Магия целого

Лев Алабин
Трагический балет –
– постановка Аллы Сигаловой.
На музыку Ираиды Юсуповой.
Дом музыки, единственное представление накануне юбилея.
Балет, как многие хорошие драматические спектакли начинается с огромнейшей паузы молчания. Редко кто на такое осмеливается. Ни музыки, ни танца, ни слова. Только некие ритуальные действия. В спектакле действуют два человека. Она и Он. Так вот, Он, показывается в свете, на середине сцены, практически голый, только в балетных обтягивающих трусах телесного цвета, и умирает. Прямо в самом начале, в центре сцены. Она выходит в черном, длинном до пола в бесконечных складках платье с легко скользящими, широкими рукавами и закрывает, драпирует тело, скорчившееся в эмбрион, огромным белым шелковым полотном.
После сериала «Балет» в большинстве рецензий было много иронии, особенно по отношению к тому балету, который в конце-концов, после множества страданий, поставила Рута Майерс. От идентификации с ней, Алла Сигалова решительно отказывается. Так вот, тот финальный балет решительно обозвали не балетом, а аэробикой. Видели бы они, критики сериалов, этот балет. В нем даже аэробики Сигалова не демонстрирует. Только шаги. Шаги и воздеяние рук, с которых мгновенно спадают широкие рукава. Шаги, и, как я заметил, только две поддержки. Владимир Шкляров, ведущий танцовщик Мариинского театра, в одном случае берет Сигалову на шею, баланс. Вторая поддержка, - она сядет ему на плечо и свесит ноги, оседлав руку.
Вся тяжесть балета, то есть, энергии движения, ложится на мужскую партию. Не проходит и десяти минут, как лицо и тело Владимира Шклярова покрывается потом. И его грудная клетка лихорадочно вздымается. Дважды за балет, танцовщик изображает судороги и агонию. Дергается мелкой дрожью. А Она медленно шагает вокруг, опутывая Его своей тайной, своей сетью. Есть эпизод, когда зловещая мимика танцовщицы меняется улыбкой, и она манит Его и он, словно загипнотизированный идет за ней.
Шаги танцовщицы чередуются с жестами, руки то принимают вид испанской фламенко, то двигаются как греческий сиртаки. Смуглое, непроницаемое лицо, ни тени сочувствия. Иногда я вдруг озаряюсь, и вижу, что движения танцовщицы напоминают движения великой греческой трагической актрисы Аспасии Папатанасиу. Да. Нам показывают древнегреческую трагедию. Иногда движения напоминают античные фрески. А платье, в котором танцует Сигалова, это, конечно же пеплос. Верхняя одежда древнегреческих женщин.
Но это все-таки у кого-то вызовет злорадную ухмылку. В юбилейный спектакль накануне своего, не побоюсь назвать эту цифру, 65-летия. Анна Сигалова ни разу так и не подпрыгнет, и не покажет свою фигуру. Но она все сыграет. Она все покажет. Шаги и красноречивые позы.
Музыка Ираиды Юсуповой специально написана для этого балета. Возможно, это единственный случай в нашей музыкальной жизни. Музыка собственно и предначертала суровость и беспощадность спектакля. Ни одного сладкого звука. Беспощадно и непреклонно. Смуглое, безэмоциональное лицо танцовщицы, измерившей шагами сцену, не предвещает ничего хорошего. И финал. Она рассыпает дорожку землей из кувшина. И Он покорно идет по дорожке, по земле, по предначертанной судьбе. Потом Она вымазывает землей его лицо и тело. И потом Он опять умирает и падает, и лежит бездыханный на авансцене. Она посыпает его землей, потом укутывает в белое, уже знакомое нам, покрывало. И над погребенным телом совершает целый ряд завершающих жестов, движений. Это плачь, в котором и страсть, и безысходность. И многие узнаваемые, уже сыгранные движения. И плачь Рахили и любовь из Песни песней.
 "Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет."
Хочется листать Библию и цитировать ее.
 "Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви.
Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.
Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно."
Изнемогла и умирает от любви. От чего же еще.
От балета веет метафизическим ужасом древнегреческих трагедий,хочется вспоминать  женщин стальной воли:  Антигону, которая хоронит вопреки воле царя своего брата.  Медею, в припадке ревности убивающую своих детей. Клитемнестру, убивающую мужа, Электру, убивающую отца и других беспощадных и непреклонных женщин.