Она уехала всего на недельку к умирающей родственнице в центральный район, в местечко Грос. И теперь спешила назад, к мужу.
Алва была бы счастлива вернуться в дом раньше времени, неожиданно, без предупреждения. Еще бы! Виктор наверняка заждался, скучает. Он, как ребенок, страдает от одиночества без неё. Сколько бы они ни общались по телефону, говоря о любви и будущей мирной семейной жизни, о будущем ребенке, это не идет ни в какое сравнение с теплым живым объятием.
А Алва не привыкла мучить его так долго. Вот она приедет раньше обещанного, и он будет в раю! А уж она-то… Она просто обнимет его крепко-крепко и не отпустит больше никогда и никуда. Ведь Гростия стала его второй родиной, пора осесть и устремиться в будущее, прекратив ворошить прошлое, копаться в его самых гнойных язвах. Из прошлого следует брать только самое нужное, здоровое и полезное, а не гибельное и больное, считала Алва. Это как в гомеопатии: и яд может стать лекарством, главное – не переборщить!
В прошлом мужа было много страшного и неправедного. Но там же – источник «живой воды», кладезь сокровищ: исследования его отца, которые необходимо обратить во благо. Пора искупить вину и вернуться к самому истоку – именно там, в самой начальной точке, Виктор Мендес-старший был тем, что было Алве куда ближе и куда понятнее. Был талантливым врачом, который ценою своей жизни, своей крови пытался найти панацею, эликсир жизни для человечества.
Алва и не подозревала, что этот чудной союз, заключенный поспешно, с человеком, который не определился, может ли он стать мужем, который бросился к ней, словно за спасением, так затянет её. Более того, что она влюбится в своего странного мужа, которого не видела так давно. Влюбится постскриптум, так сказать.
Если бы мама знала, как она начудила! Вышла замуж, сама не зная, почему, сама не зная, за кого. Нет, мама никогда не осуждала её, всегда поддерживала и понимала. Такую редкую маму еще поискать. Алва тосковала по ней. Даже теперь ей не хватало матери. Вот сейчас, сейчас, став состоявшейся женщиной, состоявшейся женой и состоявшимся медиком, она бросилась бы к матери на грудь, как девчонка, и принялась взахлеб рассказывать обо всех чудесах жизни, чтобы дивиться вместе с ней.
Не в правилах Алвы было долго грустить и погружаться в мрачные мысли. Алва была жизнелюбива и оптимистична, и если рядом кто-то тосковал и впадал в депрессию, она тотчас бросалась на помощь, увлекая за собой самыми радужными прожектами. И теперь ей ни в коем случае нельзя было унывать. У неё все так отлично сложилось! У неё впереди – свершения и свершения, и она обязана была вытащить Виктора из той ямы, в которую он падает. Возможно, именно поэтому она и согласилась на такой странный союз.
Ну, а потом… потом она искренне влюбилась в него. Он был талантлив, и даже сам не подозревал, насколько. Он был красив. Он был загадочен и притягателен. Он был искренен с ней. С ним всегда было интересно, их научные диспуты и обсуждение совместных проектов-фантазий могли длиться бесконечно. Он тянулся к ней. И он нуждался в её поддержке, в её силе и энергии.
Паническое известие из Гроса от всполошенной тётиной соседки пришло неожиданно, и ей пришлось отпрашиваться и из больницы, и у Виктора.
- Агашка заболела, бляхнутая муха, говорит, помирает, а жить-то охота, говорит – повидаться бы с Алвусей на прощаньице… Ты поспешай, деточка, Агашку-то все бросили, скучает она, даже помирать в одиночку не желает!
Тётя Агаша заболела, и она была её дальней и единственной родственницей по матери. Так что Алва отправилась к ней с чувством долга и ответственности. Да и если быть честной, она давно не была в родных краях своей матери, и давно не виделась с роднёй, а это для гростианки никуда не годится.
Алва буквально ворвалась в комнату, и встретила радостный и взволнованный взгляд Агаши.
- Девочка моя! – просипела она, кашляя и задыхаясь – у неё обострилась астма, и Алва обняла её. – Рассказывай, как жила, почему так долго не являлась! Вот мать бы тебе задала за долгую отлучку!
- Всё отлично, тётечка, все здорово! Я пришла! Я не брошу вас больше!
Алва рассказывала Агаше о своей учебе, о трениях с дядей Вацлавом, о знакомстве с Виктором.
- Ну, Вацлав мнительный, но он тебя любит, не сердись на него. А твой муж тебя достоин, деточка?
- Достоин, тётя Агаша, достоин. Он умница и талантище!
- Неужто умнее тебя, деточка? – усомнилась Агаша.
- Намного! У него отец Нобелевку за открытие получил! Так что семья достойная. А вам говорить вредно, сейчас скорую вызову, в больницу вам надо, сердце сильно сбоит.
- Ой, деточка, в больнице точно угробят. Они старух ох как не любят! Мне участковая так и сказала – дальше еще хуже будет. Так что не занимайте места, от старости не лечат.
- Не несите чушь, тётя Агаша, - строго сказала Алва. – И прекратите болтать. Я вас в отделение Наталии определю, она заслуженный врач. Пройдете диспансеризацию и курс капельниц, и не артачьтесь.
Так «смертельно» больная Агаша, повидав любимую племянницу, отказалась помирать, но Алве пришлось определить её в больницу под наблюдение бывшей наставницы, престарелой, но кипящей энергией Наталии Грежич, и настроение у Алвы было самое радужное. Наверное, она могла пригласить мужа в Грос, и тогда поездка была бы куда более наполненной и содержательной, предлогом для новых разговоров по душам. Ведь Виктор, кроме доктора Ганичека, не знал никого из её родни. Да и Гростию толком не знал. Она передумала, ведь отрывать его от работы не дело, но теперь боялась, что передумала зря.
Жизнь налаживалась. Бурлящий котёл стих, её переполняла радость – беременность подтвердилась, у них с Виктором будет дочь. Их дочь. Их и только их. Прочь сомнения. Она поступила правильно.
И никаких теней прошлого. С Марком покончено. Для всех - он надолго уехал практиковаться в Веве. Его исчезновение заметят, но не раньше чем через две недели. Целых две недели она свободна от страхов и опасений разоблачения. А потом… Алва уверена в себе. Потом она найдёт лазейку. Никто ни о чем не знает – чего же опасаться?
Только бы выносить беременность! Беременность – гарантия ее свободы, спасение их семьи, её оправдание.
И тогда все невзгоды, все сомнения и страхи, все амбиции уйдут прочь. Ведь самое главное свершилось, и больше ничего в жизни не надо, кроме их счастья. Вот она, вернувшись раньше времени, идёт по дому, и он не кажется ей чужим. Это её с Виктором дом, это дом их будущей дочери! Почему дочери – Алва сама не знала, ей почему-то казалось, что дочь надежнее, ибо будет похожа на неё, непременно на неё, с её оптимизмом, и не переймёт амбиции семьи Мендес.
Что еще им нужно? Они оба – талантливые врачи, и пусть Виктор не упорствует, именно в этом его призвание. У неё появились последователи и заместители, способные вести клинику, и она вполне может сделать перерыв. И главное – его исследования, наконец, выйдут из тупика – всё, о чём он мечтал.
В Гросе Алва случайно встретила сокурсника, которому симпатизировала еще с первого курса. И они разговорились. Им нужно было обсудить так много – ведь Дрога обосновался в детском центре Гроса, он всегда любил детей, у него был особый талант общения с ними. Алва даже позавидовала центру – Дрога, по её мнению, был не просто талантливым педиатром и воспитателем, он был выдающимся врачом. У неё возникла идея – переманить его впоследствии в клинику дяди, которую она теперь считала и своей тоже, клиника словно бы перешла к ней от доктора Ганичека по наследству. Ну, если не переманить… от этой мысли Алва покачала головой и улыбнулась: конечно, переманивать такого врача – все равно, что красть его у детей. Она пригласит его консультировать и вести семинар.
А потом… Потом, кто знает, возможно, она уговорит Виктора обустроить свою клинику в усадьбе: зачем им всем такое огромное имение, такой дворец? Она же видит, что Элеонор тяготится уединенной жизнью в поместье, и зачем хоронить себя там такой красивой женщине? Конечно, Элеонор не выдержит и скоро укатит в другую жизнь, в большой мир, да и работа ждет её. Марии тоже неплохо бы получить высшее образование, а мальчика наконец-то определить в достойный медицинский центр. Она еще совсем молода, даже юна – на её взгляд, ей пора обустроить нормальную семейную жизнь, а не цепляться за брата.
Да… в странную семью она угодила. Но не жалеет, что Виктор попался на её пути. Хотя он слишком впечатлителен и раним. Ему тоже пора выходить из кокона, не замыкаться в кабинете, для его натуры куда полезнее заняться врачебной практикой.
Несмотря на радужное настроение, Алва чувствовала себя виноватой. Да, она заболталась. Да, она позволила себе урвать полдня ради того, чтобы посидеть с Дрогой в кафе и побродить по городку. Они вспоминали учебу, они взахлеб рассказывали друг другу о диссертациях и защите, о планах на жизнь и работу. И конечно, она не удержалась и похвасталась, что наконец-то ждет ребенка! Дрога тут же пригласил её в своё отделение прогнозирования на обследование плода для ранней диагностики, месяца так через два, и Алва согласилась. Ей были очень интересны методы работы Дроги и его отделения, о которых она много слышала. А ему не терпелось похвастать коллективом своих единомышленников.
А пока Алве необходимо первым делом встретиться с дядей и сообщить новость. Дядя будет счастлив, у него появится внучка! Эх… Алва так давно с ним не говорила по душам. Она исправит упущение. Они с Виктором явятся к нему в дом, устроят вечеринку, на которой сообщат о желанном событии. Конечно, дядя Вацлав сильно обеспокоится, станет ворчать, что она не щадит себя, все в работе да в работе. Он всегда был такой, беспокойный. Как будто забыл, какова закваска у Алвы, что за наследственность! Её здоровью можно позавидовать. Но он наверняка смягчится и станет иначе смотреть на Виктора, не как на некоего монстра, отпрыска монструозного Гнезда Мендесов, но как на мужа любимой и единственной племянницы, отца будущей внучки…
Алва мечтательно вздохнула и улыбнулась. Столько планов вне работы!
Она войдёт к мужу в бессонный кабинет… или в их спальню, прижмётся к любимому всем телом, пусть он тоже ощутит, как бьётся в ней новое сердце. И жизнь их ребенка будет прекрасна, не омраченная жестокими играми дома Мендесов. И она, конечно, не без помощи доктора Ганичека, уговорит мужа заняться лечением детей – ведь именно так начинал его отец, Мендес-старший...
…
- Алва, не посчитай мои слова слишком претенциозными. Но благодаря тебе я увидел свет. Работа отца несёт смерть, а я не хочу смерти, я хочу дарить жизнь. Наследие отца давит на меня. Сёстры просто не понимают, не видят всего того ужаса, что предвижу я. Элеонор по-прежнему беззаботна, Мария углубилась в себя. Мы живём иллюзиями, ослепительными иллюзиями отца о всевластии. Но это тупик, западня, смерть. После всевластия нет жизни, человечеству конец, развитию конец. Я физически ощущаю, как над нами сгущаются тучи. Ты думаешь, я схожу с ума? Алва, ты не бросишь меня на этом перекрёстке?
- Да, Вик, да, ты не сходишь с ума, ты прозреваешь.
- Я хочу искупить доставшуюся в наследство вину. Это возможно?
- Это возможно, Вик. Для этого надо, всего-навсего, научиться дарить жизнь. Стань врачом. Я помогу тебе устроиться в нашу больницу. Работай над лекарствами, займись фармацевтикой, гомеопатией, фитотерапией – да чем угодно. Мы… мы будем работать вместе. Вик, я давно хотела тебе сказать…
- О чём? – Виктор насторожился.
- Тебе неплохо удаётся дарить жизнь, - Алва лукаво улыбнулась. – Я беременна.
- Господи, ты серьёзно?
- Серьёзнее не бывает. Ты не рад?
- Нне… не знаю… - пробормотал ошарашенный Виктор. К его радости мешалась тревога и безотчетный страх. Что он передаст своему ребенку? Не лучше ли было отказаться от неё, узнав горькую правду? – Но кровь… Как же ген Мендеса?
- Твоя кровь спокойна, Вики. Чиста как святая вода. И моя тоже. И я тоже спокойна. Мы прорвемся – верно?
– Ты уверена?
- Я уверена, Вик, никаких отклонений! Никаких страхов! Обещаешь?
- Господи, Алва, это невероятно! Ради этого стоит жить! Если ты уверена, что всё будет хорошо…
- Уверена, Вик. И ты верь! То, что произошло с Самсоном – случайность. Если бы не община Зелёных, у Марии родился бы нормальный сын, и ген никогда бы не проявился. Мы оба здоровы. Забудь о страхах.
- Я хочу тебе верить. Скажи… ты проклинаешь тот день, когда согласилась стать моей женой… а потом решилась стать моей любовницей?
- Нет, Виктор, не жалею.
- Ты говоришь правду?
Она кивнула, и Виктор обнял её с благодарностью, так, словно хотел впитать в себя, всем существом, любимую женщину и зародившееся в ней чудо. Алва вспоминала – и улыбалась. Жизнь прекрасна! Ей удалось изменить Виктора к лучшему.
Но… станет ли во спасение её немалая ложь?
…
Проклятый туман и авария посреди моста задержали её еще на пару дней, связи не было более трех суток, в довершение всего, она забыла подзарядку у Агаши.
И теперь она нервничала, зная мятущийся характер мужа. Алва въехала в ворота, открыв их своим электронным ключом, бросила машину у стоянки, не тратя времени на заезд, и поспешила в дом. Не заходя в их половину, она скинула дождевик в прихожей. Конечно, тут тихо и темно, Виктор мается в своём кабинете, который совсем не похож на резиденцию императора, скорее – на алтарь алхимика, к которому алхимик потерял интерес. Сейчас она ворвётся к нему, принося с собой запах дождя, с туманом на плечах и капельками в волосах, он бросится к ней…
…На пороге полутемной гостиной, в ярко освещенном проёме, возник маленький силуэт. Конечно, это Самсон. Почему он не спит? Она не могла его разбудить. Непорядок. Сиделка, наверное, сама уснула – это недопустимо! А мальчик нервный, неуравновешенный.
Сейчас она успокоит его, уложит спать. Несчастное, искалеченное существо. Пострелёнок убежал от няни, кажется, он становится все более самостоятельным. Бедное дитя! Алва не позволит больше пускать его судьбу на самотек, Самсона немедленно положат в её клинику, под её личное наблюдение.
- Самсон? Иди ко мне, милый, - Алва потянулась к мальчику всей душой. Она склонилась, протянула руки, улыбаясь нежно, по-матерински. И мальчик пошёл к ней неуверенной, шаткой походкой. Уткнулся в её колени. Алва хотела подхватить его на руки, но тут что-то произошло странное, незапланированное, дикое. Она не успела понять, что именно. Странный блеск в расширенных глазах мальчика.
Странный блеск, прорезавший полумрак малой гостиной. Неуловимо быстрое движение. Раздался хруст и непонятно откуда взявшаяся, острая, раздирающая боль в груди, в которой появился огромный металлический прут, с недетской силой выдранный из игрушечной машины. Прут опять взлетел и вонзился снова, и еще, и еще.
- Сам… сон? – еле выдавила она изумлённо, и начала падать. Она падала целую вечность. Падала и падала, пока свет в гостиной совсем не угас. И в последнее мгновение услышала, словно через вату, нечеловеческий, дикий вопль…