Сашка иногда заезжал к деду Леонтию с надеждой посмотреть на Ирочку. С опаской заезжал, зная, что обида бывшей жены Нины может вылиться в провокацию. Дед Леонтий окончательно одряхлел. Сашка, обратил ещё раньше внимание на не выбритые его щеки, потому привёз как-то ему дорогую электрическую бритву. Ему же оставлял подарки для дочки, если не заставал её дома.
Работа таксистом стала тяготить. Вероятно, почувствовал, что достаточно тянуть резину, пора уж браться за задуманное, то есть, ехать к дяде Василию и поступать, наконец, в какой-нибудь институт. Например, в технический. А к мечтам о писательском труде вернуться лишь при получении диплома, реализовав как-то себя. Он утрёт нос тем, кто раньше унижал его, он станет достойным человеком назло мамочке. Силы он чувствует.
Так думал Сашка, вертя баранку. Будний день. Клиентов нет. Но вот тормозит мужичок, по виду сельский. Сел в машину, и говорит:
- Свози в деревню, за два конца заплачу.
- Не договоримся: нам запрещено выезжать за город.
- Да кто тебя проверит…
- А сколь километров до села?
- Сто двадцать.
- А у нас рация берёт пятьдесят. Диспетчер станет вызывать – а меня нет.
- Ну, хорошо, заплачу за три конца.
Сашка усмехнулся: « Толкает мужик на грех. Как тут удержишься, тем более, что всё равно бросать баранку». Сказал:
- Поехали.
- Только сначала к моргу подъедем.
- Зачем?
- Так мне покойника в село доставить надо.
- А ну вылазь – для таких дел нанимают грузовик.
- Выручай… Я посажу его сзади. Какая тебе разница? Заплачу за четыре конца.
Сашка посмотрел на него. На миллионера не похож. Наоборот, так себе одежда. Видно, у горя своя мера благоразумия, скупости и расточительности. А у этого человека большое горе.
- Ладно, согласен… Заплатишь за три конца.
Покойник, с зеленоватым лицом, сидел на сиденье, придерживаемый сельским мужичком. Его глаза были приоткрыты, мутный взгляд уставился через зеркало на Сашку, голова же покачивалась, как будто он был поездкой не очень доволен. Когда с трассы съехали на грунтовую дорогу, покойничка затрясло, как от смеха. Глянул Сашка, а он подмигивает ему. Нужно смотреть на дорогу, а Сашка не может глаз оторвать от мёртвого. Остановился. Попросил пересадить покойничка на край салона. После этого доехали нормально. Село тихое. Мирный лай собак. Промычала корова. Сашка вспомнил татарское село. А что, ведь спокойней жить в деревне.
Но в городе Сашку потеряли. На месяц сняли с машины. Так это кстати. Сашка взял обходной. Директор спросил о причине увольнения. Сказал честно: собирается поступать в институт. Директор с сомнением покачал головой. «Назло вот таким поступлю» - подумал Сашка.
Сделан серьёзный шаг к тому, о чём Сашка мечтал. Но начались нестыковки. Во-первых, пошла вторая половина лета, время для поступления в Вуз, вероятно, потеряно, во-вторых, он не выбрал специальность, да и возникли сомнения в том, что он готов к вступительным экзаменам. От дяди Василия получил письмо, где тот обещал ему помочь с работой и с жильём. Нужно было быстрей ехать – присмотреться, пристроиться, определиться с факультетом.
Ничего не мешало отъезду. Но, уж такая у Сашки судьба, появилась помеха: грянуло сообщение, присланное в телеграмме от Александра Ивановича – мужа Ксении Семёновны. Телеграмма пришла из Москвы. В ней он писал о том, что мать Сашки при смерти. Что он почувствовал? Что теперь ей ничего не докажет, став человеком. И ещё – прихлынула жалость.
Он немедленно отправился в Москву. Перед отъездом продал аккордеон за триста рублей, снял с книжки полторы тысячи и с чемоданчиком, поцеловавшись с загрустившей Валечкой, уехал.
И вот он, одетый в белый халат, стоит в палате, где перед ним на постели лежит мамочка. Это была она, хотя лежало что-то чужое – болезненное, опухшее. Вроде узнала Сашку – в глазах испуг. Рядом, в ногах её, Александр Иванович – поседевший, мрачный. Сашка с ним поздоровался, поцеловал мать. Отчим, вздохнув, встал и вывел Сашку в коридор. В коридоре они присели на диван. Александр Иванович, склонившись, стал рассказывать:
- Вот такие дела: в Ногинске врач вместо больной почки ей удалил здоровую. Привезли сюда - спасать. Это больница при научно-исследовательском институте. Пока что бесполезно - не ест, а пьёт только боржоми. Слушок, что она безнадёжная…
На следующий день Сашка принёс два ящика боржоми, фрукты. Первые ночи спал в гостинице. Днём сидел возле больной. Отчим наклонялся к лицу её, и они беседовали. У Сашки она ничего не спрашивала, только поглядывала то ли прощально, то ли стараясь что-то увидеть. Прошла неделя. Сашку приютили в больнице с лёгкой руки медсестры, которая оказалась разведёнка с маленьким ребёнком. Она даже предложила Сашке свою квартиру, но он отказался: не мог закрутить роман в такие невесёлые дни. Через десять дней приехала Полина. С хакасом не ужилась и переехала в Чернигов. Разговора с сыном и сестрой у больной не получалось, зато с Александром Ивановичем они постоянно шептались. Полина с Сашкой просиживали в сторонке. Но у Полины не тот характер, чтоб она могла вытерпеть подобное слишком долго. Сидя за обедом в кафе, она раздражённым голосом сказала Сашке:
- Мы ей не нужны, разве ты не видишь? Она может долго протянуть, а мне домой надо. Я буду брать билет. Не хочешь погостить, раз всё равно с работы рассчитался? А может, приживёшься. В Киеве институтов полно.
- А поедем, тётя…
Прощание с матерью было холодным. Даже больной её организм сохранил в прежней силе равнодушие к сыну, это было видно: наверняка зная, что видит его в последний раз, не обронила ни единой слезинки, не прижала к груди, не вскрикнула, не пожелала ему ничего. Откуда такой холод? Понимала ли она, что живая ещё физически, она давно похоронила душу свою?