Очень-очень грибным выдался год две тысячи двадцать третий от Рождества Христова.
Год вообще выдался урожайным. Не знаю, как у вас, а у меня, на моем благословенном подмосковном участке, он стал и искрометно яблочным, и неподражаемо кабачковым, и смородиновым, и крыжовенным, и каким хотите.
В августе-месяце у меня был уже не обычный сад-огород, а натюрморт какого-нибудь Франса Снейдерса. Правда, без дичи.
Хотя вальяжно и томно, как распаренные в бане одалиски, разлегшиеся между свиных масштабов и фисташкового цвета кабачками сорта Искандер и буйными тропическими зарослями салата сорта Гоген кошки вполне могли сойти за дичь. Если, конечно, напрячься и увидеть в кошке потенциальный чебурек. У меня лично такое напрочь не получается.
Опять же в этом году состоялся вселенский яблокопад.
Сначала пошел белый налив.
Вся яблоня была обсыпана этими исполинскими то ли лампочками, то ли цыплятами.
Вечером тяжкие плоды нехотя падали в траву, издавая гулкий звук, похожий на тот, который издает жерех, бьющий хвостом по воде. А утром в йодистой утробе треснувшего яблока лениво ползали явно обожравшиеся сладкой мякоти осы.
Потом сангвинически зарделся штрифель.
Даже полусухой пенсионер-дичок китайка у сортира разродился десятком пунцовых шариков, кислых, как лимон.
Были и россыпи черной смородины. Ягоды – точно глаза плачущей цыганки. И раскормленные морские звезды патиссонов. И неуловимо эротичной формы бордовая вишня. И смущенно-конопатая клубника. И много чего еще.
Но главное: в этом году было очень много грибов.
Я тут все время думал: чего же мне в жизни не хватает? Чего я такого в жизни не доделал? Вроде бы все есть. Делаю, что хочу. А все равно что-то свербит.
И вот приезжаю как-то в этом августе, где-то ближе к концу месяца, к себе в деревню. Захожу на участок. Гляжу – Царь Небесный! - под рябиной – подберезовик. Огромный, высотой чуть не с поллитровую бутылку. Такими огромными грибы кажутся только в детстве. А этот не кажется, он такой и есть. Ни одной червоточинки. Как в старых советских фильмах-сказках. Шляпка, как, извините, грудь третьего размера. Или четвертого. Тут дело интимное, можно и ошибиться. Или как скифский курган. Замшевый. Лобастый, что твой суровый римский патриций времен республики. Идол, а не гриб. То ли тотем, то ли титан. Мегалит, твою мать… Жаль срезать.
Ну, все-таки взял я ножик, срезал. Патриций пенопластово крякнул. В траве остался серебристо-меловой кругляш размером с екатерининский пятак. Держу этого батыра в руках, как первенца новорожденного. Из одного такого хряка можно хорошую кастрюлю супа наварить на всю семью.
Иду дальше к избе. Мать моя хранительница! Еще один, только теперь – козляк. Он же козленок. Гнедой, потный. С янтарной окаемочкой. Стоит этаким большим папой, а рядом с ним пятеро отпрысков. Толстенькие такие октябрята, вернее – августята.
Иду мимо грядок. У забора – митинг сыроежек, валуев и свинушек. Это не очень считается. Поганки тем более.
Мухомор. Гусар! Красный верх, белый низ.
Далее смотрю. Еще подберезник. Три масленка. Подосиновик.
И вот, наконец-то – белый-боровик, с бедрами, как у неолитической венеры. Ну, здравствуй, здравствуй, товарищ Боровиковский, здравия желаю, господин белый офицер!
Конечно, наварили, нажарили. Наелись грибов до недоумения.
И вот у меня произошел, как сейчас модно говорить, инсайт.
Я ведь почти сорок лет грибы не собирал! А в детстве-юности обожал это дело. Получается, чуть ли не полвека – псу под хвост. Лазил по каким-то Камбоджам и Бразилиям, как бомж по помойкам. А чтоб отважно и честно пойти в подмосковный поход за нормальным русским белым грибом – это некогда… Позор! Гоньба!..
Меня пристрастил к собиранию грибов мой приятель детства Илья Шмуклеровский. Мы были с одного двора.
Дело было летом 1978 года. Я тогда перешел в седьмой класс, Илья – в восьмой. Правда, я учился в обычной средней школе, а Илья – в английской спец. Но это не важно. Двор-то, то есть малая городская родина, общий.
Тем летом я в июле отдыхал в пионерском лагере «Родничок» в Крыму, а в августе грустил в Москве.
Сижу во дворе, ребят никого нет. Все разъехались по лагерям и по дачам. Вдруг вижу: идет Илья. Я, конечно, обрадовался:
- Привет, Илюха! Ты в Москве?..
Илья грустно улыбнулся:
- Нет, я не в Москве. Как тебе хорошо видно, Вова, я в данный момент нахожусь на Острове Святой Пасхи. А ты, Вова, видишь только мой призрак.
Это был его стиль. Грустный сарказм умного еврейского мальчика. Я:
- Ну, Святая Пасха, что делать будем?
- Решать теорему Пифагора, конечно…
- Нет, а если серьезно…
- Куда уж серьезнее… Впрочем, если еще серьезнее, то теорему Ферма…
- Ладно, Пифагор…Может, по мороженому? У меня двадцать копеек есть. Как раз на два фруктовых. Угощаю.
- И на две воды без сиропа. Хотя, постой…
Он порылся в кармане:
- У меня есть как раз еще четыре копейки. Хватит на две с сиропом. Я тоже угощаю. Хотя мое угощение в пять раз скромнее твоего. В следующий раз угощение за мной.
- Ерунда… Ну, призрак сиропа, пошли?
- Пошли, щедрый капиталист…
Мы съели по лучшему среди всех времен и народов советскому фруктовому мороженому за девять копеек, выпили по стакану лучшей в мире советской газированной воды с вишневым сиропом, сели на скамейку во дворе и стали думать, чем нам заняться. И вот тогда Илья спросил:
- Слушай, а ты любишь собирать грибы?
Я ответил:
- Не знаю.
- А ты когда-нибудь их собирал?
- Когда-то собирал.
- Много нашел?
- Не помню.
- Значит, грибы не твой профиль… А давай завтра пойдем за грибами?
Я пожал плечами:
- Давай. А куда?
- Поедем на электричке. Я знаю место. Станция «Сорок третий километр». Только надо будет очень-очень рано встать. Ты сможешь, Вова, встать очень-очень рано?
- Смогу, Илюха.
- Ну ладно… Я завтра за тобой зайду в пять утра. Приготовь нож и корзину. Можно сумку. И бутерброды какие-нибудь. И воды попить.
- Хорошо.
- Родители разрешат?
- А то…
Вечером я завел будильник на 4.30. Все приготовил.
Утром ровно в пять раздался звонок. Я открыл дверь.
- Привет, Вова. А я думал, ты не встанешь так рано.
- Ерунда. Пошли?
- Пошли.
Щемящий запах железнодорожного гудрона. Неотвратимо набегающее, истерически визжащее цунами поезда. Утренняя почти пустая трясущаяся электричка. Прохладный сладкий сквозняк из окон.
Мы сходим на 43-ем километре, заходим в лес, идем вдоль высоковольтки. Я прохожу курс молодого грибника.
- А это едят?
- Нет, это дедушкин табак.
- А это?
- Это сыроега. Вроде, не червивая. Бери… Вон, смотри… Лисички.
- Ух ты!
- Их жарить. И со сметаной.
- А это поганки?
- Где?
- Вон, на пеньке.
- Сам ты поганка. Это же опята! Гляди, сколько!.. Повезло нам. Еще один пенек! Режь!..
В августе 1978-ого мы с Ильей еще несколько раз ездили на электричке за грибами. В следующие годы я каждое лето и каждую осень регулярно в полном захвате и азарте ходил за грибами. А потом стало как-то не до того.
У Ильи Шмуклеровского судьба сложилась так. В конце восьмидесятых он эмигрировал в Израиль. В начале нулевых вернулся. Мы созвонились. Я спросил:
- Ты чего вернулся-то, не задалось?
- Да нет, все нормально. Даже замечательно.
- А что тогда?
Илюха помолчал, потом сказал все с тем же с грустным сарказмом:
- Грибов там не пособираешь. Одни шампиньоны эти алебастровые. А лисичек сладких нету… И козля-липучек. Даже несчастных свинушек нету. Хотя… откуда в Израиле свинушки?..
- Понимаю. И что дальше? Куда подашься?
- Туда, где есть грибы.
Через пару лет Илья уехал в Швецию. Там, в шведских лесах, много грибов. Но, говорят, их там нельзя собирать. Штрафуют.
А я никуда не уехал. В Швеции я, мягко говоря, никому не нужен, в Израиле – тем более.
Вот я и собираю грибы в Подмосковье. Кстати, летом две тысячи двадцать третьего года от Рождества Христова я собрал очень много грибов. И на своем участке, и в соседнем лесу, который старожилы издавна называют Опенкина Заимка. Потому что здесь если уж пойдут опята, то они лезут по всем пням и стволам до неба.
Местный житель Сергей Евлампиевич Однопалов по прозвищу Рассол, Царство ему Небесное, когда ходил за опятами самым ранним утром, брал с собой небольшую ручную пилу, молоток и гвозди.
В лесу он быстро сколачивал для себя приставную лесенку из сухостоя и собирал опята со стволов на высоте трех-четырех метров. А потом, добрая душа, оставлял лесенку для тех, кто придет позже. Опят хватало на всех. Если, конечно, не спать до полудня.
Один раз я встретил в лесу сгнивший остов Рассоловой лестницы.
Сейчас таких Рассолов и таких лестниц уже нет. Да и грибов стало меньше, несмотря на нынешний урожай. Да и грибы стали пожиже. Не то, что раньше, когда грибы были воистину большими. Аминь.