Украину, белополяки сразу вторглись на нашу территорию. У нас в Волчанске создались добровольческие отряды и сразу уходили на Польский фронт.
     Уже в настоящее время, читая историю Гражданской войны, я подробно узнал о боях в районе Харькова и Волчанска, о той помощи, которую оказывало население моего города в борьбе с белогвардейцами и поляками.
     На борьбу с интервентами и националистами поднялась вся Украина, главная задача – сбросить петлюровский режим с его расправами и расстрелами, грабежом простого народа. Прошли массовые забастовки. В ряды украинских частей Красной Армии, партизанские отряды вливалось новое пополнение из местного населения. Во главе частей и соединений появились красные командиры окончившие курсы  в Москве и Петрограде. Скоро белогвардейцы и белополяки были разгромлены и изгнаны за пределы Украины. Недобитые белогвардейцы и националисты, которых ещё было много в городах и селах стали вести скрытую борьбу – убивали, вредили Советской власти. С конца апреля 1918 г. было введено всеобщее военное обучение – всеобуч. Без отрыва от основной работы каждый от 18 до 40 лет должен был получить минимум военных знаний.
     В июле 1918 г. в Москве было принято решение о создании коммунистической партии Украины. На съезде Советов в Харькове председателем Центрального Исполнительного комитета был избран товарищ Петровский Г.И.,  ЦК Украины приняло постановление о ликвидации отдельных частей Украинского фронта и подчинении частей единому руководству Красной Армии.
     В обстановке полной разрухи народного хозяйства организовывались местные государственные аппараты. Вначале в волостях, городах, селах были созданы революционные комитеты – Ревкомы. Они боролись с остатками петлюровских и националистических банд, налаживали мирную жизнь. По декретам все промышленные предприятия, банки, помещичьи земли были национализированы и переданы безземельным крестьянам. К половине 1918 г. создались партийные комитеты РКП(б): губернские, уездные и волостные. В селах волостная партийная организация объединяла ячейки – так назывались низовые партийные организации.
     Следующие, с кем пришлось воевать, были Деникин и Махно. Особенно сложно было с махновскими бандами, они то воевали на стороне Советской власти, при этом постоянно занимались грабежами в тылах, то частенько предавали интересы командования Красной Армии. В их рядах много было анархистов и меньшевиков.
     У нас в Волчанске по решению Укома из коммунистов и советского актива был сформирован батальон. Он укрепился за счет добровольцев рабочей и крестьянской молодёжи города и волостей и вошёл в состав Грайворонского революционного полка, а тот в свою очередь в 9-ю дивизию. Полк вел бои в районе Белого Колодца и станции Готня.
     После разгрома Деникина необходимо было налаживать народное хозяйство, поднимать экономику. Большинство фабрик и заводов не работало, сильно снизилась продукция сельского хозяйства. На Украине оставались значительные резервы хлеба и продовольствия, но оно было в основном у кулаков и зажиточных крестьян, продавать хлеб по твердым ценам заготовительным органам они не хотели. Правительство запретило свободную торговлю хлебом и введение продразверстки обязывало крестьян сдавать государству все излишки, чтобы иметь возможность снабжения армии и рабочего класса. Против продразверстки стали бороться кулаки, эсеры, махновцы и националисты – они организовывали восстания, убивали заготовщиков, руководящих работников Советской власти.
     В 1919 г. я вступил в комсомол и работал в местных комсомольских организациях. Позже, в марте 1920 г. я был избран секретарём Волчанского организационного уездного комитета комсомола, а затем секретарём уездного комитета комсомола. Работы для нас, молодёжи, в то бурное время было, хоть отбавляй, мне, как и многим нашим комсомольцам, тоже довелось участвовать в разгроме контрреволюционных банд, в борьбе с кулачеством при выполнении планов продразверстки, затем позже – продналога, в выступлениях на предприятиях с призывами к рабочим вступать в ряды Красной Армии.
      Для борьбы с националистами из Волчанска в окрестные сёла выезжали вооружённые кавалерийские отряды и эскадроны. Враги Советской власти встречали нас с оружием, в 1919 г. в боях погибли бойцы Волчанского батальона: Гаврюша Стрельников – житель села Милидово, Федя Костенко – из села Рубенское, Емельян Титоренко из Васильевки. Командир их роты Иван Журавлёв был тяжело ранен. Позже, в боях погиб комсомолец Андриан Стеценко из Старого Салитово.
     4 апреля 1919 г. ЦК РКП(б) принял постановление о создании частей особого назначения – ЧОН. Эти отряды формировались в промышленных центрах, в губернских, уездных городах и селах, они подчинялись ЦК партии. ЧОН являлись надёжной опорой для Советской власти, охраняли тылы, подавляли мятежи, ликвидировали банды.
     Мы, комсомольцы – чоновцы были привлечены к военным занятиям по всеобучу: проводили стрелковые занятия, изучали винтовку, пулемёты, гранаты, проводили тактические полевые занятия за Волчанском, в зарослях лозы у нас на Первых Заводах.
     Во время работы секретарём Волчанского уездного комитета комсомола мне с вооружёнными отрядами приходилось выезжать в окрестные сёла на борьбу с кулачеством и националистами. Так как на Украине еще были остатки организованного бандитизма, ЦК КП(б) Украины принял решение о создании подвижных групп. Их формировали и подготавливали при частях Особого назначения. Эти отряды человек в 30-50 формировались из людей, хорошо знающих местность. Успех боевых операций во многом завесил от разведки. Сведенья разведчиков направлялись в штаб ЧОН, там создавалась обзорная карта, которая во многом помогала в решении задач.
     К концу 1921 г. на территории Украины крупные банды в основном были разгромлены, хотя ещё в 1923-1924 г. отряды ЧОН вели борьбу с мелкими бандформированиями. И только в 1925 г., когда внутреннее положение улучшилось, укрепились части Красной Армии, части Особого назначения были расформированы.

3. Вступление в ряды партии. Начало моей службы в Красной Армии 1920-1922 г.

     В июне 1920 г. я был принят Волчанской городской партийной организацией в члены РКП(б). Кандидатского стажа тогда не было. По заданию уездного партийного  комитета я работал инструктором отдела народного образования и особо уполномоченным от уездного военного комиссариата по формированию отрядов Красной Армии. Мы вели большую воспитательную и политическую работу среди молодёжи. Нам приходилось часто выезжать в ближайшие от Волчанска сёла – Печенеги, Бабка, Хотнее, Старый Салитов и другие, участвовали в изъятии излишков хлеба. Были случаи столкновения с вооружёнными кулаками и националистами.
     В марте 1921 г. меня вызвали в уездной комитет партии и сказали, что я должен выехать в Москву в ЦК партии для сдачи постановления уездного комитета о выделении меня на Х съезд РКП(б). Я был очень обрадован, мне посчастливилось видеть и слышать В.И. Ленина.
    Х съезд партии определил политику и задачи, провозгласил переход от политики военного коммунизма к новой экономической политике. Продразверстка была заменена продналогом, допускалось свобода частной торговли.
     В июне 1921 г. Волчанским уездным комитетом партии я был командирован в село Козинку, - ныне Буденовское, секретарём сельской ячейки РКП(б). В Козинской волости размещалось село Хатное, там было много кулацкого элемента, поэтому приходилось применять все силы, чтобы изъять излишки хлеба.
     Был такой случай: в конце августа 1921 г. из села Двуречье Купянского уезда ворвалась махновская банда в село Хатное и обосновалась там, начались грабежи населения, пьянки, драки, убийства. Козинская волостная партийная организация приняла все меры по борьбе с ней, но сил явно не хватало. Из Волчанска прислали кавалерийский эскадрон, но и этого оказалось недостаточно, пришлось обращаться в губернский военкомат в Харьков. Нам срочно выслали хорошо вооружённых военных курсантов. Махновцы организовали крепкую оборону, используя природные условия местности. Село находилось на удобном для обороны месте, само находилось в лощине, на окраинах стояли высотки, где были ветряные мельницы. На них бандиты установили пулемёты «Максимы» и вели сильный огонь. Бой продолжался трое суток, наши окружили село плотным кольцом, но главарю с 30-35 человеками удалось прорвать окружение и скрыться. Остальные были убиты, ранены, взяты в плен, часть сдалась сами. Всех попавшихся судил военный трибунал, а так же тех кулаков, которые помогали бандитам. Имелись потери и у нас – были убиты десять военнослужащих и пятнадцать бывших шахтёров из Донбасса, которые по возрасту не могли работать в шахтах, и переехали жить в Козинку, где занимались сельским хозяйством.
     В Козинке я проработал до сентября 1921 г., затем был переведён секретарём партийной организации свеклосахарного завода и волостной Белый Колодезь (на две организации). На этом заводе раньше работали мой дед и отец. Старожилы завода знали и помнили их, поминая добрыми словами. Мне приходилось проводить работу в двух направлениях: на выполнении годового плана выработки сахара и обеспечении заключения договоров на посевы и вывоза сахарной свеклы на завод от населения волости, и граничащих с ней соседей. В летнее время мы производили ремонт заводского оборудования, цехов, подготовку к интенсивной работе осенью, зимой и весной. Я выезжал в сёла заключать договора по поставке свеклы.
     Председателем райисполкома в ту пору (1921 г.) был тов. Хижняк, председателем исполкома в Волчанске – тов. Закондырин (а до него Фирсов). Председателем уездного комитета партии тов. И.И. Новиков, его заместителем – тов. Мурзин, военным комиссаром тов. Зимнюков, начальником ОГПУ тов. Барановский (перед ним Дегтярёв), заведующей женотделом Надежда Хоперская.  У И.И. Новикова был брат Владимир Иванович Новиков, который работал в уездном комитете партии по разным поручениям – рисовал плакаты, графики, делал доклады на производствах – организатор был замечательный, писал стихи в местную газету «Труд».  Вместе с М.И. Луговиковой они ходили в засаду на банду Капиноса, которая в ту пору промышляла в наших сёлах. Впоследствии В.И. Новиков стал крупным известным архитектором на Украине, а Мария Ивановна Луговикова – журналисткой, редактором журнала «Советская женщина».
     В ноябре 1921 г. по партийной мобилизации я был призван в ряды Красной Армии. Вначале я выехал в Харьковский областной военкомат, куда собрали всех призывников, затем был направлен в г. Симферополь в политический отдел 3-й стрелковой дивизии, а оттуда на службу в войска связи. Штаб войск связи Крыма дислоцировался в самом Симферополе, а части его располагались в ближайших городах и поселках Крыма. Симферополь мне очень понравился – чистый, уютный, тихий южный городок. Но не всегда он был таким, Советская власть в Крыму устанавливалась в очень сложных условиях. Население там отличалось большой пестротой национального состава. В основном это были представители зажиточных крестьян, помещиков, промышленного пролетариата было совсем мало. Ведущее место занимали революционно настроенные матросы Черноморского флота. Большевикам приходилось вести борьбу против эсеров, меньшевиков, анархистов, остатков Врангелевкой армии.
    Комиссар из Симферополя направил меня в училище связи, которое размещалось в имении бывшего помещика Давыдова, в 12 км от города. Вначале в училище я работал на должности преподавателя, но вскоре меня назначили политруком роты, а после четырёх месяцев службы утвердили заместителем комиссара войск связи Крыма. Наши обязанности с комиссаром распределялись так: он большей частью находился в Симферополе в штабе войск, а я был в училище, имея там постоянную квартиру, но и в Симферополе у меня была маленькая комната. В Симферополе я долго не мог подыскать жильё, случайно встретился с бывшим солдатом училища связи, который работал заместителем председателя Городского Совета города. Вскоре он направил меня в один дом, где сдавалась комната. Хозяева были мелкие торговцы лотков на улице, познакомились и договорились о моём переезде. Я ещё был не женат, поэтому перевёз железную солдатскую кровать, тумбочку и два стула, хозяева дали мне кое-что из своей мебели. Один раз после моего доклада в штабе войск, мы с моим товарищем отправились в городской госпиталь на концерт, потом на танцы. Возвратился я домой поздно и сразу заснул. Проснулся рано, так как надо было выезжать в училище, глянул в окно и увидел во дворе всех жильцов нашего и соседнего дома сидящих на вещах. Оказывается, ночью было землетрясение, и все выбежали во двор, а до меня достучаться не могли.
     В училище я быстро освоил свою работу, все время был среди курсантов и командиров. В составе преподавательского и командного состава были и бывшие офицеры царской армии. Они были хорошо воспитаны, вежливы, прекрасно знали свои обязанности, но некоторые сохранили повадки воспитания старорежимной армии к своим подчиненным. Так у нас был заместитель начальника училища по строевой части Петряков В.И. – сын бывшего калужского помещика. Мы с ним были соседями по квартире и часто встречались после работы. От курсантов на него поступили жалобы, провинившиеся подчиненные должны были взять в зубы дужку от котелка, наполненного водой и пройти тридцать шагов «гусиным» шагом так, чтобы вода не расплескалась, иначе все нужно было повторить. Я спросил у Петрякова, пробовал ли он сам когда-нибудь выполнить эту манипуляцию, он ответил, что нет. Он сразу все понял и прекратил применять старые унизительные методы взысканий. Вскоре Петряков приехал из отпуска с молодой избалованной родителями, красивой и хорошо образованной женой. Так как муж постоянно находился на службе, Галина Петровна от скуки не знала чем заняться. Как- то в разговоре с ней, я предложил ей поступить в училище преподавателем русского языка. Муж был не против,  и она стала заниматься с курсантами, вечерами давала консультации. О её успехах стало известно в политуправлении – предложили работу инструктором, правда она отказалась, но часто выступала на сборах учителей в политуправлении.

4. Учеба в военно-политическом училище. Встречи с М.В. Фрунзе
 1922-1924 г.

     В октябре 1922 г. политуправление войск связи Крыма направило меня на учёбу слушателем Военно-политического училища специальных частей Красной Армии в г. Харьков. Это училище пользовалось большой популярностью на Украине. Оно имело четыре факультета: Автобронетанковый, Авиационный, Инженерно-сапёрный и Связи. Слушатели каждого факультета носили форму своего рода войск, самая красивая была у авиаторов. Я попал на Автобронетанковый факультет, носил чёрную форму, на груди и рукаве нашивки. Среди курсантов были  командиры и политработники, которые в частях занимали большие должности. Например:  тов. Крук – комиссар дивизии, тов. Раут – комиссар бронепоезда, тов. Доропей – комиссар инженерного полка, тов. Прокудин – комиссар авиационной части, тов. Егоров – комиссар танкового соединения, тов. Глебов – комиссар инженерного соединения. И. Глебов, Егоров и Доропей были моими лучшими друзьями по училищу. Начальником училища в то время был тов. Малкис – старый член партии, прекрасный организатор, имел огромный авторитет не только в училище, но и в городе. Начальником нашего факультета был тов. Мелешкин – офицер старой армии, добровольно перешедший в Красную Армию, знающий специалист, требовательный, заботливый, всеми нами уважаемый. Он часто приходил к нам по вечерам, выступал с докладами, рассказывал боевые эпизоды из Первой мировой и Гражданской войны.
     Училище наше шефствовало над заводом сельхозмашин, мы часто бывали у них на субботниках, помогали выполнять производственный план, бывали на молодёжных вечерах и танцах. Мой друг Иван Глебов познакомился там с девушкой Таней и  женился на ней. Это была очень дружная и хорошая семья, впоследствии Глебов вырос в большого начальника в академии Генерального Штаба.
     Учёба в училище давалась не очень трудно, но приходилось заниматься в полную силу. Мы изучали автодорожное дело, бронепоезда, танки, паровозное хозяйство, ж.д. путь, эксплуатацию. В период учёбы, мы отбывали практику по специальностям в Харькове, на Южной, Южно-Донецкой и Северо-Донецкой железных дорогах. Изучали автомашины разных марок, в том числе и «Мерседес». Эта немецкая машина была у нас в училище, мощная с прекрасной плавностью хода, я  её изучил и хорошо ей управлял.
     Командующим войсками Украины и Крыма в ту пору был М.В. Фрунзе. В нашем училище он часто выступал с докладами о международном положении, о боях с басмачами в Средней Азии в 1919 г., когда он командовал Туркестанским фронтом, о борьбе с белогвардейцами в период Гражданской войны, о разгроме банд на Украине. Мы любили его выступления и внимательно слушали его доклады. Сам он был обаятельным,  широкообразованным и творческим человеком. Он осмысленно вникал во все детали сложившийся обстановки, передавал свои знания и опыт подчиненным, учил ведению боевых действий на современных военных театрах, маневренности войск, безошибочно находить правильное решения.
     На Украине ещё долго действовали махновские и националистические банды, они небольшими отрядами на лошадях и тачанках носились по полевым и лесным дорогам, налетали на сёла, грабили и убивали активистов и сочувствующих Советской власти. Общее руководство по борьбе с ними было возложено на М.В. Фрунзе
     Однажды Михаил Васильевич после своего очередного доклада у нас в училище, обратился к нашему начальнику с просьбой подобрать среди слушателей курсанта, который бы хорошо знал сёла Волчанского уезда. Начальник училища назвал меня. В нашем уезде активно действовали банды, и М.В. Фрунзе решил с ними окончательно разделаться. На следующий день я прибыл к М.В. Фрунзе, он подробно стал расспрашивать меня о сёлах уезда и общей обстановке. После он спросил, хорошо ли я знаю и вожу машину «Мерседес» и назначил день отъезда. Мелешкин – начальник нашего факультета тщательно проверил меня на знание и умение водить машину, механики смазали и заправили её. Утром я подъехал к штабу М.В. Фрунзе, он взял с собой своего шофёра, адъютанта и личного охранника. Впереди и сзади ехали по две машины с охранением, я за рулём, рядом со мной шофер Фрунзе. На окраине Харькова для сопровождения нас поджидал кавалерийский полк.
     Приехали в село Бабка, здесь все было приготовлено для работы оперативного штаба, выставили караулы для охраны села. М.В. Фрунзе провел совещание на карте с командирами частей, всем поставил задачи, обратив внимание на особенности местности. На совещании я объяснял командирам расположение сёл, численность населения, наиболее опасные места на подходах. После обеда мы тронулись по намеченному маршруту, дорога была тяжёлая, песчаная, но вполне проходимая, добрались до реки Северный Донец. На мосту по обоим сторонам выставили заставы, из Волчанска были привлечены части местного эскадрона и расставлены на трассе Старый Салитов – Хатомля. Бандиты, почувствовав опасность, ночью пытались выйти из района, подойдя к мосту со стороны Хатомли и Полесья. Наша разведка обнаружила их и обстреляла, часть бандитов была убита, небольшие группы их скрылись по лесным дорогам. Бандформирования дислоцировались в сёлах Бабка, Хатомля и особенно Печенеги. Вот мы и поводили бои оперативными группами в лесах, стараясь их окружить, большая часть бандитов была уничтожена, часть взята в плен и потом отдана под суд трибунала. По данным разведки небольшие группы ушли в леса, но они не могли причинить большого ущерба, да и опоры в сёлах они уже не имели. Вся операция заняла немногим более недели, потом был разбор, где Михаил Васильевич отмечал сильные и слабые действия командиров, многих потом наградили. Мне тоже выдали премию в виде месячного оклада и новое обмундирование.
     В конце учёбы в 1924 г. меня снова вызвал начальник училища и передал приказ М.В. Фрунзе прибыть к нему в Крым. В Симферополе на территории 3-й стрелковой дивизии, он объяснил мне задание. В Севастополь пароходом прибыли американские представители АРА – американской административной помощи. Общество это было создано в 1919-1923 г.г. для оказания экономической помощи Европейским странам, пострадавшим в Первой мировой войне. В 1921 г., в связи с голодом в Поволжье, на Украине и Северном Кавказе, АРА была разрешена в нашей стране, в Севастополе и Симферополе они имели свои базы. За деятельностью организации наши власти установили строгий контроль. Моё задание заключалось в следующем: взять личный «Мерседес» М.В. Фрунзе в Симферополе, выехать в Севастополь, забрать там двух американцев из гостиницы и привезти их в Симферополь. В училище связи мне выписали командировочное удостоверения, и я поехал. В Севастополе из гостиницы вынесли вещи американцев, они сели на заднее сиденье и мы поехали. В пути они говорили на английском, иногда спрашивали меня на ломаном русском языке. Дорога в то время была грунтовая, то булыжник, то выбоины, иногда очень крутые повороты. Ехал я осторожно, большой скорости не развивал, после крутого поворота как-то сзади стало тихо, повернулся – а их нет, правая дверь открытая! Я испугался, развернуться было невозможно, стал сдавать задом. Вижу, стоят на обочине все в пыли и колючках. Я извинился и помог очиститься от мусора, видимо на мне лица не было, они с юмором сами стали извиняться, что не закрыли, как следует дверь и вывалились на повороте на обочину. Когда приехали в Симферополь, их представитель передал мне картонную коробку, я стал категорически отказываться, но они попросили меня через неделю отвезти их назад. Я доложил адъютанту о прибытии и о происшествии, он посмеялся. В коробке оказались вкусные вещи для того времени – коробочки с леденцами, коробка шоколадных конфет, пачки печенья, банка бекона и белая мука. Мы все это с приятелями съели, из муки напекли блинов.
      В то время, голод в некоторых районах был страшный, под председательством М.И. Калинина была создана Всероссийская центральная комиссия по борьбе с ним, открывались пункты питания, столовые, организовывался сбор средств и продовольствия. Мы, курсанты училища, тоже отчисляли от своего пайка часть продуктов в пользу голодающих (мука, сахар, хлеб). Ездили на ж.д. станцию на погрузку дров, заработанные суммы передавали в фонд голодающим. Представители АРА оказали значительную продовольственную помощь для голодающих нашей страны, хотя постоянно давили с помощью политических и экономических средств, вмешиваясь во внутренние дела государства.
     Время шло, занятия в Харьковском военно-политическом училище подходили к концу и в июне 1924 г. прошёл наш выпуск. Я был назначен в Среднюю Азию в 8-й Краснознаменный железнодорожный полк политруком роты.

4. Служба в Железнодорожных войсках в Средней Азии.
1924-1925 г.г.

     Восьмой ж.д. полк имел славную историю, (сформирован из 35-го и 42-го железнодорожных дивизионов в 1921 г в г. Сочи, в 1923 г.  был переформирован в 8-й Краснознамённый им. тов. Воровского ж.д. батальон, в 1924 г. путём слияния 8-го и 22-го ж.д. батальонов переформирован в полк Прим. ИМЗ). Полк был направлен в г. Ашхабад, командовал полком тов. Сидоренко Алексей Григорьевич, мужественный и требовательный командир, очень любил крепкий чай и кофе, много курил, а спиртного не употреблял вообще.
     Вместе со мной в Среднюю Азию был назначен мой товарищ по училищу Егоров, служил он в другой части. Июнь и июль мы работали в Ташкенте в Политуправлении Туркестанского фронта – ожидали прибытия в Ашхабад  22-го ж.д. батальона из-под Саратова (г. Вольск). Вначале я был назначен политруком 1-й роты 22-го батальона. В партбюро меня предупредили, что в этой роте трудно сработаться с командиром роты тов. Писаревым. Он был  участником 1-й Мировой войны, добровольно перешёл в Красную Армию, службу нёс хорошо и добросовестно, но с политработниками не уживался. Комиссар полка тов. Ржанников, представил меня командиру роты, добавил, что я не только политработник, но и специалист-железнодорожник, хорошо разбирающийся в технике. Меня представили личному составу роты, с ротным у меня разногласий в дальнейшем не было. Когда Писарев отбыл в очередной отпуск, я исполнял обязанности командира роты и политрука, наш командир полка предупредил меня, что когда ротный выйдет с отпуска то меня назначат на должность командира 10-й строительно-путевой роты, вместо тов. Тюленева, направленного в 7-й ж.д. полк в г. Козлов. Моим заместителем по политчасти был тов. Егоров (однофамилец моего товарища).
     Перед 8-м ж.д. полком стояла сложная задача: в кратчайший срок восстановить ж.д. линию Самсоново – Термез, протяжённостью 215 км со всеми гражданскими и искусственными сооружениями и связью. Далее выполнить восстановительные и строительные работы  на разрушенных басмачами участках Ашхабадской ж.д., в Бухаре на ж.д. линиях Карши – Китаб и Карши – Самсоново, в Фергане на участке Андижан – Наманган и затем изыскание, и строительство новой ж.д. линии Термез – Душанбе протяженностью 120 км.
     Жара, непривычный для солдат климат создавали трудности в работе, а тут иногда беспокоили отряды басмачей, которые пытались сорвать работу, поэтому оружие всегда у нас было под рукой, на строительстве была предусмотрена усиленная охрана.  Железнодорожная линия Самсоново – Термез строилась и эксплуатировалась Бухарским эмиром, вагоны, платформы, паровозы, дрезины-калужанки он заказывал и покупал в России, а классные пассажирские вагоны с роскошной отделкой во Франции. Дорога эта была в частной собственности и приносила большие доходы, эксплуатировали её по образцу заграничных дорог.
     В годы Гражданской войны белогвардейцы и басмачи варварски изуродовали эту дорогу. Почти на всём её протяжении путь был забит остовами подвижного состава, уничтоженными огнём и взрывами, все гражданские сооружения сожжены, ж.д. путь местами разобран. Рельсы и шпалы растащили местные жители, и построили мостики через арыки (опоры делали из шпальных клеток, а пролёты из рельсов). Классные вагоны верблюжьей тягой перетащили в кишлаки и сделали там из них чайханы.
      Вот в таком состоянии и принял наш полк восстанавливаемый участок. Материалы поставлялись НКПС, частично помогала Среднеазиатская ж.д., от нас требовалось собрать весь растащенный материал, что выливалось в конфликты с жителями. Строительство было очень тяжелым, особенно земляные работы, механизмов почти не было. Все велось вручную – лопатами, носилками и тачками. Работали в полную силу и ж.д. линия Самсоново – Термез была восстановлена в срок, первый поезд после шестилетнего перерыва прибыл в Термез 7 ноября 1925 г.  Нарком обороны К.Е. Ворошилов объявил благодарность всему личному составу полка, наиболее отличившиеся были награждены премиями и орденами, в том числе от местных властей орденами Бухарской Народной Республики.
     Почти всё для нас в Средней Азии было новое, она поражала разнообразием природы – горы, пустыни, стремительные реки и озёра, своеобразная причудливая и красочная архитектура исторических сооружений из цветной керамики в Самарканде и Бухаре и рядом убогие кишлаки. Многонациональный край – узбеки и туркмены, казахи и таджики, русские и другие национальности. Культурная отсталость в кишлаках поразительная, религиозные традиции подавляли население, промышленность слабая, в основном жители занимались сельским хозяйством и хлопководством. Простой народ жил в нищете, в крае почти сплошная неграмотность, но люди очень трудолюбивые. При Советской власти приехали учителя и врачи, жены наших командиров старались помочь населению, чем могли. Мне пришлось часто наблюдать за пограничниками, которые жили на границе с семьями, видел их переезды на верблюдах – навешивали с обеих сторон от горбов люльки, с одной стороны жены с детьми, с другой стороны домашняя утварь. Много трудностей пришлось перенести женам военных, они стойко переносили все невзгоды: организовывали ликбезы для призывников и местного населения, устраивали уют в казармах и комнатушках где жили, вели подсобное хозяйство, работали в санчасти, а при необходимости с оружием в руках оборонялись от басмачей.
     Когда мы проводили работы на линии Самсоново – Термез, то ездили на базар а Керки, по сути это был большой кишлак. В нем сохранились торговые пути с Афганистаном, переправлялись на левый берег Аму-Дарьи в каюках – маленьких лодках, которыми управляли местные жители. Вместо весел пользовались шестами, передвигаясь по стремительному течению реки, которое крутило судёнышко. Мне всегда казалось, что название лодок полностью соответствует смыслу, не знаешь, переправишься ли на другой берег – иначе тебе каюк! Население составляли в основном туркмены, было немного русских переселенцев. Большинство домов глинобитные с высокими заборами – дувалами, крыши плоские. Только таможня размещалась в кирпичном доме. Базар в Керки был действительно богатый, чего только сюда не привозили туркмены и афганцы на верблюдах и ишаках! Шикарные ковры – гордость туркмен, самодельную мебель и инвентарь, шерсть и всевозможные овощи и фрукты. В чайхане мы иногда ели очень вкусную рыбу – скаферингус, её готовили живой, иначе можно было отравиться. Местные жители, с гордостью говорили, что она водиться только в Аму-Дарье. Мы постарались выучить несколько фраз и слов для разговора, но чаще пускались в мимику и жесты, однажды я забыл, как называется рис, кое- как объяснил жестами, продавец понял и засмеялся – а, грюч! – воскликнул он.
     Иногда туркмены приезжали на базар по железной дороге, не доезжая до станции, где им было нужно сойти, спрыгивали с поклажей под откос, скатываясь прямо в кустарник с колючками. А колючки там очень серьёзные, иногда подошву протыкали. Спрашиваю их, зачем прыгали с вагона? Можно спокойно доехать до станции. Оказывается, боятся что поезд не остановится, и доказать что такого просто быть не может - невозможно.
     В моей роте было пять человек из беспризорников, которые иногда по привычке нарушали дисциплину. Хорошо запомнил одного – Мухаркина, когда он был в настроении, то горы мог свернуть – никто с ним в работе не мог сравниться. Но стоило его разозлить или расстроить – он становился неуправляемым. Я много раз объяснял подчиненным, что с беспризорниками нужен персональный подход и особое внимание, психика в большинстве у них была исковеркана тяжёлым детством. Хотя все это люди понимали, но работать с ними было иногда нелегко. Стояли мы в Ашхабаде, ночью прибегает ко мне посыльной и докладывает, что Мухаркин из-за чего-то психанул, схватил винтовку и всех выгнал из казармы. Прибегаю, а там возле казармы дежурный по полку и врач из санчасти. Хорошо понимал, что винтовка с патронами, вошел в казарму, взяв у врача валерьянки, сел около него. Убедил поставить винтовку в пирамиду, дал ему успокоительного, раздеться и лечь спать. Попросил солдат не напоминать утром ему о происшествии. Доложил командиру полка и попросил продлить сон солдат моей роты на два часа. В дальнейшем он служил хорошо, и неприятностей с ним не было.
     В Средней Азии в базарные и праздничные дни очень популярны были конные спортивные игры. Одну из таких мы называли – козлодранием. Мы ходили смотреть на эту игру, честно сказать она оставляло не очень приятное впечатление. На большой площадке в центре её была устроена ямка. Собирались всадники в национальной одежде, гарцевали на своих прекрасных, холёных лошадях, разогревая их перед началом игры. Условия были таковы – джигит должен подхватить тушку убитого козла с земли и, доскакав до ямки бросить в нее приз. Разрешалось вырывать тушку у соперников на ходу. Если участников было много, устраивали два тура. Борьба шла отчаянная, сталкивались лошади, иногда падали на землю участники, топтали друг друга, крики, храп лошадей, пыль столбом. Зрелище не для слабонервных. Победителю доставался главный приз – самовар.
     Сами мы принимали участие в другой конной игре, на которую нас приглашали жители. Условия здесь были другие: широкая дорожка шла от старта до финиша, она ограждалась столбиками, вокруг стояла охрана, на расстоянии от старта 400-500 м запускался козлёнок, который бежал к финишу. Наездники стартовали по сигналу судьи, должны догнать козлёнка, подхватить и доставить к финишу. Разрешалось вырывать его у соперников, зачастую в борьбе разрывали козлёнка на части, победителем считался тот, кто доставит голову. Однажды и я с товарищами участвовал в этой игре, в первом туре я выиграл, доставив невредимого козлёнка к финишу, во втором туре наш зампотех роты тоже выиграл, и в третьем командир хозвзвода пришел первым, правда, козлёнку не повезло - оторвали одну ногу. Нашей команде выдали почетные грамоты и главный приз – баранов. По прибытии в полк командир не понял, откуда взялись бараны, но мы показали грамоты и он успокоился. Вечером весь полк ел плов и шашлыки с бараниной.
     Нас постоянно одолевали такие насекомые как скорпионы и фаланги, старались спать на шерстяной кошме, прятали обувь, так как они старались залезть в сапоги. В зарослях камышей вдоль реки встречались барсы, шакалы и дикие козы. Обычно барсы и шакалы человека не трогали, но постоянно нападали на лошадей и домашних животных, приходилось видеть фазанов, даже одомашненных во дворах мечетей.
     Все мы страдали от недостатка хорошей питьевой воды, нас снабжали водой цистернами по ж.д. Видимо раньше в этих цистернах перевозили керосин, и как их тщательно не мыли и отпаривали, всё равно вода имела специфический привкус. Из таких цистерн формировались три вертушки по 10 штук каждая: одна постоянно стояла в военном городке – для всех нужд, вторая прицеплялась к рабочему поезду из платформ, на котором личный состав выезжал на объекты восстановления, третья следовала под заправку в Каган. Вода в цистернах сильно нагревалась, мы охлаждали её следующим способом: у местного населения покупали глиняные горшки емкостью полведра или ведро по 15 коп. за штуку, заливали туда воду и обертывали их мокрой тканью, во время движения поезда ставили горшки в места, где хорошо проветривалось – вода хорошо охлаждалась. На рабочих местах каждый солдат имел две фляжки обшитых мокрым сукном.
     Мы были свидетелями разлива Аму-Дарьи и Вахша, когда заливались виноградные плантации. Пережили пыльные бури – «афганец», сильный ветер с Афганистана поднимал на большую высоту пыль и песок, солнечный день превращался в сумрак, от пыли не было спасенья в помещении, если даже заклеить окна. В трёх шагах человека не было видно. О приближении бури объявляли по радио, местное население узнавало о нём по цвету неба, солнцу и поведению животных, шакалы, лисы и тарбаганы, предчувствуя приближение бури, заготавливали еду и прячутся поглубже в норы. Тарбаганы – это степные сурки, только побольше и пожирнее, живут в норах, обитают стаями. Местные охотятся на них ради сала и мяса, зверьки потенциальные переносчики чумы, если один заболевал чумой, то уходил в степь умирать в одиночку. Обнаружив такого тарбагана, немедленно сообщали санитарной службе, которые, проводили дезинфекцию местности.
     Жили мы в военном городке в товарных двуосных вагонах, крыши которых сильно нагревались, облегчали положение тем, что покрывали их коврами, которые покупали у жителей, но даже полностью распахнутые двери и верхние люки не спасали от зноя. После прохождения «афганца», он продолжался два-четыре дня, а то и больше, приходилось все вещи долго выбивать, чистить, мыть полы стены и окна. Из-за жары некоторые солдаты делали себе подвесные нары под вагонами и спали там, сапоги старались спрятать подальше, ночью подкрадывались шакалы, уносили их и сжирали кожаные подмётки. В городках и на объектах работ было постоянное охранение, оружие всегда было при нас.
     Когда мы производили работы в районе Ашхабада, нас снабжало всем необходимым, в том числе провиантом военное ведомство от Среднеазиатского военного округа, а когда выехали в Бухару, Самсоново – Термез, Душанбе, то снабжение велось через подрядчика – купца Микчимбаева, с которым заключали договор. В то время был НЭП и частная торговля широко распространялась, поставлял он продукты вовремя и хорошего качества, постоянно была свежая баранина. Позже мы узнали, что сыновья Микчинбаева ушли с басмачами в Афганистан и расторгли с ним договор. Стали сами заключать сделки с местными жителями на разовую закупку всего необходимого.
     Нашу 10-ю роту командир полка тов. Сидоренко направил на восстановление 120-ти км участка Андижан – Наманган. Моим заместителем по политической части оставался Егоров, а по технической части – Инден. До революции эта ж.д. линия была действующей, в войну её сильно разрушили. Нашу роту усилили – придали батальон механизации, теперь кое-какая техника у нас была: отбойные молотки, компрессор, грузовые машины, две дрезины «Калужанки» с прицепами, мы их использовали для перевозки личного состава и грузов, один мотовоз. Когда начали восстановление, то Управление ж.д. выделило нам два маневровых паровоза, четыре съёмные дрезины «Пионерки».
     Были у меня в роте механики, связисты и фельдшер, а когда было нужно, из полка в Ашхабаде приезжал врач. Мы установили связь с местными партийными и государственными учреждениями, которые помогали нам рабочей силой. На верблюдах подвозили строительный материал для восстановления, дороги были такие, что зачастую трудно было проехать на автомашинах, местные работали на путевых работах, балластировке под нашим наблюдением. Младшие командиры у нас были хорошо подготовлены, имели специальности – дорожных мастеров. Особенно отличался отличный дорожный мастер Штопин – умел прекрасно вести подъёмку пути на балласт и укладку стрелочных переводов, до призыва работал на узловой станции Челябинск. Младший командный состав у меня состоял из пяти дорожных мастеров и пятнадцати бригадиров пути – командиров отделений и взводов, все были высококвалифицированные специалисты, умеющие самостоятельно вести восстановительные работы.
    Жили мы в товарных вагонах, которые стояли сначала в Андижане, потом в Намангане. В объём строительства, кроме пути входило восстановление мостов и труб, помещений для железнодорожников. Часто сталкивались с недостатком строительных материалов, которые должны были поставляться Управлением ж.д. В строительстве искусственных сооружений постоянно оказывали помощь местные железнодорожные мостовики.
     В Андижане и Намангане для нас давали концерты местные власти, приезжали докладчики из партийных организаций, я сам докладывал в райкоме этих городов о ходе восстановительных работ. Сами мы оказывали посильную помощь жителям, в нашем вагоне-мастерской постоянно ремонтировали сельхозинвентарь. От Управления дороги приезжали два вагона – клуба, где показывали фильмы и давали концерты.
     Запомнился случай – прибежал к нам туркмен - путевой рабочий, кричит, что жена умирает от родов, я сказал, что сейчас отправлю ротного фельдшера. А он нет, у нас не положено, чтобы мужчина видел не только роды, но и даже лицо женщины. Пришлось пойти на хитрость, одел фельдшера в женскую одежду, с ним пошли две жены наших командиров. Всё обошлось хорошо, родился мальчик, через несколько дней,  он пригоняет восемь баранов, я стал отказываться, а он говорит, страшно обижусь, если не возьмёшь. Пришлось взять, ели потом всей ротой плов, который он вместе с нашим поваром сделали.
     Условия работы в летнее время были не простыми: подъём в 5 утра, к 6-ти прибываем на работу, трудились до 11-12 часов дня, в это время начиналось пекло – обедали и отдыхали, с 16 до 21 часа снова на работе.  Мылись на рабочем месте и в лагере, два раза в месяц ездили в город в баню.
     Фергана – один из самых плодородных и густонаселённых районов Туркестана, это долина в среднем течении реки Сыр-Дарья. Быстрые реки питают поля и плантации водой по арыкам. Такого обилия фруктов мы никогда раньше не видели, здесь выращивают хлопок и другие культуры. Долину окружают горные хребты, отделяющие от других районов Туркестана. Поэтому для басмачей здесь был рай, а Красная Армия имела трудности, при необходимости банды легко уходили в недоступные горные районы и так же внезапно нападали на населённые пункты. Способствовало этому и близость Афганистана, из которого поставлялось оружие и боеприпасы от англичан. Боевые действия здесь длились более двух лет, после установления Советской власти в Туркестане. Банды басмачей нападали на населённые пункты, грабили и убивали активистов и всех пришлых, пытались вывести ж.д. транспорт из строя. К осени 1920 г. самые крупные отряды басмачей были разбиты под руководством Командующего Туркестанским фронтом М.В. Фрунзе, но ещё до 1923 г. продолжали действовать мелкие бандформирования, которые прятались в горах.
     Отдельные подразделения 8-го ж.д. полка, в том числе и наша рота, вели восстановление и строительные работы: развитие станций и разъездов, станционных зданий и служебных помещений в Кагане, Китабе, Карши и Бухаре. В 1924 г. пришла горестная весть о смерти В.И. Ленина, недобитые басмачи думали, что без него Советская власть развалиться, но они рано радовались. В этом году были образованы Туркменская, Узбекская и Киргизская ССР в составе РСФСР.

5. Учёба на курсах усовершенствования. И снова Средняя Азия.
1925-1927 годы.

     Вторая половина моей работы в Средней Азии прервалась учёбой на годичных курсах в Ленинграде в Военном железнодорожном училище имени М.В. Фрунзе, куда меня направил Начальник Военных сообщений Красной Армии тов. Трубецкой. Училище это считалось образцовым, в дальнейшем оно было переименовано в Ленинградское Краснознамённое училище военных сообщений им. М.В. Фрунзе  (с сентября 1924 г. правильное название - Ленинградская военно-железнодорожная школа с курсом усовершенствования командного состава, присвоено наименование имени М.В. Фрунзе в январе 1926 г., наименование Краснознамённое получило в  октябре 1930 г. Прим. ИМЗ). Во время учёбы на курсах узнали, что курсанты нашей школы в марте 1921 г. участвовали в подавлении Кронштадского мятежа, 11 командиров и курсантов училища были награждены боевыми орденами Красного Знамени, портреты погибших при этом висели на почётном стенде. С 1925 по 1931 г. начальником школы был Сальников Иван Петрович ( в дальнейшем проходил службу в ОКЖДВ начальником боевой подготовки Особого Корпуса, начальником факультета ВОСО ВТА, в ВОВ в органах ВОСО Прим. ИМЗ).
     На курсы усовершенствования прибыли командиры из всех железнодорожных полков, многие уже имели большой практический опыт строительно-восстановительных работ в войсках. С некоторыми я был знаком по сборам и учениям в Гороховецких лагерях, куда съезжался командный состав из многих городов. Учёба на курсах была поставлена на высоком уровне, вначале мне было даже трудно, свободного времени почти не оставалось, но позже мы старались выкроить его, чтобы ознакомиться с этим замечательным городом, его архитектурой и музеями. Посещение Эрмитажа, Русского музея и других культурных мест произвело на меня огромное впечатление. Несколько раз были в Мариинском театре, в то время там выступал Шаляпин, и мы пригласили его дать концерт в нашем училище. Представители договорились с ним, оплату за выступление он попросил мукой и сахаром – времена были голодные, мы собрали всё в счёт двухсуточного пайка и расплатились с ним. От концерта получили огромное удовольствие, неповторимый бас раскатисто звучал у нас в зале школы, аплодировали все, несколько раз он пел на бис.
     Среди нас, слушателей на курсах особенно выделялся Ковалёв Иван Владимирович – политрук 7-го отдельного железнодорожного полка, который дислоцировался в то время в г. Козлове (ныне Мичуринск). До этого мы с ним встречались на сборах политсостава, которые проводило Политуправление Московского военного округа. Он всегда отличался эрудицией, глубокими знаниями, этим был на голову выше нас. Красивый, с вьющимися черными волосами, активный, энергичный – был прекрасным оратором, часто выступал у нас с лекциями и докладами. Впоследствии генерал-лейтенант, руководил НКПС (МПС), ЦУ ВОСО, старший преподаватель Военной академии Генерального Штаба, крупный ученый.
     Занятия на курсах продолжались, мы проходили общественно-политическую, общевойсковую и специальную подготовку. Многое мы уже знали из собственного опыта, но гораздо больше узнали в процессе учебы. Все сдружились в коллективе и с преподавателями, поэтому расставались с большой грустью. Я снова вернулся в Среднюю Азию в 8-й железнодорожный полк и принял родную 10-ю роту.
     Командир полка тов. Сидоренко направил нас на изыскание новой ж.д линии Термез – Душанбе в 220 км. Мою роту в 200 человек усилили – придали взвод одногодичников – 60 человек и двух инженеров-изыскателей от Управления Среднеазиатской ж.д. Раньше железной дороги там не было, все перевозилось гужевым или речным транспортом. Рядом была Афганская граница, мелкие банды басмачей часто промышляли около населённых пунктов, полностью ликвидировали их только к 1935 г. На изыскании жили мы в лагерных палатках, полевой городок всегда охранялся выделенной охраной. Однажды утром выехали мы с изыскательными приборами и оборудованием на трассу, к месту охраны нашего участка подъезжает группа туркмен человек 20-25, одетых в нашу милицейскую форму. Старший предъявил удостоверение и попросил подъехать к нашему руководству, их пропустили. Увидев меня спросил: - Сув бар? – вода есть? На русском попросил напиться, я собрал несколько фляг у солдат ( у каждого было по две штуки) они напились, поблагодарили. Попросили выпустить их (в наших окопах стояло два «Максима») и умчались, подняв пыль. Подозрений они не вызвали – много таких охранных отрядов разъезжало по кишлакам и дорогам, только потом я вспомнил, что винтовки они держали не как милиционеры или солдаты, не за плечом или спиной, а притороченные к седлу дулом вниз. Через два дня я выехал ко второму секретарю райкома в город, там я случайно увидел листовку с портретом, спросил – кто это?  Это один из разыскиваемых главарей басмачей, сказал он, я сразу узнал старшего отряда туркмен. Только тут я понял, почему они не напали на нас: так как все наши солдаты в тот момент приезда басмачей, на всякий случай взяли в руки винтовки, а в окопах стояли пулемёты, они поняли, что их могут всех быстро перестрелять и тихо уехали. Я рассказал секретарю о той встречи, оба расстроились, что упустили банду, теперь я знал, что басмачи ездят не только в халатах и чалмах, но и в нашей форме с вполне исправными документами. Роту усилили вооружением, мы имели 12 станковых, 20 ручных пулемётов, ручные гранаты и винтовки.
     Был случай, когда нам пришлось принять бой с басмачами на этой трассе. Стояли мы в нескольких километрах от Термеза в сторону Душанбе. Недалеко от нас в кишлаке располагалась боевая группа Будёновцев. Почти вся группа убыла на задание, в кишлаке остались хозяйственные подразделения, семьи военнослужащих и небольшая охрана. Поздно ночью в этот кишлак ворвались басмачи, убивали солдат, грабили и насиловали женщин. Один из солдат прибежал к нам и стал просить о помощи. Я попытался дозвониться по телефону до своего начальства, но связь не работала. Посоветовался с командирами и принял решение идти на помощь. Для прикрытия лагеря оставил два станковых, пять ручных пулемётов и часть людей. Быстро по тревоге собрались, взяли десять станковых, пятнадцать ручных пулемётов, 120 человек из роты и 30 человек одногодичников. Прибыли на место, кишлак огорожен со всех сторон стеной, в нём имелось четыре выхода, поставил против каждого по два станковых пулемёта, два взяли с собой вместе с ручными. Вошли внутрь кишлака, сразу вступили в бой. Бандиты метались между домами, пытаясь выскочить из выходов, и сразу попадали под очереди из пулемётов. Главарю с 20-ю бандитами  удалось сломать стену в дальнем углу и уйти. Отряд их был численностью около 100 человек, остальные были убиты или ранены и взяты в плен. Наши потери – 10 убитых и 15 раненых. Вернулись мы в 11 утра в лагерь, телефон уже работал, и я собрался доложить командиру полка. В это время вернулись с задания  Будёновцы и пришли нас благодарить за помощь. После моего доклада командир полка тов. Сидоренко дал мне строгий нагоняй, приказав срочно прибыть в штаб полка в Термез. По моему прибытию командир сказал, что нас вызывают по этому случаю в Ташкент, командующий Туркестанским фронтом. Наш командир полка долго меня расспрашивал о бое в кишлаке, я объяснял, что не мог поступить иначе, отказав в помощи. Прибыли в Ташкент, адъютант провел нас в кабинет командующего, фамилию его я сейчас не помню ( в то время фронтом командовал К.А. Авксентьевский 1925-1926 г. Прим. ИМЗ). После доклада командира полка, командующий спросил, почему связь не работала? Сидоренко объяснил, что это было впервые в нашей практике. Командующий дал команду начальнику связи фронта для оперативности включить наш полк во фронтовую систему связи, а командующему ВВС при крайней необходимости выделять самолёт связи. Командующий приказал комполка докладывать о ходе изысканий и строительстве раз в три месяца. Потом начал подробно расспрашивать меня о ходе боя, ну думаю, сейчас устроит разнос мне. Выслушав сказал, что поступил совершенно правильно и я достоин награды – ордена Бухарской Красной Звезды 1-й степени. Я ответил -  «Служу Трудовому народу!»  (видимо был представлен к награждению орденом «Защитнику Революции Бухарской Народной республики», но по каким-то причинам её так и не получил. Прим. ИМЗ). Командующий вынес благодарность всему личному составу роты и пожелал успехов в строительстве ж.д. Самолётом мы долетели до г. Каган, далее на поезде до Термеза.
     В конце 1926 г. рота закончила работу по изысканию и была направлена на новую стройку Чернигов – Овруч, полк на эту стройку прибыл позже. Для строительства первых новых ж.д. временно был создан сводный Корпус  из частей и подразделений железнодорожных войск, первой была линия Орша – Лепель, командиром Корпуса был назначен тов. Л.И. Коновалов.

7. Работа на новых стройках Украины, в Рязани и Ярославле.
1927-1929 г.г.

          Вторым большим строительством, имеющим важное народнохозяйственное значение было сооружение ж.д. линии Чернигов – Овруч. Протяженность участка – 180 км, сюда входили крупные искусственные сооружения, как мосты через Днепр и Припять. Строительство было тяжёлым, местность изрезана водотоками, реками, где нужно было сооружать много выемок и насыпей.
     Расположились мы со своей 10-й ротой в большом селе Алексеевка и сразу приступили к сооружению земляного полотна. У нас не хватало механизмов, поэтому работали вручную лопатами, вывозили грунт тачками и грабарками (телеги с раздвижным дном для высыпания грунта Прим. ИМЗ ). Суточная норма на тачку была 5 кубометров на расстояние до 30 м. У меня в роте был богатырский солдат Павлов, он сам сделал себе такую тачку, на которой перевыполнял норму в 4 раза! Норму выполняли почти все, правда, были бойцы, не справлявшиеся с заданием – был Вася Дмитриев, которому помогали закончить норму после смены.
     Часть полков, в том числе наш 8-й и 2-й (Ленинградский) вели строительство со стороны Чернигова, часть, в том числе 7-й полк (из Козлова) со стороны Овруча. На строительстве мостов работали от полков мостовые роты. Командир Корпуса Л.И. Коновалов – опытный и образованный руководитель часто бывал у нас на работах и выступал с лекциями. С местным руководством и жителями мы сразу установили контакт, они помогали, чем могли, а наши солдаты ремонтировали сельхозинвентарь в наших мастерских. Здесь проще было разнообразить культурные потребности личного состава, чем в Средней Азии, ездили в театр районного центра г. Хабне, приезжали артисты и давали концерты из Чернигова и Москвы. Всё было сосредоточено на досрочное выполнение плана и в сентябре 1927 г. ж.д. участок Чернигов – Овруч был сдан в эксплуатацию. После окончания стройки командир Корпуса вынес благодарность всему личному составу, многих наградили Почётными грамотами ЦИК УССР.
     Наш полк был передислоцирован в г. Рязань, в военный городок Дошки. В городке стоял артиллерийский полк, командир этого артполка являлся начальником гарнизона. В этот момент нашим 8-м ж.д. полком командовал полковник Ковинский, бывший офицер старой армии ( Ковинский Константин Иосифович командовал полком с января 1928 г. по май 1933 г Прим. ИМЗ ). Командир полка отправил меня с командой в г. Ашхабад для отправки оставшегося полкового имущества в Рязань. Я был рад этой командировке, раньше в Средней Азии я заболел пендинкой – очень болезненной язвой на ноге, от укуса мошки или комара, туркмены называли это «улькус-тропик». Наша полковая медицина не умела лечить эту болезнь, а в Ашхабаде в местной ж.д. больнице был врач, который вылечил меня за две недели, он мне дал баночку с мазью для лечения наших командиров и солдат. В Ашхабаде я составил план погрузки имущества и всё без потерь, и в срок отправил в Рязань, комполка премировал меня месячным окладом.
     В Рязани я продолжал командовать 10-й ротой, занимались строительством подъездного пути и тупиков для нашего подвижного состава в постоянном месте дислокации, строили несколько жилых домов для семей командного состава. По составленному плану проводили боевую, специальную и политическую подготовку. В полку у нас был организован стрелковый кружок, был построен хороший тир, где командиры и солдаты совершенствовали своё мастерство. Лучшими по стрелковому делу у нас были командиры Шестаков и Суримяо, которые даже на первенстве Московского военного округа постоянно занимали первые места, забирая все награды, в мою бытность никто на соревнованиях не смог их победить.
     Командир полка очень любил футбол, страшно обрадовался, когда к нам призвали молодых московских футболистов. В Гороховецких лагерях наша футбольная команда считалась лучшей, постоянно побеждая в соревнованиях. Был у нас и неплохой драматический кружок, где принимали участие жены командиров.
     В то время началось переоснащение Железнодорожных войск новой техникой и механизмами. Стали поступать экскаваторы, тракторы, автомашины, краны, дрезины, передвижные электростанции, электросварочные агрегаты, электромоторные станки для резки и сверления рельс и много других новинок. Некоторые ж.д. части выезжали на опытную базу НКПС, где обучались приёмам строительства и восстановления железных дорог с применением новой техники. В конце двадцатых годов мостовые подразделения имели базу практических навыков в Ярославле, а у  путевых частей такой базы не было. Учитывая необходимость в таковой, правительство выделило средства для хорошо оборудованного железнодорожного научно-исследовательского полигона. Здесь должны проводиться учения, приближённые к условиям военного времени, изучать новую технику, способы и приёмы восстановления ж.д. В порядке специальной практики мы строили железнодорожную ветку протяжённостью 4.5 км на ж.д. полигон под Москвой в Нахабино.
     Работу эту поручили моей 10-й роте, которой придали подразделения от технической, эксплуатационной и мостовой рот. Мы имели уже механизмы и технику, которая значительно упрощало и облегчало строительство ветки. В то время в нашей роте проходил практику будущий начальник ВОСО Красной Армии Н.И. Трубецкой, хороший специалист и замечательный человек, будучи в Москве я был даже приглашён в дом к Николаю Ивановичу.
     В июне 1929 г. я был назначен в новое место службы – в Ярославль, где находился учебно-опытный мостовой железнодорожный полк на должность командира мостовой роты ( здесь видимо упоминается только о начале создании части, полк был сформирован 1 мая 1931 г. Прим. ИМЗ ). В полку проходили обучение все мостовые роты частей железнодорожных войск и начальники мостовых колонн НКПС, производили сборку и разборку тяжелых мостовых пролётов, не только отечественных, но и заграничных. НКПС на базу полка присылал конструкции мостов из Германии, Англии и Венгрии. Самым мощным у нас был пролёт нашего учёного и конструктора Е.О. Патона, длиной в 100 м и весом 600 т., на полигоне мы частично применяли сварку мостовых конструкций по методу Патона.
     Работы велись на Волге, занятия проводились круглосуточно в три смены, сборка велась мощными кранами по схемам, разработанным в НИИ в Москве. От нашего полка было выделено три офицера: главный инженер полка тов. Ипатов и командиры рот – Ерошевич и я. При обсуждении схем сборки было много обсуждений и споров, но окончательные выводы всегда оставались за учёными. При сборке и разборке проводился хронометраж работ по каждому узлу, лучшие показатели давала наша рота, где начальниками смен были командиры взводов, комполка часто отмечал нас в приказах и премировал. Важное место занимала техника безопасности при производстве работ, тяжелые детали конструкций, работа с краном на высоте, особенно в ночное время, требовала строгого соблюдения правил и технологии производства сборки. На площадке постоянно дежурил медицинский работник, один раз к нам в часть пришёл новый врач Луцкий после окончания Военно-медицинской академии, я его назначил на дежурство на верхнем поясе собираемого моста. А он отвечает: - «Я не могу, не переношу высоты!». Пришлось поднимать его наверх в люльке, а после смены он не смог спуститься по верёвочной лестнице, пришлось его опускать тоже в люльке. Через полмесяца он уверенно лазил по высоте, без всякого страха, мало того даже опускался в водолазном костюме под воду, контролируя самочувствие водолазов на дне реки во время подводной сварки и резки конструкций.
     В полку часто проводились работы по усовершенствованию конструкций пролётных строений, ускорению сборки элементов. Из Ленинградского института путей сообщений постоянно приезжали слушатели военного факультета для испытания и внедрения своих предложений. Испытания вели офицеры нашего полка, которые давали потом своё заключение по предложенным конструкциям. Частенько элементы конструкций не выдерживали испытания на прочность – требовали переделки и пересчёта сечения. Приехавшие слушатели порой не соглашались на итоги, просили повторить или переделать условия самих испытаний. Не один раз у нас был крупный специалист по сопротивлению материалов, консультант профессор Шошин. Он иногда простым осмотром деталей говорил, что она не выдержит испытания и требует переделки, при этом часто оказывался прав. Приезжали и такие замечательные специалисты как Терлецкий и Н. Новгороцкий. Позже, уже после окончания Военно-транспортной академии мне приходилось встречаться с Новгороцким на строительстве в Забайкалье.
     В полку проходили практику работники мостоотрядов и мостопоездов НКПС, у них были лучшие плотники-мостовики по изготовлению деревянных опор, многие имели 5-6 разряд, в нашем полку были более квалифицированные монтажники, сварщики и водолазы.

8. Учёба в Военно-транспортной академии. Работа в Забайкалье и на Дальнем Востоке. 1929-1939 г.

          Мне всегда хотелось получить высшее образование, поэтому в Рязани в 1927 г.,  я поступил на заочное отделение в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта, сдал за первый курс положенные зачёты, получив справку, а в ноябре 1929 г. начальник Военных сообщений Красной Армии тов. Н.И. Трубецкой направил меня в Ленинград, в институт ж.д. транспорта на Военно-транспортный факультет, где был зачислен слушателем. Учился я на отделении пути, гражданских сооружений и мостов, тогда был ещё бригадный метод обучения. Бригада у нас была хорошая, дружная, старались учиться серьёзно, приходилось прихватывать и поздние ночные часы, дневного времени не хватало. Организовывали коллективные выходы на выставки и театры.
     В самом начале июня 1932 г. начала формироваться в Москве Военно-транспортная академия, поэтому Военно-транспортный факультет вошел в состав академии и был переведён в столицу. Начальником академии был С.А. Пугачёв. В Москве ушло какое-то время на благоустройство, старались побыстрее перевезти всё имущество в предоставленное здание. Вскоре уже начались нормальные занятия, правда, семьи приехать не могли, так как в Серебряном Бору ещё не были готовы дома. Со временем всё организовалось, к нашим домам подходили трамвайные пути, поэтому через 40 минут были на занятиях без пересадки. По утрам до занятий занимались физподготовкой.
    Контингент слушателей академии был однородный – командиры железнодорожных войск от ротных до командиров полков, все с большой практикой работ в войсках. В нашей группе было три комиссара полков – Георгий Герасимов, Т.Т. Дубровский и Рыжков. Все они были добросовестными слушателями, к тому же загруженные общественной работой. Я очень сдружился с Т. Дубровским, очень был способный офицер, легко схватывал даже сложный материал на ходу, легко ориентировался в запутанной ситуации, превосходя даже специалистов.
     В академии группой строителей больших мостов назначили Н. Новгородского. Прекрасный теоретик и практик, много имел своих научных статей. Он хорошо знал меня как командира учебной роты по учебному полигону под Москвой, предложил мне перейти на отделение больших мостов, но я остался на отделении гражданских сооружений. Один раз он попросил меня провести занятия со слушателями по сборно-разборным мостам, особенно по мосту Е.О. Патона на учебном полигоне. Я согласился, но попросил Новгородского согласовать это с нашим начальником отделения тов. Дмитриевым. Практические занятия прошли успешно.
     Занятия в академии шли своим чередом. На одной из практик, летом 1933 г., наш курс находился на строительстве гидростанции под Ленинградом. В этом строительстве, по договору, принимала участие американская строительная организация со своей техникой и частью материалов. Наша группа обстоятельно изучила теоретически и практически опыт американцев по укладке бетона в тоннелях и техническое оснащение стройки. Во время учёбы, мы постоянно находились на практической работах по сооружению железнодорожных участков, а также строительству в самой академии.
     Шло время, были и радостные дни, но были и тяжёлые, связанные с перегрузками в занятиях. Практическая и специальная подготовка была у меня основательная, а вот общеобразовательная, без достаточной подготовки в детстве, значительно слабей и поэтому приходилось наверстывать, чтобы не отстать от других.
     В ноябре 1934 г. проводился выпуск нашего курса, мне было присвоено звание инженера путей сообщения, поздравлял нас начальник академии. Сразу после выпуска все разъехались по частям, получив назначение. Товарищ Трубецкой Н.И. предложил мне должность начальника штаба 4-го железнодорожного полка, который был размещён в Киеве (4-й Коростеньский Краснознамённый железнодорожный полк с декабря 1931 г. дислоцировался в г. Харькове Прим. ИМЗ). Но штабная работа в то время меня не интересовала, я был молод, стремился к повышению специальной подготовки, и меня направили в Забайкалье, в 9-й железнодорожный полк в Улан-Удэ.
     Это был новый, совершенно мне не знакомый край. Дорога в поезде была многодневная, немного утомительная, но интересная. С любопытством рассматривал я мелькавшие рельефы местности, то хребты, то межгорные котловины и тайгу. Проезжали озеро Байкал – самое большое и глубокое озеро с удивительно прозрачной и холодной водой. Скоро проводник нам рассказал, что скоро, километрах в 70-ти, будет Улан-Удэ.
     Столица  Бурято - Монгольской республики расположена на берегу реки Селенга, при впадении в неё реки Уда. Город имеет большой транспортный узел на пересечении Транссибирской магистрали. В полк я был назначен на должность командира батальона, командиром 9-го ж.д. полка был тов. Орлов, он заканчивал академию раньше меня, на одном факультете. Кстати, хочу сказать о 4-м ж.д. полке, куда мне предлагали после окончания академии, он через три года тоже был передислоцирован в Улан-удэ, в тот же гарнизон ( 4-й ождп после выполнения задачи по строительству ж.д. линии Борзя – Баин-Тумен в МНР с сентября 1939 г. по апрель 1941 г. находился в Улан-Удэ Прим. ИМЗ). Прибыл я в Улан-Удэ в декабре, морозы были лютые - 45-47 градусов, невольно вспомнил свою Украину. Приступил к работе, полк выполнял задачи по развитию ж.д. станции города, разъезда Заудинский и станции Петровский Завод, проводил подготовку к учениям. На Петровском Заводе осмотрел,  где жили сосланные декабристы.
     В улан-Удэ гарнизон назывался Комушка, скорее всего в честь горы, которая находилась в 5-6 км от казарм, эти казармы строили ещё в Петровские времена, Под горой было оборудовано гарнизонное стрельбище, на горе Комушка росли удивительные цветы, раньше я таких не видел. Стебли были у них как у нашей сальвии, оттенок цвета зависел от температуры, цвести начинал в начале весны. Сначала голубым цветом, но под солнцем имел какой-то жухлый и чахлый вид. После стрельбища мы обычно поднимались на гору и собирали их, на горе снег сдувался ветрами, но удерживался этими цветами, в комнате они стояли почти две недели (скорее всего это был багульник, правда он имел фиолетовые цветы и приятный специфический запах Прим. ИМЗ).   
     Запомнился один случай, наши солдаты – паровозники, которых мы посылали на практику на Восточно- Сибирской дороге, возвращаясь в полк подобрали в тайге двух маленьких беспомощных медвежат, мать видимо погибла. В роте солдаты постоянно ухаживали за ними и очень к ним привязались. Со временем выросли, очень многое понимали, по сигналу подъём – вставали, по сигналу на работу – прятались под кроватями и цеплялись за ножки, вытащить их было очень трудно, так как знали, что им придётся тащить на себе путевой инструмент в депо. А по сигналу на приём пищи сразу живо становились в строй и шагали в столовую. Когда они стали взрослыми командир полка посчитал, что они представляют опасность и приказал отправить их в зоопарк в Улан-Удэ. Солдаты, конечно расстроились, но по воскресеньям постоянно ездили к ним в зоопарк с гостинцами, те их всё время ожидали, солдат пускали к ним в клетку. Мишки радовались, играя, старались лизнуть солдат в лицо.
     Из Улан-Удэ от 9-го ж.д. полка по согласованию с Командующим Дальневосточным военным округом тов. В.К. Блюхером, наш батальон направили на восстановительные и строительные ж.д. работы по таким объектам: первая рота командир тов. Ильинский на станцию Лазо, вторая рота командир тов. Токарев и 3-й взвод мостовиков из 3-й роты на станцию Манзовка (временно), третья рота (командира не помню) на станцию Бикин. Объём работ предстоял очень большой, поэтому по распоряжению командования округа, для усиления были прикомандированы к нам подразделения из двух инженерных батальонов. Они нам очень помогли, специалисты у них прекрасные, особенно плотники. Характер работ был очень разнообразный: земляные работы, укладка пути, балластировка, строительство мостов, ж.б. деревянных и металлических труб, укладка стрелочных переводов.
     В этом строительстве деятельное участие принимали Управления ж.д. дорог и представители НКПС – выделяли специалистов, дорожных мастеров, помогали с техникой, в чём мы испытывали большой недостаток. Все объекты были сданы по плану на 1935 г. с хорошим качеством, а некоторые с опережением сроков ввода. Проведены все расчёты с железной дорогой и прикомандированными частями по заключённым договорам. Командующий В.К. Блюхер своим приказом объявил благодарность всему личному составу, а некоторых наградил денежными премиями. Много сержантов и солдат за ударный труд  получили отпуска на Родину.
     Во время этого строительства в районе г. Владивостока было проведено учение, которым лично руководил Командующий ОКДВА тов. В.К. Блюхер. Это был талантливый командир, который всегда стремился к тому, чтобы каждое подразделение постоянно тренировалось по своей специальности, всегда находилось в боевой готовности. Сам постоянно на учениях вникал во все тонкости и детали, и потом делал тщательный разбор, указывая на ошибки и поощряя успехи. На учении, которое проводилось под Владивостоком, на станции Угольная, были задействованы и Железнодорожные войска (части ОКЖДВ Прим. ИМЗ), от нашего батальона вместе со мной было выделено 15 человек. Обстановка на учениях была приближена к боевой с применением реальной авиации – «бомбили» ж.д. объекты. Велось разрушение ж.д. пути и сооружений при заграждении и потом их восстановление. Один раз пришлось лично докладывать Командующему о восстановлении ж.д. участка после учебной бомбёжки.
   После учений мы ознакомились с центром Приморского края – городом Владивосток, увидели порт и Японское море, все для нас было интересно: и отличная погода, природа, пароходы, и большой город.
     В эти годы 1934 – 1940 г.г. в Забайкалье и Дальнем Востоке велось широкое строительство частями Особого Корпуса железнодорожных войск. После Я.Я. Лациса Корпусом командовал генерал Н.А. Просвиров – очень знающий, энергичный, требовательный и всеми уважаемый. Мы с ним были знакомы ещё по 8-му ж.д. полку работая в Средней Азии. С отдельными частями ОКЖДВ мы встречались часто, например, при строительстве Сучанской ж.д. ветки. Особый Корпус железнодорожных войск стал кузницей опытных командных кадров наших войск, таких как:  Герой Социалистического Труда генерал-полковник П.А. Кабанов, который стал Начальником железнодорожных войск, Герой Социалистического Труда генерал-лейтенант Бакарев П.И., Герой Социалистического Труда генерал-лейтенант Жижилашвили Ш.Н., генералы Беляев С.Н., Фёдоров В.Ф., Смирнов А.П., Максимов М.А., Десяткин А.Т. и много других товарищей прошли эту блестящую школу Корпуса.
     После окончания строительства на станциях Лазо, Манзовка и Бикин, я со своим батальоном возвратился на место постоянной дислокации нашего 9-го ж.д. полка в Улан-Удэ. Командир полка объявил в своём приказе благодарность моему личному составу. В полку я встретился с Борисовым Н.В., он тоже командовал батальоном, мы с ним вместе служили в 8 ж.д. полку у Сидоренко в Средней Азии. Позже во время Великой Отечественной войны Борисов Н.В. командовал 1-й Гвардейской ж.д. бригадой,  а потом Управлением Военно-Восстановительных работ, стал Героем Социалистического Труда.
     В конце 1935 г. я был назначен в г. Читу в штаб Забайкальского военного округа в отделение боевой подготовки отдела ВОСО, потом был переведён на должность начальника второго технического отдела. Прослужил там два года, мы руководили строительством подъездных путей на станциях и на больших разъездах к военным базам, занимались строительством выгрузочных тупиков для специальных грузов и эшелонов с войсками. Чита город довольно большой, много заводов, фабрик. Расположен он при впадении реки Читинки в Ингоду, являлся крупным транспортным узлом Транссибирской магистрали, в городе были средние и высшие учебные заведения.
     В начале 1938 г. я был переведён на должность заместителя начальника ВОСО ЗабВО. В этот период я принимал участие как представитель от Забайкальского военного округа в строительстве узкоколейной железной дороги на разъезде №79  – Соловьёвск, протяжением 90 км к самой Монгольской границе (разъезд №79 в настоящее время станция Шерловая Гора в 17 км севернее от станции Борзя Прим. ИМЗ). Работы выполнял узкоколейный ж.д. батальон от 9-го ж.д. полка, где я до этого служил, и прикомандированный для усиления от ЗабВО инженерный батальон. В 1939 г. здесь было открыто движение, к этому разъезду подвозили грузы, которые шли из центра по широкой колее, здесь их перегружали на узкую колею. На этой дороге было сосредоточено много подвижного состава: узкоколейных паровозов, мотовозов, вагонов и платформ. Все грузовые операции оформлял штаб батальона полка, ему было разрешено принимать на работу вольнонаёмных специалистов. Начальником этой узкоколейки был назначен Н. Новгородский (бывший начальник группы строительства больших мостов в ВТА Прим. ИМЗ).
     Как заместитель начальника ВОСО округа, я ездил в командировки по работам, знакомился с выполнением перевозок. Приходилось бывать и на станции Отпор (нынешняя станция Забайкальск Прим. ИМЗ), Оловянной. На деповской станции Оловянная менялись паровозы, паровозные и эксплуатационные бригады. Здесь стоял эксплуатационный полк (3-й отдельный эксплуатационный ж.д. полк 2-й оэждбр Прим. ИМЗ), который обслуживал ж.д. участок Оловянная – Борзя, Борзя – Маньчжурия (Отпор), эта стация стояла на границе с Маньчжурией. Через станцию Отпор проезжало много иностранцев, которые ехали в Китай и Японию, здесь отбывали карантин 4-6 дней, когда ехали туда и обратно. В полку было по две роты паровозных бригад, эксплуатационных специалистов, рота общевойсковая, техническая и взвод обслуживания.
     Вспомнил один очень забавный случай. В одной из паровозных бригад солдаты приручили взрослого козла. Паровозники часто брали его до конечной станции Маньчжурия (Отпор). Солдаты научили козла курить папиросы и сигареты, докуривать окурки, причем докуривал он до основания, в пальцах трудно было удержать, а он делал это так тщательно, что не обжигался. Ел он весь солдатский рацион, любил молоко, конфеты и даже пил водку. Когда приезжали на конечную станцию, машинисты прогуливались с козлом по перрону, иностранцы с любопытством глядели на него и старались чем-нибудь угостить, но он от чужих ничего не принимал, и отворачивался. Это было удивительно. Козёл страшно боялся контроллёра, был случай, когда контроллёр сбросил его с пассажирского поезда, и ему пришлось добираться домой на платформе или в товарном вагоне. Все паровозники, даже гражданские его знали и подсаживали в вагон при возможности. Иногда солдаты, чтобы спрятать козла от контроллёра перед прибытием на станцию Борзя,  подсаживали его в тендер паровоза, он зарывался в уголь и тихо лежал, пока локомотив не выйдет со станции. На станции Оловянной выходил из паровоза весь грязный и чумазый, солдаты вели его с собой в баню отмываться.
     В сентябре 1938 г. штабом ЗабВО я был направлен на учёбу в Москву – в Академию Генерального Штаба. Проучился я там всего несколько месяцев, прослушал курс оперативного искусства, технический курс и в мае 1939 г. в связи с начавшимися военными действиями на Халхин-Голе меня и ещё несколько товарищей откомандировали снова на Дальний Восток.

9. Военные действия на Халхин-Голе. Снова Забайкальский военный округ. 1939-1941 г.

     Военные железнодорожники, будучи составной неотъемлемой частью Советской Армии, всегда участвовали во всех больших и малых военных конфликтах на наших границах, как на Западе, так и на Востоке страны. На дальнем Востоке, в июле 1938 г., когда Японцы нарушили границу у озера Хасан и захватили сопки Заозёрную и Безымянную, железнодорожные войска обеспечивали продвижение воинских грузов в район боев, восстанавливая разрушенные пути и мосты.
     В мае 1939 г. Японцы вторглись на территорию Монгольской Народной Республики у реки Халхин-Гол. С этой республикой мы были связаны договором о взаимопомощи и обязаны были помочь в разгроме захватчиков. Войска Красной Армии, возглавляемые Г.К. Жуковым, вместе с Монгольской Армией вступили в сражение. Целью японцев было отрезать Советский Дальний Восток от остальной территории нашей страны и захватить Монголию. Конфликт начинался ещё в начале 1939 г.,  с нарушения японскими самолётами границы Монголии, нападении на пограничные заставы, обстрел дозоров постепенно перерос в серьёзное кровавое столкновение. Монголия им нужна была как удобный плацдарм, приближенный к нашим государственным границам.
      Японцы не случайно заготовили свою авантюру у такой сложной преграды, как река Халхин-Гол и поставили наши войска в очень тяжёлые условия. У японцев оказался выгодный естественный стратегический рубеж – высотки с правого и левого берега давали возможность хорошо просматривать и простреливать всю долину. Множество котловин и песчаных высот являлись трудным препятствием, как рассчитывали японцы, для наших танков и автомашин. К тому же у Красной Армии район боевых действий был оторван от тылов большой удалённостью от железных дорог. Район был почти безводный, всё необходимое для боя и жизни нужно было доставлять автомашинами и гужевым транспортом. Дороги шли по пескам и солончакам, что затрудняло движение, особенно в дождь, когда солончаки превращались в сплошное месиво. Японцы ещё до конфликта все проверили и учли, проведя учебные игры, рассчитывали, что Красная Армия в таких сложных условиях не сможет развернуть боевые части и технику в заданные сроки.
     Наши сапёры и дорожники организовали через Халхин-Гол в одном месте небольшой автомобильный мост, река в ту пору от дождей разлилась. Всё это сооружалось под постоянным артиллерийским обстрелом. У нас были большие сложности с подвозом всего самого необходимого, так как ближайшая станция от района боевых действий находилась на расстоянии 750 км. Советское правительство приняло решение ускоренными методами построить железнодорожную линию Борзя – Соловьевск - Баин-Тумен, протяжением 324 км нормальной колеи (строительство № 76). На строительство были направлены 4-й и 9-й отдельные железнодорожные полки, 68 и 86 отдельные строительно-путевые железнодорожные батальоны ОКДЖВ и строительные организации НКПС. Начальником строительства этой дороги был назначен заместитель командира Особого Корпуса полковник З.И. Кондратьев – опытный инженер, участник Гражданской войны. Не имея времени на подготовку к строительству, ж.д. войскам пришлось в боевой обстановке одновременно вести изыскания, проектирование и строительство дороги, находить способы доставки нужных материалов. Работы велись в безводной, безлесной  и солончаковой местности в изнурительной жаре, достигавшей 45 градусов, питьевой воды не хватало, добывали её из скважин на 200 метровой глубине. Механизмов – экскаваторов, грейдеров, скреперов, путеукладчиков не хватало, поэтому земляные работы и укладка пути часто велись вручную, было недостаточно даже костыльных молотков, но высокое сознание воинов, понимавших, значение дороги помогало преодолевать все трудности. Уже в ходе работ дорога часто пропускала эшелоны в сторону фронта, и это сразу облегчило положение с доставкой необходимых грузов. 7-го ноября 1939 г. на станцию Баин-Тумен прибыл первый поезд.
     Итак, получив приказ, я из Москвы снова возвратился в Забайкалье, явился к Командующему округом тов. И.С. Коневу, он сразу прикомандировал меня от отдела Военных сообщений в штаб к Г.К. Жукову, который был назначен сюда командиром корпуса. У него за плечами уже было 25 лет военной службы, Гражданская война и длинный путь от солдата до командующего корпусом. Халхин-Гол для Г.К. Жукова был началом его большой полководческой деятельности, он руководил всеми военными действиями, разработал и предложил план разгрома японской группировки. И.В. Сталин и К.Е. Ворошилов утвердили именно его план операции. Г.К. Жуков назначил меня начальником военных сообщений, создал в штабе небольшой отдел ВОСО из пяти офицеров и трех сержантов, закрепил два самолёта По-2 и две легковые машины. По долгу службы мне часто приходилось видеть Г.К. Жукова, докладывать обстановку и выслушивать его приказы. Из Монголии я часто ездил и летал в Читу к И.С. Коневу в отдел ВОСО. Учитывая сложность и серьёзность положения Г.К. Жукова, его ответственную миссию как командира корпуса, И.С. Конев после моих докладов отдавал приказы о самом строгом контроле в продвижении транспортов, идущих как по железной дороге, так и автотранспортом, которые в этот период подчинялись органам ВОСО. Из Читы я иногда говорил по телефону с Москвой – с Управлением военных сообщений Советской Армии, просил увеличения скорости поставок горючего и других материальных средств.
     Один раз я ехал на автомашине на командный пункт к Г.К. Жукову на очередной доклад, ехали по Монголии. Из-за шума мотора автомашины не услышали рева двигателя вражеского самолёта, появился он мгновенно и начал обстреливать нас из пулемётов. Я ясно видел, как пули поднимали пыль то впереди нас, то сзади машины. Машина резко встала, я с адъютантом бросился с дороги в высокий бурьян и залегли. Шофер замешкался у машины, самолет развернулся и прошел очередью по автомобилю, пуля попала ему в голень левой ноги. В это время появились наши истребители, японский самолёт резко набрал высоту и ушёл в сторону. Перевязали шофёра и повезли его в госпиталь, за руль сел я, машина была целая, только в нескольких местах пробит кузов, добрались благополучно.
     Обстановка на фронте была тяжёлая, весь световой день стояла томительная жара, степь дышала зноем, земля дрожала от грохота взрывов, накалённый воздух пахнул гарью. Только вечер приносил прохладу, но наших бойцов и командиров в низких болотистых местах заедали комары и гнус. У всех японцев были накомарники, а у наших бойцов их не было.  По просьбе командования срочно накомарники были изготовлены и доставлены на станцию Борзя. Командир корпуса вызвал меня в штаб и дал задание срочно доставить их на фронт, выделив из резерва 200 автомашин. Я обязан был проследить выполнение этого приказа.
     Колонна загрузила накомарники в Борзе и двинулась к фронту. В то время по всей автотрассе было много пунктов – складов с различным имуществом, ожидавшим своей отправки в район боевых действий. В одном из таких складов был сосредоточен груз инженерного управления – колья, бухты колючей проволоки. Заместитель начальника инженерного управления, зная от диспетчера о приказе Жукова, встретил нашу колонну, заставил выгрузить накомарники, посчитав, что это менее важный груз на фронте, загрузил своё имущество и отправил на передовую. Притом отдал команду от лица Жукова. Я об этом ничего не знал, по расчётам накомарники должны были прибыть, а их нет. Начал разбираться с диспетчерами и выяснив причину, доложил об этом командиру корпуса, тот был страшно возмущён, немедленно дал команду снять любой резервный автобатальон и срочно доставить груз на фронт. Жуков понимал, какое значение имеют накомарники для бойцов на фронте. Хотя они прибыли в район боевых действий вместе с инженерным имуществом, Г.К. Жуков, за не выполнение своего приказания, снял заместителя начальника инженерного имущества с должности и понизил в звании с подполковника до майора.
     Забегая немного вперёд отмечу, что во время Великой Отечественной войны, когда мне нужно было срочно попасть в Днепропетровск, я застрял со своей машиной у переправы. Немцы сильно бомбили мост, затор образовался огромный, пришлось обратиться к самому начальнику переправы. К моему удивлению им оказался тот самый подполковник инженерных войск в Халхин-Голе, он помог быстро перебраться на другой берег.
     Командный пункт корпуса был расположен на возвышенности в железобетонном блиндаже, командующий очень сильно уставал, мало отдыхал, всвязи со сложной обстановкой. Г.К. Жуков, поэтому часто доклады переносил за блиндажом на траве, расстилал свою бурку, садился и слушал мой доклад о подходе транспортов – оперативных, снабженческих, о их очерёдности, давал новые распоряжения, менял очерёдность продвижения. По распоряжению командующего я часто бывал на строящейся линии Борзя – Баин-Тумен, проверял ход доставки грузов для войск, участвовал в развитии раздельных железнодорожных пунктов.
     У станции бывшего 11-го разъезда ( 11-й разъезд существовал только на узкоколейной линии Баин-Тумен – Сухэ-Батор, на нашей территории был только 111-й разъезд севернее станции Оловянная Прим. ИМЗ) была размещена танковая огнемётная дивизия, которая постоянно занималась боевой подготовкой. Если лететь в Читу, то с самолёта видишь, как танкисты проводят занятия. По просьбе Жукова и по приказу Конева эту дивизию передислоцировали на Халхин-Гол, она успешно использовалась на полях сражений с японцами. Дело в том, что противник строил линию обороны с траншеями и отдельными окопами шириной до 70 см, глубиной до 1.5 метров, хорошо замаскированных травой и кустарником. Там располагались японские солдаты с мощными противотанковыми английскими минами. Когда танк приближался к окопу, японец укладывал мину на лопатку с длинной бамбуковой ручкой, выдвигал на расстояние до ближайшей гусеницы танка и сбрасывал мину, оттягивая лопатку к себе. От взрыва мощной мины разрушалась не только ходовая, но и корпус танка (видимо легких танков типа Т-26, БТ-7 Прим. ИМЗ). Таких линий противотанковой обороны у японцев было обычно три, шли они на определённом расстоянии друг от друга. Заметить хорошо замаскированные окопы из танка было трудно, а огнемётные бронированные машины выжигали на расстоянии всё на своем пути вместе с противником.
     Боевые действия японцы начали в 5 часов утра 28 мая с внезапной бомбёжки и артобстрела нашей обороны, переправы и тылов. Враг начал теснить малочисленные монгольские кавалерийские части, нашим войскам стала угрожать опасность быть отрезанными восточнее реки Халхин-Гол от основных сил. Положение было очень сложное, ждать полного развертывания главных наших сил было опасно. Наше командование решило контратаковать японцев, бросив в атаку танковую бригаду и мотострелковый полк, с юга нанесли удар по тылам агрессора машины бронетанковой  группы. Враг был не только остановлен, но и был вынужден перейти к обороне. Упорные бои продолжались до 5-го июля, сопротивление японцев было сломлено, они были вынуждены отступить за реку Халхин-Гол, бросая вооружение, имущество, раненых солдат, взорвав понтонную переправу. Несколько раз враг пытался контратаковать советские войска, но 25 июля прекратил наступление, готовясь к упорной обороне. Из войск сосредоточенных у реки была создана 1-я армейская группа с целью полного окружения частей японской армии, в помощь были направлены техника, пехотные части, артиллерия и авиация, грузопоток к фронту резко увеличился.
    Общее наступление наших войск началось 20-го августа, наблюдательные пункты, опорные пункты частей, позиции артиллерии подверглись массированному удару авиации и сухопутных войск. 26-го августа советско-монгольские войска завершили окружение 6-й японской армии, рассекая её на мелкие группировки. К утру 31 августа, вся территория Монгольской Народной республики, была полностью очищена от японских захватчиков. Монгольские войска, руководимые Чойболсаном, который постоянно приезжал на командный пункт к Г.К. Жукову на гору Хамар-Даба, победоносно завершили бои. После окончания боевых действий командование и штаб армии возвратились в Улан-Батор.
     Необходимо отметить фанатизм и упорство японских солдат в боевых действиях, им внушали, что попав в плен, они будут повергнуты жестоким пыткам и расстреляны. Даже лётчики врага, выпрыгнув с парашютом из подбитого самолёта, видя, что приземляются на нашей территории, старались застрелиться. Некоторые раненые солдаты врага, попавшие в плен, в санчасти срывали повязки, отказывались от лекарств и пищи. Им внушали с детства, что плен – это несмываемый позор, который ляжет даже на его семью. У японских военных был очень интересный порядок: при отправке в армию, в наружной части голени зашивали маленькую ампулу с номером призывника, по которому в случае гибели можно было опознать, определить место жительства и при необходимости (особенно офицеров) доставить останки на родину. После боёв были созданы из японцев похоронные команды, которые  при отсутствии документов составляли списки погибших по этим номерам, хоронили солдат и отправляли гробы с командирами домой.
     Был один случай: полковник Генерального Штаба царской армии, ещё до революции вместе с семьёй уехал в Японию. Там он преподавал в Токио в академии Генерального Штаба, во время боевых действий его, уже очень пожилого человека, отправили на Халхин-Гол, как советника по оперативным вопросам. Там во время боя он попал в плен, мы попросили его прочитать лекцию о подготовке и методах японской армии. Было задано ему много вопросов, на все он обстоятельно ответил. После доклада он попросил, чтобы его вывели на передовую и на виду расстреляли. Мы крайне удивились просьбе, он ответил, что офицер не должен попасть в плен, разведка все равно всё узнает, и его семью расстреляют. Конечно, его мы не казнили, после окончания боевых действий отправили вместе с другими солдатами и офицерами домой.
      После окончания военных событий меня не отпустили на учёбу в Академию Генерального Штаба. Я снова работал заместителем начальника ВОСО в штабе ЗабВО, в июле 1940 г., был назначен начальником ВОСО 16-й армии на разъезде №79 Забайкальской ж.д. (ныне станция Шерловая Гора Прим. ИМЗ), где в то время находился штаб 16-й армии, там я прослужил до марта 1941 г. Перед Начальником ВОСО Красной Армии я возбудил ходатайство,  о переводе меня в железнодорожные войска, где я длительное время проходил службу. Мою просьбу удовлетворили, и в конце марта 1941 г. я был назначен в Прибалтику в г. Каунас на должность помощника начальника штаба в 15-ю отдельную железнодорожную бригаду. Вместо меня начальником ВОСО 16-й армии был назначен начальник военно-транспортной службы Восточно-Сибирской ж.д. тов. Палкин.
     Международная обстановка была очень тревожной, только закончились военные события на Халхин-Голе, а в Европе началась Вторая мировая война с нападением Германии на Польшу. В сентябре 1939 г. по решению Советского правительства, Красная Армия заняла Западную Белоруссию и Западную Украину. В 1940 г. в состав Советского Союза была принята Прибалтика, произошло воссоединение с Бессарабией и Северной Буковиной. В связи с этим границы СССР отодвинулись на Запад, перед железнодорожными войсками были поставлены задачи – о капитальной реконструкции ж.д., развитии узловых и промежуточных станциях, увеличении пропускной способности. К этому добавилась ликвидация последствий после Финской войны. Надо отметить, что железнодорожные войска с честь начали выполнять трудные задачи на Западных рубежах, в тяжелейших условиях, прямо с колёс включились в выполнение поставленных задач правительства и укреплении обороноспособности страны. Было признано рациональным, провести реорганизацию железнодорожных войск, началась она в феврале 1941 г., полковая система стала заменяться бригадной. Войска имели двойное подчинение и органам ВОСО, и НКПС (по вопросам выполнения задач), и РККА (как Особый Корпус железнодорожных войск Прим. ИМЗ). К началу войны реорганизация закончиться не успела. На выполнение этих задач были брошены почти все соединения и части железнодорожных войск, включая передислокацию бригад Особого Корпуса с Дальнего Востока.
     К началу войны железнодорожные войска представляли хорошо организованный, технически оснащенный отряд Советских Вооружённых Сил, имевших опытных квалифицированных специалистов, способных выполнять любые вопросы по строительству и реконструкции железных дорог. Но с началом войны войска столкнулись со сложными боевыми задачами, связанными с заграждением и восстановлением железнодорожных направлений.


Архив Историко-Мемориального Зала ЖДВ
Октябрь 2023 г.
В. Петропавловский