На следующее утро Патрикий проснулся поздно, солнце во всю заливало комнату. Ксанф был рядом. Он сразу же подошел к юноше. Патрик вспомнил все сумбурные события прошедшего дня и ночи.
— Спасибо, — тихо проговорил юноша.
— Да за что? — засмеялся Ксанф.
— Вы заботитесь обо мне.
— Ну, ночью-то с тобой был наш помощник Хотеп. Правда, я тоже пару раз заглянул к тебе. Ты спал, как младенец. Да и сейчас все показатели соответствуют ситуации. Температура снизилась, сердце бьется, как и должно, пульс нормализуется. Замечательно! Как самочувствие?
— Спасибо, лучше, только слабость. Не могу подняться.
— И не надо. Я и Хотеп, мы все сделаем.
— Нет, я так не хочу.
Юноша собрал все силы и сел на постели.
— Мне надо привести себя в порядок и прочее.
— Хорошо.
Ксанф вновь проводил своего подопечного до ванной комнаты, где Патрикий совершил весь утренний туалет.
— Ты должен поесть, — сказал Ксанф, когда Патрик закончил все гигиенические процедуры. — Твой организм истощен до предела.
— Нет аппетита, — покачал головой Патрикий.
— Ничего, у тебя еще температура, да и мои снадобья притупляют голод. Надо понемногу начинать есть.
— Я попробую.
Патрикий отказался ложиться в постель, и Ксанф проводил его в небольшую комнату, где стоял стол. Юноша сел, перед глазами все плыло, но он мужественно решил бороться со своей немощью. Напротив него, за столом, расположился Ксанф. Алхимик не отговаривал, а, наоборот, даже поддерживал юношу в его стремлении к движению. Аскетичный чернокожий молодой человек принес еду. На великолепной посуде из тончайшего фарфора лежали кусочки отварной рыбы, мясо, в чашках дымился ароматный чай, даже хлеб был свежим и мягким.
— Симон большой эстет и гурман, — сказал Ксанф, — он заботится всегда обо всем. И особое внимание уделяет изысканной пище. Когда ты выздоровеешь, я вас познакомлю. Симон понравится тебе, уверен, вы подружитесь.
Юноша еще был слишком слаб, чтобы до конца воспринимать все сказанное, голос его спасителя звучал, как бы издалека. И все же молодой человек, несмотря на еще не полностью восстановившееся зрение, теперь смог разглядеть своего собеседника. Перед ним, за столом, сидел мужчина лет 30-ти, с почти бронзового цвета, загорелой, кожей, гладкими черными волосами, зачесанными назад, и темно-синими глазами. Если бы у Ксанфа имелись еще и тонкие усики, то он походил бы на гангстера из американских фильмов тридцатых годов. Образ усиливал низкий хриплый голос. Патрикий невольно улыбнулся.
— О, ты смеешься, значит, дело совсем хорошо, — сказал довольный Ксанф.
— Простите, — виновато опустил голову Патрикий.
— Да не извиняйся, парень. Я все понял. Ты думаешь, что еще за коза ностра расселся тут перед тобой, и не попал ли ты в руки какой-нибудь сицилийской мафии.
— Нет, что вы, — пробормотал сконфуженный Патрик. — Я ничего такого не думал.
— Да, думал, думал, меня не обмануть, паренек, — засмеялся Ксанф. — Симон тоже часто поддразнивает меня, называет «мафиози». И в чем-то он прав. У меня действительно весьма бурное, я бы даже сказал, авантюрное, прошлое. Ну, ты ешь, не отвлекайся, тебе надо набираться сил.
Патрикий уткнулся в тарелку, решив, чтобы вновь не сморозить или, еще хуже, сделать какую-нибудь глупость, не разговаривать с этим странным врачом.
Патрик смог съесть только небольшой кусочек рыбы и выпить чашку нежного чая. Ксанф же, как следует, отдал должное гастрономическим изыскам их покровителя.
После завтрака Патрика все же вновь потянуло в сон.
Так прошло несколько дней. В спальне, где лежал Патрикий, находился телевизор, юноша хотел посмотреть его, но перед глазами стоял туман, поэтому от просмотра телепрограмм пришлось отказаться. Читать тоже не получалось. Свои карты Таро Патрик обнаружил на прикроватной тумбочке уже на второй день.
— Твою одежду пришлось уничтожить, чтобы не распространять вирусы, — сказал Ксанф, — а карты мы нашли в кармане твоей куртки. Я, на всякий случай, обеззаразил их. Теперь они снова с тобой.
— Спасибо, — сказал Патрикий.
Юноша был несказанно рад, что эти, по-настоящему дорогие для него вещи, вновь к нему вернулись. Едва алхимик ушел, Патрикий вытащил наугад три карты. Перед ним оказались: «Начало пути», «Маг» и «Жрец». Размышлять не было сил, в голове мелькнули какие-то мысли и ощущения, но лихорадка взяла свое, и Патрик впал в забытье.
Ксанф не отходил от своего пациента, самоотверженно ухаживая и заботясь о нем. Патрику очень хотелось поговорить с этим удивительным человеком, но пока лишь сил организма хватало на возобновление нарушенных и поврежденных функций. Кровопускания, слабительные, диковинные отвары, безболезненные уколы и мази — вот, что составляло основу лечения. Патрикий шел на поправку, и все же он видел, что его спаситель, несмотря на заметные улучшения, становился все мрачнее и мрачнее, как будто был не удовлетворен результатами. Патрик, хоть и робел перед этим загадочным врачом, все же осмелился задать вопрос:
— Я не вылечусь?
— Не в этом дело, Патрик, — сказал Ксанф. Он перевязывал руку юноше после очередного кровопускания. — Ты победишь, ты должен победить. Я не имею права с тобой об этом говорить, пока говорить. Симон все сам объяснит тебе. Просто я хочу тебе сказать, что ты не такой, как все, ты особенный.
Патрикий печально вздохнул.
— И брат, и отец мне тоже об этом говорили. Они говорили, что я — идиот и урод, «человек-перевертыш».
— Нашел кого слушать! — фыркнул Ксанф. — Они несут всякую чушь! — Ксанф присел рядом и осторожно взял запястье юноши, словно, чтобы проверить пульс. — Никакой ты не урод, с внешностью у тебя все отлично, даже более того. Что же касается, что у тебя внутри все не так расположено, как принято, то в этом ничего страшного нет. Это называется «транспозиция органов». Не скажу, что случай частый, но бывает. С ним жить можно, как ты сам видишь. А со всеми сложностями, которые дает такое устройство организма, я научу тебя справляться.
— Спасибо. Иногда мне действительно не очень комфортно.
— Поправим твое здоровье, — улыбнулся Ксанф. — Все хворости забудешь! — врач стал серьезным. — И не идиот ты вовсе. Наоборот, ты мудрее всех прочих людей. Ты еще не знаешь своей силы, паренек. Эта сила дремлет в тебе, но однажды ты выпустишь ее, и тогда мир получит великого гения.
— Я — гений? — удивился Патрик. — Вы просто хотите ободрить меня, Ксанф.
— Нет, дружок, я все знаю. Когда тебе станет особенно плохо, не забывай об этой своей силе. Ты можешь все. Все, паренек.
Дело шло к ночи. Ксанф положил на голову юноше влажное полотенце, но не ушел, как это происходило в предыдущие вечера. Патрикий уже стал привыкать, что возле него по ночам дежурит молчаливый суровый Хотеп. Юноша никак не воспринимал, да и не мог воспринимать этого неразговорчивого молодого человека. Благодаря снадобьям Ксанфа, Патрик так быстро проваливался в сон, что успевал лишь увидеть, как Хотеп входит в его комнату. Когда же юноша просыпался, то возле его постели уже дежурил неутомимый алхимик. Правда, во вторую ночь Патрик проснулся от того, что его губы пересохли. Он хотел позвать, но издал только стон, и тут же из глубины комнаты, в свете ночника, возникла невысокая лысая фигура, которая бесшумно приблизилась к юноше и поднесла какой-то настой. Патрикий попытался поблагодарить помощника, но напиток подействовал мгновенно, и Патрик вновь погрузился в сон.
Лекарства алхимика действовали быстро, засыпая, юноша успел заметить, что в этот раз место Хотепа занял Ксанф. Во время болезни Патрик не видел снов, он просто проваливался в бездну, из которой на следующее утро благополучно возвращался. Но в эту ночь ему снился давний кошмар, который мучил его уже почти всю, пока еще недолгую, жизнь. Патрикий вновь увидел себя маленьким мальчиком лет шести; он лежит на столе, в просторной белой комнате, над ним круглая большая лампа, все вокруг белое, словно безжизненное, он совсем голый, ему холодно, страшно и никого рядом нет. Потом к нему подходит женщина, в ее руках какая-то толстая трубка. Дальше Патрик кричит так, как должна кричать душа, которую вырывают из тела. Вся его плоть разрывается. Боль невыносима, по ногам льется кровь.
— Мама, папа, Арис! — кричит юноша, но его голос эхом звенит в пустоте…
Разметавшись на постели, Патрик бился и кричал. Его лицо стало красным, жилы вздулись от нестерпимого жара и напряжения.
— Держись, держись, парень, — прошептал Ксанф, вытирая пот со лба юноши. — Ты все можешь.
В спальню вошел Симон.
— Слава Вселенной, что ты здесь, — сказал Ксанф. — Ему надо пережить эту ночь и тогда он спасен.
— Он переживет, — спокойно проговорил Симон.
— Папа! — в забытье, еще отчаяние закричал Патрикий. — Папа, не оставляй меня! Я боюсь! Ты где?
Симон взял юношу за руку.
— Я здесь, не бойся.
Сквозь бред и жар Патрик услышал голос. Ему показалось, что голос отца стал другим, но кто еще мог быть рядом, когда ему так плохо? Юноша схватил протянутую руку
— Папа, не бросай меня, — прошептал Патрикий. — Мне больно и страшно.
Симон взял чистое полотенце, которое подал ему Ксанф, и вытер Патрикия. Потом своей большой мощной рукой мягко провел по голове, глазам, плечам и груди юноши.
— Все уже позади, не бойся, ты больше не один, — тихо сказал Симон.
Патрик стал успокаиваться, вскоре его дыхание сделалось ровным, и он заснул сном здорового человека.
— Слава богам, мы победили, — прошептал Ксанф.
— А иначе и быть не могло, — невозмутимо отозвался Симон.