Пройдя пару кварталов от Лейпцигерштрассе, где находился офис техцентра московского внешнеторгового объединения, я проследовал через пограничный переход Чекпойнт Чарли, между восточным и западным Берлином. Уже на выходе на территорию Западного Берлина меня остановили два человека в военной форме. Тот, который был старше по возрасту, за последние полгода участвовал в подобном задержании третий раз.
Проходя через этот переход, я и раньше как-то напрягался. Мои ощущения усугубляли эти американцы, которые уж слишком тщательно обыскивали, чего не требует, на мой взгляд, процедура пограничного досмотра.
Сегодня они также представились сотрудниками американской службы безопасности и предложили пройти для беседы, указав на довольно длинное одноэтажное строение, стоящее по левую сторону от КПП. Лишних вопросов я не задавал. Эта была зона ответственности США, союзников СССР в войне против гитлеровских войск. Однако теперь мы с ними были по разные стороны нового фронта - холодной войны. Капитан был строен, худощав, с мохнатыми ресницами и бровями и говорил на английском басом. Сержант-майор был значительно моложе, улыбчив, свободно говорил на немецком, который и предложил мне подождать в помещении, а сами вышли. Я присел на стул у длинного стола и стал листать газеты. Дверь была не заперта, но, естественно, уйти я не мог и покорно ожидал. В соседней комнате были слышны голоса, но из-за надёжной звукоизоляции понять что-либо было не возможно. Я стал смотреть в окно в сторону пограничного перехода. Пеших людей было совсем мало. Люди проезжавшие на автомобиле, показывали личные документы или пропуска стоявшему под козырьком пропускного пункта военному и шлагбаум без промедления поднимался. Я подумал, что когда-то на этом месте люди свободно ходили, просто разговаривали, обнимались, целовались. Теперь это зона отчуждения не только одного народа, но даже и родственников. Четыре года назад, когда я только начинал работать в восточном Берлине, меня поселили недалеко от вокзала Берлин - Остбанхоф на 15 этаже дома - прямо напротив издательства Нойесдойчланд. Сверху было хорошо видно, как в прошлом, единые системы коммуникаций: дороги, улицы, линии электропередач, теперь, с обеих сторон словно гигантским ножом были разрезаны стеной, разделяющей единый город на две части. Концы этих коммуникаций за долгие годы не были убраны. Они словно живые организмы тянулись друг к другу, надеясь, что когда-нибудь произойдет нечто и они вновь образуют полноценный организм.
Офицеры, зайдя минут через пятнадцать, попросили для досмотра мои вещи. Я молча, передал сумку, фотоаппарат и другие вещи, которые у меня были. Очень не спеша, они осмотрели всё тщательно, обращая внимание даже на швы сумки, разговаривая между собой и задавая мне казалось бы ничего не значащие вопросы. Особенно их привлекли внимание толстая четырёх стержневая авторучка и фотоаппарат. Не зная за собой ни каких грехов, всё происходящее меня немного веселило и я предложил для досмотра мою обувь. Задержав взгляд на моих туфлях, военные ничего не ответили.
Я посмотрел на часы.
- Опаздываете? – спросил капитан.
- Да, у меня осталось полчаса до назначенного времени. Я стараюсь быть пунктуальным, немцам это нравится.
- И… - спросил сержант?
- Да, мне это не сложно.
- Куда Вы направляетесь?
- На текстильную фирму.
- Пожалуйста, назовите конкретно.
- Герхард Шранк веберай - ответил я.
- Что Вы там намерены делать? - спросил сержант.
- С представителями фирмы будем обсуждать технические вопросы поставленного оборудования.
- О чём конкретно речь? - Опять спросил сержант - майор.
- Решение вопросов согласно контракта. Надеюсь обойдёмся без конкретностей, если это не допрос? - сказал я.
- У Вас в сумке какая-то литература на русском языке, это ведь не техническая документация, что это?
- Это книга Бориса Пастернака: стихи и проза. А это томик Шиллера.
- Шиллера мы знаем - сказал сержант,- а другая книга это советская пропаганда? - Они очень внимательно полистали страницы книг.
- Шутите? Пропаганду стихами не пишут. Господин Пастернак – лауреат Нобелевской премии. Его знает вся мировая литературная общественность, хотя бы по тому, что он отказался получать эту премию в Стокгольме. Это крайне редкий случай подобного рода.
- Видите ли, мы не владеем русским языком. Ладно, считайте, что вопроса не было. В сумке у Вас есть детали из цветного металла, это не золото?
- Две детали из бронзы, а другие имеют специальное технологическое покрытие материалом повышающим прочность поверхности, но не золотом.
Капитан что-то сказал на английском и через минуту он вышел. Оставшись вдвоём, сержант-майор улыбнулся мне пристально и после некоторой паузы, более уважительным тоном заговорил:
- У нас к Вам есть ещё один вопрос не касающийся дела по которому Вы сейчас направляетесь. Вас всё в жизни устраивает?
- Весёленький вопрос. Всё может устраивать только бабочку, которая живёт, не осмысливая свое положение. Но инстинкты ей подсказывают, что через несколько часов с ней произойдёт новое превращение. У меня ничего нового не предвидится, поэтому живу, довольствуясь тем, что мне подарила судьба.
- Вы ошибаетесь. У любого человека могут произойти изменения, как положительные, так и не очень. Надо только, чтобы этот человек понимал и стремился к лучшей жизни.
- На что Вы намекаете?
- Вы известный человек и специалист в вашей отрасли. Известна Ваша биография и ваша советская фирма, производящая очень интересную продукцию - я не имею в виду ткацкие станки, которые вы поставили Шранку. Все ваши дела служебные и частного характера известны вашим конкурентам и не только им, как Вы понимаете. Мы знаем о вашей дружбе с господином Маллер из Грюневальде, который является родственником Эгона Кренца. Уверен, что Вам известно, что Хонекер серьёзно болен и Кренц - вероятный приемник на пост главы восточной Германии. А ваши частые встречи с господином Маллер говорят о том, что Вы, господин Жуков, ищите пути к Эгону Кренцу. Ведь это так?
- Вы слишком высоко оцениваете и необоснованно тенденциозно рассматриваете мои исключительно деловые встречи с гражданами в обеих Германиях. Я вообще политикой не занимаюсь.
- Мои друзья и коллеги обратили на Вас внимание ещё в первой В
вашей командировке в Нойгерсдорф, где Вы жили в отеле Лихтенбург, а также о Ваших отношениях с молодой гражданкой ГДР. Я надеюсь Вы хорошо это помните. Кстати, согласитесь, что в Германии много молодых и красивых представительниц женского пола. Вы совершенно правы в Ваших поступках, и это никто не осуждает. Жизнь действительно коротка и ею надо пользоваться. И запомните мои слова, что не каждый день человеку высказывают признание. Вам есть о чём подумать. Вы ведь ещё не раз будете посещать господина Шранка. И последнее на сегодня: мы не советуем Вам информировать ваше руководство о нашем разговоре. Мы знаем вашу советскую систему. Стоит только Вам заикнуться о нашем разговоре, так сразу у Вас будут серьёзные проблемы и Вы, скорее всего, потеряете даже то малое, что имеете сейчас.
- Напрасно Вы мне это всё говорите. Во-первых, меня всё устраивает в моей жизни. А во-вторых, я бы хотел, чтобы Вы этот разговор забыли и не мешали мне исполнять работу. А память у меня - дай Бог каждому. Всё хорошее и не очень, я помню хорошо. Но в любом случае за время моей работы на территории двух Германий криминала у меня не было. Поэтому слова ваши, похожие на шантаж, пустая трата времени.
- Не волнуйтесь, я не уголовный следователь. Я, как бы это точнее сказать -
ваш друг и скорее просто психолог. Навредить Вам, такой цели у меня нет. А по поводу опоздания к главе текстильной фирмы - не беспокойтесь. Господин Герхард Шранк доволен Вами и не даст Вам скучать подолгу в Восточном Берлине. Он планирует ещё закупать у вашей фирмы оборудование и Вам надо рассчитывать на пополнение семейного бюджета западными марками. А Вы говорите: "никаких изменений не ожидаете".
- Я могу идти? Верните мне пожалуйста мои вещи,- попросил я.
- Да, да, конечно. К стати, в Вашем фотоаппарате нет плёнки,- улыбаясь, глядя на меня сказал сержант-майор и пододвинул содержимое сумки. Но в следующий раз, прилагайте всё-таки к таможенным документам эскизы на каждый вид деталей, с указанием марки материала. Я знаю, что это не контрабанда. Но у других сотрудников, добросовестно исполняющих свои обязанности, могут возникнуть к Вам вопросы и беседы могут быть гораздо продолжительнее. Сразу за площадью стоянка такси, там всегда стоят свободные машины,- подсказал мне офицер и пожал мне руку как старому другу.
- Да, я знаю, - ответил я.
Я был в полном спокойствии, но мне скорее хотелось уйти. С осознанием того, что я уже опоздал и озабоченный происшедшим разговором я вышел на улицу. Было о чём подумать. Значит приезжающие в гости родственники Фрау Дохен,- хозяйки отеля Лихтенбург не простые гости и время зря не теряют. Похоже что всё это время я был у них по контролем и пристальным вниманием. Прямо как в кино. Такой поворот событий щекотал нервы.
Интересно, имеет ли хоть какое-то отношение к разговору Герхард Шранк. Знает ли он об этом. Сегодняшняя беседа на границе сильно отличалась от предыдущих и завершилась фактически предложением. Только что они от меня хотят?Рассказать это своему шефу - директору техцентра Молову не возможно. В случае необходимости он обязательно использует это против меня. Как поступить чтобы избежать неприятностей. Придётся лавировать до последней опасной черты. Только как узнать, что именно эта черта последняя, за которой может последовать провокация, после которой уже не отмоешься. Ещё не так давно было на слуху дело Буковского. Правда, истинной сути его деятельности не открывали для широких масс. То ли он был шпионом американским, то ли просто неуёмным бесстрашным правозащитником. А несколько месяцев назад, одному нашему работнику посольства, здесь в Берлине, якобы за контрабанду антиквариата, надели наручники прямо у трапа самолёта. Его сын учился с моей дочерью в одном классе в посольской школе. Пришли за мальчиком прямо во время урока и сопроводили к маме для немедленного сбора и выезда домой.
Я дошел до стоянки такси за площадью. Таксист, к которому я сел в машину был очень полный мужчина с высоким голосом. Он был по-доброму настроен и в меру разговорчив. Удивился что я из Союза, повернулся и ещё раз посмотрел на меня пристально, как бы убеждаясь, что я на самом деле русский. Он рассказал, что на днях был на стадионе, где проходил товарищеский матч между футболистами ФРГ и СССР.
- Советский союз для нас таинственная и не до конца понятная страна. У вас мало кто бывает из европейцев. Мне всегда хотелось своими глазами увидеть что-нибудь реальное о СССР. На футбол я хожу редко, но как только узнал, что наши играют с русскими, я решил пойти. Ваша сборная была какая-то экспериментальная, состояла только из новых игроков. Конечно, русские проиграли 0:4, очень старались выиграть и не контролировали свои эмоции. Было видно, что хотели доказать свою пригодность в сборной, но не хватало профессионализма и общей культуры. Грубили, зло спорили с арбитром и нашими игроками. Было много желтых карточек. Наверное, не весь народ у вас такой грубый, - сказал таксист не очень убедительно.
Слушать мне было неприятно эти обвинения и было только утро, а уже второй раз мне пришлось чувствовать себя приниженным. Что касается футбола, то это скорей всего так и было. Живя на окраине Новосибирска в частном секторе и не только, часто сталкивался с многочисленными фактами пьянства, и как следствие с безобразным поведением моих соотечественников.
-Да, вы правы - согласился я. - И культуры не достаточно и опыта взаимоотношений на международных матчах, да и понять их можно: выиграть-то хочется. Хотя я мог бы напомнить Вам о, мягко говоря, неправильном поведении целого народа сорокалетней давности. Только развивать эту тему сейчас мне бы не хотелось.
- О, да, конечно. Это страшная трагедия. После моего рождения мой отец погиб, так и не увидев меня. Сгорел в танке под Курском. И могилы нет. Гитлер виноват.
Мы замолчали каждый по своему. Тема изъезженная вдоль и поперёк. Вскоре подъехали по адресу фирмы. Прощаясь, он довольно громко и приветливо откликнулся на мою благодарность и протянул мне визитную карточку, предлагая довезти меня назад к границе. Я согласился, и мы договорились о времени.
На фирме, хозяин Герхард Шранк встретил меня приветливо. На этот раз он всё время куда-то торопился, смотрел на часы, говорил быстро, но при этом не забывал улыбаться. С начала, чего он раньше не делал, он провёл меня по помещениям, где стояли огромные чаны из хромированной стали, в которых плавала осетровая рыба. В одних ёмкостях были мальки, в других подростки. В последней емкости были почти метровые красавцы. Я представил эту красоту в жареном виде, с лучком и укропчиком, приправленную сметанкой и в моём желудке засосало. Утром съеденный бутерброд, моим организмом не запомнился.
- Вода в этих ёмкостях проходит окончательную очистку. В производстве она использовалась при отделки шерстяных тканей. Санитарные службы в Берлине очень придирчивы к качеству воды, которая возвращается в водопроводную систему. Осетровая рыба также очень разборчива при выборе среды обитания. Будь вода некачественной, рыба жить и размножаться в ней не стала бы. Так что рыба здесь в роли санитарных инспекторов. Это лучший тест для властей города. Кроме того, если рассматривать разведение рыбы как самостоятельный бизнес, то могу сказать, что он рентабельней текстильного производства в два раза.
- Тогда почему Вы, Герхард, не займётесь исключительно разведением рыбы? – спросил я.
- Первично у меня был бизнес текстильный. Это потом уже пришло понимание, что очищенную воду, перед возвращением в городскую водную сеть можно как-то использовать. В планах у меня есть цель расширить дело по разведению рыбы, но в городе имеется всем известная проблема с землёй. Однако я оптимист и надеюсь реализовать это. Сейчас очень большой спрос на чистый продукт. Вы наверное видели, что в городе всё чаще встречаются магазины с чистыми экологическими продуктами. Они значительно дороже, но люди всё больше думают о своём здоровье и покупают их.
Завершив эту экскурсию по вспомогательному производству, мы быстро рассмотрели претензию фирмы по поломке деталей. Вина завода была очевидной и мы подписали акты передачи. Герхард отметил нашу оперативность и напомнил, что простой оборудования в иной ситуации, может обернутся ему санкциями за несвоевременную поставку тканей швейникам. Седеющая, короткая борода и пронзительные улыбающиеся глаза делали его интеллигентным и обаятельным. Мне подумалось: как бы он повёл себя, если бы простой станков был причиной убытков предприятия. Не хотелось бы испытывать свою судьбу и этого умного и уравновешенного человека. Перед прощанием он просил поставить в короткий срок несколько видов самых важных деталей, которые он мог бы сам оплатить даже в гарантийный период. Я быстро составил список как дополнение к будущему контракту на поставку станков. Мы расстались как добрые друзья. Я не верил, что он хоть как-то причастен к разговору на границе, хотя ведь знают они о его планах.
Когда после обеда я собирался уезжать, помощник хозяина – СтанИслав, сказал, что детали поставлены на станки и уже вырабатывают ткань. Этот помощник хозяина был из сербов и он любезно рассказал мне о том, что в другом ткацком цехе сейчас работают четыре представителя нашего главного конкурента - швейцарской фирмы «Швицер» и заменяют довольно большой механизм масляный буфер, на всех сорока девяти станках. Я был очень удивлён этому факту и позже, - все последующие годы, когда возникали проблемы по нашему оборудованию, рассказывал об этой проблеме наших конкурентов клиентам. Я подумал: было бы не плохо в другой раз осмотреть станки конкурента. Появились ли у них какие-то новые разработки?
Затем Станислав, в другом цехе показал мне японские ткацкие станки. На них уточная нить прокладывалась с помощью замороженной капли воды - 500 циклов в минуту. Я смотрел на это как заворожённый. Практически мгновенное замораживание капли с нитью перед прокладыванием и также мгновенное размораживание после прокладки нити. Мне это представилось тогда чудом. Негативом всего этого процесса была тотальная влажность, которая была повсюду. Станислав проводил меня до проходной, и я направился на остановку такси.
Моего водителя такси звали Рудольф. На обратном пути любопытство таксиста было удовлетворено на сто процентов. Его интересовало всё. Из какого я города и где он находится. Как устроено образование и как оно оплачивается. Сколько стоит медицинская страховка. Есть ли квартира и т.д. Было видно, что он готовился к вечерней поездке со мной. Не обошел он и пресловутый вопрос о медведях, захаживающих в города. Многие ответы его удивляли. И только когда я назвал свою зарплату, которая была в пять раз меньше его дохода, он понял почему у нас медицина и образование бесплатные. Между делом посматривая в окно, я видел красивые дома, чистоту на улицах и полное отсутствие грязи,- точнее сказать отсутствие возможности образовываться этой грязи: повсюду либо асфальт, либо трава.
- Я хотел бы побывать в Советском Союзе и посмотреть всё своими глазами,- сказал Рудольф. Я слышал рассказы тех, кто бывал у вас в плену. Но мало кто из них видел вашу реальную жизнь. Большинство из них работали на рудниках, стройках дорог и на других тяжелых работах. Жили, как правило, в бараках, в закрытых лагерях за городом. А если и провозили их по городу, то это были грузовики с железными будками с не большими прорезями с боков.
-Да, это правда, так и было. Гостей с добрым сердцем у нас рады видеть и приглашают к столу. А непрошенных, извини, так как Вы рассказали. Приезжайте и я буду рад Вам, - сказал я, не будучи уверенным, что это возможно.
- Я Вам дал визитку,- сказал Рудольф,- там есть домашний телефон. Когда будете у себя в Советском Союзе, позвоните мне. Я очень хотел бы побывать в Советском Союзе. Я люблю путешествовать. Я бы оплатил все расходы.
- Мне еще 2 года работать в ГДР - ответил я. Тогда я ещё не знал, что уже через полгода со мной произойдёт невероятный поворот судьбы. Я попросил таксиста остановиться за несколько кварталов до пограничного перехода.
Время нахождения на территории Западного Берлина не ограничивалось, и я решил погулять по городу. Зайдя в крупный супермаркет «Квелле», я провел в нём не менее получаса. Радовало глаз всё: отсутствие очередей, обилие товаров, блеск полов и витрин, улыбающиеся как самому близкому человеку, продавщицы. Проходя мимо прилавка печати, бросились в глаза завораживающие, откровенные фото обложек мужских журналов, смущающих целомудрие советского человека. Вот они инструменты растления капиталистического мира. Только почему все эти госпожи и господа равнодушно проходят мимо, не замечая этого. Что-то с ними не так?
- Пожалуйста, что Вы хотели бы купить? - деликатно обратилась ко мне хорошенькая, с живым лицом продавщица, искренне улыбаясь. Я был не очень рад её появлению, сбившей мой внутренний диалог самого с собой и моё кратковременное, независимое существование. Её красота являлась приложением ко всей этой откровенной атрибутике. Она совершенно не отличалась от тех, которые улыбались мне со страниц журналов. Более того, казалось, она сама только что сошла с одной из страниц. Неоднократно бывавший у подобных киосков я всегда испытывал одинаковые ощущения, вовсе не от того, что видел в этом что-то постыдное, а скорее наоборот: меня беспокоило неумение управлять своими природными эмоциями. Ведь таких сложных противоречивых переживаний я не испытывал будучи в откровенных отношениях с представительницами противоположного пола у себя в России. Всё происходит без ханжеского намёка, естественно, без постыдных волнений и переживаний. Единственным руководством к действию являются чувства и программа, заложенная в мужчину высшим и гениальным законом природы, который никто не вправе осудить или поправить.
- Нет, нет спасибо, я только хотел посмотреть.
- А Вы купите, и дома спокойно посмотрите,- как мне показалось, издевательски, сказала она.
Я поблагодарил её ещё раз, при этом стараясь как можно любезней улыбнуться. Мой уход был похож на бегство, хотя со стороны, наверное, этого не было заметно. Пройдя в детский отдел, я купил пару маек для двенадцатилетней дочки.
Выйдя из магазина, мне предстояло новое испытание. У одного из подъездов жилого дома стояли две милые девушки в откровенных нарядах. Я сразу понял - кто они.
Им было достаточно моего короткого взгляда, что бы они поняли, что я их заметил.
-Добрый день господин! - громко и елейно сказала рыжеволосая с короткой стрижкой, - Если Вы не спешите, мы приглашаем Вас на чашку чая. У нас сегодня презентация нового сорта. Вас это ни к чему не обязывает.
- А Вас не смущает, что если скажу, что я из Советского Союза?
- О-о,- встрепенулись обе,- это ещё интересней. Но Вы такой же как мой брат, только у Вас борода. Это очень интересно! Такой истории у нас ещё не было. Мы очень просим Вас пройти к нам.
Вперёд выступила блондинка и довольно серьёзно, спокойно и дружелюбно сказала:
- у нас есть один вид услуги - беседа за чаем бесплатно, если имеем особое расположение к клиенту. Мы хотели бы узнать хотя бы немного о жизни в Вашей стране из первых уст.
- Вы же сами сказали, что я такой же как Ваш брат. Значит и жизнь наша примерно, такая как ваша. Отличается только политическое и экономическое устройство моей страны, но это вряд ли вам интересно.
- А семья у Вас есть?- спросила рыжая.
- Да, у нас так же женятся, рождаются дети, учатся.
– А в Советском Союзе есть девочки, которые также как мы зарабатывают деньги?
- По закону запрещено, но знаю, что есть. У нас можно и так, по-доброму, без финансового интереса познакомиться с понравившейся девушкой и любить друг друга, не требуя взаимной оплаты. На лицах девушек была улыбка интереса. На их предложение зайти к ним - я всё-таки решил отказаться. Не стал испытывать свою судьбу и поблагодарил их.
Чувствовалось, что я их разочаровал, так же как некоторое время назад разочаровал продавщицу журналов и как разочаровываются все в любом бизнесе, у которых только что добыча висела на крючке, но сорвалось. В любой сделке финал всегда одинаков: или удовлетворение успехом или разочарование с разной степенью досады.
Возвращаясь, как тогда говорили, в дружественную демократическую часть Германии, я прошел через пограничный переход без задержки.
Различие двух территорий было очевидным. Сразу же за переходом сновали местного производства Вартбурги и Трабанты, которых называли мыльницами. Трабант был совсем крохотный, двух дверный и изготавливался из пластмассы. Любопытно было наблюдать на аварии с участием этих машин, в том смысле, что щепки летят. На улицах было достаточно много автомобилей из моей страны - Волги, Лады, Москвичи.
Наш «Техцентр» был оснащен тоже советскими автомобилями. Дальнейшие отличия между двумя немецкими территориями продолжались во внешнем облике зданий. Здесь - в Восточном Берлине превалировал больше серый цвет. Дома были старые и громоздкие. И только новые кварталы и улицы строились более светлых тонов. Некоторые старинные улицы, разрушенные во время войны до основания, отстраивались вновь в старинных немецких традициях: раскрашивались разными цветами и выглядели игрушечными. Большая часть Лейпцигерштрассе, где в одном из зданий располагался наш техцентр, застроена высотками из стекла и бетона. Было очевидным, что два Берлина это визитные карточки своих систем.
Отчитавшись в бухгалтерии Торгпредства, я успел принять участие в переезде нашего офиса с Лейпцигерштрассе в район Панков.
На следующий день, основавшись в просторном кабинете по новому адресу, я и мои коллеги обсуждали перспективу переселения в новые квартиры неподалёку от офиса. Забежала переводчица Вера, она же секретарша директора и сказала, что меня вызывает шеф.
-Здравствуйте Леон Евсеевич, - сказал я.
-Проходи, - грузно вставая для рукопожатия, сказал шеф. У меня к тебе три новости. – Читал твой отчет по западному Берлину, но сейчас не об этом. Ты всегда Николай Степанович умудряешься чем-нибудь удивить. - Он сделал значительную паузу и я успел спросить себя,- во что на этот раз вляпалась моя мудрость.
- Тебе придётся ехать домой.
- Слава богу, что нам всем когда-нибудь придётся ехать домой.
– Твой завод затеял документальный фильм об экспорте станков. В том фильме, в
части об экспорте, ты будешь играть главную роль.
Я был действительно рад побывать дома. Но что касается фильма, то я больше насторожился, чем обрадовался. Хотя, при моей относительной молодости, я думал, что я всё смогу. Это у меня с детства. В детстве меня звали «дед Чипонец», это от слова японец. Жил у нас в деревне дед один. Все говорили, что он «шипко умный». В свое время он воевал в русско-японской войне и по его рассказам участвовал в сражении кораблей русских и японских в Порт-Артуре и в Желтом море у берегов Кореи. Был сильно покалечен, списан на сушу. После выздоровления, не выезжая с Дальнего востока, опять участвовал в боях в Манчжурии, и в осажденной крепости Порт-Артура и опять повезло: остался живой. Домой вернулся просвещенным по многим вопросам, освоившим грамоту. Он помогал сельчанам советами и писал по их просьбам письма. Прожив до глубокой старости, он и в советское время был странной, но значительной фигурой на селе. Я его помню кривоногим, с перекошенной грудью. Жил он в саманной избушке совсем бедно, даже пол его жилища был глиняный. Он никогда не работал в колхозе. Ловил рыбу и ондатров, ставил петли на зайцев, помогал людям делать кизяк, колол кабанов, дубил шкуры, занимался огородом - тем и жил. Конечно, до деда я не дотягивал по мудрости, но с некоторых пор у меня появилась привычка по каждому случаю говорить « я знаю».
- Второе - поскольку экспорт станков расширяется,- продолжал шеф,- ваше руководство решило расширить склад запчастей гарантийных и коммерческих стоимостью до трёх миллионов марок. Так, что ты теперь у нас богатенький будешь.
- Леон Евсеевич, Вы же знаете, что частной собственности у нас в государстве нет. А что касается склада запчастей, то он является собственностью завода и я имею право им распоряжаться только по инструкции.
- Ну, братец, находясь рядом с таким добром отщипнуть всегда можно, а кристально чистых людей не бывает. Кстати, какие ткани вырабатывает Шранк в Западном Берлине?
- Камвольные, суконные.
- Я тебя уже в который раз прошу подумать, как мне помочь отблагодарить моих друзей в Москве. А ты по-прежнему в стороне стоишь в этом вопросе. От моих друзей зависит не только мой срок работы здесь, но и твой. Ты Шранку увёз дорогостоящие детали, что привёз взамен?
- Детали передал я по акту передачи и дефектной ведомости и на основании официальной рекламации, которая у нас зарегистрирована. Герхард был доволен оперативностью. Расширение склада будет очень даже кстати. Я имею в виду и других заказчиков станков. Улучшение работы по сервису оборудования приведёт к расширению экспорта.
- Ну, это не твоя заслуга, а результат деятельности всего завода.
- Да, заслуга завода неоспорима. Но всё таки взаимный товарооборот осуществляется согласно плановой экономики стран и рамочным контрактам поставки товаров.
- Это ты так выражаешь благодарность своему заводу?
- Нет, я просто констатирую факт. В данном случае, завод исполняет только решение государственной власти.
- Хватит демагогии, ты лучше вспомни, что я тебе говорил на прошлой неделе. Я устал и мне надо развеяться, Заодно надо посмотреть так ли хорошо у тебя организована работа с клиентами. Всех я проверял, только ты ускользаешь от моего контроля. Планируй со следующего понедельника в Райхенбах на три дня, всё продумай. Я надеюсь ты знаешь как это мог делать твой предшественник Петр Иванович из Чувашии. Там в Райхенбахе хорошие курортные места и хорошие возможности для отдыха,- сказал шеф.
-Да, пожалуй туда надо ехать. У меня как раз в тех краях накопились рабочие вопросы. Туда наверное и надо везти съёмочную группу.
- Я не о съёмочной группе. Я тебе говорю о себе, не ужели не понятно.
- Понятно. Только теперь я имею ввиду и тот период когда приедет съёмочная группа. По пути в Грайце поговорим о съёмке - нашелся я. В Райхенбахе давно приглашали провести обучение или консультации. В Карл-Макс-Штадте фрау Мэдер просила подъехать. На их базе немцы решили создать свой центральный склад запчастей для всей текстильной промышленности ГДР. Станков в ГДР уже несколько тысяч. Фрау Мэдер просит информацию по оптимальной номенклатуре запчастей, а так же им нужна техническая литература по обучению. Эти материалы я уже приготовил. Дел достаточно для полноценной командировки. А что за третий вопрос? - попытался я перевести разговор на другую тему.
- Режиссер Ерназарова и оператор Иванов, которые приедут, выражают тебе доверие и просят подготовить сценарий съёмки на предприятиях. Только ты не заносись, отнесись к этому серьёзно. Люди учатся годами, что бы хоть что-то в этом понимать.
- Хорошо, я подумаю - ответил я. С шефом я согласился, но сам подумал «я знаю». Варясь в этой технической, коммерческой и отчасти творческой каше, кто как ни я лучше других могу сказать - где, с кем и о чём говорить.
Выйдя от шефа, я встретил улыбающуюся Веру.
-Коля, я тебе завидую, я читала всю переписку,- её лицо с детства пораженное оспой искренне улыбалось, - возьми меня с собой в командировку.
-Увы, Вера, - закон и мораль советского человека не позволяет двоеженство, - пошутил я.
- Ну, я не эту роль имела в виду. Я хотела поехать просто переводчицей, - вся пунцовая от смущения сказала Вера.
Приятели в офисе уже были в курсе моих новостей. Всем хотелось смотаться домой на короткий срок, кроме Жени Проклова – моего нового коллеги и конкурента по поставкам станков. Он совсем недавно приехал на смену, обаятельному любимцу женщин Петру Ивановичу, о котором напоминал мне шеф. Женя Проклов вызвал меня в холл, подал листок.
- Николай, это лекарство. Пожалуйста, привези обязательно, иначе меня ждёт катастрофа. Через два месяца приедет жена. В Москве я не очень удачно познакомился с девочкой. О последствиях узнал перед самым вылетом из Москвы, замотался и не успел купить то, что надо для лечения. В немецкой аптеке без переводчика объяснить не смогу, а привлечь к этому Вику, это всё–равно, что подписать себе приговор. А жена если узнает, - даже думать об этом не хочу. Я в тупике. Звонил домой другу, он назвал это лекарство. Помоги Николай, привези, вечным должником буду.
- Должников не люблю, они не искренни. Ты ничего мне не будешь должен, не переживай. Кстати, тебе не надо будет ждать моего возвращения. Генеральный представитель Аэрофлота - Алексей – мой друг. Думаю, что через пару дней ты получишь свою спасительный круг.
Вечером я зашел к Лёше, предложил прогуляться и объяснил ситуацию.
-Да, не повезло парню, перед выездом за границу и так вляпаться. Я организую, что будет стоить скажу потом. Завтра вечером из Москвы будет рейс. Думаю, что получится. В Москве надо будет поднапрячь ещё одного человека, чтоб купил и привёз к рейсу.
Алексей Григоренко открытый, замечательный человек, как и его жена Валентина - улыбчивая и деликатная. Оба они родом из Минска, там учились и знали друг друга ещё со школы. Алексей приехал сюда рядовым сотрудником, и вот теперь главный руководитель представительства Аэрофлота в ГДР и Западном Берлине. Благодаря умению контактировать, почти любая встреча с кем-либо оставляла о нём заслуженно приятные впечатления, которые иногда перерастали в дружбу.
Пройдя до «Мемориала Панков» советским воинам погибшим в боях за Берлин, мы зашли в кафе. За кружкой пива обменялись новостями.
- Ты слышал Николай, что всем советским представителям разрешили привезти домой один автомобиль из любой соцстраны, но только чтоб автомобиль был нашего советского производства?
- Нет, я этого ещё не знал.
- Если надумаешь, у меня есть один знакомый в «Штази» - полковник Мюллер. Каждый год они списывают вышедшие из эксплуатации «Волги». Машины очень хорошие, есть из чего выбрать. В Москве такую в тридорого купишь.
- И думать тут нечего. Я своего Жигулёнка продал, когда выезжал сюда. Буду признателен тебе за помощь.
- Только по цене сам будешь договариваться с Мюллером. Вечером позвоню, дам тебе его телефон. Объяснишь, что от меня.
Мы вернулись тем же путём, у дома Алексея мы расстались. Наши дома находились рядом и входили состав небольшой новостройки по улице Арнольд-Цвайг штрассе.
Техцентр находился с другой стороны этого квартала в новом трёхэтажном особняке, ещё пахнущий краской. В воскресенье на чистенькой территории со стриженными газонами, мы сажали деревья привезённые в пятницу коммунальной службой города. Деревья были с зелёными листьями в торфяных ёмкостях. Так прямо с этой посудиной и вкапывали в приготовленные ямки.
В понедельник утром, перед выездом на работу, мы встретились с Алексеем. Он передал мне упаковку для Евгения и пошутил: - "пусть думает головой, что бы не болела другая". Через пять минут в офисе я передал пакет Евгению. Он поблагодарил и задал мне неожиданный вопрос:
- Какая у тебя мебель в квартире - новая?
- Нет, у всех наших мебель из комиссионки.
- Но бухгалтерией оприходованы новые комплекты - возмущенно сказал он.
- Вопрос не ко мне. Всё Евгений мне некогда. Пока. Я в командировку на три дня с шефом, он меня уже ждёт.
- Слушай, Николай, ну ты ему не говори о моем вопросе про мебель,- обеспокоенно попросил Женька.
Я пообещал и пошел в кабинет шефа. Через десять минут я сел за руль новенькой Волги шефа и мы выехали на центральные улицы медвежьего города.
Ещё с древних времён изображение медведя нашло себе пристанище на городском флаге Берлина. Выехав на прямую магистраль в сторону Лейпцига и Карл-Маркс - Штадта, мы проезжали Аэропорт Шёнефельд. Идя на посадку, советский самолёт будто нам помахал красным флагом на фюзеляже. Было приятно видеть весточку нашей Родины. Сразу представил, что скоро сам полечу в Новосибирск с пересадкой в Москве. Шеф, слегка откинувшись на сидении, сладко посапывал, подтверждая тем самым начало отдыха. А машина мчалась мимо Потсдама, по совершенно ровной и гладкой дороге, отстроенной Западной Германией уже после войны. В том самом Потсдаме, где казалось ещё совсем не давно, во дворце Цецилиенхоф, непримиримые союзники - они же победители в войне с Германией, обсуждали и подписывали решения о послевоенном мире. И приятно было осознавать, что те исторические решения дают мне, рядовому советскому гражданину, возможность мирного путешествия по этим ухоженным автобанам, повидавшим кровь и смерть, как результат безумной идеи, возникшей в голове шизофреника. В данном случае подтверждается мысль Ницше, о не совершенном сознании человека, которое уже не однажды приводило к катастрофическим потерям не только европейского населения. И что без союза охранительных инстинктов, объединённых в головах множества людей, это европейское население, из-за всё возрастающего военного потенциала, может когда-нибудь погибнуть совсем. А ведь когда ещё были сказаны эти слова...
Размягший шеф, проснулся, ничего существенного не говорил - только да и нет. Чувствовалось, что в голове его растёт какое-то недовольство, сидевшее голодным червячком, мешавшим проявляться богатому многообразию человеческих чувств, иногда не по адресу подаренных богом. К обеду мы прибыли в Карл-Маркс-Штат в отель Хемницерхоф, где я заказал накануне двухместный номер. Узнав о том, что я заказал не два отдельных номера, червячок шефа невидимым образом сделал свое гнусное дело, выразившееся в замечании: "генеральный директор должен иметь комфортную возможность для творческой работы и отдыха". Я принял замечание с извинением и нарисовал безоблачную гостиничную перспективу впредь. Во время обеда мне было предложено открыть подробный план дальнейших действий. Я с удовольствием приправляя план вкусом пищи и вина, изложил свой план дальнейшей командировки. Но уже в конце обеда, не достаточно удовлетворённый червячок шефа достаточно большим количеством пищи и напитков, сделал своё гнусное дело и шеф недовольно спросил:
- Это всё?
- Леон Евсеевич, этого для трёх неполных дней вполне достаточно,- уверенно сказал я.
- Николай Степанович, ты что-то не понимаешь, или у тебя память плохая?
Я конечно всё понимал к чему он клонит, и даже ожидал этого вопроса, но первым коснуться неприятной темы мне не хотелось.
- Память у меня хорошая, назовите мне несколько телефонов и я сразу их повторю,- улыбаясь сказал я.
- Да-а, Жуков ты дурак братец, - пристально глядя на меня, пропел шеф.- Правильный принцип существует в Москве при принятии кандидатов в Академию внешней торговли - принимать только из столицы. У людей с периферии недоразвитая ментальность. У вас правила установления отношений, особенно с руководством примитивны. Не хватает человеческой смекалки, изворотливости. Я ведь с тобой разговаривал ещё на прошлой неделе, дал тебе понять о цели моей поездки.
- Так что в моём плане не так? - спросил я.
- Где баня, где девочки? - с издёвкой и укором спросил шеф.
Мне не хотелось прямого скандального ответа, и я спокойно, попробовал прикрыться должностным щитом и сказал:
- Леон Евсеевич, я думал, что Вы всё-таки шутили. Я ведь отвечаю за свои дела перед заводским руководством и перед Вами. Я могу предположить, что Вы провоцируете на проступок, проверяете меня. Пролети я по недомыслию, вы же будете первым потешаться, делать благородные попытки спасти меня. Тогда я попаду под Вашу зависимость. Ведь чужая душа потемки. Попробуй Вас пойми – где вы настоящий, а где Вы играете. Когда Вы проводите совещания, Вы же требуете от сотрудников результата работы, соблюдения правил поведения в чужой стране, дисциплины и ответственности.
Я ожидал изменения поведения шефа, может улыбки. Мог бы, например, выдать своё сказанное за шутку. Ведь я ясно дал понять и уже не первый раз, что позиция моя более чем определенная. И эти мои слова сейчас были для него как некий шанс отыграть обратно. Но этого не произошло.
- Всё-таки ты глуповат братец и не исправим, или ты вообразил себя "Юным Вертером" из Гёте. Я надеюсь ты знаешь кто это. Бороться с целым обществом, как герой Гёте глупо. А тем более всё наше общество состоит из прагматичных людей. За исключением таких кретинов как ты. Мало у кого из специалистов за границей есть такой капитал, как у тебя. Ты легко можешь, с моей поддержкой, использовать для себя этот шанс и стать действительно обеспеченным, конечно, не забыв про меня. Я даю тебе такой шанс. Ты пойми, что есть жизнь официальная, на показ, как витрина в магазине. А есть настоящая жизнь, реальная - это сам магазин с его грязными коридорами, подсобками и туалетами. Так вот сейчас, жизнь нам дает возможность воспользоваться тем, чем с радостью хотел бы воспользоваться любой другой человек. И другого шанса у тебя может и не быть, никогда. Тем более это все не из твоего кармана,- назидательно сказал шеф.
Да, заматерел шеф, подумал я. Такой тип мне не по зубам. Он меня не слышит и удивительно - ничего не боится. Некоторое время тягостно молчали. Чтобы попытаться уйти от этой вязкой темы, я вспомнил и стал рассказывать как три года назад, я первый раз работал в этой стране. Нас тогда советских специалистов возили в Веймар, где мы знакомились с городом, посетили сказочную выставку цветов и побывали в костёле на могилах Гёте и Шиллера. Эти два друга служили высокому искусству в не простых жизненных условиях, помогая друг другу. Они были похоронены рядом в одной усыпальнице герцога Карла Августа.
Тут шеф как-то оживился. Правда, он негативно высказался о современных поэтах и задал мне вопрос похожий на домашнюю заготовку:
- Чем отличается поэт Баратынский, от поэта Барятинского.
В тот период увлечение Евгением Баратынским для меня было пройденным этапом. Так или иначе я был знаком и с творчеством Александра Петровича - декабриста и моего земляка- сибиряка Барятинского. Я ответил ему об этом. Шефа интересовала причина моего увлечения поэзией, которую я иногда декларировал коллегам. Я сказал, что не знаю. Просто мне интересно, а о цели я не задумывался. Ну, может быть когда-нибудь издам сборничек стихов. Не удовлетворившись ответом, он уверенно заявил, что я это делаю из амбиций - намерен выделяться среди людей своего круга.
- Я ведь тоже в юности увлекался стишками и даже казалось, что это на всю жизнь,-сказал шеф,- потом как-то юношеские порывы стали сталкиваться с реальностью жизни, в которой всё не только проще, но и по другому. Надо быть пастухом или вечным студентом, чтобы витать в облаках и не поступать так, как это требует жизнь. Быть поэтом, т.е. быть возвышенным и тут же жить в этом человеческом грешном мире просто не возможно. Надо чем-то поступиться.
Ого-подумал я. Так он всё отлично понимает. Просто сознательно избрал именно такой путь.
- Иначе жить нельзя,- как бы подтверждая мою мысль спокойно сказал шеф. - Быть идеалистом - это грустная утопия. Путь в никуда, а жить бедным неудачником - это унизительно.
- Так может Вам всё-таки попробовать продолжить заниматься поэзией, придерживаться определённых ценностей,- предположил я.
- Ты меня не слышишь. Ты наивный человек. Жизнь надо принимать такой какая она есть. Юношеские ценности эфемерны и они не кормят человека,- с уверенностью сказал шеф.- А поэзия - это детская забава - если нет дара. Она всегда сомнительна и её не все понимают. Покажи мне хоть одного состоятельного поэта. Тогда зачем всё это.
- Но ведь и я принимаю жизнь с её реалиями и не бросаю поэзии,-сказал я.
- Ты ошибаешься. Ты не понимаешь, или делаешь вид, что жизнь не повторима. Ты не пользуешься ею, ты борешься с ней и скоро сломаешь крылья, - сказал шеф.
- Я не борюсь с жизнью и она для меня представляется прекрасной, хотя порой бывает трудной и жестокой. Я только не принимаю ту её часть, которая мне не нужна, которая может мне сильно навредить и которая для меня противоестественна. А поэзия ни как не мешает моей жизни. Наоборот, она как-то незаметно идет рядом и даже помогает в некоторых моментах жизни, - пояснял своё понимание я.
Мы долго молчали. Открывшись, мне стало легче и я как будто надел на себя защитную броню.
Посещение текстильных предприятий прошло без проблем. Пунктуальные немцы были готовы по всем вопросам, которые я согласовал с ними по телефону. В Грайце, где станки работали уже много лет и было всё в порядке, директор Грин с радостью согласился поучаствовать в съёмке документального фильма.
На предприятиях шеф был обаятелен, улыбался и много шутил. Обещал различную техническую помощь, обучение и консультации. Подробно рассказывал о создании на базе "Техцентра" в Берлине многоцелевого склада запчастей с демонстрационным залом, не забывая при этом отметить и свою роль. Было видно, что шеф себе нравится. Он был доволен результатом поездки, всё прошло как по маслу и, казалось, что червячок его навсегда отравлен этими положительными эмоциями. Однако я понимал, что система, существующая во внешней торговле, не позволяла забывать и как бы изначально подталкивала и обязывала своих людей, параллельно с основной работой, а может даже в первую очередь, иметь в виду, планировать и реализовывать цель по добыче материальных ценностей в недрах государственного имущества и не только. Эти деньги, вещи, блага, взятки, как цель, средство и инструмент, являлись связующей массой всей внутренней структуры ведомства, его кадровой политики и не искренней человеческой дружбы, больше похожей на круговую поруку. Я ожидал, что рано или поздно шеф опять начнёт приманивать меня прикормом в свои сети. Он не волен быть по другому.
В день возвращения в Берлин проснулись позже обычного. Душ и завтрак, больше похожий на обед, отняли много времени. Вчерашнее хорошее настроение шефа, которое у него возникло на предприятиях, испарялось под яркими лучами восходящего солнца, светившего в большие окна номера. Долгое время молчали. Мы вырулили на Берлин, в данном случае домой, а тайный беспокойный червячок шефа, требовал движения по направлению беспокоящих его мыслей.
- Николай Степанович, ты неплохо работаешь, в чём-то ты даже талантлив, но ты ошибаешься в своем идеализме. Весь мир устроен по-другому; рука руку моет. Или важна дружба по интересам. Это в конечном счёте приносит радость, если заглушить наивные душевные переживания. Твоя поездка в Новосибирск, продлиться дней десять. У тебя будет достаточно времени для обдумывания. Не советую тебе с кем-нибудь обсуждать наши с тобой разговоры. Тебя не поймут, потому что в Техстанкоэкспорте работают все мои друзья. Все. Ты и люди твоего завода, имеющие отношения к экспорту, зависят от моей фирмы. А ты, если всё правильно поймёшь, на десятки лет обеспечишь себе поездки за границу, в том числе и в капстраны. А это - и деньги и положение. Об этом многие и не мечтают даже,-после этих слов шеф замолчал до самого Берлина.
Помню я ещё задолго до работы в Германии, когда в Новосибирске я подавал заявление для участия в конкурсе претендентов на подготовку специалистов для работы за границей, наивно полагал, что уж в Москве люди, условно говоря, на голову выше, умнее нас грешных крестьян и что на них, как на трёх китах, держится вся страна. Я оказался невеждой и идиотом. Просто у нас жизнь разная.
Однажды произошел случай, который помог мне ещё более укрепиться в своих убеждениях. В первой командировке в 1979 году я представлял на международной ярмарке в Лейпциге наше оборудование. Вечером, на кануне завершения выставки, кавказские представители сельскохозяйственных фирм и колхозов, пригласили участников выставочных стендов, отведать разные пищевые образцы -не везти же их обратно. В зале за одним длинным столом сидели человек тридцать некоей единой общностью. Было всё вкусно, о чём и был довольно длинный разговор. Выпивали просто за успех. Говорили о жизни, и каждый рассказывал о чём-то своём. Среди нас были четыре человека представителей внешнеторговых объединений - москвичи. Постепенно они перехватили внимание и подавляя авторитетом, рассказывали о своих успехах, о связях с высокопоставленными в Москве - у кого эти авторитеты значительнее и всё в таком духе. Абсолютное большинство присутствующих были из глубинки и вынуждены были молча слушать. Радужная всеобщая картинка больше не складывалась, более того росло непонимание и отчуждение.
- Как же вы дорогие москвичи далеки от реальной жизни людей. Ведь уже достаточно много времени вы только и говорите о вещах, которые не для этого круга. У них совсем другая головная боль, другие понятия о жизни и добре. А то, чем вы гордитесь- ваши элитные друзья и прочее, это ложные ценности. Хотя очевидно, что для вас они самые важные, - спокойно произнёс я.
На некоторое время повисло тягостное молчание. Я понимал, что бросил вызов ребятам которым палец в рот не клади. Я и сам не понимал, зачем я это сказал. Но слушать то, что они так решительно декларировали, мне было не приятно. И тут поднялся в национальной кавказской одежде, в высокой папахе, с белой бородой пожилой горец, - настоящий аксакал - и медленно, волнуясь, как бы понимая важность и необходимость именно сейчас выразить то, что хотел выразить давно, сказал:
- Я предлагаю выпить за этого человека. Всё что он сказал это правильно. Радость жизни это не только обманчивые достижения и лукавые веселья. Счастье это труд, который делает человека человеком. В труде, в лишениях, в невзгодах закаляется человек. Это как необходимое средство для жизни и самосохранения. Счастье это когда проснулся утром, и знаешь, что в семье ни кто не болеет. А значит надо идти работать, чтобы стол не был не пустым. Дети растут, почитают меня. Я счастлив от того, что знаю: вырастут, будут добрыми людьми. А вы возвышаете себя чужими авторитетами и вы в этих связях не свободны. Вам надо много и всё больше и больше. Вы в плену у этой бесконечной унизительной зависимости. И чем больше удалось не честно добыть,- не так как старатель на прииске, не так как Толстой в труде или учитель в школе,- тем больше вы себя считаете доблестными людьми. Вы себя противопоставляете обществу и не знаете этому границ. Мой отец говорил: создал честным трудом, сотворил достаток сам для себя - ты счастливый человек. Поделился с нуждающимся, защитил семью, друга, Родину – тогда ты доблестный человек. Так было всегда и до революции, когда были все хозяева частной собственности. Так есть и теперь в порядочных семьях и так будет всегда, покуда все люди будут понимать истину и вернут её как основу жизни. Но как видим, не все в реальности этим правилом живут. Человечество создало законы, нормы морали и поведения - для того чтоб человечество не погибло в распрях разных понятий. Мой друг поэт Расул - вы его все знаете говорит: Продай поле и дом, потеряй имущество,- но не продавай, не теряй чести человека…
Вы молодые ребята видите людей своей среды и думаете что весь народ такой. Нет, вот он народ сидит. Они разные, очень разные, но их объединяет благое дело - необходимость честного труда. Они сейчас вас не понимают, поэтому молчат. Такие ваши дела, не честные понятия - грех. Многие из вашего круга занимают свои должности не по знанию и авторитету, а благодаря связям. Я не говорю, что надо отречься от благ и красивой жизни. Но ваша изворотливость, не праведное возвышение может быть только до той границы, где начинаются честь, закон и мораль. Не перешагни греховную черту, и ты будешь уважаем и истинно возвышен. А вы правила своей системы навязываете всем. Происходит не только разделение и расслоение общества. Это вызывает желание у одних подражать вам, у других от возмущения взять кол или другое оружие. То и другое опасно. Вы рискуете сломать себе шею. Извините, что говорил долго. Всю свою жизнь об этом думал. Я стар уже и мне умирать скоро. Я рад, что смог это сказать вам, чужим людям в слух. Может кому-то это поможет лучше понять жизнь.
Каждый раз когда вспоминаю того аксакала, мне всегда делается спокойнее и увереннее. Тем временем мы вернулись в Берлин уже под конец рабочего дня. Я успел оформить и собрать все необходимые документы для поездки в Новосибирск. От коллег я получил заказ на селёдку, гречку, черный хлеб и прочие традиционные советские продукты, которых в Германии нет. Виктор Боголюбов попросил привезти струны на гитару. Сказал, что будет ещё до рождения ребёнка приучать к звучанию музыки, в том числе гитары. Я удивился тому, что так далеко до ожидаемого события люди могут продумывать действия, которые по их мнению могут привести к положительному результату.
Мои жена и дочь оставались в Берлине. Жена к тому времени работала в Техцентре, а дочь Анжелика училась в посольской школе, куда возили всех советских детей на микроавтобусе, живущих в районе Панков, на микроавтобусе.
В понедельник, рано утром Виктор Боголюбов увёз меня в аэропорт Шёнефельд. Тогда у меня была хорошая привычка - еще до влёта уснуть и проспать весь перелёт. На этот раз у меня было интересное соседство - Валентин Зорин - политический обозреватель, возвращавшийся из ГДР. Он сидел на заднем от меня ряду с незнакомым мне мужчиной и удивлял не только меня, но и других пассажиров своей способностью бесконечно говорить. Он говорил о политике и жизни весь перелёт с перерывом на обед, просвещая окружающих. Я был рад такому интересному соседству. Какой бы темы он не касался, чувствовалось знание жизни с её разнообразием нравов, правды, чести и лжи. Удивляла смелость его суждений, исходившая из его авторитетного положения.