— Тебе страшно?.. Не бойся...все будет хорошо, вот увидишь, — громко сказала бывшая стюардесса Нина Михайловна.
— Да, все будет хорошо, — чуть слышно подтвердила я.
Мне 52 года, я работаю сиделкой в премиум пансионате для пожилых. Работа вахтовая, лишённая возможности увидеться с детьми, а это для меня подобно смерти...
Ухаживаю за лежачими пожилыми, меняю и выношу памперсы, мою посуду, вытираю пыль в комнатах...
Я почти случайно оказалась в Зеленограде, в этом пансионате, где большинство больные деменцией...
Дома мой холодильник почти пуст, дети учатся, видимся только по вечерам, муж умер...
Мне стыдно, обидно, горько...
Я завидую своим соседям, прохожим на улице весело порхающим в невероятной столичной жизни...
А я хожу на работу в пансионат для пожилых, вернее живу в этом пансионате, под одной крышей с больными стариками...
Изоляция, особенно сложно дающаяся после пандемии...потому что, я знаю космический закон - начни чувствовать то, что ты хочешь, и оно войдёт в твою жизнь. Я была одинока и много думала о старости о немощности.
А Нина Михайловна, точно не знаю сколько ей лет, больная деменцией, еле ходит своими больными ногами, спина сгорблена.
Нет, она не обесценивает мои страдания, сравнивая их с несравнимыми, своими муками...
Она не страдает сама, и не позволяет мне...
Видя мою унылую физиономию, когда я появляюсь утром в дверях комнаты с резиновои; перчаткой на руках, улыбается и бормочет что - то свое... «...нет, это не я, почему это я, сами скажите, мне не надо ничего»...
Протягивает мне слабые руки, чтобы встать из плохо пахнущей кровати...
Вглядываясь в ее выцветшие, но лучистые глаза, я осознаю, что сила человека не в его теле...
Она где-то внутри...
И это не стержень, как говорят, а маленькая пронзительная струна, которая гне;тся, но не рве;тся...
Сила в гибкости, в способности выпрямиться после любых ударов... несгибаемость хрупка, на самом деле...
— Все будет хорошо, девочка... Мы с тобои; хорошенькие, еще поживем — тихо произносит Нина Михайловна, — так что нам самим решать, как быть... Можешь уйти или остаться, и – вырасти...
Меня так раздражает то, что я вижу, что я выскакиваю из палаты, и ухожу мыть посуду, бурча себе под нос о бессмысленности сказанного умалишенной старухи...
Она не только говорила сама с собой, но иногда отвечала на мои вопросы. Она показывала всем своим видом, что она мыслями совсем далеко от нас...
Кушала молча, иногда оживленно смотрела по сторонам, к чему то прислушивалась...
Она похоже не понимала где находится...молча стояла, когда я ей меняла памперсы.
Нежно смотрела на своего мужа, летчика – высокого тихого мужчины с седыми волосами... они почти не разговаривали...
Но с удовольствием прогуливались вокруг пансионата...
Про подкравщуюся старость – ни слова...
Без упре;ков к окружающим, к персоналу...
Без претензии; к погоде, к соседям, к правительству...
У этой женщины не было "кризиса пожилого возраста" — было принятое ею здесь и сеи;час, каждую минуту которую она проживала осознанно и благородно, несмотря на старческую немощность...
Мы говорили с ней день за дне;м...
Я вставала рано утром и спешила первой заскочить в комнату Нины...
Я не замечаю, как перестаю раздражаться, обижаться, отталкивать неприглядную изнанку вынужденнои; своеи; работы...
Я начинаю испытывать непонятную любовь к каждому, кого скрутила боль, старость, безнадега...
Я сижу возле постелеи; пожилых людеи;, выслушиваю их простые исповеди, прозреваю, что-то говорю поддерживающее...
Глажу покрытые морщинои; лбы...
Сжимаю старческие ладони, боящиеся темноты...
Взращиваю надежду и в себе, и в них...
Я не знала еще;, что получаю бесценныи; опыт в жизни, которую буду боготворить еще много лет...
Бывшая стюардесса Нина Михайлова дала мне надежду...ее больные ноги и спина отняли ее ум...мне показалось ее больной позвоночник и больные ноги испаряют ядовитый газ, который и лишил мозг нормальной работы.
Когда нам кажется, что жизнь посмеялась над нами, обидела, разочаровала, принудила к испытаниям — это говорит совсем не о жизни...
Это говорит о нашеи; неготовности к неи;...