портрет

Евгения Белова 2
                ПОРТРЕТ

Чахлое зимнее утро забрезжило за замёрзшими окнами. В густом табачном дыму догорала вторая партия свечей в канделябрах. Над зелёным сукном ломберного стола три человека с лицами не менее зелёными от третьей бессонной ночи разыгрывали последнюю талию «фараона». Несмотря на то, что на кону стоял огромный куш, лица эти были настолько изнурённые, что казалось, выиграй партию кто-нибудь иной, даже посторонний, они будут беспредельно рады окончанию игры.

 Но на самом деле где-то в глубине души у каждого из игроков теплилась надежда, что выиграет именно он, и тем совершится мировая справедливость. На кону лежала последняя галстучная булавка с прекрасно огранённым большим бриллиантом стоимостью двух рысаков из конюшни Пережитова. Владелец булавки, Григорий Пережитов, был не так великолепен, как его элегантный костюм и дорогое украшение.

 Создавалось даже впечатление, что в костюм этот засунут вместо хозяина кто-то другой – настолько он был тщедушен и бесцветен. Даже удивительно было, что при такой комплекции можно проявлять необузданную любовь к азартным играм и верховым лошадям. Впрочем, то, что три ночи подряд он мог играть в карты, бесстрастно каждую минуту то проигрывая, то выигрывая огромные суммы денег, выдавало в нём достаточную внутреннюю силу, решительность и способность в любой момент бросить игру.

 Он относился к тому редкому типу людей, который, не будучи никогда поставлен жизнью в опасную ситуацию и, следовательно, избегнув участия в войнах, каких-либо кораблекрушений или пожара,  воспитывал волю, внезапно останавливаясь на задуманном числе партий в карточной игре. Таким образом за жизнь свою он испытал остроту чувств не столько от фантастических выигрышей или проваливания в бездну нищеты, сколько от сознания того, что он является хозяином своему слову, что редко кому даётся.

Кучки карт около банкомёта росли, и вдруг на стороне Григория появилась загаданная карта. Вокруг раздались искренние голоса досады и натянутые ноты поздравления, унылое хлопанье рук по карманам с целью продолжить игру. Григорий сгрёб в свою сторону кучу денег, встал и произнёс:
- Вот и всё, господа. Я выхожу из игры. Желаю удачи!

Игроки забеспокоились, и несмотря на крайнюю усталость, принялись уговаривать Григория продолжать, приводя в пример везение, повернувшееся к нему лицом, но тот оставался непреклонным.
- Нет, господа. Вы меня знаете. Я очень рад, что отыгрался и теперь не буду больше испытывать судьбу. По правде говоря, в этот раз я не единожды думал, что мне сначала заложить – любимую конюшню или Зальцовский лес. Но бог миловал. Моя дорогая конюшня и лес сослужат, быть может, мне службу в другой раз. Но мгновение, решающее судьбу человека, мне так же дорого, как моей дорогой тётушке.

- Она тоже играла в карты? – спросили игроки.
- Нет, в карты играл её муж.
- Тогда при чём тут ваша тётушка?
- О! Это удивительная история. Если желаете, я вам её расскажу. Но прежде, не выпить ли нам шампанского, чтобы встряхнуться?

Шампанское подали. Кого-то из играющих всю ночь игроков оно порядком взбодрило, но кто-то, наоборот, обратился в сон и не услышал удивительную историю Анны Павловны Кошелевой, в девичестве Бородянской.

- Тётушка моя, - рассказывал при свете совсем оплывших свечей Григорий, - дожила до восьмидесяти двух лет, и я впервые увидел её, когда она была в престарелом возрасте. В то время мы с отцом, её младшим братом, несколько раз навещали тётушку по её просьбе. Она жила за пятьсот вёрст от нас, в своём имении «Хрустальные ключи». Хотя это красивое название и предполагает наличие множества родников, я видел всего один довольно вялый ключик, который робко выбивался недалеко от леса, почти незаметно уходил в лес и лишь через несколько вёрст переходил в довольно сносный ручей, где вода была действительно удивительной чистоты.

Тётушка в то время жила одна с несколькими слугами в большом особняке со львами на кованых воротах и порядком грустила о своём безвременно ушедшем из жизни муже. Муж её, Пётр Сергеевич Кошелев, отличившись в Турецкую войну под Телишем, был, тем не менее, огорчён, что его не убили в тридцать лет, как и полагается настоящему гусару.

 Вернувшись в Россию, он подал в отставку, поселился в Петербурге и предался развесёлой жизни, покоряя дам своей гусарской выправкой, живостью в танцах и лёгким отношением к жизни ( думаю, это была подспудная тоска о несостоявшейся гусарской судьбе ). Некоторые дамы были, по-видимому, не прочь отдать ему своё сердце, но он остановил свой выбор на моей тётушке, в ту пору прелестном юном существе, только что выведенной в свет, в равной мере весёлой и рассудительной, мечтательной и начитанной, перенявшей манеры у книжных героинь и проявлявшей большой вкус в нарядах, иногда прямо противоречивший вкусу её матери.

 Возраст Анны Павловны уступал возрасту Петра Сергеевича, что являлось причиной её колебаний по поводу замужества. Однако качества Петра Сергеевича вкупе с его пышными усами, умением гарцевать на лошади, чувствительным пением под гитару и наличием богатого имения при незначительном приданом моей тётушки, склонило её выбор в пользу Кошелева.

Поначалу жизнь её в браке была несколько настороженной. Они долго прилаживались друг к другу, но вслед за этим пришла настоящая любовь и уважение один другого. Анна Павловна оказалась хорошей хозяйкой, и основательность и рассчитанность имения, заложенные её мужем, обогатились её художественной фантазией. Кажется, эти ворота со львами  - её идея. Ей также страстно хотелось заказать парадный портрет своего мужа, сделавшего её счастливой, и украсить этим портретом гостиную.

 Пригласили одного из лучших художников тех мест, и вскоре портрет был водружён в гостиной над камином. Теперь они часто сидели каждый в своём кресле перед камином, грелись в зимние вечера и взирали на портрет, где Пётр Сергеевич щеголял в своём ярком доломане с золотыми шнурами, опершись на саблю. Вид бравого гусара уводил его в воспоминания о добровольно покинутом прошлом, и со временем Анна Павловна стала замечать в нём беспричинную тоску и даже некоторое, как ей казалось, охлаждение к ней чувств со стороны мужа.

 Детей у них не было, и Анна Павловна невольно чувствовала по этому поводу некоторую вину, в которой она боялась признаться мужу. Муж же, наоборот, был доволен своей свободой, что проявилось в нём безудержной тягой разъезжать по гостям и играть там в карты. Теперь уже постепенно исчезли те полные уюта вечера, когда оба грелись у камина, тихо предаваясь любимому делу – курению трубки Петром Сергеевичем и вышиванию Анной Павловной. Мало того, эти вечера сменились томительным ожиданием мужа, гнетущими подозрениями и ревностью со стороны Анны Павловны, ну а потом уже страхом разорения от проигрыша в карты.

 Постепенно в имении сокращалась площадь лесов, увеличивалась их вырубка, отдельные участки земли продавались соседям. В карты проигрывались ценные вещи, украшающие дом. Всё это кротко переживала Анна Павловна, но когда в качестве проигрыша ушла из владения мельница, приносящая немало дохода, она взмолилась и стала уговаривать мужа не разорять имения во имя будущих, на что она надеялась, детей.

Пётр Сергеевич пытался её успокоить, ссылался на ещё достаточное количество их доходов и имущества и очень любил говорить:
- Не волнуйся, душа моя, за мной, как за каменной стеной.
Чтобы хоть как-то оградить мужа от пагубной страсти к картам, тётушка попросила его обучить её ездить на лошади, чтобы потом вместе охотиться. Он, было, с жаром принял эту идею, довольно терпеливо обучал её искусству езды, и в один прекрасный день предложил скачку наперегонки.

 Они мчались по дороге, идущей через поле. Лошади шли ровно и быстро, но вдруг перед лошадью Петра Сергеевича, который шёл впереди, выскочил заяц. Испуганная лошадь встала на дыбы, задрала голову и сбросила седока. Бедный Пётр Сергеевич ,упав, сильно ударился о придорожный камень, и к тому моменту, как к нему приблизилась встревоженная тётушка, смог только еле внятно произнести побелевшими губами:
- За мной…

Тётушка осталась одна. Она долго горевала о так нелепо погибшем муже. Но потом постепенно справилась с горем и принялась восстанавливать расшатанное хозяйство. Надо отдать справедливость, многое ей удалось сделать. Хозяйство её возрождалось и преумножалось. Она была ещё достаточно молода и красива, и конечно, появились претенденты на её руку.

 Года через два тётушка серьёзно полюбила одного помещика. Оба они готовились создать новую семью, но в один прекрасный день жениха не стало – утонул, бедняга, в самый жаркий день. Словно рок висел над тётушкой, уже не верящей в возможность женского счастья. Она быстро поблекла, согнулась, полиняла. Подолгу сидела в кресле и уже не вышивала, а только с упрёком смотрела на портрет Петра Сергеевича и тихо спрашивала:
- Что «за мной»?

И ей казалось, что бывший муж смотрел ей в глаза и отвечал, что «за ним», то есть, « после него», бессмысленно брать кого-либо в мужья или браться женскими руками за чисто мужское дело. Она вспоминала свои лучшие дни и горестно вздыхала по поводу его любимой поговорки «за мной, как за каменной стеной».
- Вот и нет, - печально отвечала она, глядя на бравую фигуру, - вовсе не за каменной стеной.

Хозяйство снова стало разваливаться. Управляющий бессовестно обирал тётушку и поставил себе просторнейший дом. Какой-то мор обрушился на скотину, заболели в саду яблони. В один год засуха погубила урожай, и несчастья сыпались одно за другим. Мой отец кое-как поддерживал её, но не мог же он вести сразу два хозяйства, а о новом замужестве не только что не было речи, но и в мыслях плана такого ни у кого не возникало.

С управляющим Анна Павловна рассталась окончательно, стал он ей соседом. И вот однажды на правах соседа появился он перед тётушкой и предложил ввиду её бедности обменяться за небольшую мзду домами. Лестно было управляющему жить в имении со львами на воротах. Погоревала тётушка и пошла к портрету посоветоваться, как у неё вошло в привычку. То ли темно было в гостиной, то ли луна в окно не так светила, но показалось тётушке, что гусар ей подмигнул и ещё больше в усы улыбнулся.

- Нехорошо, - в сердцах прошептала тётушка, - так над вдовой насмехаться. Я ведь была вам верной женой, - и решила домами поменяться.
Началась в доме суматоха. Мебель прямо в чехлах в другой дом отправилась. Безделушки, ещё не распроданные, ссыпались в корзину, посуда упаковывалась в бельё, подушки и перины горами грузились на телеги, между перин помещались банки с вареньями и соленьями, увязывались книги и альбомы. Подсвечники мальчишки так просто в руках несли. Пустынно стало в доме. С грустью тётушка ходила по осиротевшим комнатам и вдруг увидела над камином не снятый портрет.

- Как же это так я его забыла? Грех-то какой! А ну-ка, ребята, снимите портрет, да осторожнее, не поцарапайте!
Стали мужики снимать портрет, отделили его от стены, и все увидели в стене маленькую дверцу.
- Барыня, тут якась дверца. Открыть, нешто?
- Открывайте.
Ну тут у меня слов не хватает, что за портретом было спрятано. Каких только сокровищ там не было! В одночасье тётушка разбогатела. Некоторые утверждали даже, что и помолодела она в одночасье. Вот я и говорю – от невезения до удачи всего может быть одно мгновение и наоборот. И трудно предугадать, как одно мгновение может сказаться на всей жизни человека. Если бы тогда жизнь подарила тётушкину мужу ещё одну секунду, может быть, он вместо «за мной» успел бы сказать «за моим портретом» и не заставил бы её так страдать много лет.