Он специально шел медленнее чем обычно, чтобы не пропустить в толпе, виденного вчера улыбчивого и скромного инвалида просящего милостыню возле храма. Весь день он неотрывно думал о том как станет подходить к инвалиду, как состроит подобающую мину и как с молчаливой серьезностью протянет сторублевку. Не две или пять, которые были в кармане, а одну, отложенную в специальный кармашек куртки. Ему казалось, что в этот промозглый вечер, такая сумма будет достаточной ценой его милосердия.
Но как он не высматривал, инвалида на обычном месте не оказалось и пришлось ему идти сквозь внезапно навалившуюся пустоту, понурив голову и сожалея о чём-то неясном, только что ярко светившем впереди и вдруг погасшем.
Но мужик на скамейке, напряженная поза и внимание которого выдавали профессионального попрошайку, смотрел на него неотрывно и оценивающе. Очевидно, прикидывал шансы и взвешивал возможности.
"Отец",- не вставая со скамейки сказал мужик. "Ссуди десятирублевкой."
Но он только молча прошел мимо, а потом повернулся и собрался что-то сказать, но передумал, махнул рукой и пошел дальше к трамвайной остановке.
Фонари строго смотрели на него, а ледяной ветер бил прямо в лицо. Трамвай медленно причалил к остановке. Чтобы доехать до дома, он отдал водителю шесть десятирублевых монет и получил на сдачу монетку в пять рублей. Потом, в кармане нащупал еще одну монету и посмотрев на нее увидел, что это тоже пятирублевка.
"Десять", подумал он. "Десятирублевка".
Потом, с тоской оглянулся и вдруг бросил эти две монеты на пустое сиденье рядом...
А потом, его не здесь не стало.