Считалку про негритят можно счесть приложением к Негритянскому острову, но тогда причём здесь белый медведь? Нет, неспроста её повесили на видном месте.
Дворецкий прислуживал безукоризненно. Еда отменная.
С сожалением посмотрела на графин с портвейном, к которому нельзя притрагиваться. Глупое правило считать, что для дам портвейн — напиток слишком крепкий, а главное — грубый.
Судя по довольным лицам мужчин, он весьма неплох.
Отвела взгляд от запрещённого вина с нотками орехов, пряностей, спелых ягод и фруктов, обратив внимание на стоящие посреди стола круглый серебряный поднос с чёрными статуэтками.
- Десять негритят из считалки, как мило! У меня в комнате она висит над камином.
Ожидаемо, мои сотрапезники подтвердили, что и у них тоже. Странно, что никого это не насторожило.
Все отдали должное таланту кухарки и с большим аппетитом поглощали кушанья, лишь изредка обмениваясь фразами о шторме, что бушевал снаружи. Любой английский разговор, как правило, всегда крутиться вокруг темы погоды.
Ещё бы им не им не восторгаться едой, ведь это не английская кухня, где еда направлена на утоление голода, а не на получение удовольствия. Какое удовольствие можно получать от английских блюд, обильно приправленных мятным соусом?!
Правда, чопорная старая дева — мисс Брент, словно прочитав мои мысли, не преминула поучительно заметить, что основные принципы, по которым живут англичане — жизнь не для удовольствия, секс греховен, телесные испытания укрепляют душу, а еда должна лишь насыщать желудок.
Однако сама отсутствием аппетита не страдала.
Ей никто не возразил, чтобы не быть заподозренным в не патриотизме.
Обед подходил к концу, а ничего не происходило, хотя напряжение так и витало в воздухе.
Я не смогла установить от кого исходили нити зловещего ожидания на фоне общей безмятежности и покоя.
- Роджерс! — Тони Марстон окликнул дворецкого, когда мы закончили с кофе.
- Да, сэр?
- В этом доме есть граммофон?
- Так точно, сэр.
- Тогда поставь какую-нибудт пластинку, чтобы можно потанцевать под музыку, — с этими словами плейбой посмотрел на меня тягучим взглядом, не сомневаясь в собственной неотразимости.
- Извините, сэр. В доме была только одна пластинка под названием «Лебединая песня». Мой наниматель отдал письменное распоряжение взять пластинку из ящика и поставить её на граммофон, – ответил Роджерс. – Я должен завести граммофон сразу после подачи кофе.
- Так что ты медлишь? — нетерпеливо проговорил Марстон. — Давай, включай музыку.
- Это невозможно, сэр. Я случайно уронил пластинку и она разбилась.
После слов дворецкого в зале повисла тишина. Я сквозь полуопущенные ресницы наблюдала за реакцией гостей.
О, это английская невозмутимость! Сдержанность и контроль над собственными чувствами. Высокомерное презрение и леденящая вежливость. Щит, через который не понять, кто затеял фокус с пластинкой и какая запись была на ней? Судя по названию, что-то предсмертное. Траурная музыка, или послание.
Кто затеял это, кто заманил сюда всех этих людей, какова цель? Определённо лишь одно — этот человек здесь, находится среди нас.
Я вновь обвела присутствующих взглядом, выделив двоих.
Судья Уоргрейв — желчный старик похожий на древнего ящера.
Мисс Эмили Брент с тонкими поджатыми губами. «Да обратятся нечестивые в ад». Ханжа под маской благочестивой святоши.
Остальных вычеркнула из списка подозреваемых после недолго раздумья. Не такие они люди, не тот склад ума.
Подозреваемых в чём? Сама не знала, но абсолютно была уверена, что это не розыгрыш. Запах преступления ни с чем не спутать.
Именно на этих двоих сосредоточила внимание и всё равно не углядела.
- Раз нельзя потанцевать, то тогда надо выпить, — с этими словами плейбой осушил свой бокал.
Закашлялся, словно поперхнулся. Так бывает, когда жидкость попадает не в то горло.
Не беда, от кашля лёгкие быстро очищаются. Но не в этот раз. Марстон захрипел и упал, роняя бокал, который со звоном разбился.
Моё тонкое обоняние уловило едва заметный запах синильной кислоты — запах горького миндаля. Его отравили.
Все вскочили со своих мест, кроме мисс Брент и судьи. На лице старой девы ничего не дрогнуло, только на щеках появились красные пятна. Судья Уоргрейв даже не пошевелился. В его маленьких птичьих глазах промелькнуло злобное удовлетворение при виде короткой и мучительной агонии Марстона. Промелькнуло и исчезло, уступая место привычному брезгливому равнодушию.
Доктор подтвердил моё предположение. Труп Энтони Марстона убрали.
Всем хотелось верить, что это самоубийство. Только богатый и беспечный бездельник никак не мог иметь причину, чтобы свести счёты с жизнью.
Все разошлись по своим комнатам, опасливо косясь друг на друга. Ведь совершенно очевидно, что кто-то из присутствующих во время обеда и подложил цианид. Посторонний никак не мог подобное сделать.
Яд добавлен в бокал, из которого покойный до этого пил. Подозрения падали на всех нас, каждый имел возможность отравить беднягу Марстона, выходя из-за стола и фланируя туда-сюда.
- Через час собираемся у меня. И прихвати с собой портвейн. Только новую бутылку, — тихо приказала я дворецкому, выходя последней из столовой.
Следуя по коридору к себе в комнату, услышала обрывки разговора Уоргрейва с генералом.
- От этого молодчика можно что угодно ожидать. Ломбард - фамилия не английская. Наверное, его предки прозывались - Ломбарди и были выходцами из Ломбардии - место раздолья банкиров, - раздражённо проворчал судья.
Генерал согласно кивнул.
- Совершенно верно, сэр. У него оливковый цвет лица, как у итальяшек. А глаза, словно рентген просвечивает. Весьма подозрительный тип. Спросил его, где служил, однако мерзавец ловко ушёл от ответа.
Они замолчали, заметив меня. Поклонились и разошлись по своим комнатам.