Семейные хроники. Юрий. Волгодонск 1962-1963 гг
В 1961 году в Волгодонске приняли в эксплуатацию новую школу №7. Здание школы по провинциальным меркам внушительное. В плане оно имеет вид буквы «П», высотой в три этажа. Фасадная часть здания, выходящая на улицу Ленина - главную улицу города, расположена в ножке буквы «П». Школа имеет довольно обширную территорию, на которой прекрасно разместились спортивный комплекс с футбольным полем, скверы, плац для построений и хозяйственные постройки. Расстояние от моего дома до новой школы практически такое же, как и до старой школы № 1. В старой школе я закончил пятый и шестой классы, в новой - седьмой и восьмой. То есть, получил неполное среднее образование.
Как раз в том году, когда я начал учиться в седьмом классе, в стране была проведена школьная реформа, по которой обучение в средней и неполной средней школе увеличилось на год. То есть, до реформы было обучение 7 – 10 лет, стало 8 –11лет. Причём, начиналось это всё с моего года рождения, мы стали первопроходцами. Причиной для увеличения продолжительности учёбы послужило внедрение в школьные программы курсов производственного обучения, чтобы каждый выпускник школы имел профессию. Вместо традиционных уроков труда, вводилось систематическое обучение по конкретным рабочим профессиям. Для этого даже построили специальное двухэтажное здание, где были установлены станки и другое оборудование для практического обучения школьников. Курьёзно то, что впоследствии, когда эти веяния потихоньку стихли, в этом здании располагался элетромеханический техникум, а затем там появилась вывеска Московского инженерно-физического института – МИФИ. Так мельчает наше образование с годами: школа- техникум- институт.
В новой школе появились новые учителя, часть преподавателей осталось в старой школе. В нашем классе вместо молодой и доброй Немчицкой Н.П. классным руководителем назначили преподавателя зоологии Стукачёву Марию Анисимовну, крупную, грузную женщину лет за сорок. Муж её также был учителем в новой школе и преподавал химию. Она сыграет очень неблагоприятную роль в моей судьбе.
Я взрослел. Детские интересы и увлечения стали потихоньку уходить. Я уже не мечтал стать художником, моряком и писателем. Запойное чтение всего подряд стихло. Школьные уроки литературы со штудированием образов главных героев произведений русской литературы окончательно отбили у меня интерес к прочтению русских классиков. Я читал романы Бальзака, Стендаля, Скотта, Диккенса, Гюго, а не Пушкина, Лермонтова, Толстого, Тургенева. Я всё таки прочитаю всю «Войну и мир» и всю «Жизнь Клима Самгина», но много-много лет спустя. А школьные уроки литературы я терпеть не мог. Это, естественно, скажется на моих оценках по литературе и другим предметам. Меня начала интересовать фантастика, с интересом читал о великих людях прошлого. Я понял, что мало одного желания стать художником или писателем. У человека должны быть недюжинные способности и талант, которые человек получает от природы по рождению и коих у себя я, к сожалению, не находил.
Уже в шестом классе у меня проснулся интерес к технике, появилось желание что-то смастерить своими руками. Особо меня заинтересовала радиотехника. Начал покупать и читать книги по радиолюбительству. В те годы у молодёжи на радиотехнику началось всеобщее поветрие, которое продлилось лет десять и приобретало различные формы. Одни мастерили детекторные и потом транзисторные радиоприёмники. Другие быстро перешли к более сложным устройствам - различным усилителям. А были и такие, которые начали переделывать из обыкновенных советских радиол передающие устройства на средних волнах. Особенно это распространилось в Шахтах. Сварганить такой передатчик было несложно. Требовалась одна какая-то мощная радиолампа, катушка и несколько других радиодеталей, а сама радиосхема ходила по рукам. Радиоэфир заполнился множеством нелегальных мелких радиостанций, радиус действия которых не превышал десятка километров. В основном они транслировали откровенную чушь, застолья с девчатами, пьяные песни под гитару. Но некоторые были особые, они крутили музыку, которую тогда невозможно было услышать нигде. Впервые в 1962-1964 годах я услышал Элвиса Пресли, ранних Битлз и др. именно оттуда. Я специально искал на дедовом приёмнике такие станции и слушал, пока они транслировали эту музыку. Впоследствии милиция повела жёсткую борьбу с нелегальщиной в эфире. По улицам ездили специальные автомобили с антеннами на крыше и пеленговали радиохулиганов. Вся радиоаппаратура у таких горе-радиолюбителей конфисковывалась, даже редкие по тем временам телевизоры , и к году 1967 с этим «радиолюбительством» было покончено.
Я же досконально изучил устройство нашего старого приёмника АРЗ и, проводил на нём всякие эксперименты. В тоже время началась эпоха массового применения полупроводников в радиотехнике. В Москве уже появились в продаже первые миниатюрные транзисторные радиоприёмники. Я восхищался ими и запоем читал всё, что касалось транзисторов и даже написал доклад об этом новом направлении в технике, который мама напечатала на машинке и я с любовью оформил его в виде брошюры с моими же иллюстрациями. Доклад я прочитал в классе на классном часу. Мог ли я тогда даже мечтать о том, что доживу до портативных и даже микрокомпьютеров, ибо смартфон это и есть микрокомпьютер, что многочасовую коллекцию музыки можно записать на устройстве весом в несколько грамм, да что там музыку, даже коллекцию полнометражных фильмов. А об интернете и в самых смелых фантазиях не мечталось.
Спортом серьёзно я не занимался, если не считать уроков физкультуры в школе. Да, в школе у нас были спортивные секции – волейбольная и баскетбольная, я даже некоторое время посещал волейбольную. Зато я загорелся футболом. Перед домом у нас была небольшая площадка, которую мы приспособили для игры в футбол. Даже кто-то поставил там деревянные ворота. Играть в футбол я мог часами и играл неплохо. Как-то мы гоняли мяч на этой площадке. К нам подошли два молодых англичанина. Они приехали на довольно большой срок и занимались наладкой английского оборудования на химкомбинате. А жили они здесь же , в нашем квартале. Попросились поиграть с нами в футбол. Мы не против. Вот тогда я показал им, как русские пацаны умеют играть в футбол. Они показывали мне большой палец и говорили: «Вери гуд! Отчен карашо!»
Увлечение футболом привело к тому , что вскоре я стал болельщиком и не просто болельщиком, а , как говорили раньше, заядлым болельщиком. Я интересовался всем тем, что касалось футбола. «Болел» я за команду СКА Ростов, которая тогда довольно успешно выступала в высшей лиге СССР – классе А. В конце концов я запомнил составы всех команд высшей лиги, кто как сыграл между собой, а голы забитые моей любимой командой я помнил визуально. Я покупал календари на каждый футбольный сезон, тщательно записывал результат игр в таблицы. У меня собралась целая коллекция таких книжечек. В 1962 году состоялся чемпионат мира по футболу в Чили, который я встретил, будучи уже квалифицированным болельщиком. Телевидения у нас в Волгодонске тогда ещё не было, и м ы слушали репортажи по радио. Но так как все матчи нашей сборной проходили поздней ночью, результаты я узнавал утром. Я просыпался с единственной мыслью – как сыграли? Я и сейчас люблю эту великую игру футбол и остаюсь болельщиком, хотя мне уже за семьдесят, клуба «Ростов» и, конечно, нашей сборной, как бы плохо она не играла. После чилийского чемпионата за нашу сборную я болел 15 чемпионатов мира. С годами, разумеется, я болел не так рьяно, как в юности и молодости.
Я так увлёкся футболом и другими новыми увлечениями, что дела мои в школе шли всё хуже. Я плохо готовил или совсем не готовил домашние задания. Я сам чувствовал, что качусь, как мне говорил отец, по наклонной плоскости и ничего не мог с этим поделать. Мне было неприятно и больно видеть, что вчерашние аутсайдеры отвечали лучше меня. У меня уже было мало пятёрок, больше четвёрок и регулярно появлялись тройки. Практически не стало пятёрок по контрольным работам, в них я допускал досадные ошибки, за что терпел публичную «порку» от учителей при разборе этих работ, и мне это было тяжело и стыдно переносить, ведь я совсем недавно был одним из лучших учеников в классе. Я переживал своё отставание, мне не хотелось идти на уроки, иногда я даже их пропускал. Я терял веру в себя.
Конечно, это заметили мои родители, и, в дополнение к тому, что терпел в школе, начался пресс с их стороны. Разбор моих оценок в дневнике длился часами, что для меня становилось моральной и психической экзекуцией. Особенно жёстко это получалось у отца. Он говорил, что я тупой и что института мне не видать. Однажды, отец в порыве гнева нашёл мою коллекцию футбольных календарей, порвал их и выбросил. Тогда я сильно обиделся на него, но сейчас считаю, что он, пусть не в такой экстремальной форме, был прав. Ведь все эти чрезмерные пустые увлечения мешали мне нормально учиться и развиваться. Я забивал свою голову разной чепухой, которая ни уму , ни сердцу ничего не давала. Я уже пытался больше заниматься, но в голову мне ничего не лезло. У меня появилось отвращение к учёбе. В школе меня также постоянно укоряли в том, что я стал неважно учиться. А однажды, учитель химии Стукачёв , муж нашей классной руководительницы, прямо на уроке меня пристыдил, что, мол, у тебя отец инженер – химик, а ты не хочешь учить химию. Я ему ответил в довольно грубой форме, после чего он ни разу не поставил мне пятёрку, хотя иногда я её заслуживал.
Я нашёл способ хоть как-то реабилитироваться в классе. Хоть и носил он характер забавы, но позволял мне как-то восстановить свой изрядно пошатнувшийся авторитет. Я внимательно слушал преподавателя и ловил в его пояснении то, чего не было в учебниках и запоминал. Потом, спустя какое-то время, учитель вдруг задавал классу этот вопрос. Класс молчал, ведь лекции, как в институте, никто не записывал, а в учебниках этого не было. Вот зубрилы и приплыли. И вдруг, после паузы поднимается одна единственная рука. Да, да - это была моя рука. Вот он триумф! Ещё вчера я еле- еле вытянул свой рутинный ответ на хилую четверку, а сегодня выдаю то, о чём никто не ведает. Преподаватель от удивления выкатывает глаза, класс цепенеет. Вот это мне было интересно. Так было много раз, в основном на уроках физики, математики и химии. Тем не менее, кризис охвативший меня, продолжался весь седьмой, да и восьмой класс, и я никак не мог с ним совладать.
В конце 7-ого класса со мной произошёл неприятный казус, который окончательно подорвал мое уважение к школьным преподавателям и отвратил меня от школы. Во время одного классного часа наш классный руководитель Стукачёва М.А. рассказывала нам об ударнице сельского хозяйства Загладе. Разумеется, это было скучно и тоскливо, а когда она стала говорить о построение коммунизма в нашей стране, кто-то, сидящий за моей спиной ляпнул: «А я не верю в построение коммунизма». «Ну не дурак ли, – мелькнуло у меня в голове, – ты можешь не верить , но болтать об этом зачем». И тут произошло ужасное – Стукачёвой показалось, что это глупость произнёс я. Поражённый вопиющей несправедливостью Стукачёвой, я попытался объясниться – бесполезно. При этом указать на истинного трибуна, прикрывшегося моей спиной, я не мог по известным причинам. Сам же он, наблюдая, как по его вине страдает другой человек, не соизволил признаться. Так жизнь преподносила мне уроки бытия среди людей – как с возмущённой миной борца за правду на «харе», пардон на лице, обвинить невиновного, и как втихомолку свалить собственные грешки на другого, или, образно говоря, подставить.
Как бы поступил умный преподаватель? Правильно, пропустил бы мимо ушей, то бишь не расслышал, или же после урока провёл бы воспитательную беседу. Но Стукачёва, оправдывая свою фамилию, сразу же «настучала» на меня завучу. Тот, не медля, вызвал меня к себе в кабинет. Ему я также попытался объяснить, что произошла ошибка, но он не поверил. А кому он должен верить? Заслуженному преподавателю или простому школьнику? На следующий день в школу вызвали отца. Я, прекрасно понимая, что ожидает отца в школе, переживал уже не сколько за себя, а больше за отца, ведь он был член партии, и донос мог бы пойти выше. Хотя это было начало шестидесятых, когда многое уже позволялось, но совсем недавно, каких-то десять лет назад немало людишек, подобострастно стараясь быть святее «папы римского», доносили, стучали, информировали. А куда они подевались? Да все они здесь, только хвосты поджали, прикрывая ими уязвимые места. У многих это оставалось в крови, хотя наступали другие времена. Я вспомнил, что какого-то мальчишку исключили из школы, за то, что он подрисовал усики Хрущёву на его фотографии в учебнике. Отцу я честно всё рассказал, объяснил, что не такой дурак, чтобы такое ляпнуть на уроке.
Я стоял возле двери кабинета завуча. Туда зашёл какой-то учитель (то ли парторг школы, то ли зам. по воспитанию) и Стукачёва. Наверное, с полчаса отец находился в кабинете. Вышел спокойный. Дома он меня не ругал. Сказал, что верит мне, и что в будущем надо быть очень осторожным со словами. Ну а Стукачёва, не знаю, вряд ли, она раскаялась впоследствии. Никакого взыскания мне наложено не было. Думаю, что завуч, фамилии которого я не помню, оказался гораздо умнее и спустил всё на тормозах. Уж не буду я много говорить здесь о том, что никакого коммунизма ни Стукачёва, которая так в него верила, ни эти дяди так и не построили, да и социализм угробили, не достроив до конца. А уста «младенца», восседавшего за школьной партой за моей спиной, «сглаголили» ещё ох какую истину.
После этого случая школа мне совсем опротивела. А учиться в ней мне предстояло ещё целых три года. А здесь ещё, как снег на голову, пришла новость, что нам придётся заканчивать не десятилетку , одиннадцатилетку, то есть мне оставалось учиться уже четыре года. Это было невыносимо. Надо что-то делать, иначе… я не знал, что будет, но знал, что ничего хорошего из этого роя не выйдет.
И тут я узнаю, что старший брат одного знакомого парня после окончания седьмого класса поступил в техникум. Это меня заинтересовало. А что такое техникум и что он даёт? Оказалось, что техники получают диплом о среднем техническом образовании и работают ИТР и даже на инженерных должностях. То есть через четыре года человек получает профессиональное образование и становится востребованным в экономике специалистом. Это в девяностые года горе-реформаторы, смешав в одну кучу ПТУ и техникумы и назвав их модным словечком «колледж», разрушили, в итоге, обе системы образования.
А если заканчивать полную среднюю школу, размышлял я, то через четыре года ты ноль без палочки, в лучшем случае будет первый курс института. Но туда ещё попробуй поступи. А ещё я вспомнил нашего соседа по коммунальной квартире в Шахтах дядю Станислава - любителя книг и обладателя большой по тем временам личной библиотеки, которой я восхищался. Он много знал и часто рассказывал мне разные интересные вещи. А вспомнил я то, что он учился именно в техникуме. И техникум тот находился в посёлке, где мы жили и назывался он Шахтинский энергетический техникум. Меня осенила идея поступить в этот техникум. Идея эта, вызрев где-то в глубине моего сознания, проклюнулась наружу и овладела мной. Для меня забрезжил свет в конце тоннеля. Все плюсы были налицо. Профессия престижная - энергетик. Учиться 4 года в посёлке моего детства, который мне был фактически родным. Совсем рядом, в посёлке Первомайском жили мои дедушка, бабушка, мой крёстный дядя Ваня. А ,главное, я вырвусь из порочного круга сплошного негатива в школе и дома, начну всё с чистого листа, притворюсь аутсайдером и буду двигаться вверх, и если что-то у меня не будет получаться, на меня никто не будет смотреть с жалостью или с пренебрежением. Я буду сам себе хозяин, все мои дела будут зависеть только от меня самого. Разумеется, я не смог предвидеть все ожидавшие меня трудности, а они были и были немалые, но сегодня, вспоминая это нелёгкое для меня время, считаю, что я поступил правильно. Как бы то ни было, именно техникум задал мне ту, довольно размашистую во всех смыслах жизненную траекторию, по которой я вот дошёл до старости.
Решив всё для себя, я должен был теперь достучаться до родителей. Не так просто отпустить ребёнка, а я для них, конечно же, оставался ребёнком, что называется на вольные хлеба. Да и лет то мне было не так много для самостоятельной жизни – 15. Потом, спустя много лет, мать вспоминала, что я был упрям и непреклонен в своём решении, и им пришлось уступить. Думается, что отец, наблюдая моё скатывание в учёбе по наклонной плоскости, потерял надежду на то, что я буду способен после окончания школы поступить в институт и получить высшее образование, а диплом техника гарантировал бы мне профессиональный жизненный старт. На их согласие повлияло также то, что я буду учиться совсем рядом с родными. Скорее всего, если бы я собирался учиться не в Шахтах, а в другом городе, то меня навряд ли бы отпустили.
Приняв совместно с родителями решение о поступлении в техникум, я немного повеселел, и с учёбой у меня дела стали налаживаться. Пусть я не стал отличником, но у меня стало больше пятёрок и меньше троек. Ведь для поступления в техникум надо успешно пройти вступительные экзамены, а если будет конкурс, то с тройками и четвёрками можно остаться за бортом. То есть у меня появилась цель, и я начал на неё работать. В школе удивились , узнав о моём желании поступать в техникум, ведь, как бы то ни было, я оставался в элите класса. Появились и те, кто решил последовать моему примеру, причём не из самых плохих учеников. Мой друг Алексей Сеничев, Николай Коршунов, Миша Титов , Николай Борзов также решили поступать в Шахтинский энергетический техникум. Значит, у меня появилась группа единомышленников, в которой я так или иначе играл роль вожака.
Восьмой класс заканчивался выпускными экзаменами, которые я прошёл хорошо. Был у нас и выпускной вечер в актовом зале школы, на котором нам вручили свидетельства об окончании неполной средней школы. Что интересно, нас почему-то не снимали всем выпускным классом на фото.
Сдавать документы отправились вместе, все, кого я упоминал выше. В Шахты ехали на рейсовом пазике, время в пути около пяти часов. Я ездил в Шахты много раз, ребята же первый раз. По прибытию в Шахты я попал в неудобную ситуацию. Ведь я негласно был как бы старшим этой группы, потому что жил здесь раньше и знал куда и как добираться до техникума. Но мы приехали уже после полудня, уставшие после пятичасовой тряски. Я конечно, хотел ехать к дедушке, там переночевать и утром явиться в техникум. Но я был не один, а кроме того, и ребятам надо было где-то ночевать. Мы не знали, что всех приезжих сразу устраивали в техникумовское общежитие. Получалось, что я должен был пристроить на ночлег ребят у дедушки. И я решил всю компанию вести на Первомайский, где, как известно, жили мои дедушка, бабушка, дядя Ваня с женой Раей. Пока ехали, я вдруг понял, что совершил непростительную ошибку. Надо было бы сразу везти ребят в техникум, устроить их там и тогда уже одному ехать к деду. Менять решение было стыдно и поздно. Мы уже шли по длинной улице, в конце которой жил дед, а я шёл и у меня на душе скребли кошки – какой сюрприз я веду своим родным, ведь никто их не предупреждал об этом, а всех надо накормить и уложить спать. Я никакого права не имел их приглашать и поступил глупо. Был бы один человек со мной, или по крайней мере два, а здесь пятеро.
У деда с бабушкой глаза повылазили, когда они увидели кого и сколько я привёл к ним на постой. Встреча была холодной, и поделом. Я понимал свою вину и не знал, как поступать дальше. Мне хотелось есть, но не мог же я один угощаться без остальных. Просить еду для всех также было бы западло. Мы, неприкаянные, потерлись во дворе, и я, чтобы не мозолить глаза, всех увёл в сад. Ребята тоже понимали ситуацию типа «вас не ждали, а вы заявились» и пригорюнились. Хотя нам было по 15 лет, но все видели, что приезду внука дед с бабушкой не обрадовались, и всё поняли. Подвешенная ситуация разрешилась приходом с работы дяди Вани. Дед его проинформировал, и крёстный всё разрулил. Он забрал нас всех к себе, а дом его находился рядом, даже не было забора между усадьбами. Тётя Рая что-то приготовила и накормила нас. Никто меня не укорил за самоуправство, но я и без того в душе казнился сам. Впоследствии дядя Ваня с юмором вспоминал тот случай.
В Шахтинском энергетическом техникуме готовили техников по двум специальностям: «Котельные и паротурбинные установки» – КПТУ и «Электрические станции, сети и системы» ЭССС, причём на КПТУ стипендия была 20 рублей, а на ЭССС – 18 рублей. Потому мы все, не такие уж дураки, подали заявления на КПТУ и вернулись домой. Дома, однако, мои родители на этот счёт думали иначе. Они устроили мне разнос за неправильный подход к выбору будущей специальности. Я был вынужден написать новое заявление уже на специальность ЭССС с просьбой аннулировать моё первое заявление и отправить почтой. Боялись, что не переведут, напрасно. Пришёл ответ, что новое заявление принято.
Не помню точно, как готовился к вступительным экзаменам, но диктанты писал каждый день, Отец диктовал, проверял и оценивал мою готовность, как хорошую. Наверное, как-то готовился и по математике.
Когда приехали на экзамены, узнали, что конкурс на специальность ЭССС – 11 человек на место, на КПТУ немного меньше. По словам членов экзаменационной комиссии, такого конкурса в истории техникума ещё не было. Похоже, большую роль в рекордном наплыве желающих учиться в техникуме сыграл переход на 11-летнее обучение в школе. Много ребят, видимо, рассуждая, как и я, не хотели лишний год сидеть за партой. Эта новость нам поубавила энтузиазма, мы понимали, что пробиться из 11 человек будет не просто.
В техникуме я встретил друзей своего детства. Впрочем, Володя Савин, сосед по подъезду был старше меня на три года и в друзьях тогда у меня не числился, но встретил меня радушно. Он перешёл на четвёртый выпускной курс этого техникума В течение всех экзаменов он болел за меня и радовался моим оценкам. Встретились и мои бывшие одноклассники. Витя Гусев прекрасно играл в футбол и его даже брали в команду Шахтинской ГРЭС. Буду и я со временем приглашён в эту команду. Он тоже обрадовался встрече. А вот мой самый лучший друг детства Слава Булатников отнюдь не был рад встрече, более того бесцеремонно выразил своё неудовольствие тем, что я притащил за собой ребят из Волгодонска, которые будут мешать поступать местным. К слову, ни Гусев, ни Булатников не поступили. Когда я уже учился в техникуме, то с бывшими друзьями детства отношения не поддерживал. Появились новые товарищи по учёбе и совместному проживанию в общежитии. Но как-то в мае 1967, когда я уже готовил дипломную работу и занимался самым трудным разделом проекта – расчётом потоков энергомощностей в энергосистеме, проводимый в комплексных числах, вечером ко мне в общежитие пришли гости. Это были друзья моего детства Валера Булатников и Миша Савин, младший брат упомятого выше Володи Савина. Они были навеселе и пригласили меня на проводы в армию. Я было отказался, ссылаясь на то, что не успеваю закончить дипломный проект, но они уж очень просили, хотя бы на пол часика. Проводы были в квартире Булатниковых. Полно людей, девчёнок. Все друзья моего раннего детства были там и встретили меня восторженно. Ведь вспомнили меня и позвали. Славка Булатников сидел с девушкой, хмуро поздоровался и не общался, Валера, его брат – близнец, напротив, души не чаял. Среди взрослых к своему удивлению увидел бабу Таню – бабушку Володи и Миши Савиных. Они жили как раз под нами, и когда мы с сестрой начинали бегать по комнатам, она стучала по батарее, а то и приходила и устраивала матери скандал. Это когда же было, в 1954-55 году, сейчас 67 год - двенадцать лет назад, тогда я думал, что её уже в живых давно нет. А сейчас прикинул, да ей в ту пору едва за 60 перевалило. С тех пор никого из друзей моего поселкового детства я не встречал. Слишком разошлись наши пути. У меня впереди были флот, МЭИ, Куба, Атоммаш, Минэнерго, Москва, они же прозябали в застойном посёлке. Конечно работали, завели семьи, детей, внуков и, кто состарился, а кто и почил не дожив до неё.
Во время экзаменов жил вместе со всеми в общежитие техникума. Первый экзамен - диктант – я написал на отлично . Сказалось моя напряжённая подготовка под руководством отца. Также «отлично» получил по устной математике, а вот по письменной - четвёрку. Но этого вполне хватило, чтобы быть зачисленным по конкурсу. Успешно сдали экзамены только я и Коля Коршунов, остальные, провалив экзамены, уехали домой. А Миша Титов и Лёша Сеничев поступили на следующий год. Ажиотаж к тому времени стих, и конкурс пришёл в норму.
Семейный совет без моего участия решил, что я буду жить в общежитии. Кто был «за», кто «против» не ведаю. Вариант моего проживания во время учёбы у дедушки я, конечно, продумывал, и он мне не понравился, хотя имел кое какие плюсы. Но представьте, ранний подъём, сортир во дворе, водопровода в доме нет. После преодоления указанных неудобств предстоял бы марш-бросок до ближайшей автобусной остановки протяжённостью в 2 км по фактически грунтовому бездорожью и в грязь, и в снег, и в непогоду. А там ожидай автобуса, а он может задержаться, и так далее. Обратный путь то же самое. Словом, я был за общежитие, хотя тогда я не имел никакого понятия о всех сторонах общежитейской жизни, но они познаются на практике.
Итак, 4 года спустя я вновь оказался в поселке Шахтинской ГРЭС, где прошли почти шесть лет моего раннего детства. В июне 1959 года мы уехали в Волгодонск. В сентябре 1963 я стал учащимся отделения «Электрические станции, сети и системы» Шахтинского энергетического техникума, и это продлится до 1967 года, когда после защиты дипломного проекта меня призовут на флот.