ДРУГ И ВРАГ
В истории Корпорации особое место занимала Великая Библиотека Биргбарда – её взлёт, расцвет и могущество, а потом упадок. Собственно говоря, все рассказы в этой книге, так или иначе, будут связаны с ней.
С первых лет своего существования биргбардская община Знающих ничем таким особенным не отличалась от других общин, разбросанных по всей Империи. Но, когда она стала организовываться в Школу и начала появляться руководящая иерархия, умники этой Школы постепенно начали внушать самим себе, что они отличаются от умников других Школ. Основным поводом к этому был сам факт нахождения Школы в имперской столице – главном городе мира, центра цивилизации. Особенно усиливаться эта тенденция начала, когда в Биргбарде появились Университет и Библиотека. Биргбардские библиотекари с годами становились богаче и влиятельней остальных других библиотекарей Корпорации, и поэтому они, используя свой статус, начали навязывать под видом попечительства и покровительства всей Корпорации свои решения и политическую позицию. Как всё это начиналось – повествует этот рассказ, который я отыскал в Великой Библиотеке Биргбарда будучи студентом в 7510 году от Рождества Христова…
“Приветствую! Мир вам и свет, вам, которые будут читать эти строчки, написанные мною в надежде на то, что события, изложенные в них, останутся в памяти долгой. Многое со временем забывается, ибо время безжалостно всё обращает в пыль и прах, а люди имеют склонность поддаваться этому свойству времени. Но для истории нашей Корпорации некоторые события должны быть предостережением и поэтому о них никогда нельзя забывать.
Я расскажу вам, читатели, историю моей жизни и моей дружбы, историю обо мне – Исаакиусе Абдуле - и Моргане Джеффиусе. Мы оба родились в один год, в год 5370-й, и родились в славном городе Тигрионе. Мы учились в Школе в одном классе, а после её окончания были зачислены личными писарями старшего учителя Эмануила Тигрионской Школы. Уже тогда о Эмануиле Тигрионском ходили легенды, он слыл отменным грамотеем и знаменитым умником Корпорации. Я многократно был очевидцем того, как к нему за советами приезжали старшие учители из других Школ. Он обладал большим авторитетом среди Знающих и почитался многими людьми.
В ту пору я и Морган были слишком молоды, позволяли себе отвлекаться на посторонние мысли и мечтания, Знанием интересовались только в меру и не усердствовали. Умниками становиться мы не хотели, довольствовались тем, что у нас было, да и к тому же господин Эмануил нас не торопил. Скорее всего, он видел, насколько мы по жизни резвы и ретивы, и в умники пока совсем не годимся. Наши мечтания и забавы были для нас приоритетней всего. Я хотел стать переписчиком и изготовителем книг, а Морган очень часто играл на лютне и мечтал о карьере менестреля. Мы редко выходили из Школы в город, днями просиживали среди книг и вороха пергамента, говорили и спорили об искусстве. Дебаты наши часто превращались в ссоры, но до драк дело никогда не доходило, мы себе это никогда не позволяли, мы даже помыслить об этом не могли. А если мы и выходили в город, то только для того, чтобы направиться в кабак и крепко там выпить. И, конечно, мы мечтали когда-нибудь уехать в великий Биргбард, чтобы там претворить в жизнь все наши мечтания. Мы считали, что прозябаем в провинциальном Тигрионе, гниём заживо и не находим место своим талантам. Мы наивно думали, что в Биргбарде исполнятся все наши мечты, все двери жизни этой откроются в том городе нам. И, разумеется, никак мы не могли знать в ту пору, что о наших желаниях и мечтаниях мы забудем и примем участие в столь важных событиях в истории Корпорации!
Год 5396-й был для меня и Моргана судьбоносный. В тот год нас неожиданно вызвал к себе господин Эмануил для очень серьёзного разговора, и мы шли к нему с некоторой опаской. Мы не знали, к чему нам готовиться и что мы услышим от него. Может, он станет бранить нас за наши походы в кабак. Или скажет, что по какой-то неведомой нам причине он больше не нуждается в нас и снимает с нас школьные обязанности. В таком случае нам придётся покинуть Тигрион и вернуться в родную деревню к нашим родным. И что мы там будем делать? Мой отец кузнец, мне придётся помогать ему, работать с раннего утра до поздна, чтобы хоть как-то прокормиться. Родные Моргана – бедные крестьяне, которые батрачут на своего хозяина чуть ли не сутками без выходных, и они абсолютно бесправны перед ним. И я знал, что такая участь ненавистна Моргану, он никогда не вернётся в семью, он останется в Тигрионе, но вот что с ним станет, как и на что он будет жить? Короче говоря, шли мы к старшему учителю со страхом и трепетом.
Вопреки нашим ожиданиям господин Эмануил оказал нам совсем иной приём. Он вручил нам свёрнутый в трубочку и перевязанный нитями небольшой лист пергамента и сказал:
- У меня к вам поручение. Отправляйтесь в Биргбард и передайте вот это моё послание старшему учителю тамошней Школы господину Викториусу.
Я опешил от неожиданности, а лицо Моргана засветилось от радости.
- А что случилось? – робко спросил я.
Господин Эмануил сел на своё учительское место и ответил:
- Месяц назад Викториус созвал конференцию всех старших учителей Школ Ромулии и на ней отлучил северные Школы от Корпорации.
- Но почему? Зачем?
- Скажи мне, писарь, в какой день мы в Тигрионе празднуем День Знания?
- В пятый день месяца Снежного Оленя.
- А почему? По какой причине?
- Потому что в тот же день празднуют День Знания в Биргбарде.
- А вот северные Школы, дорогой мой ученик, празднует его в разные дни. Каждая Школа в свой день. И господину Викториусу, видимо, кажется это неуважением по отношению к биргбардской традиции. А может… - но старший учитель не договорил и замолчал.
До меня начало доходить. Ещё когда я был учеником, я слышал слухи о том, что старшие учители Биргбардской Школы часто любят выступать в роли покровителей всех Школ Копрорации и давать советы, как хранить и передавать Знание. И многие Школы были далеко не в восторге от этого.
- Отправляйтесь в путь сегодня же. Деньги на проезд получите у школьного библиотекаря.
Мы поспешно откланялись и пошли за деньгами в библиотеку. По дороге Морган, улыбаясь до самых ушей, спросил меня:
- Ты понимаешь, что произошло?
- Примерно представляю. Возможно, случится раскол. Северные будут сопротивляться до последнего.
- Балда! Я не о том.
- А о чём?
- Мы поедем в Биргбард! Понимаешь?! Мы увидим город нашей мечты!
- Точно, - до меня дошло, и мой рот тоже выдал улыбку. – Что-то я это обстоятельство совсем упустил.
Затесавшись в состав торгового каравана, до Биргбарда мы добрались за две недели. Империей правил Верховный Вождь Компас, он относился к нам, Знающим, плохо, но особых жестких гонений и преследований не учинял. Однако, всё равно нам приходилось прибегать к конспирации, чтобы не выдать свою принадлежность к Корпорации. Приходилось прибегать к разным уловкам, приходилось маскироваться, в том числе и под торговцев.
Великая имперская столица нас накрыла с головой. В Тигрионе до нас доходили только слухи о величии города городов, города-царя всех городов, но одно дело – слышать, другое дело – увидеть собственными глазами. И наши глаза разбегались во все стороны, и наши умы не могли вместить увиденное, настолько нами завладело удивление и восхищение. Роскошные дворцы, большие площади, величественные арки, статуи и фонтаны, и люди… Людей было очень много, очень и очень много, и это были самые разные люди, разных сословий и национальностей. Мы шли по оживленным улицам и слышали множество неизвестных наречий и диалектов ромы – основного языка Биргбардской Империй. Мы дивились всему, что видели, наши рты были разинуты, а глаза расширены. Никак мы не ожидали, что город нашей с Морганом мечты окажется таким великолепным и потрясающим всякое воображение. Мы шли и завидовали всем тем, кому посчастливилось жить в Биргбарде. Как же мы были наивны тогда! Я и Морган и предполагать не могли, что треть этого города городов составляют трущобы, которые населяют несчастные бедняки и нищие, а так же всякая маргинальная сволочь, опустившаяся до самого дна своего существования. Мы ведь передвигались по таким улицам и кварталам, где всё было красиво и потрясало воображение, где нам ничего не угрожало, и где царил порядок.
- Я здесь останусь… я здесь останусь… - шептал Морган. Я слышал эти его слова, но не воспринимал их всерьёз. А ведь стоило бы. Я просто тогда думал, что это Морган так говорит в состоянии аффекта.
Казалось, город тянулся в разные стороны до самого края земли. Мы вступили в него, когда едва светало, а до нужного места добрались только вечером. Мы шли пешком и очень устали, мы не завтракали, не обедали и не ужинали, все деньги были потрачены на дорогу. И даже их не хватило, последние три дня пути караванщики жалели нас и подкармливали. А нужное нам место находилось в бедном пригороде имперской столицы посреди пустыря – несколько заброшенных с виду строений. Это была знаменитая и авторитетная во всём сообществе Знающих Биргбардская Школа.
Мы сразу обратили внимание на то, как нас приняли. Весьма прохладно, будто мы и не братья по духу и идейности, будто мы бедные родственники, до которых нет никакого дела. Никто нас не приветствовал и не обращал на нас никакого внимания. Я и Морган здоровались с каждым встречным в Школе – будь хоть школьник, или умник, но редко слышали в ответ подобное. На нас, провинциалов, взирали с какой-то долей высокомерия, а то и просто проходили, не глядя, словно мы пустое место. Нет нужды говорить, что я и Морган были шокированы.
В приёмной старшего учителя секретарь тотчас нас стал отчитывать:
- Посмотрите на себя! Вы выглядите, как оборванцы! На вас одни лохмотья! Как я вас впущу в таком виде к великому господину Викториусу?!
Я подметил про себя слово “великому”. Наш тигрионский старший учитель Эмануил был намного более прославлен и авторитетен в Корпорации, чем Викториус, но никогда он не смел требовать, что его называли великим господином.
- Мы были в пути две недели, - оправдывался Морган. – Наша одежда потрепалась.
- Могли бы догадаться взять запасную, - проворчал секретарь. – Дайте послание!
- А мы? – спросил я робко.
- В таком виде я вас к великому господину Викториусу не пущу.
Морган протянул свиток секретарю. Тот взял его и прошёл в кабинет старшего учителя. Вернулся через пару минут, сел за стол и, не смотря в нашу сторону, сказал нам:
- Выйдите в коридор. Ждите там.
В коридоре мы торчали целых два часа, а если точнее – сидели на полу, спинами подпирая стену. Стоять на ногах мы уже просто не могли. Время тянулось так медленно, что мы заснули. Разбудил нас раздраженный голос секретаря:
- Чего разлеглись? Вставайте!
Мы с трудом поднялись на ноги. Секретарь отдал нам свиток пергамента, но уже другой, и сказал:
- Это ответ великого господина Викториуса учителю Эмануилу.
Морган взял у него свиток. Настало молчание. Мы смотрели на секретаря, а секретарь глядел на нас. Потом он не выдержал и сердито произнёс:
- Ну чего стоите? Отправляйтесь к себе в Тигрион.
Я почувствовал, как Морган начинает закипать, в такие моменты у него начинает краснеть лицо.
- Послушай, брат, мы целый день через весь город добирались до вашей Школы. Мы не ели весь день. Скоро настанет ночь, нам негде ночевать, у нас закончились деньги, нам не добраться до Тигриона, если вы нам не поможете…
- А мне-то какое дело до этого?
- Ты не расслышал? Нам нужна ваша помощь.
- Такие вопросы решает только великий господин Викториус.
- Так доложи ему об этом.
- По таким пустякам я великого господина Викториуса беспокоить не стану, - высокомерно отрезал секретарь и скрылся в приёмной, захлопнув за собой дверь.
Вконец ошарашенные таким обращением, мы побрели по коридору. Я сказал Моргану:
- Ты слышал? Он назвал господина Эмануила просто учителем. Не старшим учителем, а просто учителем.
- Слышал, - ответил Морган, погруженный в свои мысли.
- А с нами-то как разговаривал? Высокомерный засранец!
- Ничего в этом удивительного нет.
- Почему? Мы все – братья. Так себя вести Знающему не подобает.
- Это только всё на словах. А на деле иначе. Кто он? Столичный. Кто мы? Провинциалы. Вот он соответственным образом себя так и ведёт. И любой из нас, провинциалов, став столичным, так же поступал бы.
Я возмутился:
- Не говори ерунды! Не отвечай за всех!
- Хорошо. Отвечаю тогда за себя.
- Ты хочешь сказать, что стал бы таким говном, если бы жил в Биргбарде?
- А что тут такого?
Я хотел было возразить, уже разинул рот, но передумал. Возможно, Морган так говорит от обиды.
Мы спускались по лестнице, когда позади нас кто-то воскликнул:
- Друзья, остановитесь!
Мы обернулись. Эти слова произнёс высокий мужчина лет тридцати, крепкого телосложения и с густой бородой.
- Я слышал, что в нашу Школу прибыли посланцы от самого господина Эмануила из Тигриона. Наверное, вы и есть те самые посланцы.
- Да, это мы, - ответил Морган.
Мужчина спустился по лестнице к нам.
- Что же мы стоим? – сказал он. – Приглашаю к себе домой. Бьюсь об заклад, вы голодны и вам негде ночевать.
Так мы встретили господина Аполона, одного из самых грамотных и уважаемых учителей Биргбардской Школы. За ужином он нас расспрашивал о господине Эмануиле, просил передать ему от него низкий поклон, негодовал, когда мы рассказали, как с нами обошёлся секретарь.
- А я догадываюсь, с какой целью господин Эмануил отправил вас двоих к нам, - говорил учитель Аполон. – Спор о празднования Дня Знания. Лично я считаю, что все Школы должны праздновать его одновременно в один день. И решить эту проблему нужно не навязывая всей Корпорации свои предпочтения, как это делает Викториус, а собрав Конференцию, на которую должны приехать представители от всех Школ. И путём всеобщего голосования выбрать день.
Суждения Аполона мне показались мудрыми и обоснованными, он говорил спокойно, готов был слушать и мог убеждать. У него были качества настоящего лидера, за которым могли пойти массы, веря, что сделали правильный выбор. Он накормил нас, уложил в хорошие кровати и дал нам денег на дорогу.
Проснувшись утром, я был очень неприятно удивлён словами Моргана.
- Исаакиус, я принял решение, - сказал он мне. – Я не вернусь в Тигрион. Я остаюсь в Биргбарде.
- О чём ты говоришь? Ты хорошо подумал?
- Очень даже хорошо. Когда мне ещё выпадет случай приехать в Биргбард? А я ведь мечтаю жить здесь! И ты тоже оставайся! Ведь ты тоже мечтаешь жить здесь. Это город нашей с тобой мечты! Или ты забыл об этом?
- Не забыл. Просто наш старший учитель ждёт нас с ответным посланием от Викториуса.
- Да плевать на это послание! О себе подумай. Ты собираешься чахнуть в Тигрионе всю свою жизнь?
- Как это “наплевать”? Как ты можешь так говорить? Вспомни, сколько хорошего нам сделал господин Эмануил!
- Я всё помню. Но моя жизнь – моя. И мне решать, что я должен делать со своей жизнью.
Морган совсем разгорячился. Стоило остановиться, пока мы не наговорили друг-другу грубостей.
- Хорошо, - вздохнул я. – Делай, что хочешь. Но чем ты намерен заняться теперь? Музыкой?
- Пока нет. Попрошу Аполона устроить меня в здешнею Школу. Согласен быть даже простым уборщиком.
Прощаясь, мы крепко обнялись и пообещали всегда помнить о нашей дружбе.
Когда я предстал пред очами старшего учителя Эмануила, он сначала не обратил своего внимание на то обстоятельство, что в Биргбард он отправлял двоих, а вернулся только один. Своё внимание он целиком уделил прочтению ответного послания от Викториуса, а потом в глубокой задумчивости, подпирая правой ладонью свой бородатый подбородок, стал прохаживаться по кабинету.
- Что-то не так? – осмелился я спросить своего наставника.
Господин Эмануил остановился, повернулся ко мне лицом и сказал печальным тоном:
- Я не ожидал, что Викториус так мне ответит, - и потом он усмехнулся. – Старший учитель Биргбардской Школы упрекает меня за то, что я осмелился давать ему советы относительно того, какую позицию ему занимать в споре с северными о Дне Знаний. Мол, это не мои прерогативы, мол, я вообразил себя третейским судьёй.
- Что теперь будет?
- В своём послании к Викториусу я написал, что у нет права отлучать кого-либо, что его поступок вызовет неоднозначную реакцию во всей Корпорации. Я написал ему, что подобные дела решают все Школы сообща, а не один только старший учитель одной Школы. И, похоже… своими словами я затронул его самолюбие… Трудно сказать, мой ученик, что будет дальше. Отлучение Викториуса не имеет никакой силы, северные фактически так и останутся в составе Корпорации. Просто между Биргбардом и Севером прекратится общение, и Викториус будет настойчиво подбивать и уговаривать умников других Школ разорвать отношения с северными. Вот, что плохо, раскол в сообществе Знающих. Мы и так гонимы государством и религиозными культами, а теперь ещё и начнём враждовать друг с другом.
- Неужели никак нельзя поправить ситуацию?
- К мнению старшего учителя Биргбардской Школы прислушиваются довольно много других Школ. И очень сложно спрогнозировать что-либо при таком раскладе дел. Придётся ждать. Время покажет. Ясно только одно: Викториус никого слушать не станет, ему предпочтительней, чтобы его самого слушали.
Тут мой наставник, наконец-таки, заметил, что рядом со мной нет Моргана. Словно предчувствуя что-то недоброе, он нахмурил брови и сказал сурово:
- Помнится мне, что с тобой должен был ехать Морган. Где он? Что с ним?
Голова моя поникла и я виноватым тоном произнёс:
- Он остался в Биргбарде, господин Эмануил.
- Почему? Что за причина?
- Он всегда хотел жить в столице. И когда представился случай, то он… остался там, не захотел обратно в Тигрион.
Господин Эмануил молчал минуты две, потом сел за свой стол и обратился ко мне с такими вот словами:
- Это плохо. Очень плохо. Ты должен был отговорить его. Но ты не сделал этого и в результате наша Школа потеряла подающего надежды Знающего, а ты сам – своего товарища и единственного друга. Ты будешь наказан. Иди.
Меня наказали на целый год. Меня определили в школьную библиотеку помощником библиотекаря Жидана. Мне приходилось в течение этого года днём латать рукописи и книги, а вечером драить полы. Жидан взвалил на меня всю грязную работу, с моим появлением у него появилось гораздо больше свободного времени, которое он расходовал на сон и поглощение еды. Это был стареющий жирный лентяй, очень неприятного и неопрятного вида, вечно вонял потом и грязным носками. Он не был умником, он даже не учился в Школе, его взяли в библиотеку из-за жалости. Когда-то какой-то его дальний родственник из числа умников пристроил его в нашу Школу, а потом благополучно забыл об этом. Но Жидан, как пиявка, вцепился за своё место и не думал отцепляться. Ещё бы! Ведь он, помимо своего жалования, кормился за счёт тех денег, которые платили ему посетители нашей библиотеки за пользование книгами. Слава Великому Учителю, этот год пролетел быстро для меня, и я вернулся к своему наставнику господину Эмануилу.
Конечно, я увидел ещё Моргана, спустя три года в 5399 году, и увидел его в Биргбарде. Туда мы отправились с господином Эмануилом только вдвоём. Дело назревало серьёзное, требовалось участие одного из самых авторитетных умников Корпорации, и в Биргбард мой наставник прибыл по приглашению старшего учителя тамошней Школы господина Крема, который на данный момент очень нуждался в его поддержке.
Еретики… Так называли в Корпорации тех Знающих, которые верили в то, что Великий Учитель явится во второй раз, и это произойдёт в ближайшем будущем. Они не только верили, но и учили других этому. Вера во Второе Явление началась среди некоторых Знающих практически сразу после исчезновения Великого Учителя. Но их всегда было мало, таких старались разубедить и образумить. Почему же вера во Второе Явление опасна, почему большинство Знающих противостоят ей и борются против неё? Дело в том, что верующие во Второе Явление Великого Учителя предполагают, что будет явлено новое, совершенное, Знание, которое по всем параметрам превосходит нынешнее Знание. И раз оно будет явлено, то учиться сейчас бесполезно и бессмысленно, учиться надо тогда, когда произойдёт Второе Явление. Вот что пугает, вот, что самое страшное и безумное в этой вере. Ведь это грозит оскудением и потерей Знания, как такового, если все Знающие уверуют во Второе Явление. Великий Учитель во время своего учительства никогда не говорил о Втором Явлении, нет ни одного свидетельства в пользу этого. В свою очередь еретики приводят, как довод, что Великий Учитель никогда не говорил и о своём исчезновении, но, однако, исчез-таки.
Год назад в Биргбардской Школе появился Знающий по имени Велиус, никто не знал, откуда он, но его приняли в ученики. Спустя какое-то время выяснилось, что он распространяет среди учеников и умников веру во Второе Явление. Его вызвали на педагогический совет Школы и потребовали от него объяснений. Велиус ничего отрицать не стал, признался во всём, но не покаялся, а наоборот, попытался обратить членов педагогического совета в свою веру. Его отчислили из Школы, но было уже поздно, Велиус успел заразить верой во Второе Явление одну четвёртую часть биргбардского сообщества Знающих. Их пришлось тоже отчислить, но они нисколько этим решением не огорчились, стали собираться в тайном месте и требовать устроить в Школе публичный диспут. По этой причине Крем и пригласил моего наставника в Биргбард. Господин Эмануил намеревался своей речью попытаться образумить еретиков и призвать их к раскаянию.
На диспут все собрались в большом классном зале Школы спустя два дня после нашего приезда. Участники сразу разделились на две группы – еретики и Знающие – и встали по обе стороны. Впереди еретиков стоял Велиус – косматый, грузный и грозный. Он сразу взял слово.
- Приветствую тебя, умник Крем, называющий себя старшим учителем Биргбардской Школы! – воскликнул Велиус, подняв правую руку вверх.
Крем прищурился.
- Это почему “называющий себя”? – спросил он. – Меня избрала вся Школа.
- Не говори за всю Школу. Мы, например, очень сожалеем, что проголосовали за тебя.
- Меня избрало большинство.
- Что ж, тогда мы, меньшинство, отказываемся признавать тебя главой Школы.
- Почему?
- А у нас свой глава Школы, свой старший учитель. Атилла, выйди! – зычно крикнул Велиус.
Еретики вытолкнули вперёд человечишку небольшого роста, лысого, морщинистого, который всем своим видом смахивал на мелкого воришку. Его глаза бегали по сторонам, и видно было, что он отчаянно трусит.
- Так-так, - произнёс с насмешливой улыбкой Крем, скрестив свои руки на груди. – Вы где его откопали? Держу пари, в ближайшей пивной забегаловке.
- Не смей оскорблять старшего учителя Школы! – заорал Велиус. – Имей уважение к своему господину!
Крем его проигнорировал. Он продолжал говорить, но теперь обращался к Атилле:
- Я не спрашиваю тебя, из умников ли ты, ибо и так видно, что к нам ты не имеешь никакого отношения. Просто хочу поинтересоваться, ты вообще считаешь себя Знающим?
- Он не только Знающий, и не только из умников, он – старший учитель! – заявил с напором Велиус.
- Ах так? – ирония сквозила в словах Крема. – Раз он старший учитель, то предполагается, что он должен быть самым умным и грамотным в Школе. Я прав?
Велиус молчал. Тогда Крем опять обратился к Атилле:
- Позволь спросить тебя, а знаешь ли ты теорему Декарта? А теорему Герона? Молчишь? Тогда спрошу что-нибудь полегче. Назови мне формулу кислорода. Тоже не знаешь? Как жаль…
- Старший учитель не обязан тебе отвечать! – оборвал его Велиус. – А ты не имеешь право допрашивать его!
Тут наконец в перепалку вступил господин Эмануил. Голос его был спокойный, слова взвешены и продуманы, вид скромный.
- Послушайте все, - начал он так говорить. – Пора прекратить этот цирк. Велиус, помолчи и не позорься, довольно истерик. А ты, Аттила, скажи нам всем истинную причину того, почему ты дерзнул согласиться именоваться старшим учителем? Кто тебя надоумил? Разве ты не понимаешь, что это всё – авантюра чистой воды, от самого начала и до конца. Опомнись, несчастный, тобой пользуются, ты нужен для низких и низменных целей…
И я в это время к своему большому удивлению увидел в толпе еретиков Моргана. Он был коротко подстрижен и одет в школьную форму. Мой наставник говорил, но его слов я больше не слышал, я смотрел на своего друга и старался поймать его взгляд, дабы он тоже в свою очередь заметил моё присутствие. Спустя некоторое время так и случилось, Морган увидел меня, улыбнулся и выразительно кивнул на дверь. Я всё понял, мы вышли из классного зала, и там, в коридоре, крепко обнялись.
- Рад тебя лицезреть, дружище! – искренне обрадовался мне мой друг.
- Я тоже рад, - признался я, но голос мой дрогнул. – Вот только…
- Что?
- Что ты делаешь среди еретиков?
- Я разделяю их убеждения. Разве я не имею право на это?
- Имеешь, конечно. Просто я не ожидал такого…
- Ещё бы! Вы там у себя на периферии оторваны от жизни, вдалеке от всего, ничего не знаете, ничего не видите.
Меня покоробил тон Моргана, он сейчас напоминал мне того секретаря Викториуса, который так презрительно и высокомерно с нами обошёлся. Но я постарался не выдать своих чувств и просто спросил его:
- А Атилла? Кто он вообще такой?
- Да ну его! – отмахнулся Морган. – Невзрачный типчик! Его где-то нашёл Велиус. Он нам нужен на время. Когда добьёмся своего, то избавимся от этой поганки.
- А сейчас он зачем с вами?
- Он у нас что-то вроде зиц-председателя, подставное лицо. Мы платим ему две марки в сутки.
- И он согласился на это?
- Представляешь себе?! Скользкий тип.
Представлял я себе другое совсем. Морган ввязался в сомнительную авантюру с еретиками и с этим самозваным старшим учителем, которого сам же поносит самыми последними словами. Чем же его сманили, какими посулами? Неужели одной только идейностью?
- Ладно, пора возвращаться, - сказал Морган. – Не хочу пропустить диспут. Уверен, что мы ещё увидимся. Кстати, а ты с кем приехал? По какой причине?
- Я здесь с господином Эмануилом.
- Понятно. Ты долго ещё крутиться будешь около него? Пора быть самостоятельным в своих решениях. Ты давно уже не мальчик.
- Дело не в самостоятельности. Я свой выбор сделал.
Морган помолчал, потом улыбнулся, пожал мою руку, открыл дверь и зашёл в классную комнату. Я двинулся вслед за ним. Морган смешался с толпой еретиков, а я встал со своими.
Никакого диспута не происходило, Велиус и Крем кричали друг на друга, и больше всего происходящее напоминало базарную перебранку. Меня кто-то похлопал по плечу. Я повернулся.
- Привет! – сказал Аполон. Рядом с ним стоял мой наставник.
- Рад встрече с вами, господин учитель! - обрадовался я. - Я так надеялся увидеть вас опять здесь!
Господин Эмануил посмотрел сначала на Аполона, потом на меня, и кивнул головой.
- Очень хорошо, что вы знакомы, - выразился он. - Это очень кстати.
- Я не понимаю вас.
- Я сегодня же уезжаю обратно в Тигрион. Здесь я больше не нужен. Крем отстранился от моей помощи. Он надеялся, что я помогу ему морально опустить Велиуса, а у меня получается только увещевать и склонять к перемирию. Им двоим это не надо, на это они никогда не пойдут. Что ж, пусть сами разбираются, как хотят, да вразумит их Знание.
- А как же я?
- А ты остаёшься в Биргбарде. Теперь твой наставник Аполон. Поверь, так нужно. Ему нужен толковый помощник, а самый толковый, на мой взгляд, это ты, Исаакиус. Прошу тебя, пиши мне, пиши о себе, о здешних делах и происшествиях.
- Я понял вас. Я постараюсь вас не подвести.
- Мне очень трудно с тобой расставаться, мой ученик, но мне придётся это сделать, - сказал мой наставник, отвёл в сторону свой взор, а потом быстрым шагом направился к выходу.
Это были последние слова, которые я слышал от знаменитого старшего учителя Тигрионской Школы Эмануила. Но в тот момент я этого, конечно, знать не мог.
- Смотри, как разошлись, - мотнул головой Аполон в сторону. - Прямо-таки бойцовые петухи на рынке.
- На диспут это совсем не похоже.
- А я уже заранее знал, что это всё в безобразие выльется. И знаешь почему?
- Не знаю.
- Крем недавно обмолвился, что не отрицает Второе Явление.
- Как это так? - опешил я от неожиданности.
- А вот так. Обмолвился однажды при всех осторожно: "Возможно, Великий Учитель опять нас посетит. А, может, и нет". Конечно, он не на стороне еретиков, но, получается, что и не против них.
- Полуеретик?
- Выходит, что так. И это мне очень не нравится, - жёстко сказал Аполон. - Как бы это бедой не обернулось для нашей Школы. Но больше всего мне не нравится другое.
- Что именно?
- Посмотри, кто крутится около нашего старшего учителя. Около Крема.
Я посмотрел. Небольшого роста пузатый мужчина лет пятидесяти с козлиной бородкой на подбородке. В перепалку он не вступал, но видно было, что он активным образом на стороне старшего учителя Биргбардской Школы.
- Кто это? – поинтересовался я.
- Сомнительная личность, - ответил Аполон. – В первый же день после своего избрания Крем вызвал его к себе. На следующий день зачислил в Школу. Сделал своим секретарём. А через неделю мы увидели этого типа расхаживающего в учительской мантии. Понимаешь?
- Вроде бы. Насколько я знаю, умника избирает вся Школа.
- Вот именно! Вся Школа! Мы тогда здорово были удивлены, мы подумали, что это он сам напялил учительскую мантию, не имея на то никаких оснований. Разумеется, в тот же день состоялось заседание педагогического совета. И Крем во всеуслышание заявил, что он сам лично присвоил своему секретарю звание учителя.
- Вы не сказали, как его имя.
- Догмат. И до меня дошла информация, что в прошлом он был мошенником и вором. А Крем доверил ему следить за школьной казной.
- Неужели педагогический совет так всё и оставил?
- Почему? Были возражения. Я и ещё несколько учителей сказали, что избрание Догмата произошло вопреки всем правилам Корпорации, ибо старший учитель не может самолично присваивать кому-либо звание умника. Крем в ответ на это притворился обиженным и начал нас укорять. Мол, вы не доверяете своему старшему учителю, мол, вы не уважаете его решения. В общем, он умудрился пристыдить педагогический совет и на том всё кончилось.
- Что Крем нашёл в Догмате? Почему он его приблизил?
- По-моему, два сапога пара, оба – полуеретики. Догмат ходит за Кремом по пятам, выслуживается, шепчет на ухо всё время, этаким советником его заделался. И Крему это очень нравится, он любит такое обращение. По-моему…
- Договаривайте. Что?
- У меня есть серьёзные подозрения. По-моему, Крем хочет сделать Догмата своим преемником.
- Да как же у него получится?! Старшего учителя избирает вся Школа.
- Однако, Догмата избрал один человек, а не вся Школа.
- Но старшего учителя… всё-таки…
- Посмотрим… - задумчиво проговорил Аполон. – Посмотрим… В любом случае, надо быть готовым ко всему… Ладно, идём отсюда, нет никакого интереса на это зрелище глядеть…
Еретикам очень не повезло со своим “старшим учителем”, он их подвёл. Через два дня после диспута, получив причитающиеся ему деньги, Атилла на радостях напился в кабаке до невменяемости, да так напился, что его полностью обобрали и, вдобавок, сильно избили. Несчастный и жалкий, он на следующее утро появился в Школе и публично у всех стал просить прощение и каяться. Велиус понял, что опозорился и поспешил скрыться в неизвестном направлении, а его приспешники, оставшись без своего предводителя, приутихли и не больше не смели показываться в Школе. Атиллу, конечно, простили, сделали даже учеником.
Меня приняли в Биргбардскую Школу довольно через очень короткое время и я стал ассистентом учителя Аполона. Он стал меня обучать педагогике, а я редактировал его конспекты. Через пять лет он сказал, что я вполне повзрослел для более серьёзных дел и на очередном заседании педагогического совета выставил мою кандидатуру в умники. Старший учитель Крем был недоволен.
- Сначала ты должен был порекомендовать своего воспитанника мне лично, - попенял он Аполону. – И, если бы я одобрил его кандидатуру, то тогда можно было её предлагать на совете.
- Скажи мне, с каких это пор старший учитель одобряет кандидатуру лично? – не побоялся возразить ему Аполон.
Крем не вступил в полемику, он тогда промолчал. В свою очередь педагогический совет одобрил мою кандидатуру, а на следующий день на всеобщем школьном собрании меня избрали учителем. Но после этого инцидента отношения Крема и Аполона обострились до предела. Всё это сказывалось на всей Школе, ученики и умники словно разделились на два лагеря – одни поддерживали Аполона, другие во всём соглашались с Кремом. Аполон был более популярен и принимаем, но Крем являлся старшим учителем Школы и мог при случае прибегнуть к своему должностному статусу, чтобы навязать всем свои решения. Открытой вражды не было, но было понятно, да и чувствовалось, что скоро настанет её черед. Налицо были все признаки.
В самом начале 5415-го года Крем неожиданно созвал педагогический совет и попытался на нём обязать всех его членов пообещать, практически дать чуть ли не клятву, что после его, Крема, отставки или смерти назначить старшим учителем Догмата. Это прозвучало как гром среди ясного неба, члены педагогического совета были шокированы. Некоторые, не смея отказать Крему, начали мямлить что-то невразумительное, но Аполон выступил резко и решительно.
- Это против всех правил Корпорации, - запротестовал он. – Кто станет старшим учителем после тебя – решит вся Школа на выборах.
- Разумеется, это так, - примирительно согласился Крем, но голос его отдавал лживостью и скрытой злобой. – И Школа выберет достойного кандидата… я надеюсь.
После заседания педагогического совета стало ясно, что Крем решит-таки добиться своего. Он начал вызывать в свой кабинет по одиночке каждого умника и ученика, включая сторонников Аполона, беседовать с каждым по несколько часов, что-то обещать, чем-то запугивать. Сам Аполон на это никак не реагировал, он полагался на честь и совесть всей биргбардской Школы. Крем через два года скончался, состоялись выборы и большинством голосов в должности старшего учителя был утверждён Догмат. К моему удивлению за Догмата проголосовала половина сторонников Аполона, которые совсем недавно стояли за него горой и выражали своё недовольство политикой Крема, а самого Догмата откровенно презирали. На следующий день после своего избрания Догмат созвал педагогический совет и выступил с предложением вывести Аполона из числа преподавателей и назначить библиотекарем Школы.
- Кто как не наш дорогой друг и брат Аполон достоин этой должности, - елейным голосом вещал новоиспечённый старший учитель. – Человек, достойным образом проявивший себя на стези познания и распространения Знания. Заслуживший доверия, имеющий опыт и авторитет. Только наш брат Аполон и никто более!
Члены педагогического совета молчали, никто не голосовал, все понимали, что назначение на должность библиотекаря такого умника, как Аполон, является сильным понижением в статусе и, откровенно говоря, проявлением личной мести по отношению к нему. Молчал и Аполон, склонив голову, сдерживая себя и что-то явно обдумывая. Потом он встал и сказал громко:
- Голосовать не надо. Я согласен.
И сразу после этих своих слов он вышел из комнаты заседания.
Я, честно говоря, не ожидал от своего наставника такого поступка, я подумал, что он пал духом и просто сдался. После заседания я спросил его:
- Что произошло, учитель? С вами всё в порядке?
Аполон положил свою руку мне на плечо и ответил:
- В порядке. Поверь, всё идёт как надо.
Разумеется, став библиотекарем и потеряв право преподавания, Аполон был автоматически выведен из состава педагогического совета, хотя и оставался в звании умника. Таким вот ударом Догмат рассчитывал основательно поколебать позиции Аполона, лишить его права голоса, дать понять сторонникам Аполона, что теперь их лидер практически бессилен. Ничего, однако, такого не случилось, Догмат сильно ошибся, понижение в статусе вызвало к Аполону сильное сочувствие, вся Школа осудила старшего учителя, а сторонников Аполона стало больше.
Догмат взялся преподавать историю Знания и на своих уроках стал говорить ученикам о том, что относительно Второго Явления нельзя дать однозначного ответа, нельзя соглашаться с еретиками, но нельзя и отрицать вероятность второго прихода Великого Учителя. По словам Догмата ни один из Знающих об этом ничего не знает. В ответ Аполон стал устраивать в библиотеке собрания, на которые приходили ученики и умники в большом количестве, начал порицать Догмата за его взгляды и публично вслух называть его еретиком. Старший учитель был вне себя от ярости, но понимал, что смутил своими речами всю Школу, и поэтому принять меры против Аполона никак не мог, он подставил сам себя под удар.
Далее Догмат стал поступать ещё опрометчивей. Он принялся принимать обратно в ряды общины биргбардских Знающих еретиков и отступников, сам, один, не совещаясь с педагогическим советом. Кто такие еретики, я уже вам поведал, а вот про отступников… В периоды особенно жестоких гонений на Корпорацию некоторые из числа Знающих не выдерживали такого жизненного испытания и отрекались от Знания. Более того, были среди них и такие, которые рассказывали имперским властям о месторасположение Школ, отдавали книги, сдавали своих бывших собратьев, ходили в храмы и в знак лояльности признавали Верховного Вождя живым божеством. Вот их-то Догмат стал принимать обратно в Школу вместе с еретиками. И делал это довольно просто. Раскаявшемуся надо было принести в его кабинет определённое денежное пожертвование и после этого он получал официальное прощение. Вследствие этого еретики и отступники приходили толпами и их всех нам приходилось принимать. Это вызвало ещё большое смущение, Аполон отреагировал на этот раз жестко. Он обвинил Догмата взяточником и еретиком, вместе со своими сторонниками (это чуть ли не половина биргбардской Школы) отделился, устроил выборы нового старшего учителя, на которых, конечно, выбрали его. Я не мог остаться в стороне, я поддержал своего наставника, поддержал не потому, что он мой наставник, а по правде и по совести. Я не питал к Догмату симпатий, мне не нравилась его политика в отношении еретиков и отступников, я считал её неправильной. И как человек он мне тоже не нравился, и это было самое главное для меня.
Школа разделилась на две школы, находясь, однако, в одних и тех же помещениях. Мы соседствовали в аудиториях друг с другом, но каждый подчинялся только своему старшему учителю, ведь их теперь было двое. До побоищ дело не доходило, но ссоры и стычки иногда происходили, и нередко устраивались диспуты.
Аполон сделал меня своим секретарём и помощником. Он начал составлять Энциклопедию Знания, и этот труд растянулся на годы. Наставник привлекал и меня тоже к составлению Энциклопедии, чему я был очень рад. Своего бывшего наставника, Эмануила Тигрионского, я никогда не забывал, мы часто переписывались. Он умер задолго до раскола, я тогда ещё и умником даже не был.
Нередко вспоминал я и Моргана. Я надеялся, что он вернётся в Школу в числе раскаявшихся, но этого не случилось. Он словно канул в небытие, о нём никто ничего не знал и никто его не видел.
Догмат скончался в 5423 году, он пал жертвою своего сребролюбия. Прельстившись большим денежным гонораром, он начал преподавать Знание племяннику самого губернатора Биргбарда. Об этом стало известно очень скоро всему высшему свету имперской аристократии и, естественно, самому губернатору, убежденному почитателю божественного культа Верховного Вождя, который пришёл в неописуемую ярость. Своего племянника он немедленно отправил в глухую провинцию служить мелким чиновником в захудалом ведомстве, а Догмата приказал схватить и доставить в магистрат. Суд был недолгий, Догмата обвинили во всех грехах рода человеческого, страшно и долго пытали, а потом предали казни, отдав на съедение диким животным. Его сторонники не примирились с Аполоном, хотя он попытался это сделать, они не признали его старшим учителем, они выбрали для себя нового руководителя.
В следующем году случились важные события в истории Корпорации. Школы в Биргбарде, Тигрионе, Салиме, Эле и Карфаксе преобразовались в Университеты, а взамен их появились новые Школы в этих городах. Например, в Биргбарде возникло сразу три Школы. Самые грамотные и хорошие учители стали профессорами и начали преподавать в Университетах. Школы автоматически стали подчиняться Университетам, должность школьного библиотекаря была упразднена, школьной библиотекой теперь должен был заведовать кто-нибудь из числа школьных учителей. Должность университетского библиотекаря спустя очень короткое время превратилась в звание. Таким образом, в сообществе Знающих теперь было три категории умников: учители, профессоры и библиотекари. Приём в категорию умников приобрёл сакральный характер и стал называться термином “возведение”. Одним за другим и в остальных городах Биргбардской Империи Школы стали преобразовываться в Университеты, а вместо них начали появляться новые Школы. Время для нас, Знающих, было спокойное и благодатное, Империей правил Верховный Вождь Алекс Добрый, правитель справедливый и честный, для него все жители государства, в том числе и мы тоже, являлись его поданными, о которых ему надо было заботиться, никого не выделяя и никого не ущемляя.
С первых же лет после таких изменений в Корпорации библиотекари стали приобретать среди умников особый статус в силу финансовых причин и начали возвышаться, оказывая влияние на всё сообщество Знающих. Так как Аполон ещё до раскола биргбардской общины был назначен школьным библиотекарем, то после раскола он им и оставался тоже. После преобразование Школы в Университет Аполон, будучи ещё и учителем так же, стал не только профессором, но и автоматически университетским библиотекарем. Это не понравилось бывшим сторонникам Крема, они своего лидера тоже возвели в звание университетского библиотекаря. Опять возникло разделение, два библиотекаря в одной Библиотеке, две доминирующие личности в одном Университете.
Время неумолимо, оно сметает и возводит, разрушает и строит, увечит и врачует, даёт и забирает. И ещё время всегда разное. В одни периоды его царит спокойствие и стабильность, в другие – страх, распад, зло и жестокость становятся господами суетного мира сего. Нельзя с уверенностью и точностью сказать, что будет с нами завтра, ведь именно завтра может случиться всё, что угодно. Такова закономерность этого измерения, этой определяющей составной, этого присутствия, имя которого – время.
Корпорация в Великой Биргбардской Империи абсолютно бесправна, она может стать игрушкой в руках капризного ребёнка, вознамерившегося её сломать. Религиозные структуры и государственные власти ведут себя по отношению к Знающим весьма непредсказуемо, положение наше часто зависит от личных пристрастий Верховных Вождей. Сегодня, допустим, нам дают отдышаться и набраться сил, а завтра начнут терзать и гнать всевозможными способами. И поэтому вольно-невольно начинаешь бояться этого “завтра”…
В 5433 году трон Верховного Вождя Великой Биргбардской Империи узурпировал Гладиатор, убив своего предшественника Алекса Доброго. Гладиатор был невежественным и суеверным человеком, он не умел читать и писать, он вёл себя как последняя деревенщина, но его любила армия, она его обожала, солдаты считали его своим. Именно это обстоятельство и сподвигнуло его решиться составить заговор. Спустя месяц после коронации в Биргбарде, царе городов, случилось ужасное землетрясение, и Гладиатор, страдая от жуткого похмелья, со страху подумал, что это боги разгневались на него за то, что он собственноручно заколол любимого всеми законного Верховного Вождя. Он надел на себя грязное рубище, во главе процессии своих придворных и охранников заявился в храм бога войны Диаволо и повелел принести в жертву большое количество домашнего скота. После такого щедрого жертвоприношения верховный жрец бога войны успокоил узурпатора, он сказал, что боги гневаются на него не за то, что он достойным образом взошёл на престол, имея на то полное право, а гневаются боги на него за то, что он позволяет этим мерзким и гнусным Знающим существовать под солнцем и марать своим присутствием землю, оскорбляя тем самым самих богов. Тиран заметно повеселел, поблагодарил служителя бога войны и пообещал исправить эту ситуацию. И началось…
Я и Аполон были в Библиотеке, перебирали архив, когда к нам вбежал профессор Истадиус. Губы его тряслись от страха, зрачки были расширены, он закричал нам:
- Братья, беда! Отряд имперских солдат! Они в Университете! Арестовывают всех подряд на своём пути!
Аполон нахмурился, а я побледнел от страха. Еле дыша, я обратился к своему наставнику:
- Мой мастер, вам надо… немедленно бежать…
Аполон покачал головой. Он был не просто спокоен, он был решителен и готовый к любым действиям.
- Нет, - сказал он.
Он подошёл к столу, что-то написал на маленьком куске пергамента, поставил свою печать, а потом вручил этот пергамент мне.
- Нет, - повторил Аполон и продолжил: - Побежишь ты. С этим вот пергаментом.
Я удивился:
- Куда, мой мастер?
- В Карфакс. К библиотекарю Корвину. Ты, конечно, много слышал о нём.
- Да. Его сравнивают с покойным Эмануилом Тигрионским.
- Сравнивают. Найди его и покажи ему этот пергамент. И он пригреет тебя.
- Почему я должен бежать? Я хочу быть рядом с вами.
- Я – твой наставник. Ты должен слушаться меня.
- А я – ваш ученик. И останусь им до конца.
Аполон пристально посмотрел на меня, его глаза заглянули глубоко мне в душу. Он подошёл к камину и бросил пергамент в огонь. Опять посмотрел на меня.
- Пошли, - сказал он.
Мы вышли из Библиотеки и быстро зашагали по коридору Университета. Истадиус за нами не пошёл, скорее всего, он начал искать, где бы ему укрыться среди рукописей и манускриптов. А нас довольно скоро схватили имперские солдаты и арестовали.
Тюремная камера была очень маленькая, а нас было человек тридцать. Сырые стены, холодный пол, высокий потолок и крохотное круглое отверстие, через которое в камеру проникали жиденькие лучики солнца. Когда наступала беспросветная темень и не было видно этого отверстия, нам становилось понятно, что наступила ночь. Находились среди нас такие, которые пытались считать дни и ночи, складывая их в сутки, но я не видел в этом никакого смысла, время теперь не имело никакого значения. Что толку в этом времени? Его подсчёт не спасёт нас от смерти. Нам давали еду - засохший плесневелый хлеб и грязная вода - один раз в сутки, мы мучались от голода и жажды. Мы мочились и испражнялись в небольшую яму в углу тюремной камеры, мы задыхались от нестерпимой вони и смрада. Переодически приходили тюремщики и уводили двоих или троих из нас, и больше мы их не видели. И никто из нас не гадал, куда их увели и зачем, всё было и так ясно без всяких слов. Каждый ждал своей участи, но вот когда наступит её черед - никто не знал. Я старался не думать о смерти, о муках, которые ждали меня впереди, я старался занять себя чем-то полезным. Я вспоминал свою жизнь, уроки наставников, свои лекции, я старался вспоминать только хорошее и очень нужное мне. Только таким вот образом мне удавалось обороняться от страха перед грядущим.
За мной пришли, когда я остался совсем один. Меня привели в комнату, которая тоже была похожа на камеру, и усадили на стул. Помещение освещалось факелами и свечами, передо мной находился стол, заваленный исписанными листами бумаги и свитками пергамента. Допрашивающих было двое. Один - сидел за столом и строчил, записывая мои ответы, другой - стоял позади, был закутан в плащ, капюшон скрывал его лицо. Тот, который сидел за столом, вёл допрос, а второй молчал.
- Как тебя звать-то, гнида учёная?
- Не знаю, к кому ты обращаешься. Я не гнида.
- Молчать! Отвечай на вопрос!
- Исаакиус Абдул.
- Родом откуда?
- Деревня Жюбрен, провинция Авалон.
- Кто надоумил тебя заняться антигосударственной деятельностью?
- Я никогда не занимался антигосударственной деятельностью.
- Хорошо, так и запишем... арестованный отказывается отвечать на вопрос... тебе же хуже.
- ...
- Как попал в Биргбард?
- Стечение обстоятельств.
- Каких именно?
- Личных.
Человек за столом бросил перо и поднял на меня глаза. В них читалась ирония, презрение ко мне, нескрываемое превосходство и удовольствие.
- Ты, грамотей, думаешь, наверное, что подвиг совершаешь, - сказал он. - Мол, ничего не скажу, никого не выдам, идите вы все в жопу, умру героем. А вот хрен тебе! Героем ты не умрёшь, умрёшь ты, завывая и корчась от боли, на коленях стоять будешь передо мной и молить будешь, чтобы прикончили тебя поскорее. И знаешь, как это произойдёт? Довольно прозаически, я тебе скажу, даже воображение напрягать не стоит. Первым делом я прикажу растянуть тебя на все четыре стороны и поджарить на огне твои яйца. Потом я лично сам загоню иголки тебе под ногти пальцев рук и ног. Потом...
- Хватит, - раздался знакомый мне голос. Это был голос второго допрашивающего.
Сидящий за столом повернул к нему свою голову. Второй продолжил:
- Уйдите все. Оставьте нас одних.
Наверное, этот приказ показался сидящему за столом и двум тюремщикам немного странноватым, но они поспешили его выполнить, не задавая при этом каких-либо вопросов. Когда мы остались одни, человек в плаще откинул капюшон. Я вздрогнул. Морган, постаревший и поседевший, лицо в морщинах, глаза жёсткие, не мигающие, пронизывающие. Морган... Это был он.
Мы молчали, наверное, минуты две. Первый заговорил он.
- Удивлён? - спросил он.
- Если честно, то - да. И очень сильно, - выдавил я из себя эти слова.
Морган усмехнулся.
- Позволь спросить, а почему?
- Да как сказать... С тех пор, как ты исчез, я много раз задавался вопросом, где ты и как ты поживаешь. Мечтал встретиться и поговорить с тобой. Но, конечно, не при таких обстоятельствах. Мне почему-то думалось, что рано или поздно ты вернёшься в Корпорацию. А ты...
- А я вместо этого стал имперским следователем по особо важным делам.
- В список этих особо важных дел входит преследование Знающих?
- Я блюду государственные интересы. Я никого не преследую. Я пресекаю всякое зло, всё, что вредит обществу.
- Я для тебя зло?
- Выходит, что так.
- Жаль... Я думал, что мы друзья... А оказывается - враги.
- И мне жаль.
- А почему я для тебя зло?
- Не только для меня. Для всей Империи. Доказать?
- Давай.
- Ты ходишь в храмы, приносишь жертвоприношения?
- Не хожу. Богов не существует.
- Ты почитаешь Верховного Вождя, как бога?
- Нет. Он просто руководитель государства. Человек не может быть богом.
- Ну вот, ты сам признался, что являешься злом для государственной власти и общества Империи. А я представляю государственную власть и общество Империи. И, выходит, ты - зло и для меня.
- Ты сильно изменился.
- Для меня это не имеет никакого значения.
- Когда-то ты верил в Знание. Мы учились в одной Школе, нас воспитывал один наставник, наши мечты были так схожи, мы думали почти об одном и том же, мы были, как братья... Как же так получилось, что мы теперь... не братья?
- Прошло много времени. Я расстался со своими иллюзиями, ты же укрепился в своих.
- Почему же Знание - это иллюзия?
- Я не про Знание. Я про жизнь.
- Не понимаю.
- И не поймёшь. Ты - идеалист. Жизнь готов положить за идею. Я научился быть реалистом. И вижу, сколько много идей в этом мире. Но жизнь моя - одна. И она - моя. И она мне ближе и дороже всех идей.
- А я...
- А ты и такие, как ты, мутят воду. Будят спящего дракона. Морочат головы, рассказывают сказки. Скажи мне, бывший друг, сколько Знающих пошли на смерть ради Знания? Тысячи! А ведь могли бы жить да жить.
- Ну, во-первых, не пошли. Это...
- Молчи! Не заговаривай мне зубы! Я был одним из вас, видел и знаю всё про вас. Ваши идеи, кроме мук и смерти, тем погибшим ничего не дали.
- Морган, ты хоть понимаешь, что несёшь полную околесицу?
Морган грозно надвинулся на меня.
- Ты в моей власти! - закричал он. - Не смей меня оскорблять!
Я попытался улыбнуться.
- Ты властен убить меня? Что ж... Принимайся за дело, бывший друг.
Морган позвонил в колокольчик. В помещение вошли тюремщики.
- Завтра ты будешь казнён, - сказал мне Морган. - Сначала тебе отрубят руки, потом ноги. По очереди. И напоследок голову.
И он приказал тюремщикам:
- В камеру его!
Я был в полной темноте и меня одолевали печальные мысли.
Где-то в одной книге (название и автора не помню уже) много лет назад я прочитал возвышенные строки о дружбе. Эти строки заверяли читателя, что настоящая дружба - на всю жизнь, а тем людям, которые отрицают такой постулат, не надо верить. Мне уже за шестьдесят и я уже давно понял, что дружить умеют только дети, юнцы и совсем молодые люди. Потом друзья становятся просто приятелями и хорошими знакомыми, интересы которых иногда порой совпадают. Но бывает и так, что жизненные дорожки друзей расходятся и у них ничего общего не остаётся. А бывает ещё и так, как в моём случае с Морганом...
Не знаю, сколько я пробыл в одиночестве в маленькой смрадной камере, но пришло время и за мной пришли. Меня вывели в тюремный двор, было раннее утро, солнце едва начинало всходить. Меня затолкали в закрытую повозку, я молчал и не сопротивлялся, всё это было бессмысленно. Потом повозка тронулась.
Ехали долго. Я думал о жизни и о смерти, я нередко думал об этом и раньше, но сейчас эти мысли были более серьёзными и более близкими мне. Конечно, я хотел жить, смерть меня страшила и ужасала, дух мой колебался, но просить пощады у притеснителей и палачей я не мог и не хотел. И не по причине гордости, а по совести, я не мог предать Корпорацию и Знание, я должен стоять до конца.
Повозка остановилась.
Дверцу открыли.
Я вылез из повозки.
Морган. Он был один, стоял напротив меня.
- Ты решил сам поработать палачом? - усмехнулся я.
Он ничего не сказал в ответ. Он взобрался на козлы, гикнул лошадям и повозка тронулась. Она удалялась от меня, я же глядел ей вслед, пока она не превратилась в маленькую точку, а потом и вовсе исчезла.
Вот оно как... Что-то в теперешнем Моргане, значит, осталось от того Моргана, которого я знал когда-то. Сердце его не до конца зачерствело, а в душе остались светлые пробелы. Но что теперь с ним будет? Ведь он отпустил на волю государственного преступника, исчезновение которого просто так не скроешь. Его могут арестовать и даже предать смерти. Но... Наверное, он понимал, что делал, на что шёл.
А мне надо идти. Впереди долгий путь. Необходимо добраться до Карфакса и..."
На этих словах рукопись Исаакиуса Абдула обрывалась, интересное повествование, но - увы - целиком оно не дошло до наших дней. Зато оно достаточно достоверно и подробно рассказывает о начале возвышения Великой Биргбардской Библиотеки словами очевидца, устами тех древних лет...