Весь январь Елена Павловна провела в больнице, в страхе ожидая часы посещения больных. Как только разрешили её посещать, к ней выстроилась очередь из старшеклассников. В основном приходили девочки. Они щебетали обо всём, но ни разу, даже намёком, никто из них не упомянул о происшедшем.
Только Евглевская Вера, она пришла в конце месяца, когда остались наедине, полушёпотом поведала, что баба Маша ездила к Игорю. Операция прошла успешно и он вскоре должен вернуться.
Взгляд Верочки постоянно куда-то ускользал, словно она боялась взглянуть ей в глаза и Елена Павловна вдруг поняла, что, если девочка ревнует, значит она догадывается о её чувстве к Игорю. Ледяные мурашки скользнули по телу.
- Нет, надо срочно разубедить её. Сейчас же, не откладывая,- решила она.
- Вера, я знаю, что Игорь к тебе не равнодушен, - произнесла, запинаясь на каждом слове, потому что стыдилась их лживости.- Я тебя прошу съездить к нему. Ему нужна твоя поддержка.
Зелёные чёртики заметались под густой щёточкой ресниц Верочки. Лицо её словно просветлело.
- Я хотела поехать к нему, но баба Маша сказала, что к нему ещё не пускают. Я обязательно поеду. Вы не волнуйтесь,- уже откровенно покровительственным тоном победителя добавила Верочка. Удовлетворения она не получила. Напротив, после её ухода, внезапно охватило чувство печальной потери. Словно кто-то из близких безвременно ушёл из жизни.
- Сама отдаю, сама. А может так и надо. Всё равно ничего не и выйдет. Он уедет учиться и… А если и выйдет, то будет..- в страхе зажмурилась и долго не открывала глаз. Над ней склонилось лицо Степанова. Струйка горячей крови из его носа растеклась по её руке.
-Забудь его. Оставь.- прочитала она кровавые слова на своём запястье.- Всё равно ты будешь моей.-
Нет! Никогда! – закричала она и проснулась.
Над нею склонилось лицо Александра Игоревича. Он держал её руку, нажимая большим пальцем на запястье и отрешённо смотрел на часы. Каждый раз, пока он считал пульс, она всегда любовалась его носом. У него удивительно тонкий нос с едва заметной горбинкой и изящными маленькими ноздрями в точь-точь как у Игоря. Может быть поэтому ей было приятно общение с Александром Игоревичем. А может быть потому, что она нравилась ему. И возможно он уже влюблён в неё. Она это чувствовала. Ну как не почувствовать, если замечаешь как робко, словно боясь обжечься, прикладывает прохладную ладонь на лоб, проверяя температуру; как бережно касается руки, когда считает пульс и как краснеет его лицо, когда он прослушивает её лёгкие. И почему уделяет внимания и времени ей больше, чем остальным в палате.
Неужели только из-за её двухстороннего крупулёзного воспаления лёгких?
В те первые больничные дни, когда её жизнь была на опасной грани, его поведение, как лечащего врача ещё можно понять и объяснить.
Но сейчас, когда она почти здорова, к чему подолгу засиживаться у её койки особенно по выходным дням, когда выздоравливающие больные покидали палату, уходя домой к родным и они оставались вдвоём. Он приходил после завтрака и часто просиживал до обеда, если не было вызова к больным.
Говорил в основном он. Обо всём : о больных, о курьёзных случаях в его врачебной практике, о новом фильме Хуциева, о внешней политике; сыпал анекдотами о Брежневе, ругал местное начальство за халатность и равнодушие, но никогда не говорил о себе и не задавал вопросов, касающихся её личной жизни. Она с удовольствием слушала, где надо поддакивала, смеялась, если было смешно, иногда вступала в спор.
-Почему бы не влюбиться в него?- Подумала она, глядя на его тонкие, почти детские запястья.- Он молод. Ему 28. Не женат.( Больничный СК работал не хуже государственного. Она уже убедилась в этом.)Он обаятелен. Конечно, с Игорем его не сравнить. Не вышел росточком. Ну и что? У Пьехи муж -карлик в сравнении с ней. Но они живут и счастливы. Всего лишь надо полюбить этого человека. Таким какой он есть. С просвечивающей на темени сквозь рыжие волосы лысинкой. А что в этом неприятного? У него голубые глаза озёр в обрамлении осенней красы ресниц. Поэзия!- Она рассмеялась, вспомнив песню о карельских озёрах.
-Вы чему смеётесь?- спросил Александр Игоревич, взметнув к верху рыжие космы бровей.
-Словно крылья удода.- Сравнение ещё больше развеселило Елену Павловну. Не дождавшись ответа, он продолжил назидательным тоном.
-Смех- это хорошо. Это говорит о том, что ваш организм справляется с болезнью.. Я рад за вас. В середине будущей недели я вас выпишу, мисс Эльен.- Последнюю фразу он произнёс с какой-то надрывной театральной радостью, но глаза выдавали совсем другое. Ей стало искренне жаль его.
-Ну почему я такая?- Она мысленно запнулась, подыскивая нужное слово, но не находила ответа.-Всем приношу боль, страдания. Разве я виновата, что меня любят? Я же не могу их всех любить. Я хочу тоже сама полюбить. Мне позарез надо влюбиться, хотя бы в тебя. Понимаешь? Позарез! Но как? .. Как принудить себя?- Она умоляюще взглянула на него.
-Скажите, Александр Игоревич, можно ли полюбить человека принудительно?- спросила она, пристально вглядываясь в его глаза.
Его обычно бледное лицо в миг порозовело.- Как у поросёнка.- Возникшее сравнение обескуражило и разозлило Елену Павловну.- Ну что же это такое со мной!-возмутилась она, мысленно обвинив себя в цинизме.
-Что-что?- Вопрос явно смутил его. Он выронил её руку резко отбросив свою к подбородку. Нервно потирая его, он натужно улыбнулся. -Принудительно говорите. ...Да..- он покачал головой.- А вы знаете что с медицинской точки зрения любовь- болезнь. Да-да, такая же как грипп, воспаление лёгких и прочее.
И как любую болезнь её можно вылечить, залечить и не вылечить, как не излечим пока рак. Но хуже всего когда она переходит в хроническую стадию. Влюблённый хроник -это уже не полноценный человек. Это-шизик. Полусумасшедший!-Громко и визгливо он прокричал последние слова и неожиданно злобно рассмеялся. - Принудительно, говорите. Заболеть принудительно можно. Разделся донага и в сугроб.
Десяти минут достаточно и готов пациент для фармакологии. К чему такой эксперимент? Чтоб потом всю жизнь лечиться, страдать от недомоганий и болей. Нет, мисс Эльен( ей нравилось как он произносит «л», почти как англичанин, на редкость мягко) любовь по принуждению не любовь. Нет-нет, что вы. Это всего лишь служебная обязанность. Любовь предполагает прежде всего свободу чувства. Недаром народ говорит- насильно мил не будешь. Я удивлён вашим вопросом, мисс Эльен.- Он вопросительно смотрел ей в глаза, часто моргая рыжими ресницами.
-Я, видимо, не так выразила свою мысль,- начала оправдываться Елена Павловна, лихорадочно подыскивая для такого случая версию.- Я имела ввиду долг. Представьте — мужчина любит женщину, а она питает к нему только дружеские чувства.- Она опять запнулась, ища дальнейшего развития своей мысли.- И вдруг такая ситуация — он спасает женщину от смерти, но сам получает увечье и становится инвалидом, за которым нужен постоянный уход. Только вы не думайте- ко мне это ни какого отношения не имеет.
Так вот, как поступить женщине? Она же понимает- он пожертвовал собою ради неё. Ради любви к ней. Чем она должна отплатить ему за свою жизнь? Он — инвалид и ни одной женщине теперь не нужен. Она это тоже понимает. Остаться с ним? Жить, не любя? Это мука. Значит надо заставить себя полюбить из чувства долга. Принудительно, понимаете?
- Отличный сюжетик для романа. Кстати, вы не пишите? Нет? Жаль. А я бы упростил вашу ситуацию. На месте вашего мужчины, простите, оговорился, настоящий мужчина отвергает любовь к нему из жалости. Это унизительно для любого мужчины. Всегда помните об этом, мисс Эльен.- с какой-то внутренней обидой закончил он последнюю фразу и поспешно вышел из палаты.
Он был весь огненно рыжий и, к тому же, очень маленького роста. Из-за чего, вероятно, страдал. Со слов больных из её палаты она узнала, что он влюбчив и пользуется успехом у молодых, но всем отказывал весьма в категоричной форме. Только сейчас она поняла почему.
Из-за своей внешности. Как же, рыжий карлик.(скорее всего он видел себя таким) и любовь к нему возможна только из жалости. А он настоящий мужчина.
Елена Павловна улыбнулась. Глупый. Недооценивает себя. Вся женская половина больницы, она уже заметила сама, когда прогуливалась по коридору, не равнодушна к нему. Все женские лица при встрече с ним светлели от тёплых улыбок.
Девушки смущённо потупляли глаза.
А как иначе могло быть, когда он по утрам вбегал в палату, сияя золотой короной волос, голубизной глаз, с весёлой улыбкой, приоткрывающей его сочный по-детски припухший рот, словно жаждущий поцелуев, в палате становилось светлее, будто заглянуло в окно солнце.
Недаром за глаза его любовно звали - наше солнышко. Ко всем женщинам он обращался, не взирая на возраст, по имени, но не просто, а с соответствующей приставкой. Так смуглолицую, отчаянно жестикулирующую Нину Васильевну называл синьорита Нино, дородную невозмутимо спокойную Елизавету Ильиничну фрау Элиза, надменную сухопарую Алёну пани Леся.
Были ещё и мадам, и мисс, и мадемуазель. Он оказался ещё и хорошим психологом и юмористом. Как же в него не влюбиться! -Мисс Эльен, почему только ты одна так равнодушна. Неужели это правда - я так люблю Игоря, что другие мужчины для меня не существуют? Ну почему я люблю его? Зачем мне эта напасть? Пока он ученик, я не имею права любить. Это аморально, противозаконно. Я должна отказаться от него, иначе... Это ужасно!
Но ещё ужаснее для неё казалась предстоящая встреча со Степановым. Как она не напрягала память, пытаясь вспомнить подробности новогоднего вечера, ничего кроме бороды Деда Мороза в её руках и перекошенного страхом почему-то мерзкого его лица не могла вспомнить. Почему таким отвратительно мерзким показалось ей его лицо? Что она могла натворить?
Если она держала бороду в руках, значит сорвала с его лица. Значит она накинулась на него на глазах детей. Боже мой! Какой стыд, какой позор! Учительница затеяла драку с учеником.
А может быть всё было не так? Ведь никто ни разу не обмолвился о происшедшем. Даже Великанов. Он посещал её дважды. Он был искренне возмущён и предложил подать в суд на этого негодяя.
Весь месяц это пугающая неизвестность терзала Елену Павловну. Как теперь быть со Степановым, как учить, как смотреть ему в глаза, если у неё перехватывает дыхание от одного упоминания его фамилии.
Она уже заранее чувствовала, что каждый урок в десятом «а» для неё станет пыткой. Она не выдержит. Нет! Или он или она. А куда ей уйти, если в городе эта школа единственная. Тогда остаётся одно — уехать. Куда? А кто её отпустит?
Клавдия Васильевна пенсионерка, ей в нагрузку ещё два класса с её здоровьем не потянуть. Не бросать же ребят. Это же будет предательством с её стороны. Нет-нет!Тем более бросить Игоря. Как она могла не подумать о нём. Но что же мне делать? -в какой-то болезненной безысходности едва не закричала вслух.-А может,- она вдруг вспомнила предложение Великанова обратиться в суд.- А что? За хулиганский поступок с нанесением увечья светит хороший срок. Так ему надо, садисту.
Она обрадовалась наконец-то найденному выходу и сразу решила не откладывать на завтра, а сейчас же написать заявление в милицию. Всю неделю до последнего дня пребывания в больнице она ждала ответа и, не дождавшись, сразу же в день выписки по пути домой зашла в отделение милиции.
Дежурный лейтенант низко склонился над столом и что-то писал. Елена Павловна заглянула в окошко.
Ровный пробор посреди темени, исчезающий в розовой плеши на затылке, соломенного цвета волосы плотно прилизанные, словно склеенные и прилипшие к вискам, вызвали в ней чувство неприязни к этому человеку, теперь имеющего пусть косвенное, но какое-то отношение к Игорю.
-Здравствуйте,- сказала она требовательным тоном как бы намекая на своё присутствие здесь у окошка.
Дежурный поднял голову. Его круглое лицо с оплывшими щеками и резко вздёрнутым кверху носом так, что видны были чёрные пучочки волос в широких ноздрях, внезапно сузилось в овал. Он онемело уставился на неё водянистыми серыми глазами.
- И этот туда же,- скривилась Елена Павловна.- Вам неделю назад принесли моё заявление по поводу хулиганского поступка Степанова Виктора.
Дежурный закивал головой, моргая и одновременно хмуря лоб.- Неделю назад, говорите. А точнее. - В умильной улыбке обнажился неестественно ровный плотный ряд зубов, явно вставных.
- Двадцать шестого января. Точно.
- Сейчас посмотрим. - Он стал листать толстую похожую на книгу тетрадь.- Сейчас, сейчас. Вот.. Вот двадцать пятого...Перескочил.. Вот. Да, было принято. Действительно 26-го. Передано следователю Сухопарову. Он сегодня здесь. Второй этаж, шестой кабинет. Я вас провожу.- Он вскочил, свалив стул.
- Спасибо, я сама. Неужели вы думаете, что я не могу считать до десяти?
- Ну что вы, что вы, - смутился, порозовев лицом, дежурный.
Следователь Сухопаров соответствовал своей фамилии.
-Сухарь! Настоящий сухарь!- возмущалась Елена Павловна, возвращаясь в больницу.- Надо же, подавай ему медицинскую справку о нанесённой травме. Подавай свидетелей. Почему вы спохватились через месяц, а не сразу вызвали наряд?- повторяла она его слова, всё больше раздражаясь от равнодушия следователя и разочарования им.
Вначале он сразу расположил её к себе, несмотря на подозрительно болезненную худобу. Сквозь тонкий серый свитер, плотно обтягивающий торс, выпирали на плечах кости и, когда он повернулся к сейфу, лопатки на спине показались ей горбом. На длинной жилистой как у балерины шее невозмутимо покоилась такая же худая странно костлявая голова. Остро выпирающие скулы, подбородок и длинный нос и тяжёлые дуги надбровья натянули кожу так, что не оставили ни одной морщины на лице.
Из-под поседевших густых бровей ласково светились прозрачно голубенькие глаза. Задушевно мягкий голос, тёплые его интонации вселили в ней надежду и уверенность в её правоте. Он выслушал её взволнованный, сбивчивый рассказ, сверяя с написанным ею заявлением, местами прерывая просьбою уточнить кое-какие подробности.
- Хорошо. Мне теперь ясно.- сказал он, когда она умолкла.- Только, - он взял заявление, просмотрел с одной, потом с другой стороны и с лёгкой укоризной в голосе, улыбаясь, добавил, - вы здесь не указали его отчества.
- Романович... Степанов Виктор Романович..
Елена Павловна благодарно взглянула на следователя. Почему-то вдруг его лицо напомнило ей гипсовую посмертную маску Тараса Шевченко, когда-то в детстве увиденную в музее захолустного городка Канева.-Странно работает память,- удивилась она неожиданному сравнению. Возможно его мертвенно бледные веки, на секунду прикрывшие глаза, вызвали такую ассоциацию, решила она.
Сухаров поспешно сунул в ящик стола её заявление. Извиняясь, спохватился об ожидающем его опознании, об отсутствии времени на такое пустяковое дело, как ваше, чем больно ранил её, и уже в коридоре на ходу пояснил дальнейшие её действия.
Ещё худшее её ожидало в больнице. Все материалы: заключение, рентгеновские снимки отправлены с Вахрамовым в Ставрополь. Это её окончательно расстроило.
-Теперь надо ехать в Ставрополь,- как-то бездумно, машинально подумала она и внезапно её словно осенило.- Там же Игорь! Боже мой! Я же сегодня могу увидеть его.
Слёзы ликующей радости застлали глаза пеленой. Впереди у неё три свободных дня. Александр Игоревич продлил ей бюллетень, ссылаясь на необходимость адаптации после болезни. Сейчас бы при встрече с ним она расцеловала бы его, не задумываясь, прилюдно. Она протёрла глаза варежкой.
И окружающий мир распахнулся ей на встречу в своей первозданной сказочной красоте. Ночью город окутал туман, а крепкий утренний морозец обратил его в иней и украсил , расписал им весь город. Яркое уже довольно высокое солнце вынырнуло из-за туч и город празднично засверкал, заискрился.
-Какая красотища!Что за чудо!Что за немыслимые кружева! Как хорошо! Как хочется жить, любить!- В ней снова проснулась Леночка Невронская. Она нагнулась, прихватив горстку снега, слепила снежок и подкинула его в крону тополя. Сверкающий поток из снежных иголок осыпал её с головы до ног. Она радостно взвизгнула от неожиданности и, не отряхнув снег, бездумно счастливая поспешила домой.
В квартире , не топленной целый месяц, стоял адский холод. Когда она открывала чемодан, чтобы достать свитер, пальцы даже прилипали к металлическим замкам. Она переоделась и отправилась на автовокзал.
На первый утренний автобус она опоздала. Следующий отправлялся в три часа.-Ужас! Целых четыре часа ждать, - огорчилась она.
- Через два часа транзитный из Моздока. Но свободных мест в нём почти не бывает. Езжайте лучше нашим. На нём точно уедете, - успокоила её кассирша.
Елена Павловна купила билет и отправилась домой. Она зашла в продовольственный магазин и вышла из него через полчаса, простояв в очереди за молоком и батоном.
Дома на кухне зажгла все четыре горелки, благо газ в баллоне ещё присутствовал, пододвинула стул поближе к плите, налила молока в чайную чашку, размешала в нём столовую ложку сахара, накрошила туда же четверть батона и черпая ложкой крошево с наслаждением съела.
Эту любимую с детства еду мать называла мочёнкой.-Мама, мамочка, если бы ты знала что со мною творится. Я думаю, мамочка, честное слово, дурею.- удивляясь самой себе, она рассмеялась.-Правду говорят- от любви глупеют.
Нет, мне кажется любовь возвращает в детство. Там всё удивительно невинно и прекрасно. Любовь ко всему естественна и не заметна как дыхание...Ну вот уже философствовать начала.- Она усмехнулась.- Игорь, Игорь, что ты со мной делаешь, милый мой мальчик. Через семь часов, боже как это долго, я наконец-то увижу тебя.
От стука в дверь она вскочила и бросилась к двери.-Игорь!?- обожгла мелькнувшая было мысль,- не может быть, он в больнице... Кто-нибудь из школы. Проведать.
Как ей не хотелось сегодня никого не видеть. Она открыла заиндевевшую дверь. На пороге стоял Великанов в мохнатом бежевом свитере, в домашних шлёпанцах.
- Наконец-то, с возвращением в родные пенаты. С выздоровлением вас, дорогая Елена Павловна. А я вышел вдохнуть морозца, гляжу свежих следов на вашем пороге не счесть. Знать вернулась. И я тут как тут.
Как всегда он болтал безумолку, суетясь и потирая озябшие руки над голубым пламенем горелки. Елена Павловна слушала его болтовню, не пытаясь вникнуть в смысл его трескучих фраз, а думала о своём. Его присутствие напомнило ей о предстоящих вскоре уроках и встрече со Степановым. Она понуро смотрела в окно, затянутое льдистым узором.
- Вы чего загрустили, Елена Павловна? - Леонард Семёнович коснулся её плеча.- Я вас сейчас обрадую. Я ведь всё понимаю, Елена Павловна. Так вот.- Он сделал паузу.- Не поверите, но Степанов сам вернулся в 10 «в» . Клавдия Васильевна его, дурака, устраивает больше.
Елена Павловна едва сдержала слёзы радости.
- Спасибо за такую новость. Просто гора с плеч.
Она глубоко и облегчённо вздохнула, простив ему болтовню и незваный приход.
- А я на него заявление подала в милицию.
-Что-о!? Вы шутите? - испуганно вскрикнул Великанов
- Какие шутки, Леонард Семёнович. Из-за него человек второй месяц в больнице.
- Елена Павловна , вы с ума сошли. Или так наивны. Но какой суд посмеет осудить отпрыска первого человека в районе. Подумайте сами.
- Если он заслужил, то должен получить по заслугам. Я так считаю. Закон для всех закон.
- Не для всех, Елена Павловна, очень вы заблуждаетесь, очень. Заберите своё заявление, пока не поздно.
-Правда на моей стороне.
-Какая правда!? Для вас правда, а для суда окажется кривдой. Повернут так, что вы окажетесь виноватой. Это они умеют. Мастаки в этих делах. Вот так-то, Елена Павловна.
Он ещё долго отговаривал её, но поняв, что бесполезно, ушёл, явно раздосадованный. Чтобы убить время, занялась уборкой квартиры.
К автобусу прибежала. Когда уже заканчивалась посадка.
- Что? Позже ни как не прийти?- сердито взвизгнула контролёр, спуская с подножки автобуса своё колыхающее пластами жира тело. Они выпирали, натягивая шерстяную ткань, очевидно, судя по качеству, импортной кофты.
-Явно на показ. На зависть пассажирам. Даже холод ни почём, - иронично ухмыльнулась Елена Павловна.- А вещь стоящая. Я бы тоже купила себе.
Елена Павловна извинилась за опоздание и, протягивая билет, спросила: - А вы где купили такую изящную кофточку?
Алая помада растянулась в презрительной улыбке.-Я не покупала. Мне подарили.
- Ей подарили. Надо же. Такой туше кто-то дарит,- позавидовала Елена Павловна, усаживаясь на своё место.- Ну и что? Кому кофту, а мне судьба подарила Игоря. ...Подарила...- она замерла в испуге от болезненного неосознанного предчувствия, которое внезапно выразилось в мысль, ужаснувшую её.- А почему я уверена, что он любит меня? Может он влюблён в Верочку. Нет! Нет! Нет!-едва не закричала она, в бессилии затопав ногами.
Сидящая впереди женщина в пёстрой шали, повернулась к ней.
- Что девонька, замёрзла?
- Ага. Ноги окоченели,- нашлась она, сконфужено улыбаясь,- в автобусе холодней чем на улице.
- Сейчас поедем будет теплее, - ободрила её женщина.
Автобус тронулся и, покачиваясь на снежных ухабах, покатил по городским улицам. К Ставрополю подъезжали, когда начало смеркаться. Вместо положенных по расписанию двух часов поездки, они уже были в пути более четырёх часов. Встречный буран безустали залеплял снегом переднее стекло и дворники не успевали его очищать и в бессилии останавливались вместе с автобусом.
Водитель выходил и скребком счищал снег. Ехали медленно, часто буксуя. Ещё час простояли в ожидании, когда бульдозеры очистят дорогу от наметённых сугробов.
Елена Павловна вся извелась, понимая, что так желанная встреча сегодня не состоится.
Но она ещё не теряла надежды успеть увидеться с её любимым, дорогим ей человеком.
Вся в нетерпении всю дорогу мысленно умоляла водителя ехать быстрее и тот порою как бы внимал её немой просьбе давил на газ и автобус радостно взревев летел к желанной цели.
В больнице, несмотря на её умоляющие просьбы и слёзы она слышала только одно:- Нельзя. Приходите завтра после четырёх.
Дорожка вдоль больницы была расчищена и Елена Павловна долго бродила по ней взад-вперёд, пристально вглядываясь в освещённые окна. А вдруг он случайно подойдёт и увидит её. Но окна кое-где уже стали гаснуть и она в конец расстроенная отправилась искать ночлег. С гостиницей ей повезло.
В двухместном номере она была одна. Она так устала от дороги, переживаний, что мгновенно уснула, словно провалилась в яму сна. Утром неожиданно для себя вспомнила о своём бывшем муже. Может быть от того что он был почти рядом. До проспекта Сталина, где она когда-то жила с ним рукой подать.
Ещё вчера в поисках ночлега, идя по проспекту, сторонилась каждого прохожего будь то мужчина или женщина. Она боялась встречи со знакомыми и тем более с ним. Как бы она повела себя при встречи со своим бывшим мужем?
-Бывшим?- она похолодела, внезапно осознав, что она до сих пор замужем за ним.
Уже почти год как они расстались и всё это время старалась забыть, не вспоминать, полностью вычеркнуть его из своей жизни. Не думая о нём, она оказывается забыла, что не разведена с ним. Если бы она носила его фамилию, возможно бы помнила об этом.
-Этого мне только не хватало,- расстроилась она.- Ну что ж, если он не подал, подам я.
Через час после утреннего моциона и перекуса в буфете она была уже в суде. Молоденькая секретарша с двумя косичками в разлёт и широким обручальным кольцом на безымянном пальце, прочитав заявление, окинула её осуждающим взглядом и, вызывающе закусив нижнюю младенчески розовую губку, сунула заявление в толстую папку.
-Суд состоится не раньше чем через два месяца. Видите сколько заявлений,- она указала на папку,- и все разводятся будто больше делать нечего.
- Да, действительно, нечего,- согласилась Елена Павловна и вышла из здания суда. До встречи с Вахрамовым оставалось 6 часов. Почему всегда, если в ожидании присутствует нетерпение, время замедляется, а когда торопишься, напротив ускоряется. Она не стала философствовать по этому поводу, увидев знакомый фасад кинотеатра. Она взглянула на часы и подбежала к кассе.
-Один билет.
-Вам как — подальше или поближе?
-Мне всё равно Только, пожалуйста, побыстрее. Я уже опоздала.
- А куда спешить. На журнал всё равно опоздали.
В фойе с десяток опоздавших, тихо переговариваясь, медленно бродили, рассматривая портреты артистов.. Елена Павловна даже не знала на какой фильм она пришла. Ей было всё равно, что смотреть, лишь бы было чем-то отвлечься на время. Когда на экране появилась надпись :- Когда деревья были большими - она подумала, что это детский фильм и скептическим взглядом провожала ползущие вверх титры с фамилиями артистов.
Появление на экране Юрия Никулина было неожиданностью для неё. Как она могла проглядеть знаменитую фамилию? Она, в отличии от бывших однокурсниц, безумно влюблённых в красавца Ланового, безмерно обожала Никулина. -Это великий артист, - рьяно убеждала она подруг.- Вы присмотритесь к его глазам. Если он играет глупца, то глупость буквально сочится из них. А какая светится мудрость, если он в роли человека высокого полёта..
Никулин увлёк её, втянул в виртуальную реальность фильма и она забыла о всех своих неприятностях, сопереживая чужие радости и горести. После фильма она долго бродила по парку заснеженному, поскучневшему от однообразной белизны и безлюдья, всё больше убеждаясь в своей душевной близости к герою фильма.
Так же, как герой Никулина, в своей замкнутой от всех боли потеряла себя, потеряла вкус к жизни и также как он благодаря девчушки, а она благодаря Игорю, вернулась в жизнь, обретя в себе человека.
Она уже не представляла своей будущей жизни без присутствия в ней Игоря. Он стал неотъемлемой, нераздельной частью её жизни. Но...И снова страх, словно змея, готовая ужалить. Ну почему? Почему так устроена жизнь? Законы, мораль — всё против неё. Её любовь преступна. Уголовно наказуема. Она аморальна. Разве любовь может быть аморальной?
Ведь любовь сама мораль. Полюби ближнего как самого себя. Не убий. Поделись последней рубашкой. Она вспомнила, что эти мысли из Нового Завета. Семь лет назад она тайком, прячась от посторонних глаз ( как же! Она же комсомолка) читала эту старинную дореволюционного издания книгу, купленную отцом в букинистической лавке. Уже тогда четырнадцатилетней девчонкой она задумалась, почему почти 2000 лет подряд народы, следуя этим заповедям, по сей день уничтожают и грабят друг друга.
И уже тогда она поняла, что человечество своим цивилизационным развитием обязано насилием над собой. Насилие стало стимулом его развития, рычагом прогресса. Оно как раковые метастазы проникло во всё : в законы, где царствуют запреты и ограничения, в науку, где разрабатываются новейшие средства массового уничтожения, в искусстве, где славят патриотизм подневольного убийства себе подобных, в природу, которую истязают, обирают на каждом шагу.
Насилие...Насилие...От него никуда не скрыться, не спрятаться. Оно постоянно над тобой и как заразная болезнь уже в тебе самой.
С такими неутешительными мыслями она отправилась на базар, где купила для Игоря золотистых жёлтых яблок и кураги.
В больницу она пришла на полчаса раньше разрешённого времени свидания с больными. Она обрадовалась, узнав, что Игорь лежит в седьмой палате. Семь было её любимым числом. День, месяц, и год её рождения кончались на семь. Тем более сегодня 7 февраля. Пять семёрок! Это не просто совпадение, это какой-то мистический знак.
Дежурный врач, чрезвычайно юный и застенчиво угодливый не только разрешил ей, но и проводил до самых дверей палаты номер семь.
-Я сама, спасибо,- сказала Елена Павловна, предупредив проворную руку врача, уже протянутую к дверной ручке. Тот окончательно смутился и поспешно вернулся на своё место.
Елена Павловна всё ещё не решалась коснуться двери. Она чувствовала себя как на экзамене в тот момент, когда протягиваешь руку к одному из билетов, аккуратно разложенных на столе. Она глубоко вдохнула и открыла дверь.
В палате стояло четыре койки. Одна из них была пуста и глянцево поблескивала металлической сеткой. На одной двое мужчин в одинаковых фланелевых халатах нагнулись над шахматной доской.
Третий больной лежал. Голова его была скрыта полотенцем, повешенным на кроватную спинку.
-Здравствуйте,- выдохнула она каким-то чужим сдавленным от волнения голосом. Два незнакомых лица повернулись к ней, наморщив лбы от вскинутых в верх бровей.
-Значит это он,- подумала она, подойдя к койке лежащего.
При виде его бледных впалых щёк и посиневших губ у неё больно сжалось сердце. Он повернул голову. Глаза его вспыхнули радостью и лицо осветилось улыбкой.
-Леночка,- прошептал он с такой нежностью, что у неё перехватило дыхание, и мгновенно покраснев, уже громче, словно оправдываясь растерянно добавил,-Павловна...вы...почему? Вы как здесь? Вы ведь тоже в больнице? Евглевская мне сказала. Она позавчера была у меня.
Слушая его сбивчивую речь и не вникая в смысл слов, она слышала только одно -Леночка...Леночка. Это слово билось в ней как бабочка о стекло. Этим словом было сказано всё недоговорённое, затаённое, скрываемое от всех и от неё самой. Оно прозвучало его признанием и одновременно страшным приговором для неё.
-Как же нам с тобой теперь жить?- подумала она, с болью осознав, что они оба повязаны одним запретным чувством, которое надо таить от всех, но уже вдвоём.
-А вдруг он не выдержит и случайно выдаст? -Она пристально с мольбою смотрела ему в глаза.
Он замешкался, и замолк, но тут же спохватился.
-Вы присядьте. Возьмите стул.
Она пододвинула стул к его изголовью и присела. Он был совсем рядом. До него можно было дотронуться и она с трудом удержала руку, уже потянувшуюся к его лицу.
- Как твои дела, Игорёк?- спросила она. -Баба Маша уверяет, что тебя на днях выпишут. Правда?
Он вздрогнул. Его лицо исказилось то ли от боли, то ли от внезапной вспышки гнева. Он метнул на неё страдальчески злобный взгляд. Губы его задрожали, задёргались. Он отвернулся, натянув одеяло на голову.
Наполняясь ужасным предчувствием, она вглядывалась в его ноги. Они под облегающим их тонким одеялом ни разу не шевельнулись, ни дрогнули, словно под ним лежали две жерди.
-Игорь?- Испуганно позвала она и уже умоляюще. - Что такое? Ты чего? Повернись, пожалуйста.
-Отстаньте от меня! Что вам всем надо? Зачем вы приехали?
Отчаяние и боль звучали в его крике. Она всё поняла. В возникшей тишине послышались шаркающие шаги.
Хлопнула дверь. Играющие в шахматы оставили их вдвоём.
-Игорёк, милый, врачи уверяют- операция была успешной. Ты встанешь.- Она пыталась придать голосу уверенность, но дрожащие, жалостливые нотки проскальзывали в каждом слове.
-Ложь! Врут они! Уходите! Больше не приезжайте! Я не хочу никого видеть!-Истерично кричал Игорь.
Она уже не сдерживала слёзы, сотрясаясь в беззвучном рыдании.
-Почему? Ну за что? За что?- с отчаянной мольбой вопрошала она кого-то, но немой вопрос оставался без ответа.
Она вскочила. Пакет скользнув с колен, упал на пол и яблоки покатились по полу. Выбежав в коридор, она столкнулась с кем-то и, припав щекой к чужому телу, вдруг ощутила жгучую жажду поведать, поделиться с кем-то своим горем, услышать человеческое сочувствие, только бы не остаться одной .
- Ну что, родная моя, не надо слёз. Всё будет замечательно. Ты поговори с хирургом. Он всё объяснит,- успокаивал её ласковый басок. Она отстранилась от чей-то груди. Вытерла ладонью слёзы и взглянула на стоящего перед ней мужчину. Она узнала одного из играющих в шахматы.
-Спасибо вам, а где, подскажите, найти хирурга.
- Не могу сказать. Спросите во-он у дежурного. - Он вытянул руку в сторону стойки. Тот самый юный врач, очевидно, всё-таки стажёр, почему-то решила она, объяснил ей, что хирург тоже человек и имеет право на отдых и потому сегодня отсутствует. Приходите завтра.
- Я человек новый и ничего не могу сказать о вашем больном, - заявил он категорично, явно обиженный её предыдущим общением с ним.
Из больницы вышла опустошённой, обессиленной и буквально постаревшей : лицо осунулось, потухшие глаза, скорбная складка в уголках рта, согбенная спина. Ни мыслей, ни чувств одна бесконечная тоска, та самая, застарелая, смертная, что ещё недавно так мучила её по ночам. Она едва не проехала свою остановку, находясь в тупом оцепенении.
На следующий день в таком же состоянии она возвращалась домой. Про операцию Игоря ничего нового не узнала. С хирургом не встретилась. С утра тот был на плановом обходе палат. Потом срочная операция. За ней другая. Времени у неё было в обрез. Последний автобус уходил в три часа. Никто из опрошенных врачей ничего толком не разъяснил. По их словам операция прошла успешно. Его уже готовили к выписке, но...
За этим- но- начиналась путаница. Противоречия в диагнозах, какие-то недомолвки, недосказанности, даже обидные обвинения в адрес самого больного в нежелании якобы встать на ноги. К нему её не допустили, ссылаясь на запрет врача-психиатра. У больного после встречи с последним посетителем, то есть с ней, поняла она намёк, обострилось депрессивно- стрессовое состояние и усугублять его не стоит.
Внешне она согласилась с доводом психиатра, но внутренне всё в ней протестовало. Она хотела увидеть Игоря, сказать ему, что любит его и никогда не оставит даже если... Она пыталась прогонять эту мучительную, страшную мысль, но она как назойливая муха постоянно возвращалась и преследовала всю дорогу, казавшуюся нескончаемо долгой, хотя автобус прибыл по расписанию.
-Нет, он должен встать. Должен. Он встанет. Он сильный. Настоящий мужчина, - вспомнила она слова рыжего доктора. Только сейчас она поняла агрессивность Игоря. Он не терпел жалости к себе.
-Настоящий мужчина, мой милый мальчик.
Глава№14