Язык

Виктор Цененко
Когда мир, причудливый и дружелюбный, вдруг предложит тебе пососать его язык, тут главное помнить, что миру этому очень и очень много лет, путь его был непрост, растили его не одни лишь разумные и добрые люди… Чего он только не повидал! Публика будет по-разному толковать такую внезапную причуду. А делать выводы придется именно тебе, дружок, это, внезапно, твой выход.


Если ты, в слезах и ярости, оттолкнешь его, развернешься и побежишь куда-то прочь… И, если тебе потом еще хоть раз повезет – ты увидишь, что ты никуда не ушел – стоишь на том же самом месте, подле мира. Если не повезет – так и будешь думать, что освободился или идешь к освобождению от него. И тебе будет душно при любом, даже самом маленьком напоминании, что это неправда.


Понимаешь, старина мир не так прост. Впрочем, как и ты. Ты без него как лодка без воды. Стоит ли разочаровываться в нём? Если разобраться в самом слове – когда ты разочаровываешься, ты вдруг понимаешь, что был чем-то очарован, верно? То есть, заколдован, одурманен, видел что-то с определенной точки зрения. Очаровываться можно картинками природы в телефоне, красотой женщин. Хотя и это нужно делать умеючи, не забывая, что иногда ты смотришь картинки природы, переходя дорогу. То же и с женщинами. Или наоборот. Но очаровываться, значит не видеть обескураживающей, порой невыносимой, неоднозначности, а видеть только одну, предпочитаемую сторону. Думал он добрый дедушка? Вот тебе язык. Думал он плохой? И тебе язык. Чары спадают, и ты понимаешь, что они, чары, БЫЛИ, а теперь их нет. Кто был очарован? Ты. Это мир тебя очаровывал или ты сам себя? Стоит ли разочаровываться в нем? Стоит очнуться. Это тот самый миг.


Да, отойди от старика, но недалеко. И вежливо. Как раз на то расстояние, которое позволяет одновременно и наблюдать, и действовать. Смотри внимательно, как всё устроено. Как всё противоречиво. Как буднично и как пышно. Для этого дела не нужно искать общества мудрецов (если, разумеется, ты не готов к тому, что и они предложат тебя, рано или поздно, язык) и даже самому не придется быть особенно мудрым. Просто будь и поглядывай – за собой и этим веселым стариком. Будь на невидимом расстоянии от него. Вот он такой, а вот – уже другой. А на самом деле он всегда и такой, и такой, и такой. И для тебя это уже не новость, правда? Это просто ты и это просто старина мир. Каждому из вас есть, чем заняться.


И да, по возможности, делай что-то хорошее. Или хотя бы не гадь. Хотя бы мусор под ноги не бросай. Хотя бы зубы чисть. По мере сил. А если сил твоих внезапно станет много и возможности делать хорошее возрастут – постарайся хоть, чтобы получилось поменьше обиженных, обделенных и убитых, когда будет воцаряться твой добрый нрав.


Глядишь, однажды, увешанный наградами и окованный золотом почёта, с миллионом глаз, направленных в твой рот, ты вдруг удивишься своим словам, когда предложишь какому-то юнцу пососать твой язык. А возможно, ты даже не удивишься этим словам. Но будут удивляться другие. И тогда те, кому только предстоит познавать мир, те, кому немного повезло, вдруг поймут, что там у тебя просто рот, как и у них, и им стоит обратить внимание на что-то в себе. Иные же будут тыкать в тебя пальцами, проклиная или оправдывая, обсуждая твой язык, твое наследие, твою статус. Ну а ты? А ты отправишься смотреть закат – такой сероватый, такой старый, еще более старый, чем ты, и думать – неужели снова что-то приходится понять об этом мире? И неужели небо лишь спит над нашими головами и больше ничего, до самого конца? Или станешь размышлять о чем-то другом, об ужине, например.


ЦВ