Краткая справка. Вместо введения
Город Н (Н – это полное название города) располагается на берегу фиорда, глубоко врезан-ного в материк, в месте впадения в этот фиорд небольшой форелевой речки. Самоназвание жителей города – эниане. Климат довольно суровый, с долгой зимой и коротким прохладным летом. То есть он был таким, пока за дело не взялись местные метеорологи.
Под городом обнаружены термальные воды, которые и снабжают его теплом и электричеством.
Основное занятие жителей города – познание мира. Даже, пожалуй, миров. Средства к существованию город получает частично от государства (за государев счёт содержится метеостанция, железная дорога и мэрия), частично от туристов (они худо-бедно финансируют гостиницу и немногочисленные торговые лавки), в основном же – от продажи: редких минералов (горожане их сами выкармливают по рецептам горных троллей), экзотических фруктов из городской оранжереи, а ещё – всевозможных изобретений как побочного продукта процесса познания мира. На скромную безумную жизнь вполне хватает.
Часть 1
Глава 1. Гостиница
– И всё-таки у вас здесь странно – скажете, нет?..
Не то чтобы мне на самом деле было удивительно смотреть на немыслимой величины окна, почти не оставляющие места для стен, и на обилие часов всех видов и мастей – от напольных и настенных до настольных и даже наручных, щедро рассыпанных по всем горизонтальным поверхностям, сплошь зеркальным. Разве я мало видел сдвинутых декораторов? Часы – бзик вполне без-обидный. Мне просто хотелось, чтобы хозяйка гостиницы перестала возиться с моим паспортом, подняла на меня свои зелёные глазищи и улыбнулась.
Хозяйка гостиницы перестала возиться с моим паспортом, подняла на меня свои зелёные глазищи и улыбнулась:
– Правда странно? Вот классно, я так и задумывала! Вы меня порадовали – и будет Вам за это приз!
В принципе, улыбка сама по себе вполне тянула на приз. Да и в целом начало моего отпуска можно было считать удачным.
Во-первых, выяснилось, что этот забытый Богом городок забыт Им не полностью: сюда была протянута железная дорога и по ней с периодичностью немногим чаще, чем раз в вечность, ходили поезда. Точнее, поезд – локомотив и два вагона. Даже не знаю, для чего был предназначен второй вагон – все три путешественника на край света вполне могли бы разместиться в одном купе первого. И конечно, добрую часть пути мы строили предположения о таинственном его содержимом. Причём с каждой верстой, отдалявшей нас от комфорта и безопасности цивилизации, содержимое вагона становилось всё более загадочным и зловещим. Хорошо, что дорога оказалась недолгой, и мы не успели напугать друг друга как следует. Правда, в самом конце пути обнаружилось, что чужеземец здесь я один, а мои попутчики только выглядели пришельцами из далёких стран – на деле же они оказались вполне себе местными жителями.
Во-вторых, выяснилось также, что в городке есть гостиница – правда, всего одна, и это автоматически делало её лучшей в городе. Но ведь будь здесь гостиниц хоть на одну меньше – и где бы я ночевал?! А какое чудное название было у гостиницы – «О семи ветрах»! Не НА семи ветрах, а именно – О. Впрочем, кто я такой, чтобы критиковать взаимоотношения местных с атмосферными явлениями?! Приехал, погостил – и уехал, а им тут жить. И как-то уживаться с ветрами…
В-третьих, в гостинице оказались чертовски обаятельная хозяйка и масса свободных мест. То есть вообще все места были свободными. Как объяснила хозяйка – «не сезон». С ума сойти, оказывается, здесь бывает «сезон»! Наверное, сюда слетаются штук пять, а то и шесть, туристов, и в городе уже не протолкнуться.
Мы немного посудачили о проблемах больших – человек на триста – городов, и как там трудно обитать (эти вечные толпы, страшные давки и ужасные пробки), и как спокойно и счастливо можно жить вот здесь – в этом дивном городе вообще и в этой гостинице в частности, и я, спокойный и счастливый, как вообще, так и в частности, пошёл занимать свой номер, а хозяйка направилась, вероятно, готовить обещанный приз.
Однако не тут-то было – сразу занять номер мне не удалось. Стрелки большей части часов как раз дошли до какой-то известной им одним круглой цифры, и мир вздрогнул. Сначала дружно вступили напольные гиганты с фортепианными и духовыми партиями. Парой тактов позже подтянулись часы настенные – преимущественно струнные. Через небольшой промежуток времени, но достаточный для того, чтобы неторопливо произнести фразу «Охренеть можно!», мы с хозяйкой погрузились в атмосферу Большого Симфонического Оркестра – все три слова с заглавной буквы. Часы воспроизводили «Венгерский танец» Брамса, и делали это с душой и венгерским темпераментом. Я остановился, так и не дойдя до лестницы с зеркальными ступенями, что вела на второй (он же последний) этаж, некоторое время ошалело оглядывался и, по-моему, даже облизывался, – не знаю почему. Часы играли здорово – особенно те, что отвечали за партию скрипки. Я понял, что напрасно в моём детстве родители не заставили меня учиться играть на чём-нибудь изысканно-струнном либо огненно-медном…
– Вам понравилось? Правда же очень красиво?
Голос хозяйки, вернувший меня в настоящее, был доверительно-нежным, но в зелёных глазах, которые не могут принадлежать к реальному миру, плясали чертенята.
– Мр-мр-мр...
Я уже почти пришёл в себя и оглядывался по сторонам взором ещё диковатым, но уже вполне осмысленным:
– И кто же у них за дирижёра?
– Ну что Вы, какой дирижёр – это импровизация в Вашу честь! Но когда нет никого из гостей, дирижировать приходится вот этим – наручным. Просто у них самый тихий звук.
– Да уж! И много мелодий они знают? Репертуар, надеюсь, на уровне?
– Они вообще никогда не повторяются. Каждый раз – что-то новое! Хотя нет, однажды я их поймала. Они устроили целый концерт, когда думали, что в гостинице пусто. Что называется, для души.
– И чего же просит их душа?
– Не поверите: для себя они играют джаз! Причём в основном Гершвина…
– Поразительно! Это и был Ваш приз?
– Это был сюрприз, и даже не от меня. Все Ваши призы ещё впереди! Так что устраивайтесь и возвращайтесь...
И я снова пошёл в свой номер, стараясь подниматься по лестнице на максимальном удалении от расставленных вдоль неё часов.
Устраиваться в гостиницах я умею – опыт, господа! При желании и совсем небольших средствах любой номер можно превратить во вполне уютное жилище. Приличный эстамп на стену, пара фотографий в резных рамках на стол, несколько памятных безделушек на тумбочку и цветы с ближайшей клумбы в вазу – и вот вы уже не в безликом гостиничном номере, а почти дома. За этими приятными размышлениями я дошагал до нужной двери на втором этаже и не без любопытства от-крыл её. Меня очень интересовало, какие сюрпризы прячутся внутри, а в том, что они будут, я почему-то не сомневался.
Сюрприз был всего один, но зато грандиозный: номер оказался полностью готов для моего проживания – именно моего и ничьего больше. Как будто здесь ждали именно меня, причём ждал некто, хорошо со мной знакомый, например моё второе Я. Только моё второе Я могло повесить на стену – причём в единственно правильном месте – такой чудный офорт. Только моё второе Я могло так подобрать последние в этом году осенние цветы, чтобы они отвечали моему настроению – независимо от моего настроения. Что касается безделушек, расставленных на столике, полке и тумбочке, то я на всякий случай раскрыл свою походную сумку, чтобы убедиться, что мои безделушки на месте. Мои – были на месте и выглядели чертовски похожими на гостиничные, но рядом с теми казались ширпотребом на фоне музейных экспонатов, хотя вовсе не были дешёвыми. Немного подумав, я спрятал свои игрушки обратно в сумку. Что же до фотографий на столе, то их было три, и на каждой были запечатлены хорошо знакомые и очень дорогие мне места. Фотографии тоже были шедевральными.
Широкая низкая кровать была застелена покрывалом вишнёвого цвета, вишнёвым был и длинный, в пол, очень тёплый халат. Словом, моё второе Я ничего не забыло – вообще ничего. Всё было как раз так, как нужно, то есть так, как не могло быть. Но было.
Я достал трубку, кисет, присел к столу – стол тоже стоял правильно, у окна, за которым тусклое осеннее солнце безуспешно пыталось вскипятить воду фиорда, – и даже не удивился, взглянув на массивную бронзовую пепельницу, близняшку той, что осталась у меня дома. Вот толь-ко моя пепельница была с секретом: нажав на определённые точки определённым образом, можно было сдвинуть двойное дно и открыть небольшое потайное отделение, где удобно хранить какую-нибудь мелочь вроде записки.
Я нажал – и открылось потайное отделение.
В нём лежала записка.
Совсем небольшая, всего три слова, даже два с четвертью: «О, бойся Бар…».
Я закурил, выпустил к потолку колечко дыма и стал готовиться к битве с Бармаглотом.
– Надо было назвать гостиницу «Кроличья нора», – заявил я ещё с лестницы, уже привычно уворачиваясь от маятников наиболее нахальных часов. – И кстати, где мой приз?
– Почти готов. Вы когда-нибудь пробовали белый кофе?
– С молоком?
– Нет, просто белый. Точнее, не просто: он у меня ослепительно белый – как зубы красавицы в рекламе зубной пасты!
– Заманчиво… И на вкус он тоже как поцелуй красавицы?
– Даже лучше. Вот, пробуйте – здесь единственное место во вселенной, где его готовят.
– Божественно!
Я сделал первый глоток и расплылся в блаженной улыбке: хороший кофе – моя слабость, я его люблю до неприличия и при этом неплохо готовлю, и зёрна мне присылают самые лучшие. Однако напиток в моей чашке был чем-то особенным – не то амброзией, не то нектаром, оставаясь кофе, вне всякого сомнения.
– И что Вы сюда добавляете? Детские сны и немножко материнской ласки?
– Почти угадали. И готовлю только под звуки дудочки гамельнского крысолова… Нет уж, секрета я не выдам, но Вы почти угадали. Вам вообще удаётся угадывать – вот как Вы узнали, что раньше гостиница называлась «Кроличья нора»?
– Ага, вот и у меня появились секреты! Готов меняться!
– Ну уж нет! Мои секреты старинные, выдержанные в дубовых бочках потерянного времени, настоянные на горьких усмешках прошлых веков, а у Вас? Только-только вылупились! И Вы их тут же хотите поменять. Нет, пусть пока походят в секретах. Им полезно.
– Уговорили, не буду меняться. Дам им немного подрасти – и в дубовую бочку... А добавка кофе будет? Или за секретными специями тоже надо отправляться в прошлые века?
– Нет, специи у меня заготовлены впрок. Но сначала предлагаю позавтракать, ибо как подействует вторая порция на Ваш голодный желудок – даже я не предскажу.
– Не верю! Когда я заселялся, мне показалось, что Вы знаете всё!
– Ну, так-то оно, конечно, так, но некоторые вещи я специально стараюсь не знать – жизнь становится интереснее!
– Пожалуй, да! И, пожалуй, никому и никогда не было так интересно, как мне сейчас, – вот как мало я знаю!
– Тогда задавайте вопросы – на занятные я отвечу честно!
– А на незанятные – нечестно?
– Вот, опять угадали!
– Ну, тогда первый вопрос: а что у нас сегодня на завтрак, если не секрет?
– Тёмная часть ущербного месяца, запечённая в…
Дослушать несекретный рецепт я не успел: входная дверь с грохотом распахнулась, и в холле материализовался – пусть и не Бармаглот, но нечто очень похожее: белое, лохматое, с длинным розовым языком, повадками и обликом напоминающее стихийное бедствие среднего масштаба.
Не прошло и пары секунд – да, впрочем, вообще никакого времени не прошло, – а я уже лежал на полу рядом с хозяйкой, прижатый зеркальным столом и здоровенным белым псом, который вертел лохматым хвостом-пропеллером и, видимо, огорчался, что стол мешает облизать меня цели-ком. Стол был тяжёл, язык шершав, сломанный стул под моей спиной достаточно угловат – словом, для полного счастья не хватало только музыки. Поэтому, когда часы с присущим им воодушевлени-ем грянули «Сороковую» Моцарта, я счёл, что день удался, как уже давно не удавался.
– Ну что ж, ты заработал ещё один приз!
Голос хозяйки был спокоен и деловит, словно валяться под столом на пару с гостем, будучи придавленной полутора тоннами меха, – для неё обычное дело.
– Можно часть приза поменять на завтрак?
Хозяйкина деловитость оказалась заразной.
– Да без проблем! Как ты думаешь, сможем мы скинуть с себя это чудовище или придётся ждать помощи извне?
Ничто так не сближает, как совместная борьба с неодолимыми препятствиями. Ну, не считая идущего следом за одержанной победой заслуженного совместного завтрака. Наша героическая битва закончилась тем, что Бармаглот был изгнан в угол и накормлен. Тёмная часть ущербного месяца, подозрительно напоминавшая шарлотку с яблоками (если это были яблоки), удалась на славу. И если на «ты» мы перешли ещё под столом, то имя хозяйки я узнал уже за завтраком, между шарлоткой и второй порцией умопомрачительного белого кофе. Хозяйку звали Алиса, – естественно, Алиса, а как же ещё?!
– Вот ты говоришь – странно. Лет пять назад здесь тоже было странно, однако не настолько – обычная гостиница с закосом под Кэрролла и его «Алису». Всякая муть, типа таинственных записок, пузырьков с надписью «Выпей меня», секретных комнат и болванок для шляп. Мне она и до-сталась только потому, что я тоже Алиса, – узнав моё имя, старый хозяин сказал, что жизнь его обрела смысл, и тут же смылся. Оставив гостиницу мне – в подарок. Нет, старый хозяин – не Кролик, а Макс, хотя в чём-то похож, конечно. Нормальный мужик, но с причудами…
А то, что ты видишь сейчас, – это да, это действительно странно. А было так: сижу я как-то на крылечке и думаю, как мне свести концы с концами, – сам понимаешь, здесь у нас не туристическая Мекка, а просить друзей время от времени пожить у меня в гостинице – не совсем то, что надо. Впрочем, я их и просила иногда пожить – просто чтобы гостиница не скучала, но без оплаты. То есть ни я им не платила, ни они мне. И вот, сижу я на крылечке, рассматриваю упитанного кролика в цилиндре, что бесплатно живет на вывеске, и вдруг вижу щенка – белый такой, лохматый, хромает себе мимо и на меня искоса поглядывает: вроде как он такой гордый и ничего просить не станет, хотя жрать так хочется, что аж переночевать негде. Ну что же, думаю, всё равно такой постоялец – лучше, чем никакого. Посвистела ему – мол, заходи, вытирай лапы и давай начинай отъедаться, а то на твои кости смотреть больно. То есть приютила я его, можно сказать, от безысходности. И знаешь, как-то сразу веселее стало, будто я и при деле уже.
Дня через три, ближе к вечеру, к моему постояльцу гости пришли – ещё три таких же тощих-лохматых, а с ними, представь, суровая такая дама из коренных народов Севера – сплошь в меху и с трубкой, похоже, тоже из меха. Молча вошла, молча прошла на кухню и на кухне тоже чуть ли не целый час молчала. На все мои «здрасьте-чем-могу-помочь» – ноль внимания, фунт презрения. Вы-курила две свои меховые трубки, не отрывая взгляда от противоположной стены (я тоже успела эту стену подробно рассмотреть), а потом повернулась ко мне и хмуро так:
– Я – Утренняя Заря.
Ну, я слегка опешила – как-то мало была похожа эта меховая дама на младую с перстами пурпурными Эос. Тут она усмехнулась – и сразу стала похожа. А дальше выдала монолог, серьёзно расширивший мои знания об окружающем мире – настолько, что я уже к психиатру хотела идти, чтобы он их обратно сузил. Но удержалась… Да и добираться далеко – откуда у нас в городке психиатр? У нас и стоматолога-то нет.
– Я – Утренняя Заря, – говорит. – Это не индейское прозвище, девочка, это – моя работа, пропади она пропадом! А эти лохматые оболтусы – мои утренние туманы. То есть по утрам они самые что ни на есть туманы, а всё остальное время перебиваются в том виде, какой им больше нравится. На днях этот вот разгильдяй Восток покалечил лапу – с ними такого почти не случается, но иногда бывает. Они же любопытные, туманы, свой нос суют везде, где только можно, и особенно – где нельзя. А когда они поранятся, им главное – покой и сытое брюхо. Впрочем, как и всем, наверное. Так что мы теперь твои должники, а в долгу мы оставаться не любим. Вернее, я не люблю – этим оболтусам всё равно: считают, что раз они такие замечательные, то за это им все должны. Возможно, они и правы, но всё же я – твой должник. И долг будет оплачен. Хочешь мудрого совета?
Ну ещё бы я не хотела!
Вот тогда мы и договорились с Утренней Зарей, что она составит мне протекцию. Во какая у меня хватка – капкан! Меня бы в мир подлого чистогана – развернулась бы! Я сразу поняла, что тут золотая жила. Не улавливаешь? Ну, если Заря по утрам работает зарей, а всё остальное время как-то перебивается в своём меховом хитоне, то надо же ей где-то есть-спать, хотя бы изредка? При этом Заре ещё не так плохо: ей только сутки перекантоваться, а каково, к примеру, Белой Ночи, у кото-рой вообще вахтовый метод? Ей-то зимой что делать? И вообще, при новой картине мира вокруг меня должно бродить несметное число неприкаянных нечеловеческих душ – от Вечерней Зари до… Но я тогда ещё не знала, до чего, а про Вечернюю угадала правильно.
Короче говоря, сначала Утренняя Заря порекомендовала меня своей сменщице – Вечерней Заре. Вот это, доложу я тебе, леди! Практически совершенство, причём без занудства – редкое сочетание. Потом пошло-поехало. И стала моя гостиница специализироваться на тех, кому «не сезон». Летом – бураны, морозы и полярные сияния. Зимой – белые ночи, ливни и грозы. Правда все они стараются косить под приезжих, то есть большую часть времени – люди как люди. Но раз-два в не-делю – в своём облике, чтобы не отвыкнуть. Есть, конечно, и сложности – зимний ливень и летние метели не шибко нравятся моим друзьям, так что я прошу постояльцев гулять подальше от жилья. Но вот полярное сияние в июле или белая декабрьская ночь – это действительно замечательно, уж ты мне поверь!
– Да я верю, верю! И я даже что-то начинаю понимать.
– Хорошо тебе! А я как раз не очень понимаю одну вещь: тебя-то как сюда занесло? Я, честно говоря, слегка растерялась, когда в гостиницу вошёл нормальный человек – не какой-нибудь смерч, прикинувшийся бухгалтером (я уже умею различать, кто людь, кто нелюдь). Нет, нормальный человек. Или я ошибаюсь насчёт нормального?
– Ошибаешься, конечно! Ну, то есть так-то я человек, наверное, – и всегда им был, сколько себя помню. Но на нормального вряд ли тяну, даже если постараться.
– Вот же славно-то как! И что привело не вполне нормального человека во вполне ненормальную гостиницу?
– Да как тебе сказать… Есть у меня один знакомый. Псих, конечно. Говорит всем, что он Се-верный Ветер.
– Рыжий такой, вечно в чёрном свитере с оленями?
– Точно… А ты что, его знаешь?
– Немножко. Гостил у меня пару раз в сезон Южных Ветров. Так что он и впрямь Северный Ветер, хотя, конечно, и псих тоже!
– Ну, вот он и рассказал про твою гостиницу. Причём хвалил – единственное явление во все-ленной, которое он хвалил. Хвалил целиком, вместе с хозяйкой. И как было не поехать и не посмотреть? Хотя, честно говоря, я не очень-то верил – ни в неё, ни в тебя.
– Теперь поверил?
– Честно?
– Ни в коем случае!
– Тогда да, поверил. Хотя и не до конца.
Двери вновь распахнулись, и на пороге возникла чрезвычайно суровая дама, в сплошь рас-шитых бисером шкурах неведомого мне очень пушистого зверя. Дама молча вошла в гостиницу, но на кухню проходить не стала, а остановилась рядом со мной и довольно долго хмуро меня разглядывала – можно даже сказать, ела глазами. Как следует объев, произнесла:
– Я – Утренняя Заря. Мой плохо воспитанный пёс доставил тебе сегодня много неудобств, поэтому я теперь твой должник. И долг мой будет оплачен. Хочешь мудрого совета?
Ещё бы я не хотел?!…
Теперь в гостинице «О семи ветрах» («Бывший кролик») есть бармен. Нигде во всей вселен-ной вам не подадут таких коктейлей, да и не удивительно – и рецептами, и ингредиентами с барменом делятся странные постояльцы этой странной гостиницы. Где ещё вам добавят в бокал с отблесками утренней зари пригоршню сполохов полярного сияния? Где ещё вы сможете отведать туманный пунш, пронизанный первыми лучами весеннего солнца?
Хозяйка гостиницы смеётся и говорит, что с барменом ей повезло: совершенно чокнутый, но обаятельный. Клиентам он нравится.
А недавно выяснилось, что гостиничные часы умеют исполнять марш Мендельсона – и очень даже проникновенно. Кто бы мог подумать?!