На паруснике “Седов” учёба шла по распорядку. Драили деревянный настил палубы. Кто из пацанов орудовал голяком, кто кирпичиком… До команды “Палубу скатить и пролопатить!”, когда солнышко снизойдёт из зенита к предзакатному своему положению, времени было уйма. Текла беседа, такая же неторопливая, как и ход этого самого жёлтого карлика по небосклону.
— Чего братишка, доплывёшь до берега, если что?
— Да нефиг-нафиг! Чего тут плыть-то?
— А куда двинешь? Слева Дания, справа Швеция — выбирай!
— Пожалуй налево! Оно и привычнее налево-то, — болтающие перемигнулись, — и, вроде как, поближе.
— Тогда не спеши. Вот покажется замок, там до берега совсем рукой подать.
— Какой ещё замок?
— Какой-какой? Тот самый, принца Датского!
Разговор обычный среди пацанов: немного юмора, немного фантазий, “взять на слабо” и “состроить бывалого”. Единственно, чего в подобном разговоре нет, это продуманности. Разговоры-то шутейные, а последствия серьёзные, сущие и непустяковые. В ту же ночь одного из пацанов будят, и с вещами на выход! На первый встречный пароходик, который плывёт себе прямым ходом домой, к советским (случай-то из 1986 года) берегам.
Разошлись судьбы почти что тёзок, курсанта Юрия и барка, названного в честь Георгия Яковлевича Седова. Разошлись, буквально, как в море корабли. Парой лет ранее описываемого случая, на первом курсе Юре не открыли визу, и тогда он “пролетел, как фанера” с парусной практикой. И вот возникла возможность попасть на регату, только сдай досрочно экзамены! Юра сдал, поехал в Ленинград, в Кронштадт. Месяц на морском ордена Ленина заводе в доке шкрябал, драил и красил вместе с другими курсантами закоптившийся за время зимнего отстоя-ремонта корпус барка. Вот уже вышли на регату, и, снова-здорово — его без сантиментов сняли с “Седова” — досвидос, амиго! Или, в переводе с языка Сервантеса: Гуляй, Вася!
Стучал двигатель моторного катера, перевозивший парня с удаляющегося в темноте парусника на покачивающийся на волнах транспорт. Юра со сна только-только начал понимать реальность, что это из-за него оба судна застопорили машины, легли в дрейф, спустили катер. За что и почему? Те же самые вопросы будут задавать по утру остальные курсанты, недосчитавшись на построении одного из своей братии.
Для острастки, не иначе! Но ведь не было никакого экстраординарного залёта! Не было ни несчастного случая; ни голодовки курсантов арабского происхождения, несогласных с судовым меню; ни манифестации мамаши с ребёнком с требованием выдать ей с борта парусника беглого супруга. Ну сказал Юра что-то не то, подобное, возможно, приведённому диалогу пацанов — бывает!
На сухогрузе, где Юра оказался пассажиром, капитан запросил у него некий конверт с сопроводительными документами. Однако, паспорт моряка — было единственное, что получил он при отправке. “Находиться в каюте, выходить только на приём пищи и ни с кем не общаться!” — такова инструкция “нарушителю”. Экипаж сторонился его, как злостного преступника. По приходе в Ленинград Юра представлял, что его непременно арестуют и доставят под конвоем куда следует. Этого не произошло. Поездом вернулся в мореходку, в Мурманск. Доложился в ОСО и опасался, что ему здесь уж наверняка предъявят нечто ужасное. Этого тоже не произошло. Так и остался данный инцидент под покровом тайны.
Впоследствии, задним числом, друзья, конечно же, спрашивали нашего героя, в чём тот провинился. Юра неизменно пожимал плечами, демонстрируя, что знает не более других. Сам же, не лукавя пред собой и памятуя новозаветную истину от Луки “...Ибо чем более знает согрешающий, тем больше он заслуживает себе наказания”, перебирал в памяти всевозможные свои проступки.
Вот пустяшный случай в Кронштадте, как пример из прочей подобной чепухи. Первые дни лета, шикарный Морской собор. Вокруг цвела черемуха, и Юра, присев на лавочку, с наслаждением закурил. Само собой по гражданке, естественно в самоходе. На душе благодать! И в какую-то нехорошую минуту его взгляд встречается со взглядом преподавателя по теории устройства судна. Андрей Аркадьевич, юный такой и в обществе дамы, прогуливался по Якорной площади Кронштадта. Очевидно, тот признал курсанта. Но кто именно?
Позже, как каскадёр, преодолев заветную тропу по гранитной стенке заброшенного древнего дока, спрыгнув с высоченного забора электроподстанции, выделяющий завод из городской черты, Юра, уже переодевшись в форму, взбежал по трапу. Здесь он узнал об общем сборе. Дескать, курсант в самоволке, вычисляют который. Преподаватель обходил строй и, глядя в глаза Юрия спросил, был ли тот в городе. Юра твердо ответил “Нет!” И лицо его, предательски, залилось краской. Ай-контакт “глаза в глаза” — сильный приёмчик, не всякий сдюжит.
Так или иначе, но то внеурочное построение прошло вхолостую. Злостный нарушитель дисциплины не был выявлен. А молодому преподавателю, возможно, было стыдно перед коллегами более опытными в подобных частных вопросах пенитенциарной педагогики: помполитом Нашениеком, помпоучем Мозговым и капитаном Алексеевым. Вышло — зря тревогу сыграли, и медаль за бдительность никто не получил!
История курсанта, так безнадёжно желавшего попасть на “Седов”, со временем стала притчей во языцех. Закончилась она ничем. Юрия не наказали за отчисление с парусной практики. Более того, за все долгие годы его учёбы в мореходке никогда даже не вспомнили об этом факте и, соответственно, осталась загадкой сама причина того экстренного его выдворения под покровом ночи, случившееся в проливе Эресунн.
17 октября 2023 года.