Для читателей старше 18 лет
_________________
Глава 1
Яркое полуденное солнце нещадно палило, отражаясь от белоснежного мрамора устремленных к небу колонн, от многочисленных галечных мозаик, на которых лев сражался с оленем, воины терзали добычу, а Дионис мчался верхом на леопарде. Между рощ и бойких, говорливых ручейков, окружавших Пеллу, свет широко разливался, подобно златотканому покрывалу, однако, попав неосторожно в галереи и залы царского дворца, терялся и тускнел, а потому вновь спешил вырваться на простор, в город.
Со стороны агоры доносились голоса торговцев рыбой, гончаров и ювелиров, зазывавших покупателей, в воздухе витали ароматы еды, слышался лай собак и звон оружия царских гетайров. Было людно и шумно, и, может быть, именно поэтому никто не обратил внимания на двух юношей в эллинских хитонах, прятавшихся от всех в тени раскидистой, высокой оливы.
- Ты что, с ума сошел? - возмущенно воскликнул один из них, высокий парень в венке из виноградной лозы, и покачал головой. - Она еще не вошла в брачный возраст.
Эрос, а это был именно он, цинично ухмыльнулся в ответ, однако лук опустил.
- Пока нет, - прокомментировал он, - но вот-вот войдет.
- Вот тогда и будешь упражняться в меткости, - отрезал Дионис и посмотрел туда, где виднелись острые пики сарисс и слышались отрывистые, резкие голоса командиров. - Вон тренируются гетайры, идем лучше к ним.
Эрос в ответ лишь пожал плечами:
- Жизнь воина груба и однообразна, с ними скучно, но за неимением лучшего... Почему бы и нет.
Боги ушли, а стоявшая немного поодаль в тени колонн в компании своего брата девушка упрямо тряхнула золотыми волосами и нахмурилась исподлобья, услышав слова, должно быть, не слишком ее устроившие.
Впрочем, тот не обратил на этот жест никакого внимания.
- И все-таки выбирать тебе мужа будет наш отец, - вновь напомнил настойчиво Александр.
Клеопатра с видимой досадой вздохнула:
- Разумеется. Как и всегда. И все же я царевна Македонии и не хотела бы ради его политических игр оказаться в конце концов в шатре какого-нибудь дикаря, мнящего себя великим владыкой.
- Вряд ли тебя ждет именно такая судьба, - попытался неловко успокоить сестру брат. - Хотя...
Голос его прервался, когда он вспомнил, где именно Филипп Македонский все последние годы вел войны, и Клеопатра торжествующе воскликнула:
- Вот видишь!
Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Александр хмурился, а его сестра внимательно разглядывала тренировавшихся воинов, едва заметно покусывая при этом губу. Наконец, она обратилась к брату:
- Ты ведь наследник нашего отца. Скажи, если однажды он спросит твоего мнения насчет моего замужества, не мог бы ты... посоветовать ему кого-нибудь более-менее подходящего? В конце концов, даже боги женились на своих родственницах. Подобные союзы закон не запрещает. К тому же других достойных кандидатов просто нет.
В глазах юной македонской царевны горела решимость. Александр проследил за ее внимательным, пристальным взглядом из-под ресниц и увидел их дядю Александра Эпирского, тренировавшегося вместе с гетайрами. Молодой и сильный, с отливавшими золотом курчавыми волосами и короткой аккуратной бородкой, он в самом деле был хорош собой. И все же сын Филиппа не преминул напомнить сестре:
- Он сам правитель без царства.
Та кивнула, однако не смутилась:
- Отец обещал сместить Аррибу и вернуть трон брату нашей матери.
- Верно. И он обычно доводит задуманное до конца. Что ж, раз так... Когда наступит время, я постараюсь тебе помочь, обещаю.
Клеопатра совершенно по-детски кинулась брату на шею, а Александр Эпирский, должно быть, ощутив чужое внимание, оглянулся, на миг нарушив строй, однако сразу поспешил вернуться к тренировке.
Юная Клеопатра, спрятавшись меж колонн, еще долго смотрела на родича, и острый взгляд ее казался в эти мгновения задумчивее обычного, а тонкий и воздушный стан взрослее.
***
Гул в пиршественном зале быстро нарастал, подобно штормовой волне, скабрезные брачные песенки сменились громкой, неистовой руганью. Послышался короткий, резкий звон, словно кто-то швырнул в стену кубок или золотое блюдо. Клеопатра настороженно покосилась на дверь покоев и выглянула в окно, пытаясь по далеким очертаниям теней угадать, что же происходит такое на очередной свадьбе их отца. Желание выскользнуть в коридор и посмотреть на все своими собственными глазами было практически неудержимым, однако осторожность возобладала - кто знает, что может произойти. Все гости, включая гетайров, явно были слишком пьяны, чтобы защитить ее в случае необходимости от того, кто перепутает царевну Македонии со служанкой.
В саду было тихо и лунно. Оливы мягко шелестели под окнами, трещали цикады. И только крики со стороны мегарона заставляли сердце время от времени вздрагивать.
Вдруг неожиданно в коридоре послышались торопливые шаги, дверь с оглушительным треском распахнулась, и в покои Клеопатры вбежал ее брат. Взгляд Александра пылал яростью, лицо покраснело, а кулаки были сжаты до побелевших костяшек. Остановившись посреди комнаты, юноша вздохнул глубоко, обвел взглядом фрески на стенах со сценами Троянской войны, золотые светильники, шкатулки с украшениями и небрежно брошенный на ложе пеплос и наконец сказал:
- Я пришел проститься. Мы с матерью уезжаем в Эпир.
Брови царевны сошлись на переносице, подобные выпущенным стрелам, а голос прозвучал отрывисто и резко:
- Надолго? Что произошло?
- Может быть, навсегда. Не знаю, сестренка. Отец, как всегда, напился, и когда его новый родственник Аттал назвал меня ублюдком, не пожелал меня защитить. Мы с ним поссорились.
- Понятно, - Клеопатра начала ходить из одного угла покоев в другой, хмурясь и очевидно обдумывая что-то, а после остановилась и решительно заявила: - Я еду с вами.
- Нет! - воскликнул Александр прежде, чем успел задуматься. - Ты останешься здесь, во дворце. Ты дочь царя, тебя-то уж он точно не тронет.
- А ты его наследник, - девушка приблизилась к брату вплотную и посмотрела ему в глаза. - Был до сих пор. Когда вы с матерью сбежите, кто меня защитит, если он вдруг решит на мне отыграться? Я тогда стану просто дочерью ненавистной Олимпиады. И что меня ждет? Нет, Александр, даже не проси - я еду вместе с вами в Эпир, и мне никто не запретит!
Пламя светильников потрескивало, отбрасывая колеблющиеся, неверные тени. Где-то в ночи тяжело ухнула сова. Залаяли собаки, и Александр, тяжело вздохнув, сказал:
- Что ж, ты права, сестра. Собирайся. Но постарайся сделать это как можно быстрее - мы уезжаем немедля.
Клеопатра торжествующе улыбнулась:
- Я много времени не отниму, не волнуйся.
Она стремительно скрылась во внутренних покоях, а спустя четверть часа вернулась со свертком в руках, с высоко подобранными волосами, одетая в крепиды и короткий, чуть выше колен, хитон. Александр оглянулся на дверь и нервно сглотнул:
- Ты решила ехать в Эпир прямо так?
- Да, - подтвердила Клеопатра. - Так будет удобнее всего. Что тебя смущает?
- Меня ничего, - заверил ее брат. - Но ты уже не девочка, сестренка, тебе восемнадцать лет, а с нами будут Гефестион, Неарх и...
- Ах, вот в чем дело! - прервала она пламенную речь Александра. - Но это не повод для беспокойства. Ни один из твоих друзей не причинит мне вреда.
- То есть тебе их совершенно не жаль?
- Оставь ее, - резкий голос Олимпиады заставил обоих вздрогнуть и обернуться к двери.
Царица стояла, сложив руки на груди, и глаза ее пылали, словно молнии Зевса:
- Собирайтесь уже скорее, и отправляемся. Мы и без того задержались. Клеопатра, ты с нами?
- Да, мама, - подтвердила царевна.
- Отлично. Тогда идем.
Все трое поспешно покинули дворец, вскочили на коней и в сопровождении товарищей Александра покинули Пеллу, устремившись на запад, в сторону Эпира. Их путь лежал на родину царицы Олимпиады.
***
Долгое время путники пробирались извилистыми, каменистыми тропами, избегая обжитых мест и открытых пространств. Время от времени приходилось спешиваться, и тогда друзья Александра вели коней в поводу. Хмурыми, безлунными ночами Клеопатра, устроившись под раскидистым дубом или оливой, размышляла о будущем, и думы эти были мрачны и безрадостны.
"Пора брать собственную судьбу в свои руки, - в конце концов решила она, - иначе ничего хорошего меня не ждет. Или шатер дикаря, или... Фессалоника старше меня, однако до сих пор не замужем. Не хотелось бы мне себе такой судьбы".
Она ворочалась с боку на бок, и мысли ее каждый раз неизбежно возвращались к их дяде Александру Эпирскому.
"Интересно, каким он теперь стал? Помнится, в Пелле он был вполне красив. Сколько ему теперь? - Клеопатра нахмурилась, подсчитывая, и наконец решила: - Должно быть, около тридцати трех лет. И до сих пор без царицы. Интересно, почему?"
Она вспомнила слухи, бродившие в Пелле среди слуг и гетайров о брате царицы Олимпиады и ее собственном отце. Дескать, тот имел целью привязать к себе юного владыку Эпира.
Клеопатра нахмурилась и, отбросив одеяло в сторону, встала и подошла к костру, горевшему в центре поляны. Стоявший на страже Гефестион приветствовал царевну, та молча кивнула ему в ответ и вновь нахмурилась:
"Если слухи правдивы, то все мои надежды стать царицей Эпира могут закончиться полным крахом. Если же нет, и дело только в политике, то стоит попытаться".
Она еще постояла, потом принялась раздраженно мерить шагами поляну. Наконец, уже под утро, когда розоперстая Эос позолотила восточный край небосвода, царевна вновь легла и забылась беспокойным сном.
На следующий день, когда колесница Гелиоса вошла в зенит, перед путниками открылся вид на залив. Вода ослепительно сияла, подобно россыпи бриллиантов, и раскинувшийся прямо на побережье Бутрот, резиденция владык Эпира, поражала величием и красотой.
- Конечно, не сравнить с Афинами, - заметил вслух Александр, - и все же захватывает дух.
Олимпиада надменно фыркнула:
- Афины... Город крикунов, у которого вся слава давно уже в прошлом. Город Пирридов не нуждается в подобных сравнениях!
- Мама, - с упреком посмотрел на нее Александр.
Царица промолчала, и только губы ее упрямо сжались в тонкую линию. Долгое время лицо ее было неподвижно, и только когда у Львиных ворот показалась группа всадников, глаза Олимпиады зажглись нескрываемой радостью:
- Александр! - воскликнула она, увидев брата.
- Сестра! - царь Эпира подъехал ближе и, спрыгнув с лошади, помог Олимпиаде спешиться. - Рад видеть тебя, хотя повод к этой встрече весьма печален.
- Что, тебе уже успели донести? - поняла она. - И как там мой неверный муженек?
- В гневе. Мечтает, чтобы его наследник вернулся и принес извинения.
- Ни за что на свете! - воскликнул мгновенно разъярившийся сын Филиппа.
Его дядя примирительно поднял руку:
- Я все понимаю. Обсудим наши общие дела немного позднее, когда вы все отдохнете. Пока же позвольте проводить вас во дворец.
- С удовольствием, - ответила Олимпиада.
Царская стража с интересом рассматривала гостей. Над холмами плыл густой запах меда и трав, смешивавшийся с нотками йода и соли. Клеопатра посмотрела на рельефное изображение льва на архитраве ворот, потом перевела взгляд на Александра Эпирского, которого она мысленно, чтобы отличать от брата, решила называть старшим, и голова ее немного закружилась.
- Вы чем-то похожи, - уверенно заявила она, и царь Эпира улыбнулся.
- Клеопатра? - уточнил он и подошел ближе. Взгляд его скользнул по бедру девушки, все еще одетой в короткий хитон, приличествующий более богине-охотнице, чем царевне.
- Угадал, - ответила та.
Александр-старший протянул руки, помогая девушке спешиться, и от его горячего прикосновения к обнаженной коже Клеопатра вздрогнула. Ладонь царя скользнула по ее бедру, на одно короткое мгновение задрав край хитона, остановилась на талии, задержавшись там заметно дольше необходимого, и царевна с удовольствием отметила: "Все эти слухи - грязная клевета завистников. Александр Эпирский явно любит женщин!"
Прикосновения мужчины были приятны, его обжигающий взгляд переворачивал душу, и дочь Филиппа улыбнулась хозяину Эпира ласково:
- Рада видеть тебя, царь.
- Я тоже, - заверил тот. - Ты стала необыкновенной красавицей.
Рука Александра скользнула выше по спине Клеопатры, однако он быстро взял себя в руки и отстранился:
- Что ж, теперь давайте все же отправимся во дворец.
Дорога обещала быть не слишком долгой, поэтому путники предпочли преодолеть ее пешком. Клеопатра оглядывалась по сторонам, рассматривая величественное святилище Асклепия, театр с мраморными колоннами, жилые и общественные здания, украшенные замысловатыми росписями. Александр-старший пояснял ей увиденное, а Олимпиада тем временем мечтательно осматривалась, должно быть, вспоминая собственную юность.
Наконец, в конце улицы на холме стал виден устремленный к небу, пронизанный солнцем дворец, и Клеопатра воскликнула, рассматривая бегущих по стенам нимф и наяд:
- Какая красота!
- Благодарю, - ответил ей дядя.
Они ступили на мозаичный пол, и дочь Филиппа, прислушавшись, уловила еле слышное журчание фонтана.
Вышли служанки, готовые проводить вновь прибывших родственниц царя в их покои, и Клеопатра, уже стоя на пороге гинекея, оглянулась на Александра Эпирского, бросив выразительный взгляд из-под ресниц, и с удовольствием увидела, как тот слегка покраснел в ответ.
"Еще в Пелле он отличался тихим, скромным нравом, - подумала царевна торжествующе. - Тем легче будет его теперь завоевать".
И, ласково улыбнувшись, она неслышной тенью скользнула на женскую половину дворца.
Глава 2
Топот конских копыт постепенно стих. Клеопатра проводила взглядом стремительно удалявшиеся фигуры младшего Александра и его друзей, и тяжело вздохнула.
Подняв взгляд, она посмотрела на затянутое серыми облаками низкое тяжелое небо и направилась в сторону царской конюшни.
Когда теперь ей удастся увидеться с братом, не знал никто. Ни сам он, ни царица Олимпиада, разве только мойрам, богиням судьбы, это было ведомо.
"Но они вряд ли скажут", - подумала царевна.
Путь сына Филиппа лежал в Иллирию. Туда, где он своим присутствием не сможет нанести вреда. Где его никто не ждет. Где еду понадобится добывать собственными силами. Мерзнуть от холода зимой без приюта. Изнывать от зноя летом.
"Если только до тех пор он не помирится с отцом", - вновь напомнила себе Клеопатра.
О том, как этому помочь, она размышляла день и ночь. Да и не она одна. Парменион, один из лучших военачальников их отца, и Антипатр, неизменный наместник Македонии во время отсутствия царя, прилагали к этому все силы.
"А значит, мне надо поскорее позаботиться о собственной судьбе. Если усилия миротворцев скоро увенчаются успехом..."
Девушка представила Александра Эпирского таким, каким видела его все последние дни - красивым и сильным, с неизменно ласковой улыбкой - и на душе у нее потеплело.
"Возможно, даже не окажись он царем, он смог бы привлечь мое внимание", - подумала с удовольствием Клеопатра.
Она переступила порог конюшни и, вдохнув знакомые с детства запахи, прошла внутрь. Из денников с любопытством выглядывали кони, провожая взглядами нового человека, и та время от времени угощала сладкой морковкой тех из них, с кем уже успела познакомиться.
Остановившись около высокого вороного жеребца, она начала гладить его. В голове царевны бродили все те же невеселые думы, пока наконец она не услышала знакомый голос:
- Это мой конь. Его зовут Керавн.
В проходе между денниками стоял Александр Эпирский. Клеопатра подняла взгляд и улыбнулась:
- Красавец.
Она сама в этот момент вряд ли могла бы сказать, кого имеет в виду - коня или же его хозяина. Царь, должно быть, тоже не понял, потому что заметно смутился. Затем, очевидно желая переменить тему, спросил:
- Ты думаешь о брате?
- Да, - призналась Клеопатра. - Эта ссора должна была случиться рано или поздно, и все-таки мне жаль. Теперь они оба страдают, и оба жалеют о ней. Хотя ни один не признается. Оба слишком горячи и горды.
- Я знаю, - подтвердил Александр. - Надеюсь, боги помогут нам примирить их. Хотя, пока не могу сообразить, как.
Повисло молчание, и Клеопатра, пользуясь случаем, откровенно любовалась царем Эпира.
- Я помню, как ты тренировался у нас в Пелле вместен с гетайрами, - заметила она вслух. - Ты был силен и ловок. И теперь, похоже, совершенно не изменился.
- Благодарю, - откликнулся Александр и, улыбнувшись, подошел ближе. - Говорят, ты и сама в этом преуспела.
- Я хорошая наездница, - согласилась Клеопатра. - Хотя владеть оружием меня не учили.
- Хочешь прогуляться верхом? - предложил царь.
Глаза царевны засветилась радостью, и она с заметным удовольствием ответила:
- Буду счастлива составить тебе компанию.
Слуги вывели им лошадей. Клеопатра одним стремительным, текучим движением вскочила на спину кобылы по кличке Каллистэ, и вслед за Александром Эпирским покинула дворец.
Их путь лежал за пределы Бутрота, туда, где далеко на горизонте виднелись горы, где слышались грохочущие, словно громовые раскаты, голоса водопадов. Где бродили в густых лесах дикие коты, медведи, олени и лисы. Пещеры там были глубоки и таинственны, словно забытый древний храм, а реки стремительны.
Они ехали все дальше и дальше, и Клеопатра восторженно оглядывалась по сторонам.
- Теперь я понимаю, - в конце концов заявила она, - почему моя мать так часто и с такой нежностью вспоминает Эпир. Этот край прекрасен!
- Рад, что тебе нравится, - ответил Александр и, подъехав ближе, подал руку. - Вот, мы и приехали.
Клеопатра восторженно ахнула и безотчетным движением крепко сжала сильные пальцы мужчины. Александр с нежностью погладил ее ладонь и, спрыгнув с коня, помог спешиться.
Направо и налево, насколько хватало глаз, простиралось окруженное высокими лесистыми холмами озеро.
- Оно единственное в своем роде, - пояснил Александр. - Не соленое и не пресное.
- Это как же так? - заинтересовалась Клеопатра и, обернувшись к спутнику, вопросительно подняла брови.
- Дело в том, что озеро соединяется с морем каналом. Вода в этом канале каждые двенадцать часов самопроизвольно меняет движение, поэтому озеро и соленое, и пресное одновременно.
Некоторое время Клеопатра молчала, и лишь в глазах ее сиял восторг, да грудь высоко вздымалась от волнения. Тоненько пел на ветру тростник, а птицы, словно беседуя о чем-то, стрекотали на ветках. Царевна подошла ближе к берегу и, опустившись на колени, смочила руки в воде.
- Как счастливы вы, мужчины! - воскликнула она. - Вы можете свободно путешествовать и лицезреть все эти красоты и чудеса!
Александр ласково и немного снисходительно улыбнулся в ответ:
- Так что ж тебе мешает? Пока ты здесь, я могу тебя проводить, куда захочешь. Есть места, где ты желала бы побывать?
- О да! - ответила горячо Клеопатра и, вновь подойдя к Александру, заглянула ему в глаза. - Я читала "Илиаду" и "Одиссею", мне давал их брат. Я хотела бы побывать на Итаке.
- Отлично, это чуть более одного дня пути отсюда. Красивый остров, там есть, на что посмотреть. А после могу свозить тебя в Додону к оракулу.
- Спасибо тебе! - выкликнула Клеопатра и, порывисто подавшись вперед, поцеловала Александра в щеку.
Царь Эпира застыл, словно пораженный одной из молний Зевса, и долго так стоял, рассматривая лицо и пышущие восторгом глаза Клеопатры. О чем он думал, знал только он, сама же дочь Филиппа с трудом боролась с искушением обнять его. Желание ощутить под ладонями силу мышц, тепло кожи этого мужчины было слишком велико. В конце концов она опустила взгляд, а Александр, выдохнув, проговорил:
- Тогда через два дня отправимся на Итаку, пока море еще спокойно. А после уже к оракулу.
- Хорошо, - покладисто согласилась царевна. - Тебе виднее.
Она вновь вернулась к берегу озера и долго так стояла, любуясь его спокойной, ровной гладью. Услышав тихие шаги царя, она подала ему руку. Их пальцы переплелись, и Клеопатра подумала, что более приятных, нежных и в то же время сильных рук она до сих пор не встречала ни у кого.
В Бутрот они оба вернулись в молчании.
***
Корабль легко скользил, рассекая волны, гребцы с силой налегали на весла, и вскоре на горизонте показалась маленькая зеленая точка.
- Это и есть Итака, - сообщил Александр, и Клеопатра, вцепившись в его руку, принялась жадно разглядывать открывшиеся перед ней виды. Скалистые берега сменялись пляжами с белым, мягким даже на вид песком. Голубые лагуны в обрамлении зеленых оливковых рощ притягивали взгляд, заставляя любоваться.
- Этот край прекрасен! - воскликнула Клеопатра. - Не зря Одиссей так не хотел его покидать. Теперь я понимаю.
Одно или два мгновения Александр молчал. Наконец, он заметил:
- Любовь к родному краю была не единственным и не главным его мотивом. Было и еще кое-что.
Мужчина подошел вплотную к девушке и бережно, однако крепко обнял ее, прижав к груди. Клеопатра расслабилась в его объятиях, вдохнув уже ставший знакомым запах его кожи, и положила голову ему на плечо.
Судно мягко покачивалось, стремясь к берегу, объятия становились то слабее, то крепче. Ладонь Александра скользнула вниз по бедру Клеопатры, и та с трудом подавила стон, закусив губу - жар, мгновенно вырвавшийся откуда-то из глубины лона и охвативший все существо, был и мучителен, и сладок одновременно.
Уединение их нарушил осторожный кашель капитана:
- Мы почти прибыли, государь.
Голос Александра прозвучал непривычно тихо и хрипло:
- Хорошо. Позаботься, чтобы нам никто не мешал. Никаких торжественных делегаций. Это не официальный визит.
- Как скажешь, повелитель.
Капитан удалился, и скоро корабль, мягко ткнувшись носом в песок, застыл, словно выползшее на отмель грозное чудище, решившее отдохнуть и набраться сил.
Путешественники сошли на берег, и Александр, все так же держа Клеопатру за руку, повел ее туда, где шумели рощи, оберегая под своей сенью родники. Туда, где, как утверждали поэты, находилась та самая пещера нимф.
Клеопатра шла, вдыхая полной грудью ароматы йода и соли, смешанные с горечью поздних трав, и голова ее кружилась от восхитительного ощущения свободы и чего-то еще, пока незнакомого, но такого томительного и мучительно-сладостного. Ни неловкие ухаживания одного из товарищей брата Пердикки, ни шутки и намеки мужчин в далекой Македонии не вызывали в ней чего-либо подобного. Того, что Александру Эпирскому удавалось разбудить в ней одним лишь прикосновением или смущенным взглядом.
Царь обернулся, помогая своей спутнице взобраться на очередной холм, и сердце ее при виде его голубых глаз перевернулось в груди. Решимость сделать нечто действительно важное в ней укрепилось, и родина показалась в этот самый момент рассветным сном, развеявшимся вместе с первыми лучами солнца.
- Это и есть пещера нимф? - спросила Клеопатра.
Обойдя оливу, она заглянула внутрь и, проведя рукой по шероховатому, немного влажному камню, обернулась и посмотрела из-под ресниц на спутника.
- Может быть, да, - откликнулся Александр и мягко улыбался, - а, может, и нет. Говорят, что это она, однако досужие языки могут и ошибаться. А правду знает, должно быть, только сам Одиссей. Однако тень его теперь в Аиде, и поговорить с ней весьма проблематично.
- Пожалуй, что так, - рассмеялась весело Клеопатра и, бросив через плечо выразительный, зовущий взгляд, первая устремилась внутрь.
Потом они гуляли под сенью оливковых рощ и отдыхали в самый зной у ручья. Присутствие рядом Александра, такого близкого и в то же время невозможно далекого, становилось с каждым часом все более мучительным. Воздух с трудом прорывался в легкие, и Клеопатра все бежала и бежала вперед, то ли желая осмотреть как можно больше местных красот, то ли убегая от самой себя.
- Это гора Аэтос, - чуть слышным, хриплым голосом сообщил царь, когда они поднялись на очередную вершину. - Та самая, с которой Одиссей наблюдал за возвращением на Итаку сына.
Колесница Гелиоса опускалась к западному краю моря, позолотив горизонт и обрызгав волны ярчайшей янтарной пылью. Клеопатра встала прямо напротив заката, и волосы ее, а так же самый стан засияли, будто отлитые из чистейшего золота. Сквозь тонкую ткань хитона просвечивали очертания груди и бедер, и девушка хорошо видела, что мужчина уже не может оторвать от нее своего восторженного, жадного взгляда.
- Александр, - чуть слышно позвала она его и замолчала.
Губы ее приоткрылись, будто хотели что-то произнести, но в последний момент передумали, и тогда царь Эпира шагнул вперед, заключив свою прекрасную гостью в объятия.
Из-за деревьев, никем не замеченный, вышел Эрот и, хорошенько прицелившись, пустил стрелу. Та угодила прямиком в грудь Александра. Вторая попала точно в царевну Клеопатру. Сын Афродиты, довольный своей проделкой, скрылся, а царь Эпира наконец сделал то, о чем давно мечтал. Наклонившись, он коснулся губами губ Клеопатры, сорвав горячий, будто полуденное солнце, стон. Она приоткрыла губы, впуская мужчину, и тот углубил поцелуй. Его руки ласкали бедра девушки, ее тонкую талию и высокую грудь. Она прижималась к нему всем телом, и плоть Александра живо откликалась, будя в душе Клеопатры доселе неведомые, но все более отчетливые желания.
С заметным трудом царь Эпира смог оторваться от губ возлюбленной.
- Нам надо возвращаться, - сообщил он, глядя ей прямо в глаза.
- Да, конечно, - Клеопатра кивнула, однако лицо ее теперь обрело еще большую решимость.
У подножия горы их ждали стражи, с заметным облегчением проводившие своего владыку и его родственницу к уже давно разбитому лагерю.
Скоро солнце окончательно опустилось за горизонт, уступив место Селене, и можно было подумать, что все, кроме стоявших на страже воинов, уснули, однако это было не так.
Осторожно откинув в сторону одеяло, Клеопатра встала и, кивнув стражам, направилась в сторону леса. Туда, где на холме стоял виденный ими еще днем храм Афродиты. Те проводили ее взглядами и, не зная, как лучше следует поступить, разбудили царя.
- Куда она пошла? - уточнил тот, выслушав доклад.
Воин указал.
- Хорошо, я сам провожу ее, - сообщил Александр, - а вы держитесь поодаль.
- Слушаюсь, повелитель.
Светила луна, серебря мягко шелестящую листву над головой. Дорога петляла, и Клеопатра уверенно шла все выше и выше. Царь следовал за ней в отдалении, но он вовсе не был уверен, что остался не замечен ею. Несколько раз царевна оглядывалась, словно желала в чем-то убедиться, а после все так же стремительной ланью продолжала путь.
Величественные мраморные колонны отчетливо обрисовывались на фоне ясного звездного неба. Высокие травы обнимали стройные ноги Клеопатры, и неизменно следующий за ней Александр не сводил с нее восхищенного взгляда.
Дойдя до вершины холма, она опустилась перед окруженной колоннами статуей богини на колени и, вытянув руки в молитвенном жесте, зашептала что-то. Александр не слышал, что именно, однако видел ее горящие, словно два луча Селены, глаза. Видел ее полные, мягкие губы, вкус которых он помнил слишком отчетливо. В голове у него зашумело. Забилась в ушах кровь, и Александр сделал шаг вперед. За ним второй, и третий.
Клеопатра встала и, положив к ногам статуи крупное яблоко, обернулась. Взгляд ее встретился со взглядом царя Эпира. Он снова шагнул вперед, и тогда Клеопатра, подняв в изящном, томном жесте руки, расстегнула фибулу на плече.
Сердце Александра вздрогнуло, затем замерло, а после бешено заколотилось, грозя вырваться из груди. Клеопатра расстегнула вторую фибулу, и ткань пеплоса, а следом за ним хитона мягкой волной осела к ногам Клеопатры, оставив ее неумолимо, словно приговор мойр, обнаженной.
Мужская плоть отреагировала на это однозначно и живо. Александр Эпирский подошел к Клеопатре вплотную, и она протянула к нему руки в жесте, который невозможно было истолковать двояко.
- Что же ты делаешь со мной, - прошептал он, подхватывая ее на руки. - Любовь моя...
Еще одна стрела, выпущенная в этот самый момент Эротом, поразила обоих, и Александр, не думая больше ни о чем и не сомневаясь, опустил Клеопатру прямо на ее же одежды. Она томно изогнулась, чуть разведя в приглашающем жесте бедра, и тогда он, расположившись рядом с нею, принялся ее целовать.
С губ Клеопатры раз за разом слетали стоны, то совсем тихие, почти робкие, то громкие призывы яростной, бушующей внутри нее страсти. Александр ласкал губами ее шею, грудь, живот, внутреннюю поверхность бедер, и сам почти не мог поверить в то, что делит ложе именно с этой женщиной. С той, что разбудила не только плоть его, но и сердце.
Клеопатра извивалась, то ли желая убежать от того нестерпимого жара, что будил в ней этот мужчина, то ли мечтая поскорее с ним слиться.
- Александр, - словно безумная раз за разом шептала она и, обвивая его сильное тело ногами и руками, ласкала, гладила, запускала пальцы в его золотые волосы и еще плотнее прижималась. - Александр...
Он отрывался от нее и, полюбовавшись мгновение, целовал в приоткрытые губы. Наконец, спустя столетие или два, а, может, всего лишь несколько минут, когда ни один из них уже не мог терпеть, молодой царь Эпира опустился между бедер возлюбленной и, помедлив еще всего лишь одно мгновение, вошел в нее, сломив тонкую преграду.
Короткий вскрик сорвался с уст Клеопатры, ознаменовав ее превращение в женщину. Одежды, на которых она лежала, окрасились красным, и Александр, помедлив одно невыносимо долгое мгновение, начал двигаться.
Счастье рвалось из груди Клеопатры, вознося ее все выше и выше. Она неловко двигалась, пытаясь подстроиться под ритм мужчины, а тот все целовал ее и целовал. Рука его ласкала ее ставшую вдруг такой чувствительной грудь. От этого единения кружилась голова, восторг наполнял все ее существо целиком, грозя выплеснуться наружу. Непривычно. Необычно. Волшебно. То, о чем шептались потихоньку служанки, вдруг стало таким доступным и предельно простым. Мужская плоть внутри нее. Его объятия. И горящий, переворачивающий душу взгляд.
- Александр, - шептала она, и сама вряд ли в этот момент понимала, что именно говорит. - Люблю тебя...
Она все крепче прижимала его к себе, словно никак не могла насытиться этой близостью. Александр двигался то медленнее, то быстрее, и обе фигуры их, тесно переплетенные, слившиеся воедино, казались сотканными из серебра. А может, так оно и было.
Теперь Александр двигался мощно и яростно, стремясь то ли вбить свою любовницу в землю, то ли в самом деле стать с ней единым целым. Клеопатра кричала, оставляя на его спине заметные раны, и наконец, когда обоим показалось, что оба сейчас от этой невыносимой, мучительной пытки сойдут с ума, мир взорвался мириадом сияющих, ослепительно-ярких брызг. Клеопатра содрогнулась, с губ ее сорвался мощный, яростный крик неумолимой страсти, и та, что только что стала женщиной, затихла. Александр же, содрогнувшись в последний раз, упал без сил, только чудом не придавав свою любовницу.
Возбуждение еще витало в воздухе, невесомой пыльцой оседая на траве и поздних цветах.
- Не жалеешь? - спросил Александр, опускаясь рядом с Клеопатрой.
Он обнял ее одной рукой и заглянул в глаза.
- Если только о том, что эта ночь еще не скоро повторится, - заявила она уверенно.
- Что же ты делаешь со мной...
Он обнял ее еще крепче и ткнулся лицом в шею возлюбленной. Она принялась гладить его, наслаждаясь этими мгновениями спокойного единения, и прошептала:
- Люблю тебя.
Был ли это ответ на его вопрос, или же признание, никто из них не понял. Рука Александра блуждала по мягкому, податливому телу любовницы, обрисовывала его крутые изгибы, пока в конце концов взгляд мужчины не наткнулся на следы крови на ее и его собственных бедрах.
- Кажется, нам обоим стоит омыться, - решил он. - Тут рядом есть пляж...
С этими словами он встал и, приведя в порядок свои одежды, подхватил на руки все еще обнаженную Клеопатру. Укрыв ее своим плащом, он направился к морю.
Когда оба скрылись, из-за деревьев вышел один из солдат охраны царя и, подняв одежды Македонской царевны, осмотрел их пристально. Покачав головой, страж вернул их на прежнее место и отправился следом за повелителем и его женщиной.
А те, достигнув берега моря, вошли в воду и принялись приводить себя в порядок. Волна набегала, грозя сбить с ног, Клеопатра смеялась, подставляя лицо и тело под брызги, и взгляд ее, наткнувшись на взгляд Александра, загорался огнем.
Не выдержав, он подошел и обнял ее. Клеопатра прильнула всем телом, и оба, не устояв перед очередной набежавшей волной, упали в воду. Александр перекатился, стремясь уберечь любимую от ушиба, а после вновь сменил положение и, накрыв собой, принялся ее жадно, неистово целовать. Клеопатра отвечала и, обвив его торс ногами, царапала и покусывала, сама еще плохо понимая, как показать любовнику собственную страсть.
Очередная волна их накрыла, но ни он, ни она не обратили на нее никакого внимания. Александр вновь вошел в ждущее ласки тело любовницы и начал двигаться, и вода делала их взаимные ощущения еще острее.
До лагеря они дошли спустя несколько часов.
- Завернись пока в мой плащ, - попросил Клеопатру Александр.
- Хорошо, мой повелитель, - легко и свободно сказала она и ласково улыбнулась.
Он быстро поцеловал ее и, поздоровавшись со стражами, подошел к вещам. Найдя там хитон, вернулся и помог одеться Клеопатре, а затем и устроиться на ложе. Сам же царь Эпира сидел рядом до тех пор, пока она не уснула. После, полюбовавшись еще какое-то время, неохотно поднялся и, взяв на этот раз одного из стражей, вернулся к храму. Туда, где все еще лежал забытый ими окровавленный хитон. Подняв его, Александр долго стоял, рассматривая его и о чем-то размышляя, а после повернулся и поглядел туда, где далеко на северо-востоке находилась Македония.
Глава 3
- Приветствую тебя, мой царь, - Промения, одна из трех жриц Додонского оракула, самая пожилая и опытная, склонила голову перед Александром Эпирским. Затем она повернулась к Клеопатре и вновь со всей возможной учтивостью поклонилась:
- Будь здорова и счастлива, моя царица.
Дочь Филиппа мягко улыбнулась в ответ:
- Ты, должно быть, ошиблась, почтеннейшая. Я царевна, - просто ответила она.
Однако та, к немалому удивлению обоих знатных гостей святилища, не смутилась, а только уверенно покачала головой в ответ:
- Боги не ошибаются. Это были слова из уст самого Зевса.
Сидевшие на ветвях священных дубов голубки громко заворковали, будто в самом деле подтверждали сказанное, и Клеопатра, оглянувшись на своего возлюбленного, сделала безотчетное движение, подходя к нему еще ближе. Александр крепко обнял девушку одной рукой и спросил жрицу:
- Боги поведали что-нибудь еще?
Раскинувшиеся над их головами мощные ветки мягко, приветливо шелестели листвой. Скудные лучи Гелиоса пробивались сквозь густые кроны. В отдалении, у храмов Зевса и Афродиты, толпились люди, однако, видя владыку Эпира и его спутницу, не осмаливались тревожить жриц.
Промения ответила:
- Они сказали, что свадьба состоится, несмотря на все возможные препятствия. И уже скоро. И что у тебя, повелитель, обязательно будет сын. Хотя сначала родится дочка.
- Тогда мне больше не о чем спрашивать у богов, - улыбнулась Клеопатра.
- Мне тоже, - согласился с возлюбленной царь. – И, если вы позволите, мы еще немного погуляем здесь.
- Разумеется, повелитель, - разрешила жрица и, распрощавшись, направилась в сторону храмов.
Гости проводили ее взглядом, и Александр, взяв Клеопатру за руку, повел ее в глубину дубовой рощи. Некоторое время они шли молча, размышляя об услышанном только что пророчестве Додонского оракула, а когда остановились около спрятавшегося в тишине священной рощи говорливого ручейка, царь заметил:
- Я отправил вчера письмо Антипатру. Хочу просить у Филиппа твоей руки и надеюсь на его содействие в этом деле.
Царевна улыбнулась мягко и нежно и, переплетя свои пальцы с пальцами возлюбленного, кивнула согласно:
- Ты, конечно же, прав. Мы знаем о настроении Филиппа лишь из донесений шпионов, а им известно далеко не все. Наместник мудрый человек. Он сумеет подобрать подходящий момент и единственно правильные слова.
Несколько долгих минут они смотрели друг на друга и видели в глазах другого отражение итакийской ночи. Александр огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, порывисто обнял возлюбленную, поцеловал ее в шею и прошептал:
- Скучаю по тебе! Сегодня ночью приду. Жди.
- Двери моих покоев будут открыты для тебя, - с жаром ответила Клеопатра, и в глубине ее зрачков зажглись огни, обещающие мужчине ночь настоящей страсти.
Они прошли всю рощу насквозь, постояли у ручья, любуясь игрой солнечных бликов в воде. Затем прошли к театру, и Клеопатра, сев на одну из скамеек, долго сидела, представляя, как шумно и многолюдно, должно быть, здесь в дни празднеств. Однако задерживаться еще на несколько дней не хотелось. Здесь и сейчас, в Эпире, посреди высоких гор, полноводных рек и священных ручьев, ей никто не был нужен, кроме царя Александра. Ей чудилось, что если допустить в их уединение еще кого-то, то уйдет нечто важное и нужное. Что именно, она не хотела гадать, но даже о собственной матери вспоминала лишь время от времени, и чаще всего с досадой.
"Если бы Олимпиада в свое время не распускала слухи, будто ее ложе в облике змеи посещал Зевс, - размышляла царевна, - то это не дало бы аристократии и гетайрам повода для скабрезных шуток на эту тему. Атталу нечего было бы заявить на том проклятом пиру. И, возможно, не случилось бы этой проклятой ссоры отца и сына. А я... Конечно же, моя судьба ни брата, ни мать не волнует - каждый думает лишь о себе".
Она подняла голову и посмотрела на возлюбленного с неизбывной нежностью, которую она даже и не пыталась скрывать.
- Ты в этом мире мой единственный якорь, - прошептала она.
Александр расположился рядом и привлек Клеопатру к груди. Долго сидели они так, до тех самых пор, пока колесница Гелиоса, завершив свой дневной путь, не склонилась к западному краю неба. Тогда царь Эпира и его спутница отправились в отведенные им покои.
Закат прогорел, на небо высыпали яркие, такие далекие и холодные, и все же бесконечно прекрасные, как и мир, звезды.
Клеопатра одела свой самый красивый пеплос и, подойдя к окну, вдохнула полной грудью чуть влажный, прелый и одновременно волнующий аромат ночи. Сердце билось в груди, подобно пойманной в клетку птице. Воспоминания об объятиях Александра Эпирского волновали кровь, заставляя щеки царевны краснеть, а глаза сиять, будто два костра в ночи. Хотелось вновь ощутить его силу во всей полноте, и вот, когда она уже готова была сама пойти к нему, в коридоре раздались знакомые, быстрые шаги.
- Александр! – с жаром воскликнула она, увидев в дверях царя Эпира, и бросилась к нему.
Он поспешно затворил за собой дверь и порывисто заключил возлюбленную в объятия.
- Александр, - прошептала она, покрывая лицо его поцелуями.
- Любовь моя, - ответил он, и горячее дыхание мужчины обожгло ее, перевернув душу.
Они целовались, шаг за шагом приближаясь все ближе к ложу. Сначала на пол упали фибулы, а после пеплос и хитон. Александр окинул свою любовницу горящим взглядом и, порывисто сорвав собственные одежды, подхватил ее на руки и уложил на кровать.
- Что это у тебя? - не удержала любопытства Клеопатра, заметив, что ее любимый сжимает что-то в руке.
Он лег рядом с нею и, прижав одной рукой, продемонстрировал прозрачный продолговатый, узкий мешочек, сделанный, судя по всему, из пузыря какого-то животного.
- Нечто крайне полезное для нас с тобой, - пояснил он и, поцеловав Клеопатру в шею, продолжил: - Секрет, которым много пет назад поделился со мной один торговец-египтянин. Он нужен, чтобы ты не понесла до срока. Ведь наша свадьба будет не завтра.
- Так вот почему о твоих бастардах ничего не слышно, - улыбнулась царевна и, обвив шею возлюбленного руками, поцеловала его плечо.
Он тихонько фыркнул:
- То есть в мое целомудрие ты не веришь?
Клеопатра демонстративно нахмурилась, сделав вид, будто размышляет над вопросом. А после поглядела лукаво из-под ресниц:
- Не знаю. Никогда не думала об этом. Да это и неважно. Есть только ты и я, любовь моя, а всего, что было до, просто не существует...
Она подалась к нему, прижавшись всем телом, обвила его торс руками и ногами, и вся страсть, все волнение, что бурлило, бродило в ее крови, подобно вину, вырвалось на волю. Два стона смешались в едином победном гимне, дубовое ложе заскрипело, и вплоть до самого утра, то затихая, то вновь возобновляясь, по коридору и примыкающему к покоям саду разносились недвусмысленные, жизнеутверждающие, словно самый мир, звуки любви, заставляя стоявших на страже и многое повидавших в своей жизни воинов в смущении отводить глаза.
***
Спустя всего несколько дней в далекой Пелле наместник Антипатр сломал печать и, бегло прочитав послание эпирского царя, пробормотал:
- Как нельзя более вовремя. Ступай, - добавил он, обращаясь к ожидающему его ответа гонцу, - зайди к казначею и отдохни с дороги. Уверен, что ответ скоро будет.
Посланец вышел, а Антипатр, отложив свиток, еще раз пробежал глазами донесения шпионов.
Подходящего случая долго ожидать не пришлось. Филипп намеревался переправиться с войском через Геллеспонт, чтобы начать освобождение Азии, и бушевал, не сдерживая ярости, когда думал о внезапно сложившейся у македонских границ обстановке.
- Эта подлая змея Олимпиада не могла бы мне сильнее навредить, даже если бы захотела! - Филипп размахнулся и с силой запустил в стену кубок. Разбавленное вино расплескалось, залив фреску с изображением наяды. - Это все ее происки!
- Еще можно все исправить, - тихим, уверенным голосом сообщил Антипатр.
- Как?! Как, я тебя спрашиваю? Моя жена сидит теперь с Бутроте и нашептывает своему брату про меня всякие гадости! Греки поднимают голову и думают, не пришло ли подходящее время ударить мне в спину. И мой собственный сын теперь в Иллирии подрывает мою власть, собирая себе сторонников! Не желаю ничего слышать про этого проклятого щенка, Александра!
Антипатр помолчал, давая время гневу царя немного улечься, а после уточнил:
- Про какого из двух?
Филипп в голос фыркнул, словно строптивый конь, и широко улыбнулся:
- Дружище, разыгрывать идиота тебе не идет. Конечно, я имею в виду сына, потому что шурин еще ничем не успел мне досадить. А что такое? Ты что-то знаешь?
Антипатр вздохнул и, подойдя к царю, обнял его одной рукой и подвел к окну. Туда, откуда отрывался красивый вид на холмы и долину.
- Не случилось ничего такого, о чем тебе следовало бы беспокоиться, повелитель. Уверен, все наши проблемы можно решить, не прилагая к тому особых усилий.
- Про Александра я ничего слышать не хочу, - нетерпеливо вставил в речь друга Филипп. - Вы с Парменионом мне уже надоели. Еще дружки его, те, что не сбежали с ним вместе в Эпир и Иллирию, теперь бродят, словно вышедшие из Аида тени. У меня от одного их унылого вида начинается изжога.
- Они просто всей душой преданы твоему сыну, царь, и скучают по нему, - напомнил Антипатр. - Но я согласен, об Александре Македонском мы говорить не будем. Давай лучше побеседуем об Александре Эпирском.
- А с ним что не так? - нахмурился Филипп.
- Все так, - уверил наместник. - Он все еще предан тебе, несмотря на присутствие в Бутроте своей сестры, и это стоит ценить.
- Я ценю, поверь мне. Но оставлять за своей спиной эту подлую змею, мою любимую супругу, не хочу.
- Так укрепи свой союз с Эпиром новой свадьбой. Ослабь влияние засевшей там Олимпиады.
- Это каким же образом? - в глазах царя Македонии зажегся огонь предвкушения, как частенько бывало перед боем, в успехе которого он не сомневался.
- Отдай за него свою дочь.
- Ты гений! - в восторге Филипп расцеловал Антипатра в обе щеки и нетерпеливо заходил по комнате. - Ты прав, тогда я могу быть спокоен хотя бы за западные границы. Отдам за него Фессалонику, она уже засиделась в девках.
Антипатр откашлялся и покачал головой:
- Мой повелитель, если позволишь...
Филипп остановился и, с видимым неудовольствием сдвинув брови, упер кулаки в бока:
- Разумеется, позволю. Ну, что там еще?
- Мне кажется, Клеопатра для этого лучше бы подошла.
- Это еще почему? - удивился царь.
- Фессалоника дика и необузданна, как ее мать. Клеопатра лучше подходит на роль царицы Эпира. Она всей душой любит тебя и не позволит, чтобы интересы Македонии пострадали. К тому же, она уже успела... Они успели...
Тут Антипатр запнулся, задумавшись вдруг, как бы потактичнее сказать то, что он намеревался сейчас озвучить, и Филипп вскричал, побагровев:
- Ну, что ты юлишь, будто грек на агоре? Что там произошло в этом проклятом Эпире? За чем еще не уследила моя жена?
Антипатр всплеснул руками:
- Зевс и все Олимпийские боги! Она дочь Филиппа и Олимпиады! Ты действительно считаешь, что ей можно что-то запретить, если она этого захочет?
- Та-а-а-ак, - протянул царь и с шумом выдохнув, вновь заходил по комнате. - Значит, это правда.
- Что именно?
- То, о чем болтают доносчики.
- Да, мой царь, - неумолимо, будто рок, подтвердил Антипатр. - Александр Эпирский уже успел познать твою дочь Клеопатру. До конца.
- Вот же, - Филипп выругался и тут же поинтересовался, остановившись у окна: - И кто из них к кому залез в койку?
Наместник смущенно хмыкнул, но все же ответил:
- Кажется, это было обоюдное желание.
С минуту Филипп молчал, глядя на открывавшийся перед ним пейзаж, а после в голос расхохотался:
- Вот ведь девчонка! Вся в меня! Ты прав, если уж она положила глаз на Александра Эпирского, то удержать бы ее не смог никто. А раз так, раз он уже успел ее объездить, то и пусть забирает. Только свадьба должна пройти в Македонии! Ты слышишь, Антипатр? Так им обоим и напиши. Нужно же соблюсти хоть какие-то приличия. И приезжают пусть по отдельности. Сперва моя дочь, а следом за ней уже он.
- Когда назначишь церемонию? - вздохнул, не скрывая охватившего его облегчения, наместник.
- Летом.
- Хорошо, повелитель. Я подготовлю для них два письма.
- Три. Напиши моей жене - пусть тоже приезжает на свадьбу дочери. Если захочет.
- Все сделаю.
В это момент за дверью послышались шаги, и вошедший страж объявил:
- Прибыл Демарат Корифский, повелитель.
- А, мой гостеприимец, - обрадовался царь. – Зови его сюда.
- Слушаюсь.
Посланец ушел, а спустя все пару мгновений вошел высокий, некогда красивый мужчина, теперь уже переступивший рубеж зрелости и стоявший на пороге стрости.
- Демарат, - Филипп подошел к гостю и от души его обнял. - Как же я рад тебя видеть!
- Я тоже, государь, - улыбнулся тот, и в уголках его глаз разбежались лучики морщинок. - Хайре, Антипатр.
Тот ответил, и тогда царь спросил, выпуская гостя из объятий:
- Ну, как там греки? Как они ладят между собой?
- Если позволишь...
Филипп налил Демарату килик вина и, протянув, спросил, вдруг разом помрачнев:
- Тоже будешь уговаривать помириться с сыном? Садись, не стой в дверях.
- Благодарю. Так вот, уговаривать тебя я не буду, ты уже взрослый мальчик, однако позволю себе высказать на этот счет пару мыслей. Ответ на твой вопрос связан с Александром самым тесным образом.
- Хорошо, говори.
Филипп устроился в кресле напротив и приготовился слушать. Демарат из рода Бакхиадов, возводивших свое родословное древо, как и сами Аргеады, к Гераклу, пользовался в македонском доме уважением и даже любовью.
- Мой царь, эллины не глупы и спрашивают себя - как ты собираешься удерживать поддерживать порядок во всем мире, если в собственном доме его навести не можешь?
Филипп ничего не ответил, лишь опустив в смущении голову, а Демарат тем временем продолжал:
- Момент для ссоры с наследником ты выбрал самый неподходящий. Ты готовишься переправить войска в Азию. А что будет здесь, в Македонии?
- Насчет наследника я еще ничего не решил, - все так же не поднимая взгляда, упрямо проговорил Филипп.
- Брось, мой друг, это же не серьезно.
- Почему? - острый взгляд царя вперился в Демарата, однако тот не смутился.
- Александра любит армия. Они уже успели увидеть его в бою и поддержат именно его притязания. Ты уж меня прости, но ты сам знаешь, что Арридей слабоумный придурок. Не хочешь же ты сказать, что он составит ему конкуренцию?
- Нет, - мотнул головой царь. - Конечно, нет. Но есть еще Аминта, сын моего старшего брата Пердикки.
- Разумеется, - согласился Демарат. - Но Александр считает трон Македонии своим. Ты думаешь, он согласится добровольно его отдать?
- Нет, - вставил до сих пор внимательно слушавший разговор Антипатр.
- Конечно, нет, - подтвердил гость. - И что произойдет тогда?
Демарат встал и, тяжело вздохнув, подошел к столу. Взяв горсть фиников, он принялся жевать, одновременно вслух рассуждая:
- Когда ты взошел на трон, отобрав его у своего племянника Аминты, армия поддержала тебя. А почему?
- Они поверили в меня, - предположил Филипп.
- Верно. Ты вытащил Македонию из такой ямы, из такой пучины междоусобных войн, о которых и вспомнить страшно. И все для чего? Чтобы теперь, когда люди поверили, наконец, в лучшее будущее, ты столкнул их в ту же самую пропасть снова?
Филипп потупился, сраженных неумолимой справедливостью этих слов, в глазах наместника Антипатра зажглась надежда.
- Ты горячий человек, Филипп, - заговорил вновь Демарат. - В тебе бушуют страсти. И они способны двести тебя до настоящей катастрофы. Но это еще половина беды, мой друг. Гораздо хуже, что они могут уничтожить всю Македонию.
- Что же ты предлагаешь? - спросил прямо царь.
- Ты знаешь и сам. Помирись с наследником. Призови его в Македонию, но не как суровый судья, а как отец. Он любит тебя и, убежден, простит.
- Ты сможешь мне в этом помочь, Демарат? - Филипп порывисто вскочил и, подойдя к другу, заглянул ему прямо в глаза. - Он любит тебя, как и я сам. Как все мы. Только тебе под силу такая миссия.
- Я постараюсь, Филипп. Приложу все силы, - пообещал коринфянин.
- Благодарю тебя! А пока отдохни немного с дороги.
Глава 4
- Демарат!
Запыхавшаяся Клеопатра выбежала в перистиль, и остановившись в тени колоннады, порывисто прижала руки к груди. Оглядевшись по сторонам, она заметила рядом с царем коринфянина и, широко улыбнувшись, поприветствовала дорогого гостя:
- Хайре! Пусть боги продлят твои дни на радость всем нам. Ты поистине вестник мира.
- Благодарю. И ты будь счастлива, царевна, - улыбнулся тот в ответ.
Щедро лившийся с полуденного неба яркий солнечный свет отражался от белоснежного мрамора колонн, играл в струях фонтанов. Мягко шелестели оливы, гранаты и мирты. Увидев возлюбленную, Александр Эпирский пересек дворик и, взяв ее за руки, поцеловал в щеку. Клеопатра улыбнулась ему, на один короткий миг прижавшись всем телом, и, сев на ближайшую скамейку, заговорила с гостем:
- Еще никогда я не была так рада видеть тебя, как теперь. Какие вести из дома?
Царь встал у нее за спиной и, положив ладонь на плечо Клеопатры, посмотрел внимательно на Демарата. Тот устроился на ложе напротив и охотно заговорил:
- Боги смилостивились над Македонией - царь Филипп умерил свой гнев. Он готов помириться с наследником, но тому, разумеется, тоже придется пойти навстречу. Надеюсь, мне удастся его уговорить - мир в Македонии и всей Элладе стоит того. Скажи, государь, я смогу поговорить с твоим племянником?
Коринфянин бросил вопросительный взгляд на Александра, и тот сдержанно кивнул в ответ:
- Надеюсь, что да. Его сейчас нет в Эпире. Однако я знаю, где в случае необходимости отыскать его товарищей и передать вести. Но дело это не одного и даже не двух дней.
- Понимаю, - согласился Демарат. - Эллада полнится слухами. На быстрый успех я и не рассчитывал.
- Я сегодня же пошлю гонца, - пообещал царь. - А до тех пор будь гостем в моем доме.
Демарат широко улыбнулся, и из уголков его глаз разбежались лучики морщин:
- Благодарю. Я охотно воспользуюсь твоим предложением, потому что, признаться, порядком устал. Столь длительные путешествия сначала в Пеллу, а теперь в Бутрот уже тяжелы для меня. Однако я приехал не только для того, чтобы повидать македонского царевича, но и с поздравлениями тебе, царь, и твоей прекрасной невесте лично. Ты ведь уже получил письмо от Филиппа?
Александр крепче сжал плечо Клеопатры и, не удержавшись, бросил на нее полный нежности взгляд. Македонка ласково улыбнулась ему, и тогда царь ответил:
- Да. Гонец прибыл вчера вечером.
- Отлично, - обрадовался Демарат. - В таком случае примите мои самые искренние поздравления. Царь Филипп зовет свою дочь домой, чтобы подготовить ее для тебя, Александр, и после разговора с твоим племянником я охотно провожу ее.
- Буду тебе очень признателен, - ответил царь и приложил руку к груди. - Мне бы не хотелось доверять ее заботам одной лишь охраны.
- Значит, у меня есть время не спеша собраться и попрощаться с тобой, - вставила свои несколько слов Клеопатра и подняла взгляд на возлюбленного.
- Ненадолго, - пообещал тот. - Я прибуду в Пеллу следом без промедления.
- Буду ждать.
Она посмотрела на Александра долгим взглядом, и тот вдруг на мгновение усомнился, имеет ли она в виду только лишь его визит на собственную свадьбу. Вновь сжав пальцы любимой, он незаметно погладил ее ладонь и проговорил, обращаясь к гостю:
- Рад принимать тебя в своем доме, Демарат. Надеюсь, ты почтишь своим присутствием и беседой сегодняшний ужин.
- Благодарю, с удовольствием, - откликнулся тот.
- В таком случае пока отдохни с дороги, а я напишу племяннику. Только ты способен его убедить. От души надеюсь на твою мудрость.
В тени колоннады появился слуга, готовый сопровождать, и Демарат, попрощавшись с хозяевами, отправился в отведенные ему комнаты. Александр проводил гостя задумчивым, долгим взглядом и, тяжело вздохнув, обнял поднявшуюся Клеопатру. Та прильнула к нему, спрятав лицо на груди, и оба долго так стояли, думая каждый о своем.
- Не хочу уезжать, - призналась в конце концов царевна. - Почему-то у меня тяжело на сердце. Лучше бы церемония прошла здесь, в Эпире.
- Мне бы тоже этого хотелось, - согласился Александр, - но злить твоего отца по пустякам не стоит. Мы поженимся, и это неизменно. Так обещали боги. А дальше... Пока я смогу, я буду рядом с тобой. Обещаю тебе.
Клеопатра с благодарностью подняла на любимого взгляд, и тот, наклонившись, поцеловал ее.
Все так же пели, рассевшись на ветках, птицы, знаменуя конец зимы, и солнце светило.
Спустя несколько часов Бутрот покинул гонец и, пустив коня в галоп, направился на север, в Иллирию.
***
- Госпожа, он едет! Отряд уже в Пелле! - служанка по имени Ксантиппа вбежала в покои Клеопатры и остановилась, ожидая дальнейших распоряжений.
Дочь Филиппа порывисто вскочила и, подбежав к окну, выглянула во двор. Гетайры уже выстроились для встречи, однако ни одного из двух царей пока видно не было.
"Персидских послов отец принимал в тронном зале, - подумала Клеопатра, в задумчивости покусывая губу, - а будущего зятя, значит, выйдет приветствовать сам. В противном случае Александра просто кто-нибудь проводил бы во внутренние покои".
Ксантиппа все еще ждала распоряжений, и Клеопатра, решившись, велела ей:
- Подай мне пеплос из голубого персидского шелка и поправь прическу.
- Слушаюсь, госпожа, - ответила служанка и скрылась во внутренних покоях.
Спустя четверть часа Клеопатра распахнула дверь и, сопровождаемая соматофилаками, вышла во двор. В дальнем конце улицы как раз показался отряд царя Эпира. Блестели на солнце начищенные щиты и наконечники копий. Стук копыт заглушал птичий щебет и мерный, успокаивающий шелест листвы. Сердце девушки колотилось, так что от волнения она даже не заметила, как из мегарона вышел отец, а собственные ладони вспотели. Она покусывала губу, вглядываясь в черты того, кто был назначен ей судьбой и волей Филиппа в мужья. Александр Эпирский тоже вглядывался в лица встречавших и, заметив в их числе Клеопатру, широко и с заметной радостью улыбнулся. Черты его посветлели, будто осветились изнутри собственным, идущим откуда-то из глубины существа светом, и молодая царевна, облегченно вздохнув, позволила собственным чувствам вырваться на волю. Из глаз ее брызнуло мощное и яркое, будто полуденное летнее солнце, счастье. Улыбка расцвела на устах, дыхание участилось, и, когда ее будущий муж остановил коня, воскликнула, не сдержав порыва:
- Александр!
Она всплеснула руками, прижав их к груди, и царь Эпира, одним движением спешившись, в несколько шагов пересек разделявшее их расстояние.
- Клеопатра, - прошептал он, подходя вплотную и беря невесту за руки.
- Радуйся, царь, - прошептала она и добавила с особенным удовольствием: - Мой господин...
- И ты тоже, моя царица.
Они стояли так посреди широкого, мощеного мозаикой и разноцветной галькой двора, не замечая понимающих улыбок гетайров и телохранителей, глядя друг другу в глаза и всем сердцем жалея, что вынуждены будут сейчас разомкнуть объятия и разойтись в разные стороны, как того требовал этикет.
- Я тебе привез кое-что в подарок, - сообщил Александр чуть хриплым голосом и, обернувшись, кивнул одному из стражей.
Солдат подошел и, откинув край плаща, которым до сих пор прикрывал нечто по виду объемное, протянул царю украшенный рубинами и золотом ларец. Александр приблизился, откинул тяжелую крышку, и Клеопатра восхищенно ахнула, увидев колье, серьги, кольцо и два браслета из чистого золота, в виде розеток с эмалевой инкрустацией. Рядом лежала золотая диадема с подвесками и фигурой Эрота. Царевна всплеснула руками и, не в силах выразить собственный восторг, проговорила:
- Ничего прекраснее я до сих пор не видела!
- Это мой дар тебе на нашу свадьбу, - ответил ей будущий муж и улыбнулся ласково. В глазах его на один короткий миг блеснула тщательно спрятанная от непрошенных глаз страсть. - Знак моей любви.
- Спасибо тебе! - воскликнула Клеопатра и, подавшись вперед, поцеловала жениха.
Дыхание Александра сбилось, и только громкий, уверенный голос Филиппа заставил обоих вспомнить о собственных обязанностях и обернуться:
- Прости, что вынужден забрать его у тебя сейчас, дочка, но мне твой будущий муж тоже нужен. А он скоро и без того будет твоим до конца.
Царь улыбнулся, и в глазах его заблестели лукавые смешинки. Александр Эпирский с видимым сожалением поцеловал невесту в щеку и отстранился. Филипп спросил его:
- Как там мой сын?
Мерный шелест голосов прекратился, и несколько десятков пар глаз разом обернулись к царю Эпира, ожидая ответа. Тот заговорил:
- Он будет вскорости вслед за мной в сопровождении Демарата. Дней через семь или десять, я полагаю.
- Отличная новость! - взревел от радости царь, сам в этот момент напоминая быка. - Македония перед Коринфом в неоплатном долгу. И перед тобой тоже, мой друг. Спасибо тебе за все.
Гетайры ударили в щиты, выражая согласие со словами царя, а тот заявил, обращаясь сразу ко всем:
- Мне кажется, по этому поводу стоит устроить пир. Мой сын возвращается, а дочь собирается замуж. Вы все приглашены! Пойдем, Александр, нам нужно до вечера многое обсудить. Клеопатра, прости.
Филипп обнял будущего зятя дружеским жестом и, подмигнув дочери, повел его в мегарон. Клеопатра проводила отца и жениха задумчивым взглядом, и на лице ее все ярче разгоралась решимость.
День неумолимо, словно пряжа мойр, клонился к закату. Царевна шагала по собственным покоям из угла в угол, подгоняя время. То и дело она выглядывала в окно. То самое, откуда лучше всего была видна пиршественная зала. Служанки сновали, занятые привычными хлопотами, и Клеопатра не обращала на них никакого внимания. Лишь когда в комнате появлялась Ксантиппа, она посмотрела задумчиво на нее, будто размышляя, стоит приказать нечто прямо сейчас или лучше еще подождать. Наконец, царевна позвала:
- Подай мне самый неприметный наряд из тех, что у меня есть.
- Моя госпожа? - удивилась служанка, однако разъяснений не последовало.
Подождав еще мгновение или два, Ксантиппа скрылась, а Клеопатра вновь посмотрела в окно. Шум, доносившийся из пиршественный залы, заметно изменился, превратившись в нестройный гул. Звуки флейт и кимвал стали резкими и как будто визгливыми. Раздавался женский смех.
"Кажется, пир начинает перерастать в оргию, - подумала царевна и едва заметно поморщилась. - На меня уже никто не обратит внимания. Надеюсь".
Она переоделась в принесенный служанкой скромный белый пеплос, и тогда Ксантиппа решилась спросить:
- Куда вы все-таки направляетесь, моя госпожа?
- В пиршественный зал, - ответила сдержанно Клеопатра.
Служанка вздрогнула, огляделась по сторонам, будто кто-то мог ее остановить, и заговорила тише:
- Мужчины сейчас могут не узнать дочь Филиппа.
- Я знаю.
- Если вы хотите, я могу провести вас более безопасным путем.
- Хорошо, - ответила спустя секунду царевна.
Ксантиппа кивнула и, еще раз оглянувшись, поманила Клеопатру за собой. Обе девушки неслышно, словно вышедшие из Аида тени, покинули покои, и Ксантиппа повела свою госпожу безлюдными полутемными коридорами на мужскую половину дворца.
Стоявшие поодаль Дионис и Эрот проводили обеих македонок взглядом. Эрот обернулся к товарищу и поинтересовался:
- Как думаешь, что они задумали?
- Полагаю, Клеопатра хочет повидаться с будущим мужем. В доме собственного отца это не так просто сделать.
- А мужчина не может быть один.
- Верно. Тем более, когда невеста сама хочет жениха. Зачем искушать его вынужденным воздержанием? Сейчас, когда все перепились, подходящий случай для встречи. На них никто не обратит внимания. Кто еще стоит на ногах, уже тащит служанок и флейтисток на ложа.
- Им стоит немного помочь.
Дионис кивнул.
Тем временем девушки уже достигли цели. Остановившись у дверей пиршественной залы, Клеопатра спряталась за ближайшей колонной и принялась наблюдать. Пир уже успел перерасти в ту стадию, которую и она сама, и ее брат всей душой презирали. Македонская аристократия в этот момент мало чем отличалась от обычных уличных пьяниц. Греки, пившие на своих симпозиях разбавленное вино, и то умудрялись, по словам Демарата, рано или поздно захмелеть. На пирах же Филиппа вино пили неразбавленным, и оно лилось рекой.
Клеопатра поморщилась и, оглядев еще раз потонувший в хмельном угаре зал, увидела наконец своего будущего мужа. Александр сидел, очевидно трезвый, и с задумчивым видом смотрел в почти полный кубок.
Проходивший мимо Дионис словно бы невзначай толкнул эпирского царя под руку, золото упало на пол, покатилось, и Александр, проводив кубок взглядом, увидел свою невесту.
Заметив, что ее обнаружили, Клеопатра на миг показалась из-за колонны и снова скрылась. Александр вскочил и, перешагивая через совокуплявшиеся прямо на полу тела, уверенно направился к выходу.
Двери закрылись за его спиной, отрезая от македонского пира, и Клеопатра с тихим вскриком кинулась на шею жениха. Тот обнял ее, прижав к сердцу, и вдохнул полной грудью запах ее волос, успевший за долгие эпирские ночи стать таким родным и знакомым.
- Что ты тут делаешь, любовь моя? - спросил он ее, обдав жарким дыханием шею.
По телу Клеопатры пробежали мурашки, девушка вздрогнула и прижалась к своему мужчине еще плотнее:
- К тебе пришла. Я так скучала...
- Я тоже, поверь мне, - заявил в ответ Александр и оставил на губах невесты короткий, но жаркий и трепетный поцелуй. - Эта разлука показалась мне слишком долгой.
- Так в чем же дело?
Клеопатра запустила руку под хитон жениха и нащупав уже порядком наряженную мужскую плоть, погладила ее. Александр сглотнул:
- Тебе лучше уйти сейчас. Я не могу лечь с дочерью царя Македонии в его собственном доме и тем самым оскорбить. Не искушай меня.
- Все давно пьяны. Меня никто не узнает.
Она смотрела Александру прямо в глаза, и взгляд ее казался ему бездонным и таким манящим, что у него поневоле начинала кружиться голова.
- Что же ты делаешь со мной, - прошептал он и, подхватив невесту на руки, понес мимо старательно отводившей глаза стражи в собственные покои.
Клеопатра прикрыла лицо краем пеплоса. Войдя в покои, царь Эпира увидел там ожидавшую его служанку и резче, чем намеревался, приказал:
- Я сам все сделаю. Ты можешь идти.
Служанка удалилась, бесшумно выскользнув за дверь, и лишь тогда Александр бережно опустил свою драгоценную ношу на ложе. Окинув ее восхищенным взглядом, он проворно разделся и опустился между приглашающе разведенных бедер невесты. Клеопатра уже привычно обвила торс жениха ногами, и тогда его сила, та самая, которой так не хватало ей все последние дни, вновь наполнила ее до самого основания, сорвав с уст жаркий, переворачивающий душу стон. Александр начал двигаться, застонав в ответ, и забыл обо всем, покрывая свою возлюбленную поцелуями.
Эпирские стражи, дежурившие у дверей покоев, охраняли уединение своего царя и будущей царицы.
Лишь на рассвете Александр, неохотно выпустив любимую из объятий, проводил ее по обезлюдевшему дворцу в ее собственные покои и, тщательно запомнив расположение окон, попрощался с ней до следующей ночи и отправился спать.
***
Истошный крик Клеопатры, напоминающий вой раненой волчицы, прокатился по старому дворцу в Эгах и затих в отдалении, сменившись отчаянными рыданиями. Испуганные слуги забегали, понимая, что на свадьбе царевны Македонии и царя Эпира произошло нечто ужасное, однако никто из них еще не знал, что именно.
Послышались грозные выкрики мужчин, призывающие к отмщению, по улицам забегали царские телохранители и гетайры, а на женской половине дворца вскоре раздались торопливые мужские шаги.
Дверь с грохотом распахнулась, едва не слетев с петель и обрушив часть ветхой от времени штукатурки, и в комнату, где на время свадьбы поселилась дочь Филиппа, вошел ее муж в сопровождении своего племянника.
Оба Александра огляделись по сторонам, словно выискивая врага, и царь Эпира, до сих пор бережно державший свою жену на руках, пересек комнату и положил Клеопатру на ложе.
- Нам надо спешить, - торопливо, будто намереваясь сорваться с места прямо сейчас, сказал Александр Македонский.
Александр Эпирский в ответ промолчал и, опустившись на край постели, бережно погладил жену по голове. Клеопатра всхлипнула, почувствовав ласку, и на мгновение затихла. Затем рыдания ее, до сих пор безудержные, сменились короткими всхлипами, и молодой муж, покачав головой, поднялся и, нахмурившись, уверенно посмотрел на племянника:
- Я не могу сейчас уехать, Александр, - отрезал он. - В моем присутствии в Пелле нет никакой необходимости. В поисках убийцы Филиппа я помочь не могу, а поддержки у тебя и без меня достаточно. С тобой гетайры, твои друзья и вся македонская армия. Я и без того на твоей стороне, Александр, и ты это знаешь. За западные границы Македонии ты можешь быть спокоен, как был спокоен прежде твой отец. Однако у меня сейчас есть более важное лично для меня дело.
- Какое же? - нетерпеливо нахмурился сын Филиппа и, чуть склонил голову на бок, испытующе поглядел на родича.
Тот вздохнул коротко, будто досадуя на недогадливость, и ответил:
- Моя жена, царица Эпира. И твоя сестра. Я не могу бросить ее в таком состоянии и умчаться в Пеллу. Для меня она не менее важна, чем для тебя трон Македонии.
- Понимаю, - после короткого молчания ответил младший Александр.
- Мы прибудем следом за тобой в Пеллу сразу же, как Клеопатра будет в состоянии. А ты, пока будешь ехать, подумай вот о чем. Кому было выгодно убийство твоего отца?
- Кому? - наследник трона Македонии, еще не успевший стать царем, в отчаянии всплеснул руками и заходил по комнате из угла в угол. - Желающих сделать это слишком много! Персы, греки во главе с Демосфеном, и даже...
Он осекся, словно понял внезапно что-то, черты лица его застыли и стали похожи на гипсовый слепок. Сын Филиппа посмотрел на запад, туда, где находился Эпир, и старший Александр кивнул:
- Она не приехала на свадьбу собственной дочери. Значит, не простила своего мужа.
- Она бы не посмела! - вскричал младший Александр и мотнул упрямо головой.
- Отчего же? Ты сам прекрасно знаешь, что у твоей матери непростой характер.
Сын Филиппа вздохнул:
- Да, конечно.
- И у нее был мотив.
- Даже если и так...
- Поспеши в Пеллу, Александр, у тебя там слишком много дел. Пока твои противники не успели ничего предпринять, нанеси удар первым. Нейтрализуй Аттала. Вызови в Македонию Пермениона. Старый полководец предан тебе и может стать серьезной поддержкой, если вдруг восстанут греки. Разберись с конкурентами за македонский трон. И постарайся отыскать убийцу отца. Даже если ты не сможешь по каким-то причинам призвать его к ответу, ты должен знать, кто это сделал.
- Да, ты прав, эти дела не терпят отлагательств, - согласился наследник. - Я отправляюсь в Пеллу прямо сейчас. И жду тебя.
- Я обязательно буду, - заверил его царь Эпира.
Сын Филиппа кивнул и, бросив беглый взгляд на сестру, торопливо вышел.
Александр Эпирский несколько мгновений задумчиво смотрел на жалобно скрипевшую дверь, а после сел на край ложа и, обняв жену, прижал ее к груди. Клеопатра всхлипнула и, обвив шею мужа руками, ткнулась ему носом в шею.
- Все порядке, душа моя, - прошептал он любимой на ухо и принялся гладить ее по спине. - Я рядом.
Эпирские телохранители осторожно прикрыли дверь покоев и встали на страже, однако ни царь, ни царица не заметили этого. Александр бережно укачивал в объятиях убитую горем жену и размышлял о том, что не так они с ней представляли собственную свадьбу. После завершения самой церемонии и принесения положенных жертв богам вместо ожидаемого всеми празднества произошло несчастье. Филипп, царь Македонии был убит, наследник мчался в Пеллу, чтобы позаботиться о собственном троне, а сам молодой муж утешал плачущую у него в объятиях жену.
День неумолимо катился по небосводу, колесница Гелиоса опускалась все ниже к западному горизонту. Пришли служанки и, покормив госпожу, привели ее в порядок. Александр и сам сбросил торжественные одежды, облачившись в простой белый хитон, и, дождавшись, когда покои опустеют, опустился на ложе и вновь заключил Клеопатру в объятия.
Она уже не плакала так горько, как прежде, лишь тихонько всхлипывала и все так же лежала, уткнувшись носом мужу в шею.
Закат прогорел, на небе высыпали звезды. Клеопатра заснула, а следом за нею задремал и сам Александр, все так же не выпуская любимую из объятий.
Лишь на рассвете, когда розоперстая Эос уже распахнула небесные врата, готовая выпустить на небосклон колесницу Гелиоса, молодая царица Эпира открыла глаза и посмотрела на мирно спящего мужа. Несколько минут она любовалась его красивым лицом, а после обвела осторожно пальцем черты. Александр встрепенулся и распахнул глаза. Увидев мирно улыбающуюся супругу, улыбнулся и сам.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил он тихо и крепче сжал объятия.
Клеопатра вздохнула:
- Не знаю, любимый. Ничего не знаю, кроме того, что люблю тебя. У меня больше, кроме тебя, никого не осталось в этом мире.
Она обвела сильные плечи и грудь Александра и вновь с нежностью поглядела ему в глаза. Он ответил:
- У тебя еще есть брат.
- Которому до меня нет никакого дела. Я не обманываюсь - когда мужчины делят власть, им нет заботы до нас, женщин.
- Есть мать.
- Которая лелеет собственные обиды. Она даже не приехала на нашу с тобой свадьбу. Уедем домой, Александр! - попросила вдруг Клеопатра. - Домой, в Бутрот. Я не могу больше оставаться в Македонии.
- Хорошо, как пожелаешь, моя царица. Сначала в Пеллу, а после уже домой.
- Хорошо. Спасибо тебе!
Клеопатра потянулась к губам Александра, руки ее забрались к нему под хитон. Подчиняясь ласке жены, плоть мужа восстала, однако Александр спросил, прежде чем ответить на поцелуй:
- Ты точно хочешь этого сейчас?
- Да! - горячо воскликнула Клеопатра. - Да, хочу! Жизнь сильнее смерти. Я люблю тебя!
- И я тебя люблю, моя царица, - заверил ее в ответ царь. - И помни - пока я жив, я буду заботиться о тебе.
С этими словами он привлек к себе жену, оставив на ее губах жаркий, обжигающий плоть поцелуй. Клеопатра издала тихий стон и, задрав хитон мужа, обнажила собственные бедра. Перекинув ногу, она осторожно опустилась на его член, и Александр, застонав, крепче сжал любимую в объятиях.
Они задвигались, подчиняясь ритму разгоравшейся в крови страсти, и вскоре покои огласили два крика, но не боли и горя, а любви и счастья.
Клеопатра упала мужу в объятия, он прижал ее к груди, и оба затихли, приходя в себя.
День уверенно разгорался, яркий солнечный свет мощным потоком лился в окно. Клеопатра вдруг спросила:
- Что же скажут люди, не обнаружив на наших простынях крови?
- Должно быть, что я не тронул тебя из уважения к твоему трауру, - предположил муж.
Жена улыбнулась ласково и обвела мышцы мужа пальцем. Вслух же ответила:
- Да, пожалуй. Зная тебя, в это легко поверить. А эпирцы и без того уже давно знают правду.
- Да уж, крики наши, должно быть, слышала половина Бутрота.
Клеопатра фыркнула и вновь потянулась к мужу за поцелуем. Думать о смерти отца сил не было, поэтому все мысли ее были только о жизни. И о любви.
Спустя еще два дня Александр решил, что его жена достаточно окрепла для долгого путешествия, и тогда супруги начали собираться в Пеллу.
Покидая древнюю столицу Македонии, Клеопатра не оглянулась.