Фрагмент из романа "Милосердие"
31 марта 1917 год. Страстна;я пятница.
И нынешний день обещал быть нелёгким. К трём часам Беляев почувствовал себя худо, беспокоил желудок и важнейшие богослужения Великой Пятницы давались ему нелегко. По завершению Выноса Плащаницы и Чина Погребения Афанасий Иванович удалился в свою комнату. Добравшись до кресла, долго сидел в недвижении, пока не почуял близкое дыхание. Открыв глаза, увидел стоящего перед ним протодиакона с небольшой чашей:
— Прими, Афанасий Иванович, полегчает, — Николай поднёс ему серебряный потир, где на дне плескалось церковное вино:
Отпив пару глотков, Беляев благодарно кивнул и почти сразу задремал. Очнулся от лёгкого покашливания Оамера. Почувствовав себя намного лучше, поспешил встать. Подойдя к столику, надел поверх рясы епитрахиль, взял в руки крест и Евангелие, и за скороходом, указывающим путь, отправился наверх в комнаты детей. В знак почтения Оамер провёл его через все детские помещения. Удивительные, по-христиански убранные комнаты Великих Княжен приятно поразили его, поскольку вся их обстановка представляла собой невинное, не знающее житейской грязи, чистое, непорочное детство. У каждой Княжны в углу комнаты был устроен настоящий иконостас, наполненный множеством икон разных размеров с изображением особенно чтимых святых угодников. Пред иконостасом стоял складной аналой, покрытый пеле;ной в виде полотенца, на котором размещались молитвенники и богослужебные книги, а также святое Евангелие и крест. Окинув на прощание взглядом развешанные по стенам иконки, недорогие гравюры и фотографии на религиозные темы, Афанасий Иванович последовал за скороходом.
Для выслушивания молитв перед исповедью все четверо ожидали духовника в последней комнате. Поприветствовав его, они встали в очередь. Завершив положенную молитву, протоиерей подошёл к лежащей на кровати Ольге Николаевне. Низко склонившись, он вполголоса приступил к Чинопоследованию исповеди:
— Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…
По окончании перечисления своих грехов, Ольга попросила прощения у Господа и насколько позволяли силы, склонила голову для прочтения священником разрешительной молитвы. Поцеловав крест и Евангелие, взяла благословение у отца Афанасия и только затем устало откинулась на подушки.
Наступила очередь Марии, которая полулежала в большом кресле, затем и Анастасии. Всё это, в общем-то, недолгое время Алексей тихо сидел в креслах, не допуская слушания чужих исповедей и как наставляла его Матушка, пытался избегать сторонних мыслей. Судя по напряжённому виду, как заметил подошедший к нему протоиерей, он теперь старательно вспоминал свои грехи, по-видимому, с целью более полного их изложения на исповеди.
С тоской и болью вглядывался Афанасий Иванович в чистое, открытое мальчишеское лицо, обрамлённое тёмными волосами, отливающими бронзой. На него доверчиво взирали удивительные большие голубовато-серые глаза. Склонившись к Цесаревичу, он вполголоса приступил к Чинопоследованию исповеди:
— Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…
Алексей сильно волновался, но просить священника задавать наводящие вопросы, как видно, не желал. Склонив голову перед крестом и Евангелием, едва слишно, он понялся перечислять свои грехи, которых оказалось просто уйма:
— ... Также до недавнего времени арапам нашим досаждал, стократ за день проходил мимо, а они передо мной открывали и закрывали двери.
Алексей потупился на мгновение:
— Воровал кукол у сестёр... У знакомого офицера девочки были, носил ему в казарму для них, — глаза его смотрели не по-детски серьезно, — А ещё зависть гложет. Анастасия может по деревьям лазить, как мальчишка, а мне нельзя...
Тяжело вздохнув, Алексей напоследок выдавил то, что очевидно, наиболее угнетало его:
— В прошлом году на фронте вчистую проигрался в карты... Мама; обманул, — горячо шептал Цесаревич духовнику на ухо , — До сих пор лживое письмо стоит перед глазами:
"Моя дорогая душа, любимая, драгоценная Мама. У нас тепло. Содержание! Умоляю тебя!!! Нечего есть! Нет удачи и в "Naine Jaune"! Скоро продам свою одежду, книги и в конце умру с голоду. Целую Твою руку!!! Целую тебя многократно, храни тебя Бог! Алексей"
Юный "грешник" приложился к кресту, затем к Евангелие и покорно дожидался благословения.
— Вижу твоё искреннее раскаяние, сын мой и твёрдое намерение больше не повторять исповеданных грехов, — насилу удерживая слёзы, Афанасий Иванович расстроганно погладил мальчика по голове и низко склонившись, поцеловал в лоб.
Безмерная усталость одолевала священника. Он едва шёл и на ходу всё промакивал и промакивал платочком глаза:
— Господи, спаси и сохрани! Какая преданность безусловная воле Божией и чистота в помышлениях!
До самого вечера отчаяние бередило его душу. Полное незнание Великих Княжен земной грязи – страстной и греховной – приводило Афанасия Ивановича в изумление. Он решительно недоумевал, беспрестанно спрашивая себя, да нужно ли было напоминать ему, как духовнику, о грехах, может быть, им неведомых?! Как расположить к раскаянию в неизвестных для них прегрешениях?! Какое же незлобие, смирение, покорность родительской воле! Дай, Господи, думал он, чтобы и все дети нравственно были так высоки, как дети отрекшегося от Престола Царя!
31 марта 1917 год. Вечер Страстной пятницы.
По окончании Субботней утрени, Беляев вернулся в свою комнату и только теперь, устало откинувшись в кресле и крохоткими глотками отпивая горячий чай, Афанасий Иванович по-настоящему почувствовал крайнее утомление. По прочтению плача над Плащаницей и приступая к совершению крестного хода чрез алтарь кругом Престола, он неловко оступился на приступке. Несший за правую сторону Плащаницу Бенкендорф, успел вовремя подать ему руку. Силы уже не те, мелькнула у Беляева грустная мысль, одначе преодалел слабость в ногах и по окончания Утрени принял исповедание свитских дам.
В дверь постучали и явившийся скороход объявил, что Их Величества ждут исповеди у себя в спальной комнате в 10 часов. После его ухода, в полудрёме, он так и просидел в кресле почти до половины десятого, изредко поглядывая на часы. Время прошло быстро. До назначенного часа оставалось двадцать минут. Афанасий Иванович поднялся на ноги и спустился в храм. Помолившись у Св. Престола, он приложился к Плащанице, надел епитрахиль, взял крест и Евангелие, и отправился в покои Их Величеств. По лестнице вслед за скороходом ступал тяжело, на восьмом десятке возраст давал себя знать.
Наверху женская прислуга проводила священника по жилым комнатам в спальню, где стояла одна широкая кровать. Афанасий Иванович огляделся. У него мелькнула мысль, что Их опочивальня больше похожа на русский православный храм, чем на будуар, так много икон было там. Одна из женщин указала на маленькую комнатку в углу, где и будет происходить исповедь Их Величеств.
Все стены молельни от пола до потолка были увешена образами, распятиями и простенькими, дешевыми иконками в убогих жестяных окладах. Святые образа тускло подсвечивались такими же заурядными лампадами. В углу, в углублении, стоял особенный иконостас с точёными колонками и местами для известных икон. Впереди же красовался складной деревянный аналой, на тканевой столешнице которого, лежали старинное напрестольное Евангелие, крест и множество богослужебных книг. Немного освоившись, Афанасий Иванович пристроил принесённые им кресты и Евангелие поверх церковной литературы.
После недолгого ожидания вошёл бывший Государь с Супругой и одной из старших Княжон, которую слегка покачивало от слабости. Николай Александрович поздоровался, представил Государыню и, указывая на дочь, сказал:
— Это наша Татьяна. Вы, батюшка, начните читать молитвы, пред исповедью положенные, а мы все вместе помолимся.
Афанасий Иванович поправил очки, поднял богодухновенное Писание и зачитал, наполняя комнату молитвой преподобного Симеона:
— "... И даждь, Господи, в сердце моем смирение и помыслы благи, подобающия грешнику, согласившемуся Тебе каятися, да не вконец оставиши душу едину, сочетавшуюся Тебе и исповедавшую Тя..."
По завершению молебна Государь с Супругою удалились, оставив исповедоваться Татьяну Николаевну. За нею пришла Государыня, взволнованная, видимо, усердно молившаяся и решившаяся по православному чину, с полным сознанием величия таинства, исповедать пред святым Крестом и Евангелием болезни сердца своего. Следом приступил к таинству покаяния Супруг. Приблизившись к аналою, Государь послушно стал на колени. Со словами молитвы, заученным движением руки, духовник покрыл епитрахилью склонённую голову:
— Что раб Божий Николай желает исповедать пред Богом?
Как никогда до этого, искреннее раскаяние бывшего Императора разрывало сердце протоиерея. Поставленный поручителем и ходатаем пред Господом, он выслушивал исповедь и молился о прощении грехов кающегося грешника. Слова греховного зелья, едва ли не с видимой душевной мукой, вырывались из груди Николая Александровича, с надеждой обретая в ответ покаянные эпитимии духовника.
— Каюсь... Каюсь...
Повергаясь в прах пред величием Царя Небесного, Он слезно просил прощения в вольных и невольных своих прегрешениях:
— Каюсь... Каюсь...
С трудом подавив подступающий к горлу комок, отец Афанасий возложил руку на голову кающегося, крытую широкой полосой ткани церковного облачения и зачёл молитву, означающее возвращение Божией милости:
— "Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Cвоего человеколюбия да простит ти чадо Николая вся согрешения твоя, — надтреснутым голосом оглашал духовник слова "разрешительной" молитвы, — И аз, недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь!"
Возвращался к себе митрофорный протоиерей с тяжёлыми мыслями, ибо сказуемое Новым Богословом продолжало терзать его душу: "все мы – цари и нищие вместе – предстанем перед Ним нагие, опустив головы". Так не наш ли, Богом данный Помазанник, православный русский Царь царствовал по закону престолонаследия двадцать три года? – со скорбью вопрошал себя Афанасий Иванович. Не Он ли, как кроткий агнец, доброжелательный ко всем врагам своим, не помнящий обид, и по сей день молится усердно о благоденствии России? Не нынешней ли смиренный раб Божий Николай, верующий глубоко в её славное будущее, коленопреклоненно, взирал на Крест и Евангелие, и в присутствии моего недостоинства высказывал Небесному Отцу сокровенные тайны своей многострадальной жизни? Вместе с тем священник был несказанно счастлив, что удостоился, по милости Божией, стал посредником между Царем Небесным и земным. Ведь рядом с ним стоял тот, выше ко¬торого из всех живущих на Земле нет!
Засыпал отец Афанасий мучительно, грызли сомнения. Да смог ли он своим неумелым словом утешения и успокоения влить отраду в сердце человека, злонамеренно удаленного от своего народа и вполне уверенного до сего времени в правоте своих действий, клонящихся ко благу любимой родины?!
* * *
20012 - 2023 гг.