Виктору Васильевичу Новикову и
Леониду Афанасьевичу Рыкову
посвящается
Сколько беззаботного времени месяцами исчезает бесследно из памяти, а какой-нибудь один день вмещает в себя событий на целое лето.
Как-то раз в августе 199… года во второй половине дня раздался звонок в дверь. Гляжу в глазок и спрашиваю через дверь: «Кто там?» В ответ: «Витя, ты?» (Виктор – мой отец). У меня ломался голос и некоторые знакомые путали на слух меня с отцом. Открываю и вижу Виктора Васильевича Новикова, соседа из третьего подъезда и друга моего отца. «Здорово, - кивает он, - отец дома?» Отвечаю, что нет, ушёл куда-то. «А мы за малиной поехали, хотели его взять», - говорит Новиков. Потоптавшись, вроде собирается уходить и на полуповороте останавливается и спрашивает: «А может, ТЫ поедешь с нами? На мотоцикле. Афанасьич щас в гараже». Я обрадовался и несколько заробел, но ответил, что хотел бы. «Тогда одевайся по-походному, бери ведро и выходи. Я пока на крыльце покурю», - отвечал Новиков. Я удостоверился у мамы, что папа неизвестно куда пошёл и непонятно – когда придёт, сообщил о предложении, получил согласие и быстро, как мне показалось, собрался, натянув старые джинсы, папину штормовку и резиновые сапоги. Прихватив красное пластиковое ведро, вышел из подъезда и увидел Новикова, курящего на скамейке. Тот при виде меня поднялся, держа сигарету в руке. «Я уже две успел выкурить, что так долго? Афанасьич, поди, заждался», - сказал он и пошёл наискосок через двор, а я двинулся рядом.
Мы дошли до гаражного, ещё советских времён, комплекса и остановились у распахнутых ворот кирпичного бокса, где стоял зелёный мотоцикл «Урал» с коляской. Изнутри гаража доносились какие-то позвякивания и приглушённое бормотание. «Афанасьич, завязывай – ехать пора!» - гаркнул Новиков в глубину бокса. Не услышав ответа, он пошёл в гараж сам. Я с любопытством заглянул внутрь и увидел открытый люк, ведущий в подпол, а точнее – в кессон, куда и спустился Новиков. Вскоре оттуда донеслись невнятные звуки перепалки, возня и какой-то звон. Через некоторое время Новиков вылез в сопровождении встрёпанного дядьки в рыбацкой одежде, который, по всей видимости, и был Афанасьичем. «Вот, учудил опять Афанасьич – солонку опрокинул! И это перед дорогой! И через плечо соль не бросил!» - возмущался Новиков, протягивая мне красный мотоциклетный шлем с чёрным козырьком на кнопках. «Ну, Василич, опять у тебя суеверия какие-то, - отвечал Афанасьич, - подумаешь! Тебе что – соли жалко?» «Да дело не в соли, - продолжал ворчать Новиков, закрывая ворота на большой замок, - а в том, что солонку опрокинуть перед дорогой – плохая примета!» Так они продолжали бурчать друг на друга, пока мы рассаживались на мотоцикле – меня поместили в коляску, накинув, не застёгивая, полость и сунув в ноги вёдра, а Афанасьич сел позади Новикова. Мотоцикл рявкнул, уверенно затарахтел и мы, наконец, поехали.
Быстро прошмыгнув окраинами города, мы выбрались на пыльную разбитую дорогу. Ни встречных, ни попутных машин не попадалось, и я беспрепятственно мог озираться на смешанный лес. Ни визора на шлеме, ни защитного стекла-обтекателя на коляске, ни мотоциклетных очков не было, и мошки прилетали в лицо, обжигая щёки и размазываясь на моих очках с диоптриями. Вёдра радостно гремели у меня в ногах, а на ухабах что-то увесисто грюкало за спиной в багажнике. Через какое-то время Новиков остановил мотоцикл и, пока Афанасьич отошёл к обочине по своим делам, начал озабоченно ходить и осматривать переднюю вилку. Я же от нечего делать стал крутить в руках и рассматривать свой шлем. Зачем-то попытался отстегнуть козырёк. Ну, логично же – раз на кнопках, то можно отстегнуть и пристегнуть обратно? Но кнопки были тугие и я безуспешно срывал ногти. В итоге, отколупнув таки козырёк и убедившись, что так шлем выглядит непрезентабельнее, я попытался вернуть козырёк на место. Кое-как пристегнув пару кнопок, я что есть сил давил на остальные, но они не прищёлкивались. Пришлось смущённо показать шлем Новикову и спросить – как пристегнуть? Тот со словами «да отстегни его нафиг» отодрал козырёк и бросил его в коляску.
Когда подошёл Афанасьич, Новиков сказал, что нужно неотложно кое-куда заехать и показал на руль. «Болты срезало, надо варить», - подёргал он рукоятку. И действительно – руль вихлялся, держась за вилку только тонкими крепежами плексигласового обтекателя. «Поедем в БелАЗные гаражи, тут недалеко», - Новиков завёл мотоцикл, а Афанасьич опять залез сзади.
Какое-то время мы неторопливо, вперевалку, тащились по дороге, пока не свернули на такой же пыльный просёлок между кустов шиповника. Я volens-nolens поглядывал на руль, который ходил туда-сюда в руках Новикова, и ждал, что в любую секунду оторвутся хлипкие прутики обтекателя и колесо развернётся поперёк дороги. Но руль в умелых руках чудом довёл нас до асфальтированной площадки подле исполинских бетонных корпусов, которые и оказались БелАЗными гаражами.
«Вот твоя солонка, - начал Новиков, слезая с мотоцикла, - всё один к одному, а я предупреждал!» «Да ну тебя, Василич, пристал со своей солью, - бубнил Афанасьич, - простая случайность, с кем не бывает». «Ну вот, иди давай, чини», - не унимался Новиков. «Да и починим, делов-то там на пять минут», - не сдавался Афанасьич и мы пошли к огромному зеву въезда в гаражный корпус.
У входа в тёмное нутро Новиков притормозил и сказал мне: «Ты подожди тут – мы недолго», - и они с Афанасьичем нырнули в сумрак. Я остался скучать. Мобильников тогда не было и в помине, с собой я ничего не взял, поэтому ничего не оставалось делать, как изучать окрестности поблизости.
Из тёмного зева мастерских раздавались невнятные шумы, постукивания и шипение, но, потаращившись некоторое время внутрь, я не разглядел никого. Отвернувшись от входа, я стал оглядывать подъездную дорогу и деревья. Всё было в тени, ибо солнце уже клонилось к вечеру и ушло за бетонные строения. Ветерок, щебечущие птицы, чуть шевелящаяся листва. Скука. Я собрался выглянуть за угол, откуда лилось солнце, но обернулся на шум. По подъездной дороге к проёму ворот, рыча, подъехал БелАЗ 540 и одышливо фукнул гидравликой. Из высокой жёлтой кабины спустился небритый всклокоченный водила средних лет в заляпанном серо-голубом комбезе, заправленном в сапоги, и рысцой поспешил внутрь гаража. Снова наступила тишина. Сонно прожужживали мухи, лениво шелестела листва и даже и без того глухие постукивания в недрах мастерских затихли.
Вышел давешний водила и, прищурившись, словно кот, тайком нализавшийся сметаны, и протерев усы, подошёл ко мне. «Кого ждёшь?» - спросил он. Я объяснил, что два моих товарища пошли чинить вилку мотоцикла и скоро выйдут. «А-а-а, те двое? Так они не скоро ещё выйдут, они там со сварщиками сидят!» Подумав, он спросил меня: «Хочешь на БелАЗе покататься? Техникой интересуешься? - и пока я, опешив, переваривал предложение, хлопнул меня по плечу: - Залезай!»
Всё ещё колеблясь, я оглянулся на гараж. «Давай, давай – они точно ещё не скоро выйдут, а мы кружок сделаем и вернёмся», - уговаривал водитель и я решился. Всё-таки было интересно, как ни крути. И, обойдя исполинское колесо, я полез по лесенке в кабину.
Внутри оказалось неожиданно просторно. Руль занимал полкабины. Я как будто смотрел со второго этажа – надменно и величественно. Забравшийся следом водитель живо запихал меня в угол кабины и гулко захлопнул дверцу, отсекая внешний мир.
Взревел дизель и двухэтажный танк тронулся. Водила сразу приказал мне схватиться за руль, а сам усердно орудовал рукояткой передач и помогал подруливать. Мы выкатились на дорогу и корпуса мастерских остались позади, закрытые клубами пыли. Водила давил на педаль, до которой я всё равно бы не дотянулся, и железный монстр, ускоряясь, рвался вперёд. «Смелее рули!» - азартно кричал водитель и размашисто выдёргивал у меня руль из-под пальцев. Тут я вспомнил, с какой скоростью по зимнему городу летел БелАЗ, напугавший меня в трёхлетнем возрасте, и поёжился.
Мы резко, чуть ли не под девяносто градусов, повернули и передо мной открылась панорама ныне затопленного Осокино-Александровского карьера. Дорога пошла под уклон, внизу виднелся бесконечный серпантин, а водитель отодвинулся к дверце и демонстративно убрал руки, заявив: «Дальше сам!» И надавил на газ…
«…Например, во время разгрузки самосвал должен быть защищён от опрокидывания предохранительным валом с минимальной высотой в половину колеса самого большого грузовика на объекте. Для безопасности передвижения по карьеру все дороги, граничащие с обрывами, должны быть оборудованы «бровками» из горной породы...» Так написано в правилах проведения вскрышных работ. Но никаких «бровок» и валов я не увидел. Судорожно вцепившись в руль несущегося под уклон БелАЗа, я наблюдал краем правого глаза несчастный метр до выщербленного края пропасти и коробочки экскаваторов и самосвалов внизу. Всё перекрывал ещё массивный капот. Слева же навстречу поднимались гружёные породой БелАЗы, не дающие места про запас для манёвра. Так мне казалось, а водила втапливал педаль газа всё глубже. Серпантин тянулся и тянулся, мы неслись всё глубже и глубже под смех «белазиста» и литры моего адреналинового пота. Как мы доехали до дна карьера – я почти не помню.
Мы вылезли из кабины и водила, как ни в чём не бывало, сообщил мне, что сейчас я научусь управлять экскаватором. Работающий экскаватор ЭКГ 5А был в нескольких метрах от нас и выглядел, как оживший четырёхэтажный дом с конечностью-манипулятором, которой он играет в машинки. Кстати, опять же – никаких валов, упоминаемых в правилах, под кузовом загружаемого самосвала я не увидел. Водила бесстрашно пошёл к этому монстру, размахивая руками. Экскаватор остановился и из кабины высунулся оператор, что-то крича и жестикулируя. Видимо, «белазист», как и я, ничего не услышал и не понял в окружающем шуме, поскольку продолжил махать руками и вопить: «Степаныч, научи мальца экскаватором управлять!» Подойдя поближе, мы, наконец, различили вербальный посыл экскаваторщика, который означал примерно: «… мать, Петрович, хорош бухать, …твою об колено, … тунеядец, я, что ли, работать должен, садись в … самосвал и … работать, напишу докладную! …! и … !»
«Белазник» развернулся ко мне и, разведя руками, расстроенно сообщил: «Эх, Степаныч нынче не в настроении. Давай в другой раз!» Пошёл было к своей машине, но развернулся, как лейтенант Коломбо, и добавил: «Извиняй. Видишь – работать надо срочно. Дорогу обратно найдёшь».
С минуту я ошарашенно постоял, окидывая взором шумную чашу карьера, а потом двинул к дороге наверх, перешагивая валуны до колен. Это было отдельным «кирпичным заводиком», нежели езда в двухэтажном танке – я не был до конца уверен, что несущиеся туда и сюда БелАЗы воспринимают что-то на дороге. Тут опять всплыли воспоминания о напугавшем меня БелАЗе. Тем не менее, я преодолел почти половину серпантина прежде, чем увидел нечто странное.
Странное перемещалось вниз, навстречу мне, оглашая окрестности трескотнёй и отчаянно мотыляясь по дороге, благо, БелАЗов в этот момент не было. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это Леонид Афанасьевич Рыков собственной персоной – что-то горланящий, размахивающий рукой, в смешной каске «Бывалого» из «Кавказской пленницы», только не красной, а зелёной, и аки Иисус на осляти едущий на допотопном «Восходе» без глушителя. Когда он судорожно, юзом, остановился (похоже, тормозов тоже не было), с мотоцикла слетел красный бензобак и, весело подскакивая, покатился вниз, норовя слететь в пропасть. Я метнулся за ним, а Леонид Афанасьевич обессиленно вытирал лоб и провожал нас глазами. Бензобак был удачно изловлен, хоть я и был обескуражен подобным поведением своевольного компонента мотоцикла – видел я такое первый и последний раз в жизни.
Когда я принёс свой трофей, Афанасьич только и сказал: «Куда ты подевался? Мы тебя потеряли!» Пока он устанавливал бензобак на место (странно, что бензин из него не вытек), я скромно сообщил, что меня учили рулить БелАЗом и почти научили управлять экскаватором и обещали вернуть на место. «И как – получилось?» - обернулся Афанасьич. «В общем, более или менее», - потупившись, отчитался я, решив не распространяться о «кирпичах».
С пятого или шестого раза заведя чихающий сизым выхлопом трескучий «пепелац», Афанасьич взгромоздился на него, а я уселся сзади. Мы поехали вверх, вихляясь и едва не вставая на дыбы. Кстати, откуда явился сей почтенный аппарат – Рыков не сообщил, а я постеснялся спросить.
С триумфом притарахтев к гаражам, Афанасьич заглушил мотопенсионера, на этот раз не потеряв ничего из его оснастки. Виктор Васильевич ждал нас у ворот. Мне пришлось повторно изложить ему свою версию произошедшего. Насколько я понял впоследствии, водилу-«белазиста» послали за «ещём», а он исчез сам и прихватил меня. Новиков же только сказал: «Пошли скорей вилку чинить, а то поздно, а нам ещё ехать!» Действительно – тени стали ещё длиннее и солнце начало прятаться за верхние ветки деревьев.
Придя к «Уралу» на асфальтовую площадку, Афанасьич куда-то исчез, а Новиков, достав из багажника коляски инструменты, стал возиться с вилкой, неразборчиво бормоча под нос, из чего было понятно только «Афанасьич», «солонка» и «я же говорил». Потом он попросил меня удерживать рожковым ключом шляпку болта над передней вилкой мотоцикла, а сам стал затягивать снизу. Затягивал он жёстко и сурово, я держал ключ изо всех сил, чтобы шляпка оставалась в указанном положении. В какой-то момент я таки не удержал ключ, он сорвался, и, выскользнув у меня из руки, полетел прямиком в открытый багажник, с мелодичным звоном ударившись в торчащую крышку. Едва я разинул рот, чтобы сказать, что достану улетевший ключ, как Виктор Васильевич, махнув рукой, сказал, что пускай лежит, куда улетел, дескать, затянуто достаточно. Я пожал плечами, а Новиков, вытерев ветошью руки, захлопнул багажник и начал заводить «Урал». Тут появился Афанасьич и мы медленно покатили обратно к гаражным воротам.
Новиков сноровисто слез и, наказав мне удерживать холостой газ правой рукоятью, исчез в тёмном чреве гаража. На этот раз он ходил недолго, да ещё и не брал с собой Леонида Афанасьевича – то ли для того, чтобы он стерёг меня, то ли он теперь был не нужен.
«Вот погоди – мы тебя ещё на мотоцикле ездить научим!» - заявил Леонид Афанасьевич, когда мы усаживались в условленном порядке на наш «Урал» (этому спустя пару-тройку лет меня уже учил молодой мастер Женя Новосёлов, который чинил свой «Урал» с коляской у нас в ремонтно-механическом цеху). Я не понял, что это было. То ли комплимент-поощрение моей жажде навыков, то ли скрытая ревность к лукавому «белазеру», который перещеголял их в педагогических инициативах. А может, завуалированная угроза? Но сказано было вполне благодушно. Новиков же пробурчал: «Научи сначала соль через плечо бросать», - и, пресекая ответную тираду Афанасьича, взревел двигателем.
Мчась по дороге, Новиков, перекрывая движок и встречный ветер, крикнул мне, что за малиной ехать уже далеко и поздно и поэтому мы поедем в ближайший лес за грибами. Солнце уже скрылось за деревьями, небо покраснело.
В наступивших угрюмых сумерках мы лешими бродили по лесу, разыскивая в тёмной траве грибы. «Василич!» - кричал Леонид Афанасьевич Рыков. «Афанасьич!» - гаркал Новиков. Я же, не найдя короткого клича и стесняясь окликать по отчеству, исторгал дикарские «Эгей!» Кричать детское «Ау» мне не хотелось. Не помню, чего я там насобирал в этих потёмках, но что-то на дне ведра было. Новиков же в определённый момент сказав, что уже ни черта не видно и пора обратно, махнул рукой в сторону дороги.
В городе было светлее, чем в лесу и даже уличные фонари ещё не зажглись. Меня привезли прямо к крыльцу подъезда. Виктор Васильевич сказал: «Афанасьич, на кой ляд нам по полведра, давай ссыплем СанькУ». Афанасьич кивнул и я оказался обладателем ведра грибов.
Поездка за малиной удалась.
© 2020 – 18.10.2023