Мария растила сына одна, пока остальные доучивались и защищались, устраивая свою материальную и научную жизнь. И нисколько не ощущала себя ущербной. Мужчины не особенно интересовали её. За свою пока еще недлинную жизнь она успела разочароваться и в хиппи-экологистах, так и не сумевших справиться с похотью и извративших чистоту изначального учения, да еще подпавших под влияние гуру из ПДДЛ.
Затем эти злополучные события в Гнезде, оставленном на попечение трех геев, подтвердили её презрение. Виктор тоже был достоин жалости. Спонтанный брак с Алвой казался ей альянсом, Виктору не хватало матери, Алве – ученого, чья семья хранила столько скелетов. Жена брата явно стремилась завладеть его тайнами, его разработками.
Нет, суть мужчин пора менять, они достойны лишь подчиненного состояния. Всю жизнь идеалом для Марии был отец, ставший легендой, но подобного ему она вряд ли встретит в жизни. Никто не стоит его мизинца.
Поэтому она решила поговорить с сестрой и попросить её, вращавшуюся в широком кругу мужчин, найти ей первого подопытного. Элеонор возражала, но Мария рассчитывала её переломить. Как и Виктора. Её нетерпение нарастало. Но пока она выжидала, вынужденно становясь, время от времени, сиделкой для Самсона.
Самсона Мария тоже не любила, хотя сделала для него всё возможное, как подобает матери. Конечно, нездоровый ребенок сильно сдерживал её. И вообще, она рассчитывала на дочь. И теперь ловила себя на мысли сделать его первым подопытным кроликом. Ей скоро надоело гнать эти мысли прочь, и тогда спонтанно возникшая идея - обратить на пользу это своё затворничество, - словно сбросила с плеч тяжесть.
Идея использовать сына родилась сама собой, естественно и легко, словно всегда сидела внутри, и наконец-то выпорхнула наружу, и теперь никто и ничто её не переубедит. В самом деле, использовал же отец сам себя. К тому же Самсон начал ран проявлять признаки нервного расстройства. Мария не хотела никого вмешивать, она никогда не говорила правды даже самым близким – это могло поставить под угрозу все их жизни, такие бесценные. Но это уже стало слишком заметно.
И её хитроумная маска разлетелась вдребезги. Ушло легкомыслие и простодушие. Тревога снова поселилась в доме и окутала её коконом. Самсон… Он не доживёт до возраста её отца, так зачем она дала ему жизнь? И какая с неё польза миру? Польза… польза… Должна быть польза! Должна быть защита! Их снова могут начать преследовать. Почему главой их троицы стал брат? Слабак, сдавшийся жене. Старшинство не играет роли. Главное – воля к победе, желание победить, а он его лишился по вине Алвы. Алва – вот корень зла!
Тщательно скрываемая неприязнь к Алве невольно переносилась на всех гростианцев. Без лишней надобы Мария не покидала Гнезда, но поощряла к этому сестру в качестве наживки, втайне надеясь сделать первым подопытным молодого и симпатичного гростианца.
Боже мой! Всего лишь 5 лет – а она так изменилась! Значит, это было запрограммировано судьбой. Порою от нетерпения её бил озноб, но она не показывала виду, и только подгоняла брата. Но мягкому и ранимому Виктору её напор казался чрезмерным.
И вот Алва уехала на очередную конференцию. Кажется, необходимо поговорить с братом напрямую.
После успокоительной таблетки уложив сына спать и поручив его няне Лейне, Мария удалилась в галерею. Полчаса она медитировала под расслабляющую музыку. Затем отдала Тене распоряжения относительно обеда. Ей не нравилось, что дом снова постепенно наполнялся посторонним людом – но если взвалить на себя все хлопоты по огромному имению, на науку времени не останется. И, в конце концов, все приближенные работники рано или поздно станут кровниками.
Потом она направилась в кабинет. Она твердила себе, что надо быть пластичнее, мягче, надеть маску простодушия, ибо Виктор не любит давления и агрессии. Но давление нарастало внутри неё, и время сжималось.
Горничная Арика поглядела ей вслед больше с сожалением, чем с неприязнью. Она ощущала растущую холодность хозяйки, но, в конце концов, платит та исправно – да на что здесь тратиться? Часть она отсылала родителям, остальное копила на приданое к свадьбе, которая когда-нибудь – да состоится. Честно признаться, Арика, вполне симпатичная и ладная девушка, рассчитывала в богатом доме подхватить то, что плохо лежит, какого-нибудь жениха, да просчиталась. «Молодая да ранняя» - подумала Арика и вздохнула. Раз уж она нанялась в дом с дурной репутацией, в хоромы с фамильными привидениями, надо принимать реальность как есть, и не задаваться лишними вопросами.
Мария прислушалась – тихо. Обычно, размышляя, Виктор ходил по кабинету взад-вперед.
Так он мерил шагами пространство обширного кабинета почти всю ночь. И это тоже раздражало Марию. Вместо того чтобы работать, он, под влиянием жены, подводил философскую платформу под изыскания, пытаясь таким образом оправдать их. Или утвердиться в их утопичности.
Возможно, он всё же под утро отправился спать. Хотелось на это надеяться. Но она чувствовала, что он внутри. У неё по отношению к брату и сестре особое чутьё. Мария осторожно отворила дверь, неслышно приблизилась к столу с рассыпанным ворохом бумаг с расчётами и формулами.
Виктор открыл глаза, увидел близко сочувственное лицо сестры и вздрогнул. Мария всё понимает. Дело не шло. Паззлы не складывались. Он понемногу начал охладевать к работе, и Алва всячески к этому поощряла. Мария раздражалась, Элеонор пожимала плечами, но рано или поздно обстановка накалится, и все начнут спрашивать друг друга – а какого чёрта они хоронят себя тут?
- Виктор, - начала Мария без обиняков. – Ты расслабился, ты ни на шаг не продвинулся к цели. Ты не спишь ночами – но без толку. Только зря изводишь себя.
- Мари, - Виктор умоляюще глянул на неё, оправдываясь. – Кажется, я не готов. Внутренне не готов. Если бы был готов, возможно, решение и пришло бы.
- То есть, ты подсознательно тормозишь сам себя. Но сейчас, когда Алва не мешает тебе, ты должен напрячься.
- Она мне не мешает. Она меня… успокаивает, с ней легче дышать.
- Успокоить можно и до смерти, - процедила Мария. Еще бы не легче, ведь рядом с ней он сбрасывает с плеч эту необходимость соответствовать идеалу отца.
Виктор встал, она увидела тёмные круги под глазами, и позволила жалости возникнуть – ненадолго, так надо.
- Знаешь, её нет всего лишь неделю, но я словно лишился мамы… я очень скучаю по ней. – Виктор точно не услышал её слов. Жалость ушла в подполье.
«Она испортит жизнь и тебе, и всем нам. Ты был мямлей, а с ней совсем раскис. Тебе далеко до отца – неужели тебе не хочется подтянуться? Возьми себя в руки, ты мужчина!» - хотелось добавить ей, но у Виктора был взгляд раненого зверя.
- Я тебя понимаю, Вики, - произнесла она, и Виктор посмотрел на неё с благодарностью. Но она продолжала, уже с большим напором.
- Ты будто всё время страшишься успеха. Я предлагаю начать эксперименты немедленно. Ситуация подходящая, и время не ждёт – вот он, подходящий случай. Самсону снова стало хуже. Хуже некуда. Нужно действовать.
- Что ты хочешь? – Виктор насторожился.
- Отец начинал не с теоретизирования. Он начинал с практики. И брал кровь для исследования у себя. Потом у Фернандеса. Потом у всех вокруг. Мне нужна их кровь. Если я введу Саму кровь Вейки или Саши…
Виктора передёрнуло: - Ты уверена? Плохая шутка.
- На все сто. И я не шучу.
- Введёшь кровь Вейки? – Виктор не мог понять, шутит она или нет, но ему стало не по себе, сама эта мысль казалась чудовищной. – Ребёнку?
- Не так давно ты сам жаждал их крови, а теперь боишься? Когда появилась такая возможность? Ты не хочешь воспользоваться моментом? Это ведь такой потенциал! – Мария повысила голос.
- Фернандес просил их не трогать… - неуверенно возразил Виктор.
- Не так давно ты об этом только мечтал – тронуть. Ты требовал у Фернандеса крови Кристина. Ты был воодушевлен. И вот уже идешь на попятный. Не бойся, я ведь не боюсь. Они живучие.
- Но память о Ферни…
- Они живучие, - повторила Мария. - Их кровь – не кровь, а совсем иная субстанция, они просто инопланетяне, мутанты, они восстановятся. Ты сам читал – отец лечил наркоманов своей кровью, делал их полезными, спасал для общества.
- И ты сделаешь из Сама дрессированную обезьянку, выступающую в цирке и приносящую доход хозяину?
– Или они, или Самсон. – Голос Марии прозвучал жёстко. - Или они – или твой успех. Зато ты сможешь получить немедленный результат и изучить кровь. Сравнить с отцовскими – и сделать выводы. Уверена, это будет мощный толчок к продолжению исследований, могучий стимул к работе. Ибо дорога вспять будет перекрыта. И почему ты решил, что Самсону станет хуже? Он часами сидит, уставившись в одну точку, Вик. Терять уже нечего. Он обречен. Он... помеченный.
Виктор ощутил непонятную дрожь. Дрожь от этой «возможности», или дрожь от осознания того, что «субстанция» кровника окажется в венах маленького мальчика? Или от того, что его сестра предлагает это сама? Или от того, что она может оказаться права?
- Что ты имеешь в виду?
- Он слышит голоса. Вернее, один голос. Разговаривает с ним.
- Какие еще голоса? Он же молчит!
- Потому и молчит. Слушает. Шевелит губами, словно отвечает. И сдается мне, что это далеко не ангельский голос, а голос деда.
И Мария вдруг зажала ладонями лицо и разрыдалась. Виктор обнял ее.
- Алва обещала помочь при необходимости. Почему не обратиться к ней? Она сделает всё возможное. Вплоть до специализированной клиники.
- Не сомневаюсь. Она уже много сделала – уничтожила твоё желание работать, докопаться до истока, добиться самой главной цели! – Мария утерла глаза и заставила себя успокоиться и ожесточиться.
…А какова она, главная цель? Виктор уже не понимал этого. А вдруг Мария права? Вдруг кровь Вейки или Саши – единственный выход? И тогда он сможет спасать и других таких же больных!
- Я… подумаю. Нет, Мари, я уже решил. – Голос Виктора зазвучал необычно твёрдо.
- Сначала ты посетишь Алву и поговоришь с ней. Иначе я не подпущу тебя к кровникам на пушечный выстрел. Ты поняла? Надо начинать не с таких кардинальных, крайних мер.
Что рассказывал ему Фернандес об отце? Мысль о Фернандесе заставила его вздрогнуть. Он говорил, что… «Ты рождён для счастья, успеха и славы! Ты рождён победителем!» - Так твердила брату, Виктору Мендесу-старшему, его сестра Элеонор, так внушала ему. Значит, его сын должен повторить этот сценарий. Но обязан ли? Вот в чем вопрос.
…
Мария вынуждена была подчиниться брату, и через день, когда Алва вернулась, отправилась с мальчиком в НИМЦ. Её пропустили беспрепятственно, пропуск уже был готов. Нудные часы обследований, хотя в кабинеты её пропускали первой. Ей пришлось сделать перерыв на обед и накормить сына. Чтобы не мытарить их дольше, расшифровки были распечатаны моментально.
Вот и Алва - она пришла из дальнего конца коридора, где находились лифты, быстрой лёгкой походкой, излучая доброту и ласку, и сразу пропустила в кабинет Марию и Самсона. Мальчик стал озираться. Он устал и хотел домой, действие препарата скоро заканчивалось. Его ручки заметно дрожали, ротик был приоткрыт, нездоровая бледность покрыла щеки. Увидев Алву, он слабо улыбнулся, поковылял к ней и уткнулся в её колени. Мария ощутила лёгкий укол ревности.
- Гемоглобин продолжает падать, – констатировала Алва, одной рукой щупая пульс, другой гладя мальчика по голове. Мария кивнула. Ворох распечаток исследований шевелил легкий сквознячок из приоткрытого окна.
- Обрадовать тебя ничем не могу. – Алва сочувственно взяла Марию за руку. Та нахмурилась. – У Самсона синдром Керена-Савалли. Знаешь, что это такое?
Мария едва заметно кивнула.
- Ммм… Община Экологистов? Я угадала?
- Угадала. Каким образом?
- Нашумевшая история. Они практиковали медитации с помощью самбреналина, неиспытанной разработки ПДДЛ, вызывающей данный синдром, описанный как раз Джоном Кереном и Вильгельмом Савалли. Ходят слухи, что ПДДЛ таким образом сбывала самбреналин, потом наблюдала за реакцией. Они откупились. А молодые люди – нет. Мальчику нужна госпитализация и очищение организма, переливание крови, постоянное наблюдение.
- Это невозможно! – не удержавшись, воскликнула Мария. – Прости, пока невозможно.
Алва внимательно глянула в её глаза. - Кажется, я догадываюсь, в чем дело, - медленно произнесла она.
- Чушь! Какие еще догадки! Самсону лучше на свежем воздухе, я клянусь, ему гораздо лучше. А если нужны уколы, я сама неплохо справлюсь. Витамины я колю сама, витроцентон тоже.
- Не сомневаюсь, и вижу, что неплохо, синяков нет. Но этого мало. Интоксикацию они не уберут. И еще, Мария. Если ты не прекратишь твердить Виктору о необходимости экспериментов, я заберу у тебя ребенка, я не позволю причинить ему вред, ты всё поняла? Ему и так досталось. Слишком много наслоений.
Марию бросило в жар. До чего докатился брат – до наушничанья. Он не имел права передавать жене их разговоры!
- Мало того, я увезу Виктора в Европу, - продолжала Алва, добивая.
- Виктор не мальчик, он не захочет!
- Захочет, если я захочу.
- Я подумаю насчёт клиники… - промямлила Мария.
- Не тяни. Иначе всё это плохо закончится для всей вашей семьи.
В голосе Алвы не было угрозы. Какая угроза – ведь она сама добродетель и мир. Но Марию снова бросило в жар. Алва не отступится. Вон как она вцепилась в Виктора, подчинила себе.
Мария вышла из кабинета в смятении, таща упирающегося Самсона. В клинику… И тогда на её разработках надо ставить крест. Нет, это недопустимо. Её сын – поистине драгоценность, которому суждено сыграть решающую роль в её экспериментах. Она не отступится. И именно она вылечит сына, кровью бывших кровников!
- Байдурка! – невольно вырвалось у Алвы, когда Мария покинула кабинет. – Самодурка. Деспот. Кем она себя вообразила?
И как Алву угораздило поддаться очарованию младшего Мендеса, и даже влюбиться в него? Ох, быть беде!
… Когда они подъехали к дому, Самсону стало совсем плохо. Ей пришлось доехать до самого парадного входа, где их встретил встревоженный Виктор и помог дотащить мальчика до спальни.
- Что сказала Алва?
- Всё то же. Надо в больницу. Что никак невозможно. Отстань.
- Мама, дай таблетку, - заныл Самсон, заикаясь.
- Потерпи.
- Я хочу, хочу, хочу! - Судороги свели тельце ребенка, он тоненько завыл, забил ногами в истерике.
- Погоди, сейчас я успокою тебя, сейчас тебе будет лучше, - Мария ловко вколола шприц в ручонку прижавшегося к её ноге мальчика. Мальчик дёрнулся и обмяк, сполз по ноге на пол. – Ну вот, а теперь ты будешь спать, - удовлетворенно заключила она. – И теперь я смогу сделать для тебя кое-что еще!
- Ты никого не жалеешь, - сказал Виктор растерянно, словно удивляясь. – Даже собственного ребенка. Ты умышленно делаешь ему хуже.
- Собственного ребенка? Хуже? Разве это ребенок? Это монстр. Обуза, камень на шее. Его отец был наркоманом и психопатом, он испортил жизнь и ребенку, и мне, а мне было всего 16! Ты понимаешь – всего 16! – Мария сорвалась было на крик, но тут же взяла себя в руки. – Почему я должна кого-то жалеть теперь, когда моя жизнь вот-вот может измениться к лучшему?
- Сначала ты так не считала, ты пыталась его спасти. И ещё… Мари, кажется, ты утверждала, что все «экологически чисто!»
- Я врала. Я вообще постоянно вру – ты не заметил? – в её голосе проявились истерические нотки, но она быстро взяла себя в руки. - Этот подонок из Лабораториума грозился, что убьёт, если я его выдам. Я с трудом сбежала, Вики, налегке, бросив всё. Мне и впрямь тогда казалось, что всё успокоилось, я в безопасности тут. Но он меня стерёг. Я прокололась с Самсоном, оставив плод. И я просто устала, Саму лучше не становится, он регрессирует, и если я не буду продолжать с ним эксперименты, никакое переливание не поможет. Помочь могу только я одна. Виктор, - она умоляюще взглянула на брата. – Ты должен приступить к работе. Мы без тебя не справимся. Мы – никто. Ты – копия отца. Ты должен. Иначе…
- Что – иначе?
- Ничего особенного, - Мария встала, и её взгляд стал отсутствующим. – Иначе всё закончится, не начавшись. Самсону конец. Всё развалится.
- Кажется, всё и так… начало разваливаться, мы превращаемся… в чудовищ… - пробормотал Виктор и тяжело поднялся. Мария спекулирует собственным ребенком, понуждая брата к работе. Алва отговаривает от этого убийственного занятия. Между ними противостояние. Кто победит? Кому верить, к кому прислониться плечом?