- Вики, - Алва была необычно растеряна и тиха. – Я хочу с тобой поговорить. Это очень серьёзно. Я уверена, это кардинально изменит нашу жизнь. Но сначала скажи – ты готов меняться?
Виктор помолчал. Потом поднял к жене лицо, в его желтовато-серых глазах промелькивали отблески ночника.
- Думаю, что да. Я много думал, Алва, размышлял над действиями отца, изучал его опыты. И понял одно: этим путём идти нельзя, ты была права. Нельзя делать подопытными живых людей. Мы – не фашистские наци. Что ты думаешь об этом?
- Восхищаюсь тобой снова и снова, - Алва прижалась к нему, спрятав лицо на груди.
- И ты не станешь считать меня слабаком?
- Напротив. Отказаться от трона – для этого нужна великая сила воли.
- Но сёстры этого, кажется, не понимают, или не хотят понимать. Элеонор всё кажется несерьёзным, а Мария постоянно подгоняет.
- Я могу её понять – она столько сил вложила, чтобы ты мог начать работу. И они уразумеют, только не торопи их.
- Я и не тороплю.
- Нам пора завести ребенка, Виктор, муж мой. Мы обязаны перед миром и богом. Тебя затягивает трясина твоей семьи. Там всё не так, всё неправильно, все ориентиры сбиты, там царит культ смерти. Я не прошу отрекаться. Просто стань самим собой – каким должен быть. Расслабься, - шептала Алва, и перемежала нежные прикосновения еще более нежными словами. – Пора любить друг друга. Пора заручиться не только ментальной поддержкой. Нас должно объединить что-то более значимое…
Виктор сдался её ласкам, журчащему голосу, всё прочее оказалось несущественным и отдалилось. Он любил Алву, и даже сам не подозревал, что на самом деле любит её не только как друга, но и как мужчина - желанную женщину.
- У нас будет ребенок, Ал, я клянусь, мы сделаем сына, и я стану ему самым распрекрасным отцом! Верь мне!
- Я верю, верю… Мы победим.
…
… Это было, казалось, так недавно. Алве чудилось, она победила всех демонов мира. А что теперь? Теперь внутри самой Алвы вскипал адский бульон. Она видела, что в Викторе нет фанатизма учёного, нет истинного понимания. Она видела своё влияние и знала, что сама способна встать на его место – и сделать открытие, в отличие от Марии. И фанатизма, и силы воли у неё на двоих. Но имеет ли она право? Право отнимать жизнь и подменять её суррогатом, право подминать под себя? Право отнять у мужа наследие его отца? А если имеет?
Алва гнала прочь злое искушение, молилась и обращалась к небу, но небо не отвечало, а искушение приходило вновь и вновь. И еще – она ощущала себя лживой продажной бесовкой.
А Виктор, словно в бушующий океан, окунулся в свою любовь. Он не замечал изменений в подруге жизни, и не желал замечать. Изменения в самом себе были слишком остры и сильны, чтобы замечать что-то еще. И он был благодарен жене за новую жизнь.
Необходимость работать, идти по стопам отца, словно отходила всё дальше и дальше, окутывалась туманом. При этом снова начал мучить старый страшный сон про реки крови. Он засыпал ненадолго и просыпался в поту. Засыпал в кабинете над расчётами – и тоже вздрагивал от своего неотступного кошмара.
А Мария словно бы ходила за ним по пятам. Неисправимая наследница Мендеса, она единственная, кажется, не оставляла надежд и желаний влиться в такой страшный и непонятный процесс, засыпала его бесконечными вопросами, читала учебники, подстёгивала. Ему казалось, она куда больше занимается братом, чем собственным ребёнком. Ей бы чаще выходить в город, общаться со сверстниками, найти парня по душе…
Вот и сейчас Мария неслышно вошла в его кабинет. И Виктор вздрогнул. Мария бросила на него внимательный взгляд.
- Виктор, ты здоров? Что стряслось? Страшный сон? Опять?
- Да, - выдавил Виктор. – Заснул в неудобной позе.
- Хочешь, помассирую плечевой пояс? – Мария подошла ближе, протянула изящные, но рельефные руки с крепкими пальцами, руки профессионального массажиста, и Виктора почему-то передёрнуло. Мария покачала головой. Она поняла, что брата испугал её жест. Но почему? Ей всё меньше нравилось то, что с ним происходило…
…После того, как брат с молодой женой, блестяще защитившейся, вернулся в «гнездо», как сёстры окрестили усадьбу, Мария ощущала постоянный дискомфорт. За эти несколько лет строптивая, своевольная, босоногая девочка-хиппи, противница сковывающих уз брака, первой родившая ребенка без мужа, но строго по жизненному плану, - превратилась в полновластную хозяйку, взяла хозяйство в свои руки. И теперь по праву первородства ревновала брата к его жене.
Алва была бесправной чужачкой, незаконно вторгшейся в святая святых, в родовое гнездо-сейф, в его страшные и притягательные клады. Напрягало еще и то, что смешная девица превратилась в очаровательную, сильную женщину. Почти ровесница, Мария рядом с ней ощущала себя почему-то пожившей, умудрённой опытом женщиной, а не юной матерью и младшей сестрой. Словно бремя тайны Мендесов давило на плечи и властно призывало держать оборону, и выход виделся единственный: взять дело в свои руки.
Талантливый исследователь, Виктор не был похож на отца – слишком мягок, слишком нерешителен, а разве это хорошие качества для исследователя? Неуверенность в своих силах? Он вечно сомневался в необходимости, правомерности своего пути.
Легкомысленная и ветреная Элеонор оказалась способным финансистом – но не более, она ничего не смыслила в биохимии и не стремилась к ней. А самой Марии недоставало образования настоящего, университетского. Ей суждено пробираться окольными тропами, быть на подхвате и понукать брата. Оставалось одно – стать сильнее и жёстче, и держать оборону гнезда против вторжения чужаков.
Выдержит ли брат? Пойдёт ли до конца? Или жена рьяно взялась за перевоспитание?
- Тебе всё чаще и чаще снятся страшные сны. Не заняться ли тебе аутотренингом? Медитацией? У меня полно аудио-уроков и уникальной музыки.
- Не хочу, - ответил Виктор хмуро, даже не делая попытки улыбнуться. – Просто формула переадресовки не дается мне. В конце концов, я не отец. Насколько я знаю, он тоже долго бился над разработкой антидотов и добывал их опытным путём. Я же хочу начать с теории. Это не так… физически затратно.
- И что же?
- Что же?
- Что мешает нам приступить к опытам?
- Нам? – Виктор потер глаза.
- Ты жалеешь капельки своей драгоценной крови?
– Если бы ты знала про этот сон…
- Так расскажи!
- Не могу. Мы в нём… не похожи на людей.
…
Да, ему последнее время часто снился один чудовищный сон, и он не решался рассказать о нем никому. В этом сне сестра Мария пыталась лишить его единственной в своём роде свободы – его жизни.
Виктор просыпается внезапно и видит склонившуюся над ним Марию со шприцем: «Ты комплексуешь, рефлектируешь, а теперь валяешься без толку. Я подумала, почему бы не попробовать испытать мою разработку на тебе?» Виктор в холодном поту пытается загородиться, но чувствует лёгкий укол в руку. Ему хочется вопить – проник ли яд в его кровь?
В этот момент Мария отскакивает в сторону, не выпуская шприца – это Алва подоспела вовремя и оттолкнула её. Но Мария не сдается, завязывается схватка, и теперь Виктор с ужасом наблюдает, как сестра теперь пытается вонзить шприц в горло Алвы, и даже если этого не получится – она всё равно расцарапает ей лицо…
… Первый сон оказался настолько реален, ярок и отчётлив, что Виктор вскочил с кровати и бросился искать жену. Ему хотелось рыдать, и Алва, живая и невредимая, в тревоге выскочила ему навстречу из ванной комнаты, прекрасная, словно богиня. Если бы он её не нашёл… Виктор не смог бы жить. Он готов был в петлю, в газовый котёл, в прорубь – но она вышла ему навстречу. «Жива, жива…» - только и повторял он. Она спасла его от крайности.
Как бы ни проецировался этот сон на реальность, он значил одно: внутри Виктора нет покоя, внутри гнездится страх. Он боялся Марии, но почему – не знал и не хотел знать.
…
- Не похожи на людей? А на кого, Вик?
Виктор опустил голову. Но ответить не успел.
Дверь снова распахнулась, шумно влетела весёлая Элеонор, за нею следом – Арика с подносом.
- Ага, вы тут снова шушукаетесь? Без меня? Вики, ты давно ничего не ел, без пирожков Антонины ты стал похож на скелет. Арика, ставь, да, прямо вот сюда! – Элеонор решительно сдвинула бумаги. – Работа подождёт. Давайте вспомним, как мы собирались вместе. Разве мы раздружились? Арика, ты свободна. Да, возможно, понадобится еще горячее, я позвоню тебе. А пока, девочки-мальчики, перекусим холодненьким. И запьём горяченьким, – она кивнула на исходящий ароматом кофейник.
- Кофе посреди ночи? Что с тобой, Эля?
- Всё равно никто не спит. Полнолуние, бляхнутая муха. Все бесятся. Какая разница? А почему вы мрачные и нелюдимые? Иди, Арика… пожалуй, мы будем горячее, приноси!
- Вик считает, что мы чудовища. Он только что признался мне, - Мария криво усмехнулась.
- Да? И какие же мы? С хоботом? Или с рогами и копытами? Окутанные выхлопом серы?
- Вроде того… - Виктор хотел улыбнуться неудачной шутке, не получилось. Мария внезапно стукнула чашкой по столу, чёрный ручеёк излился на распечатки. Арика застыла в дверях, спиной к ним, одной ногой в прихожей.
- Я не чудовище! – крикнула Мария. – Я не чудовище, Вики! Неужели ты теперь всегда будешь смотреть на меня затравленным зайцем? Я твоя сестра, я тебя люблю, и желаю нам всем только хорошего! Я давно мечтаю, чтобы ты взял дело в свои крепкие руки, жажду этого. Ты талантлив, так же, как и отец. Ты способен на большие дела! Но ты сложил руки и не желаешь работать. А враги не дремлют, сейчас какой-нибудь новый Ангел готовит диверсию…
- Мари, успокойся, Христа ради, вы явно недожрали, и теперь беситесь с голодухи. Арика, иди же за горячим… нет, за вином… нет, за успокоительным, чёрт побери!
Мария продолжала, не слушая сестру: - Я, я работала тут как проклятая! Знаешь, чего мне стоило возродить лабораторию? Вычислить всё недостающее, постоянно поддерживать стерильность, заказать новую следящую систему. Вручную ввести рукописи отца, его дневники. Я несколько лет потратила на разбор архива! Несколько лет жизни! А ты теперь не желаешь работать? Ты…
- Я, - тихо ответил Виктор, все умолкли, Арика развернулась. – Я не желаю работать, ты права. Я хочу спокойно жить. У меня нет таланта отца и его честолюбия, нет твоих амбиций.
- Нет твоего таланта, да, но я вижу далеко, и у меня воли на двоих!
- И я слишком хорошо вижу последствия. Или ты забыла их конец? И враги тут не при чём.
- Когда мы прибыли сюда впервые, мне казалось, что ты полон усердия. Забыл, как рвался поиметь Кристина?
- Мария, бляхнутая муха, осторожнее… Арика, ты еще тут? – Элеонор развернулась так резко, что та вылетела пулей. – Вот еще шпионка, слишком настырная девица, вы не находите?
Неуклюжая шутка Элеонор не ослабила напряжения, напротив.
- Я был молод и глуп. Я повзрослел, сестра.
- И причина твоего внезапного взросления…
- Алва ждёт ребёнка, и теперь нет ничего выше этого.
Все остолбенели. Элеонор не знала, как помешать ссоре, поздравлять ли брата, или жалеть сестру с провалом и больным Самсоном. А Марию охватила ярость. Она так и знала! Эта чужачка испортила её брата! Лучше бы уж он оставался с Георгием. Ей хотелось затопать ногами, залить этой самозванке в вены ведро снадобья и наблюдать, как она корчится, пытаясь выжить. Но яростью ничего не добиться.
- Спасибо за откровенность, Вик. Я тебя понимаю. Но как же мы? Так и останемся без защиты и будем безмятежно дожидаться Ангела? – спросила она тихо, овладев собой. Она развернулась, вышла из кабинета, энергично прошла прихожую, вытолкнув Арику в коридор, и аккуратно прикрыла дверь.
- Мари, стой! – завопила ей вслед Элеонор. – Вик, останови её, бляхнутая муха!
Мария её не услышала.
«Он одумается», - твердила Мария себе, бегом возвращаясь в спальню, так быстро, как только могла, словно хотела убежать от его слов. – «Он вернётся, он не бросит на полпути. Разве отец не хотел, чтобы они продолжили его работу? Иначе, зачем ему было прятать конспекты и расчёты, зачем он стремился их спасти ценой собственной жизни?»
Не дойдя до спальни, она рухнула на колени перед самой дверью и зарыдала злыми слезами неудовлетворённости. Теперь они все бессильны и открыты перед врагом, бери их голыми руками. Уехать и всё бросить? Но брат-то останется в Гростии, он в упор не видит опасности, не подозревает, что стал ещё уязвимее.