Счастливые твои родители. Непридуманная история

               
                "...Товарищ, товарищ, болять мои раны
                Болять мои раны в глыбоке
                Одна вже заживает, другая нарывает
                А третия застряла у в боке…

                …За що же ж мы боролись, за що же ж мы страждали?
                За що ж мы проливали нашу кровь?
                Они же там пирують, они же там гуляють
                А мы же, подавай им сыновьёв!»
                (Народная песня)


Случай этот мне запомнился, возможно, по тому, что был довольно громким. А может причина и в другом? Судите сами...

1985 год.
Зовут меня Татьяна Воробьёва, в тот год мне исполнилось 17 лет. Я тогда заканчивала фельдшерское отделение медицинского училища в моём родном Ленинграде, и была послана на практику в Карелию, в небольшой посёлок. Всё что я знала о том месте, что когда-то это была Финляндия. В Финскую войну мы забрали этот кусок, присоединив к СССР.

Встретили меня в местном медпункте очень радушно и даже предоставили для проживания отдельную комнату на первом этаже в деревянном многоквартирном, двухэтажном доме. Местные его называли бараком.  Моя комната, с печкой в углу и двумя столбами – подпорками посредине, была довольно просторной. Из мебели имелось: кровать железная, шкаф небольшой, фанерный, как в заводской раздевалке, стол, и тумбочка с чёрно белым телевизором на ней.

Работа мне нравилась, а вот вечерами было деваться совершенно некуда, так что проводила их за книгами или смотрела телевизор.

Случилось это 10 ноября, как раз в день милиции.

Вечер. По телевизору идёт праздничный концерт. Поёт что-то патриотическое (ещё живой) Кобзон. Винокур рассказывает со сцены монолог про тёщу. Народ в погонах, сидящий в зале, хлопает, радуется.

И тут, прямо над моей головой, в комнате соседей сверху, раздаётся громкий хлопок, словно взорвалось что-то. Двери в бараке захлопали, послышался топот бегущих по лестнице людей. Я, схватив аптечку, побежала наверх.

Когда я протиснулась в комнату через стоящих у входа соседей, то увидела такую картину...
На табуретке, посреди комнаты, опершись спиной на подпирающий потолок, деревянный столб, сидит Василий Петрович Нестеров, жилец той комнаты, его рука в крови. Кровь и на виске. Жена его, Анастасия Фёдоровна, вытирая слёзы, спрашивала, почему-то не у мужа, а у, прибежавших на помощь, соседей:
- Что же ты наделал? Что же ты наделал? Юрку-то нашего всё равно уж не вернёшь.

На полу, перед Василием Петровичем, лежал на боку телевизор, вместо экрана зияла дыра. Кто-то за моей спиной сказал, что Василий сбросил телевизор на пол, от удара взорвалась большая лампа-экран.

А Нестеров, сидя на стуле, качаясь вперёд назад, повторял одно и то же:
- Как же они, су.., могут петь и веселиться, когда наших мальчиков в эту минуту убивают на войне? За что они так с нашими детьми? Совсем же недавно мы тут гуляли проводы нашего Юрки в армию. В военкомате же мне обещали, что наших ребят не пошлют в Афган. А теперь он уже убит. За что они с нами так? Что мы им сделали? Что нам сделали эти афганцы?

Кто-то из соседей высказался, мол, нужно бы вызвать скорую. Я им возразила, что как медсестра и почти фельдшер, сама могу осмотреть раны и при необходимости, вызвать карету скорой помощи. И, что теперь все лишние должны покинуть комнату.

Я подошла к Василию Петровичу, осмотрела его раны. Рана на руке была не глубокая, а на виске раны вообще не было, очевидно, он просто запачканной кровью рукой дотронулся до головы. Я обработала рану и наложила повязку.

Нестеров, вместо слов благодарности произнёс:
- Счастливые твои родители, что у них дочь, тебя у них не отберут на ненужную войну. А как мы с Настей радовались, когда у нас родился сын. Как же мы берегли наше счастье. Доченька, да ты меня не нюхай, не пил я сегодня вовсе. А я ведь воевал ещё в Великую Отечественную и орден имею и медали.

Сказав это, Василий Петрович, махнул рукой и грязно выругался…

Фото взял из интернета.