За окном зловеще завывает ветер, гудит и злится, он ищет приюта в теплых
домах, но никто там его не хочет видеть. Именно поэтому ветер и недоволен.
Так ему и остаётся искать любые щели, чтобы хоть как-то согреться. Человек,
что лежит на кровати, не против этого. В сущности, он не противится больше
ничему, даже смерти. Ветер проносится по его опухшим ногам, одетым в зелёные спортивные штаны, заставляя тем самым проснуться. На часах только 10
утра, впереди очередной одинаковый день, который не сулит ровным счётом
ничего, кроме зловещей тишины и подавленности. Нет сил подняться и посмотреть, что происходит за окном, болит и словно немеет все тело. Хочется вновь провалиться в дремоту, но нельзя, тогда ночью не заснёшь.
На календаре, что висит на стене справа от кровати, тихо болтается 20 апреля.
В углу комнаты беззвучно орудует паук, иногда поскрипывают доски на чердаке
от пробегающей мышки. Всё живое боится нарушить этот предсмертный покой,
словно в гости должен прийти кто-то очень важный, чье присутствие категорически нельзя пропустить. Человек, лежащий на кровати, знает, что скоро за ним приедут и ему придётся покинуть комнату, из которой он не выходил уже 2 года. Мужчина ощущал волнение и думал о том, насколько опасно покидать такое насиженное место. Там, за окном, бушует непогода, холодно и сыро, не дай Бог ещё заболеть, тогда сразу в могилу полезть можно. Нет, нужно его отговорить,— думал старик. Пусть присылают людей сюда, и всё— отсюда я выходить не буду.
Но, с другой стороны, здесь — осточертевший мир 4-х стен, вдоль которых
изучено все вплоть до атомов, продуманы все мысли, прочитаны все книги,
просмотрены все фильмы, прожита вся жизнь. В соседней комнате уже как 5
лет пыль оседает на мебель и её никто не убирает, постель никто не расстилает, утром никто не просыпается. Её уже нет как 5 лет! Эта утрата оставила его совершенно одного, на рандеву с вянущей жизнью, в игре которой он может лишь принять правила игры и смириться. Главный инструмент борьбы — тело, дряхлое и беспомощное, чернеющее и иссыхающее, в любой момент готовое
лечь в уютный погребальный бархат и успокоиться. Эти руки ещё помнят, как
приятно гладить её по щеке, они помнят, насколько мягки её волосы и как горячи слезы. Вот ведь парадокс: мы можем забыть всё что угодно, но руки дольше всего будут хранить память о любимых. Хоть сейчас они скрючены и ослаблены, но, появись она перед ним, страдалец с неумолимой нежностью провёл бы по коже возлюбленной, ощущая эту невероятную благодать от любимой Галюши.
Ему очень её не хватает, хоть в этом он никому не признается. Разве люди,
даже самые близкие, смогут понять его чувства посредством слов? Никогда
и никто, кроме него самого, не осознаёт, насколько сильно пылает влюблённое
сердце. Даже сейчас, когда оно без перерыва стучит уже 81 год. Сердце всё ещё
горит, но все зажжённое обречено рано или поздно потухнуть, смерть приходит за огнём в черной погребальной мантии и скрывает его за ней.
Он должен приехать к 11, по крайней мере так обещал, но у Николая Ивановича нет никаких причин, чтобы верить ему. Человек взбалмошный и ненадёжный, который не осознает ни разницы в возрасте, ни статуса, ни мер
приличия. Он ворвётся в комнату и наполнит её своим мерзким голосом,
от которого сразу станет тошно. Так вышло, что он остался его единственным
родственником, который хочет выселить старика в дом престарелых, а сам —
забрать себе дом. Николай Иванович знает, что его визит связан именно с этим.
Никогда внук не проведывал старика просто так, из вежливости, тем более
предупреждая об этом по телефону. Придется садиться с ним в машину и ехать
к нотариусу. После 2-х лет, проведённых в одной комнате, это представляется
немыслимой задачей. Плохо, что Николай Иванович уже совершенно не может
ходить и двигается лишь на специальном кресле с колёсиками. Это значит, что
от внука не сбежать. Тем временем стрелка на часах затряслась на 11. Началось
томительное ожидание неизбежного.
Спустя 15 минут у входной двери послышался шум, кто-то медленно зашёл,
не спеша разулся и нерешительно отправился к комнате Николая Ивановича.
Он весьма удивился, когда перед ним выплыла хрупкая, светловолосая девушка.
— Здравствуйте, Николай Иванович, — ангельским голоском проговорила она.
— Здравствуйте, а вы, собственно, кем будете? — удивлённо ответил старик.
— Я — социальный работник, меня послали к вам на работу, — многозначительно ответила она.
Николай Иванович растерялся и отвернул голову от девушки, устремив глаза в потолок. Почему она настолько похожа на неё? Как это возможно? Может
он бредит и соотносит желаемое с действительностью? Мужчина ожидал внука, а тут всё совершенно поменялось. Как реагировать на это: радоваться или,
для начала, разобраться?
Тем временем девочка присела на диван, что стоял возле кровати Николая
Ивановича, и стала шуршать бумажками.
— Вот, смотрите, у меня есть направление к вам. Я могу зачитать, если
вы плохо видите, — предложила она.
— Нормально я вижу, — буркнул старик, и приподнялся в кровати.
— Вот, читайте 3-й и 4-й абзац, — сказала она и отдала старику листок.
«В связи с принятым заявлением от гражданина Н.К.Е., в котором он заявляет о невозможности самообеспечения его родственника Николая Ивановича,
городская социальная служба командирует социального работника на временное проживание и оказание профильных услуг по обеспечению жизнедеятельности гражданина.
Оказание помощи совершается за счёт бюджетных средств, поэтому может
быть отклонено, но далее исполнено только за средства нанимателя социального работника. График посещений составляется в индивидуальном порядке при
согласовании с Николаем Ивановичем».
Вот те раз, с чего бы внучок так заморочился. Придумал что-то и хочет меня
надурить с помощью этой девчонки. Ну, посмотрим ещё кто кого надурит, —
в мыслях проговорил Николай Иванович.
— Скажите, как вас зовут? — спросил старик у девушки.
— Ольга, можете звать меня Олей, — застенчиво проговорила она.
— Хорошо, Оля, давайте тогда составим график посещений, раз на то дело
пошло, — предложил дедушка.
— Давайте. У меня есть 6 часов в день, их можно разбить на равные доли по 3
часа. Например, утром с 8 до 11, а вечером с 6 до 9, — предложила Оля.
Николай Иванович призадумался, он рассчитывал в голове, насколько это
удобный для него график.
— Да, хорошо, давайте так и сделаем, когда вы приступаете к выполнению
обязанностей? — спросил он.
— Сейчас я поеду оформлять документы и приеду к вам уже вечером, может
вам сейчас чем-то помочь нужно? — улыбаясь спросила Ольга.
— Хорошо, только подайте мне стакан теплой воды, я запью таблетки. Да, можете подогреть на кухне, там есть микроволновая печь, только сильно не грейте, до комнатной температуры, — договорил Николай Иванович уже в сторону
кухни.
Вода оказалась приятной, он запил таблетки, а Оля, не прощаясь, ушла по своим делам. Теперь в распоряжении Николая Ивановича есть много времени, чтобы
все обдумать до вечернего посещения Ольги. Казалось, всё хорошо, к нему прислали молоденькую девушку, очень похожую на его покойную жену. Но не слишком ли много совпадений за один раз, и почему нет внука, он что-то явно задумал. Николая Ивановича клонило ко сну, так часто случалось после приема
таблеток, мысли путались, хотелось провалиться из бодрствования в мир безмятежных сновидений. Так и случилось, Николай Иванович сладко засопел,
но перед этим успел обозначить интересную мысль: как она открыла дверь?
Значит кто-то дал ей ключ.
Сон у старика был явно не безмятежный, а весьма странный. Его куда-то несли,
над ним стояли темные люди. Было то холодно, то жарко, он подскакивал на ухабах, но никак не мог проснуться. В конце концов он оказался на чём-то мягком и приятно пахнущем. Так сон и завершился, и проснулся Николай Иванович уже тогда, когда за окном было темно. Стоп, что это за окно, что за комната, где он находится? Это был не сон, его действительно куда-то перевезли. Страх овладел Николаем Ивановичем, хотя казалось, что это чувство полностью атрофировано у стариков, но, видимо, не в данном случае. Может он оказался в больнице?
Интерьер схожий, либо это дом престарелых. Действительно, это был пансионат
для доживающих. Старик убедился в этом, осмотрев комнату. У окон этажом
ниже мелькали исключительно люди с палочками и на колясках, за дверью в коридоре кто-то шёл и кряхтел, да и запах стоял не больничный, а прелый и противный. В доме престарелых у Николая Ивановича началась новая жизнь. Внук
всё-таки сумел его обмануть.
Двухэтажное здание стало приютом более чем для 100 стариков, которых привезли сюда доживать свой век. Зрелище ужасное: только в таком месте можно
ощутить настоящую безысходность. Никто не понимает, зачем просыпается
утром, а погребальный катафалк уже стал чем-то привычным. Иногда, когда
он не приезжает несколько недель, постояльцы делают ставки на то, кто умрет
следующим. Ставят реальные деньги, которые выдают от мизерной пенсии. Некоторые сколотили себе неплохой капитал на таких играх. Вот только эти деньги им некуда тратить. Разве что, на свой страх и риск, просить санитаров принести что-нибудь с воли. Но этим занимаются лишь не совсем окоченевшие люди, которые ещё живы духом и более-менее телом. Николай Иванович познакомился с одними из таких, и с ещё одной обаятельной старушкой.
Стариков забросили сюда против своей воли, но они решили не отчаиваться
и начали использовать такую возможность в своё благо: организовали кружки по интересам, дискуссионные клубы, развлекательные мероприятия, заказ
товаров с воли, возможность общения со стариками из других домов престарелых. Правда никто среди стариков так не называл место своего пребывания,
заменяя его молодежным словом «общага». Как раз в тот момент Николай Иванович и познакомился с милой старушкой Надей, когда попытался попросить
достать ему сигарет.
Дело было в воскресенье, погода выдалась прекрасная. Те, кто мог, вылезли
на улицу. Все лавочки были заняты, и Николай Иванович, передвигаясь на своей
коляске как улитка, пополз на улицу, где доехал к своему излюбленному месту
под небольшим каштаном в левом углу двора. Он любил сидеть там и слушать,
как за стеной кипит другая жизнь. Люди обсуждают проблемы заработка и отношений, спорят на темы науки и спорта, веселятся и запевают хмельные песни.
Для Николая Ивановича эти звуки были бальзамом на душу, они грели её, высвобождая воспоминания давно ушедшей молодости. Он мог часами, пока не звали на обед, сидеть под каштаном у стены и слушать, как кипит чужая жизнь.
— Не любишь сидеть со всеми, — раздался голос сзади.
Медленно развернувшись, он увидел седовласую женщину с протезной улыбкой.
— Да, мне здесь хорошо, — ответил старик.
— Знаешь, кто я? — спросила она.
— Догадываюсь. Надеждой вас звать, верно? — спросил Николай Иванович.
— Да, Надежда Петровна, — официально ответила женщина. А тебя, вроде,
Коля?
— Так точно, — с армейской выучкой ответил он.
— Как попал сюда, Коля? — спросила она.
— Внук хитростью отправил, чтобы дом забрать. А ты как тут оказалась?
— Долгая история, но схожа с твоей, ты не торопишься?—спросила Надежда.
— Я своё уже отспешил, — ответил старик, улыбаясь.
Она пошла в здание и вернулась с раскладным стульчиком. Странно, но Николай Иванович обратил внимание на ее ещё сохранившуюся крепкую фигуру и испытал некое наслаждение, засмотревшись на старушку. Но потом быстро
пришёл в себя, посмотрел на небо, что-то прошептал и опустил глаза. Тем временем Надя села рядом с Колей.
— Ну что, старичок, поведай мне о себе, — деловито сказала женщина.
— А зачем это тебе? — удивлённо спросил Коля.
— Ты новенький, мы должны про тебя знать. Мало ли ты стукачом окажешься, — проговорила старушка, искоса поглядывая на старика в коляске.
— Не стукач я! Нужно сначала знать, с кем разговариваешь, прежде чем
предъявлять такие обвинения, — нервозно ответил Коля.
— Ну вот, так ты и расскажи, чтобы я поняла, что ты нормальный мужчина, — проговорила она, заложив ногу за ногу.
— Ладно, мне 81 год, родился я недалеко от этого места. Войну помню плохо, был тогда ещё совсем малым. Немцев видел, но так, мельком. После войны
поступил в Москву в медицинский, выучился на хирурга. Там и женился. Жену
мою Анной звали, она училась на фармацевта. С ней мы поехали вместе на отработку в ГДР, там пробыли 2 года. Работы особо не было, латали солдат с горячих точек, да и тогда террористы бушевали. Думаю, сама знаешь. Потом нас
двоих отправили в Африку, где большую часть времени мы находились в бывших французских колониях.
— Так ты и французский выучил там? — перебила она Колю.
— Да, многому научился. Проработал в Африке 3 года и вернулся домой. Далее работал и преподавал уже в столице, — подытожил свой рассказ Николай
Иванович.
— А чего ходить то перестал? — заинтересовано спросила женщина.
— Подхватил что-то в Африке, спиной мозг начало атаковать, — опечаленно
ответил Николай Иванович.
— Да, беда, — протянула Галя. Но ты не отчаивайся, поможем тебе.
— Чем же? — удивленно спросил Иванович.
— Я людей вижу насквозь, поэтому доверяю тебе. Лицо у тебя такое, знаешь,
умное. Сколько знаешь языков?
— Английский, немецкий, французский, латинский, ну и русский, — гордо
ответил Коля.
— Давно был за границей?
— 2 года из комнаты не выходил. А так давно.
— Да ну, не врёшь? — прищурившись спросила Надя.
— Мы здесь в «кошки-мышки» играть собрались разве, врёшь-не врёшь, —
возмущённо проговорил Николай Иванович.
— Цыц, успокойся. Мы просто хотим уехать отсюда и перебраться ближе
к морю. Все уже оговорено, есть дом у подножия гор в прекрасном месте, климат
там хороший, туристов почти нет, — мечтательно проговорила Надя.
— А я вам там зачем? — удивлённо спросил Коля.
— Ну как зачем, люди мы не молодые, это раз. Нам нужен свой врач, да такой,
чтобы не сбежал никуда, а ты уж точно не станешь таким промышлять. Ну и чтобы бы было о чем поговорить. У нас, знаешь, мало кто здесь разговаривает, так что
ты подходишь. Тем более у тебя с Африки должно было остаться много историй.
— Так мне жить то недолго осталось, — смущённо проговорил старик.
— Сколько лет было твоей матери, когда она умерла? — спросила Галя.
— 87.
— А тебе ведь 81?
— Да.
— Ну вот, 6 лет ещё есть. Так мы сами долго жить не планируем, годика два-три, на всю ногу, у нас больше средств нет.
— И что потом будете делать, если не умрёте?—недоверчиво спросил старик.
— Как что, сбросимся со скалы, —ответила Надя, улыбаясь.
— Не нравится мне эта идея, — задумчиво проговорил Николай Иванович.
— Коля, давай так: ты поживи здесь две недели. Если никого лучше тебя, ворчуна, не привезут, то ты сам попросишься уехать отсюда как можно быстрее.
— Ну, посмотрим ещё, — ответил мужчина, проводя взглядом Надежду. —
Мне пора на обед, до встречи.
— Давай, Коля, давай,—проговорила старушка, маша своей сморщенной рукой.
Николай Иванович пребывал в замешательстве: странное знакомство и не менее странное предложение завело его в тупик. Ехать на старости лет неизвестно куда и неизвестно с кем — глупая затея. Для чего? Для того, чтобы умереть
с видом на море? Да какая разница, где умирать, тут или там, эти воспоминания
все равно с собой не заберёшь в могилу. Но, с другой стороны, Коля так долго
сидел в 4 -х стенах, что у него попросту атрофировалось чувство прекрасного.
А что, если старик считает это абсурдным лишь потому, что не находится в своём уме? В любом случае есть ещё 2 недели, чтобы хорошенько всё здесь изучить и понять, стоит ли менять шило на морской воздух.
Так и началось его двухнедельное изучение жизни в «общаге». Как же права
оказалась Галя, ведь её слова оказались пророческими. В первые дни всё было
более-менее сносно, но потом это быстро приелось и стало мерзким. Распорядок
дня, ужасная еда, постоянный запах мочи и фекалий в коридорах, старики, что
забывают свою палату и располагаются на твоей кровати. Да и сама атмосфера
старчества и запустения накрывала глаза словно пелена и не позволяла видеть
реальный мир. Все дольше Николай Иванович засиживался у стены на улице
и принимал участие в дискуссионных кружках, где собирались более-менее сносные старики. Но спустя 2 недели эта атмосфера настолько осточертела Коле, что он сам подъехал к Надежде и обрадовал её согласием на авантюру.
Уезжали они вчетвером: Коля, Надя, шофер Никита и повар Антон. Двум последним было всего по 70 лет, и в шутку остальные называли их «шкеты». Нам
отдали документы, вещи, осмотрели перед отъездом и выдали каждому справку,
что мы по своей воле и в здравом состоянии отказываемся от пребывания в доме престарелых. Подпись, штамп и в дорогу. Ехать нужно было около 8-9 часов,
но нам повезло, что «Волга» был ещё резвой, как и водитель, который старался
ехать не меньше 100 километров в час. Мимо Николая Ивановича проносились бесчисленные поля, которые сияли под полуденным солнцем. Изредка они проезжали небольшие поселения, где люди, уставившись на машину, махали ей
в след. Постепенно замыленный взор Коли стал распознавать четкость линий
и красоту цвета, а к середине поездки он даже восхитился огромным озером,
по которому плыла стая лебедей. Оказывается, что в старости приятно наблюдать
за чем-то красивым и грациозным, и в этом нет ничего постыдного. Хоть и глаза
уже не такие зоркие, они всё равно умеют видеть прекрасное, просто, если не давать им практики, то они привыкают видеть лишь серость дней и грустные лица.
Скорость жизни — то, что даёт им возможность постоянно пребывать
в тонусе. Когда пейзажи сменяются один за другим и ты, словно ребенок голодный на сладкое, с превеликим удовольствием поедаешь эти красоты.
Почти всю дорогу Николай Иванович просидел у окна, пока у него от чрезмерного созерцания не поднялось глазное давление. Также у мужчины заболела голова.
Старик решил немного вздремнуть и проснулся уже почти на въезде в городок.
Первое, что он почувствовал,—это тёплый и свежий морской воздух. Коля столько лет его не ощущал, но вспомнил моментально и сразу же проснулся. Пейзажи
за окном изменились, множество зелёных деревьев раскинулось вдоль дороги, люди ходили в одних светлых майках и шортах, все загоревшие и улыбающиеся. Было также и много мелких магазинчиков, на входе в которые стоят продавцы и зазывают к себе. Нет многоэтажных домов, всё миниатюрное, яркое и красивое. Вот как оказывается живут люди. Это настоящий рай, — думал Николай Иванович.
Приехали они, когда уже стемнело. Колю спустили на коляску и завезли в дом.
Он действительно находился у горы, но в небольшом отдалении от моря, хотя,
ночью, лёжа в кровати, старик слышал шум волн. Он слишком устал, чтобы
осматриваться, поэтому занял свою комнату, слез с коляски и почти моментально заснул.
Проснулся он поздно, солнце уже стояло высоко, а в доме все копошились
и разговаривали. Выкатившись из комнаты, Коля проехал на кухню и увидел ещё
несколько незнакомых ему стариков. Они поздоровались с ним на французском,
от чего Николай Иванович знатно опешил. Он с трудом отыскал Надю, которая
разговаривала с темнокожим мужчиной во дворе.
— Надежда, я могу поговорить с вами?
— Секундочку, — обратилась она к мужчине. — Николай Иванович, я вас
слушаю.
— Я думал, что мы вчетвером будем жить, а тут какие-то незнакомые мне
люди. Что это значит? — нервно заговорил Коля.
— Не волнуйся, они тоже будут жить здесь, дом большой, всем места хватит, — спокойно ответила Галя и повернулась к темнокожему.
— Нет, подождите, мы так не договаривались, — гневно проговорил старик
в коляске.
— Коля, уже никуда не денешься, мы купили дом совместными силами,
да и ты ни копейки не вложил в него, а ещё возмущаешься. На твоём месте я бы
не злилась, а наслаждалась местными красотами. А теперь извини, мне нужно договорить с человеком, — Галя потрепала Колю по плечу и вновь вернулась
к прерванному разговору.
Вот тебе раз, ну и попал в историю! Оказалось, что в доме будет жить 14 человек, и все разных национальностей. Вот почему Надя интересовалась моим знанием языков, теперь все стало на свои места. Хоть не секту они создали то? Он решил проверить это, проехавшись по 1-му этажу дома. Все оказалось гораздо
проще: это больше было похоже на коммуну хиппи, нежели секту. Здесь не было
никаких порядков, каждый занимался тем, чем хотел: кто-то читал книгу, сидя
в мягком кресле гостиной, другие что-то бурно обсуждали, сидя на веранде, некоторые шумели посудой на кухне и готовили что-то ароматное. Николай Иванович познакомился с армянином Георгием, который, также как и он, передвигался на инвалидной коляске. Он и рассказал подробнее о проекте Нади. Суть его была проста: собрать людей, доживающих свой век и не нужных детям, в одном месте и вместе весело провести последние годы. Для этого женщина вела переписку с домами престарелых из разных республик Союза, и даже европейских стран.
Таким образом она собрала средства, на которые и был приобретен дом у подножия черного моря. Каждый обязан был делать ежемесячные взносы в общий
фонд, сумма зависела от пенсии. Николай Иванович отдавал её всю, а некоторые
лишь половину, так как пенсия была совсем мизерной. Так и началась новая и последняя глава в жизни Коли.
Разница с домом престарелых была внушительная: никаких распорядков, полная свобода во всем (еде, алкоголе, сигаретах, общении, выездах за пределы дома).
Можно было спокойно отправиться к морю, когда тебе захочется, и никто не поднимал тревогу. Спустя 4 месяца в коммуне был первый большой праздник — свадьба. Литовец Самартис женился на чешке Паулине. Пирушка выдалась знатная,
старики кутили 3 дня. Но по итогу этого марафона скончался один из постояльцев. Это никого сильно не расстроило, ведь все ехали за тем, чтобы умереть здесь.
Чем только не занимался Николай Иванович, его часто любили слушать, поэтому привозили к морю, садились у прибоя и слушали африканские истории. Потом
приносили джин, пиво, сигареты. Тогда и начиналось настоящее веселье. Некоторые прыгали как индейцы, а остальные, в том числе и Коля, громко били ложкой по жестяной тарелке и запевали песни. Эта атмосфера, на удивление, прекрасно влияла на стариков и производила с ними некоторые чудеса. Полька Агнешка, которая уже не ходила несколько лет, на удивление всех сама доковыляла утром до кухни и попросила опохмелиться. Видели бы лица присутствующих! Они подумали, что застали призрака и стали бросаться в неё чем попало. Правда, это хождение оказалось предвестником смерти: через неделю она погрузилась в сон и больше не проснулась.
Николай Иванович оказывал медицинскую помощь и даже однажды помог
провести операцию по удалению аппендицита. После этого его стали называть
«Авиценна», чем Коля очень гордился. Спустя полгода жизни у моря к присутствующим добавилось ещё 2 человека — эстонцы Куби и Машкур. Это были
веселые старички, причем лучшие друзья, которые постоянно ругались и много пили. Все удивлялись их конскому здоровью, когда они после очередного застолья умудрялись ещё устраивать кулачные бои. А Николай Иванович вместе
со своим армянским другом часто подъезжали к ущелью и наблюдали за прекрасными морскими закатами. Один из них запомнился старику более всего.
— Как же хорошо здесь, Жоржи! Как думаешь, долго мы ещё здесь проживём? — спросил Коля у друга.
— Да кто его знает. Как Господь даст, так и будет, — тихо ответил он.
— Ты думаешь, у него записана дата на каждого?
— Отчего нет, так удобнее. Дата есть, к ней и приводишь человека.
— Интересно было бы узнать её, — задумался Николай Иванович.
— Что бы ты с ней делал, Коля? — усмехаясь спросил армянин.
— Спешил жить, — ответил ему друг.
— А разве стоит спешить жить? — удивленно спросил Георгий.
— Когда знаешь, что твой земной абонемент закончится через неделю, то спешишь воплотить все мечты в реальность.
— А о чём ты мечтаешь, Коля? —спросил Жоржи, повернувшись к товарищу.
Николай Иванович задумался и почесал затылок.
— Чтобы кто-нибудь меня вспомнил после моей смерти и сказал: «Это был
хороший человек». А ты?
— Хорошая у тебя мечта, друг! А я мечтаю, чтобы идеи, созданные мной,
жили вечно.
— Что же за идеи ты создал? — с сарказмом спросил Николай Иванович.
— Я ещё думаю об этом. Понимаю, время подходит к концу, а после себя
я ничего не оставлю. Одной доброй памяти обо мне мало. Хочется создать идею
всей жизни, чтобы она стала её итогом, — бросая камушки в ущелье проговорил Георгий.
— Ну, тогда тебе нужно поспешить, дружище. Если я проживу дольше тебя,
то отправлю твои идеи в газету, — улыбаясь ответил Коля.
Друг промолчал, и они продолжили сидеть в тишине до самых сумерек, после
чего отправились домой. Жоржи как в воду глядел: он стал слабеть день ото дня.
Почти все это время рядом с ним сидел Николай Иванович. Он внимательно
слушал, что говорил умирающий человек, а также старался что-то записывать
своими крючковатыми пальцами. 4 дня спустя у Коли в руках уже была небольшая стопка листов. Георгий Ананидзе умер на 5-й день, ближе к утру, без криков
и шума, лишь глубоко вздохнув в последний раз и уронив слезу. Коля проснулся
от этого вздоха и сразу все понял. Он просидел с другом до утра, а потом отправился к себе в комнату переписать озвученное Георгием. Коля отправил эти
записи в газету, как и обещал.
«О важности своих действий»
«Появился на свет маленький человек и своим появлением запустил новую линию жизни. Она пересекает линии других детей, хоть он этого ещё не понимает.
Этих линий миллионы, миллиарды, их возможные вариации не счесть. И каждая
линия жизни имеет величайшую силу, скрывает в себе максимум возможного потенциала. Со временем эти линии соединяются, и дети начинают дружить, образуя одну прочную линию из 2-х тонких. Таким образом они делают свой первый шаг на пути к познанию великого. Много сильных линий становится в мире, и они образуют ещё более титанические, основанные на взаимном доверии, уважении и честности. Эти линии всегда соприкасаются друг с другом. Когда возбуждают одну часть линии, пересекающие ее также приходят в движение. Любая мысль имеет продолжение во всех линиях мира. Но мы этого не можем осознать.
Каждое наше действие запускает настолько длинную цепочку реакций, что
она может продолжаться и после нашей смерти. Посадил сеятель плодовое дерево, оно будет питать не одно поколение своими плодами, будет укрывать их
от зноя, давать им кислород и очаровывать своей красотой. Одно посаженное
семечко может прорасти сквозь столетия и оставить свой след в веках. Похожая
ситуация и с человеком: взрастить в нем идею также сложно, как и деревце. Его
нужно поливать, подкармливать, уберегать от пагубных явлений, подпирать
палочкой, когда ему совсем тяжело, оберегать от врагов, которые пытаются его
сломать. Но потом какая красота вырастет! Красота, которая соприкоснётся
со всеми линиями жизни. Долго я искал это семечко и плодородную почву, куда
можно было бы его посадить. К сожалению, у меня нет детей, и я не смогу их уже завести. Я слишком долго находился в поисках той самой идеи, которую хотел бы взрастить. И когда осознал её, стало слишком поздно.
Благо, что рядом со мной есть друг, который обещал мне опубликовать сказанное мной. Я думаю, что вся сила мира находится в маленьких делах и люди,
сами того не подозревая, поддерживают жизнь на этой земле в идеальном порядке. Любое действие имеет цепочку последующих взаимосвязанных реакций.
Как кости домино: толкнешь одну — обрушатся все. Любое слово может изменить мир, за примером далеко ходить не нужно: мировые войны начинались
из-за стечений странных случайностей. Из-за неправильно сказанного слова или
показанного жеста разгорались конфликты, случались невероятные открытия.
Флеминг, например, не даст соврать. Насколько же важны маленькие действия,
обычно мы не контролируем их, но именно они играют главную роль в нашей
жизни, а также в жизни всего мира. Каждый рождённый ребёнок, запустивший
линию жизни, уже оказывает влияние на мир. Человек не песчинка, как принято
считать. Он может стать ей специально, отгородившись от мира, но даже в этом
случае он тоже окажет на него влияние.
Необходимо отдавать отчёт каждому действию, пусть даже нелепому и малозначительному. Проведите эксперимент: запишите все свои поступки и мысли за один день, а потом прочтите. Оказалось, что за 24 часа вы внесли невероятно много в этот мир и взяли от него не меньше! До сих пор считаете себя никем? Дворнику, подметающему улицы, стыдно, что он никто, но если бы улица была бы не убрана от мокрых листьев, на ней мог упасть и умереть человек, разочаровав смертью своих родственников. Потом они мстили бы за эту нелепость ни в чем не повинным людям. Все взаимосвязано на атомном уровне, и мы в том числе. Всё имеет невероятно важное значение Задумайтесь об этом. Не считайте себя никем, а научитесь самоконтролю. Тогда поймёте, что колоссально влияете на этот мир, на жизни миллиардов людей
в этот момент.
Я жил с мыслью, что являюсь никем, считая, что ничего толкового не сделал
за всю свою жизнь. Но это в корне неверное утверждение. Своим существованием
и поступками, даже мельчайшими, я меняю этот мир, а поэтому нужен ему, пока
жив. Живите, вы нужны миру, меняйте его в лучшую сторону. Если вы рождены,
значит уже делаете великое дело. Вот только каждому решать, что делать: великое зло или добро».
Николай Иванович послал в газету этот материал, и он, на удивление, был опубликован. Более того, нашлись местные энтузиасты, которые вдохновились этой статьей и создали новое философское течение, назвав его «Георцизм» — от имени его идейного вдохновителя. Главными постулатами этого течения стали три составляющие: важность самоконтроля, повышение значимости любых совершенных
действий и популяризация идеи ценности «маленького человека» в большом мире.
После этого слухи о коммуне стали быстро расползаться. Люди были восхищены
идеей, в которой старики не просто доживают свой век, но ещё и могут создавать новые философские течения, что представил Георгий Ананидзе. Значит, жизнь в таком возрасте не заканчивается! Если ты относишься к себе как к молодому, то и будешь жить по-молодецки. Этот простой и, одновременно с этим, важный аспект приняла во внимание создательница этого проекта Надя и вдохновила многих людей на аналогичные инициативы по всему миру.
Никто из постояльцев коммуны не ожидал от Жоржи такого откровения. После его смерти ещё несколько месяцев все разговоры шли исключительно о нём.
Но жизнь шла своим чередом. Спустя год после смерти Георгия ушла из жизни
Надя, сделав это так, как она и мечтала: очень романтично, сидя у моря. Николай Иванович же дожил ровно до 87 лет, как и обещала ему Надежда, и умер на своём Дне рождении, когда задувал свечи праздничного торта. Похоронили его рядом с другом Георгием. После этого коммуна ещё просуществовала 5 лет, пока
все старики не вымерли, а новых стало приезжать всё меньше и меньше. Сейчас
на месте этого дома стоит музей с красивым названием «Старческий рай», который посещает много туристов. Они в шутку говорят, что приедут сюда доживать.
Но пока дом никто не решился использовать по назначению. Впрочем, стоит
лишь дождаться момента, когда родится новая Надя, которая к старости решится на такую авантюру.